за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Хью в его лучшей-вечной роли испуганного мальчика: читать дальше Из "Отстреливая собак". *вздыхает* Смотришь на это, пока вырезаешь, и думаешь, что в роли пристреленной собаки он же.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
"Надо бы посмотреть тэг с фильмографией актера, который играл ЛаКура"... Гейская эротика, +18
Но Томас... Но Томас, у тебя же и так было полно юста в Подразделении... Но... Ты... Ты прикусываешь палец и я... Делаю вид, что не фапаю на датские короткометражки, но... Короткометражка зовется "Пробуждение" и повествует о юноше, влюбившемся в отца своей девушки. О Дания, волшебная страна @_@
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Зацепившись за цитату в паблике, прочитал маленькую забавную книжку про Данию (желающие, тыц сюда). Датчане какие-то муми-тролли. Они живут в своем волшебном лесу, жгут костры в самый длинный день года, размахивают флажками, пьют пиво в десять утра и щебечут на непроизносимом языке, который сами не решаются учить до шести лет. У них есть курящая королева, буква "а" в конце алфавита, тюремные заключенные, отпускаемые домой на выходные, и масса бесплатных велосипедов. Dr. Lecter: "Однако если вы хотите действительно понять, что такое датский национальный характер, вам надо выучить два слова: hygge и Janteloven. Важной частью датской души является любовь к hygge или потребность в hygge. Обычно это слово неточно переводится как «уют» или «комфорт». Но это явное упрощение: «уют» и «комфорт» касаются физического бытия: вам может быть комфортно в вязаной кофте или в теплой постели. Но hygge подразумевает скорее отношение людей друг к другу. Это искусство создавать интимную атмосферу, это чувство товарищества, праздничного настроения и полной удовлетворенности – причем все одновременно". Dr. Lecter: какая милота xD Уилл Грэм: о боже, мимими xDD *** Dr. Lecter: Если кто-то усердно трудился и заработал достаточно денег, чтобы купить прекрасную машину, в ту же минуту, как он припаркует ее на проезжей части, его засыплют вопросами: "Это что, машина твоей компании?", "Ты ведь купил подержанную машину?", " Тебе кто-то наследство оставил?" - и все это по той причине, что никто не может работать настолько хорошо, чтобы получать больше, чем любой другой.
Никому не придет в голову ворваться в дом друзей и, сияя от возбуждения, заявить: "Ты только подумай, я сейчас подписал контракт на продажу нового умягчителя воды!" Наоборот, датчанин войдет с измученным видом и объявит, что он только что вернулся с очень тяжелой встречи. Затем он будет ждать, пока из него вытянут новости - совсем как гнилой зуб. Уилл Грэм: ужас xD Dr. Lecter: а Уилл ворвался с рассказом про Алану xD Уилл Грэм: но тоже с измученным видом! Dr. Lecter: понятно почему Мадс помешивает суфле с таким недовольным видом xD Dr. Lecter: все равно xD Dr. Lecter: должен был сидеть и ждать пока из него вытянут новость xD *** Уилл Грэм: дружелюбные шопесец Уилл Грэм: вот почему Мадс так любит пивка въебать Dr. Lecter: и не любит костюмы xD Dr. Lecter: фуллер не понимает, это противоречит священному Janteloven Dr. Lecter: и ни разу не hygge Уилл Грэм: *ржёт* Уилл Грэм: не поеду в Данию Уилл Грэм: сложно там
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Фэндом: Первое подразделение Персонажи: Аллан Фишер/Томас ЛаКур Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Романтика, Драма Размер: Мини, 3 страницы Описание: Вольное продолжение коридорной сцены из последней серии. Посвящение: Моему Томасу. Примечания автора: Ей-бгу, эти ребята заслуживают хотя бы шанса на хэппи-энд.
Ещё ночьОни сидят в коридоре на полу, словно пара бездомных, прорвавшихся в отель по недосмотру охраны. Идет какой-то час ночи, а в их крови плещется энное количество алкоголя. Хелена, должно быть, сейчас пытается дозвониться до меня и злится. Его телефон отключен, проверять предположение не хочется. ЛаКуру, если говорить откровенно, нет дела до её обид. Его дом не в той квартире, где приходится жить, не рядом с маленькой дочкой, которую он (не слишком успешно) пытается любить. Его дом там, где есть Фишер. В коридоре - значит, в коридоре. Это если говорить откровенно. Но откровенно он говорить не привык. Перебитый и переломанный Фишер тяжело дышит рядом, согревая дыханием его правую щеку. Кажется, голос ЛаКура действует на него, как колыбельная, и ЛаКур болтает безостановочно, не следя за тем, что именно говорит. В какой-то момент ему кажется, что Фишер заснул. Прямо вот так, с сигаретой в руке. Балда. Как же ты будешь без меня целых три года, — тоскливо размышляет ЛаКур. — Ты же пожар в доме устроишь или опять ввяжешься в какую-нибудь передрягу, а потом я проснусь среди ночи и "увижу", что тебе плохо, но ничего не смогу сделать... Он тянется забрать у Фишера сигарету. Осторожно, медленно, стараясь не потревожить, почти не задевая бледные пальцы, которые хочется и нельзя целовать. И конечно же, стоит взять сигарету за фильтр, как Фишер просыпается. Словно ребенок, у которого попытались вытащить соску изо рта. Просыпается, смотрит ЛаКуру в глаза, сонно моргая, и выдает: — Наверное, это здорово. Что я уеду на какое-то время. Это насколько не здорово, что у ЛаКура перехватывает дыхание. Стоит ли удивляться тому, что Фишера постоянно бьют. Он умудряется выбирать самые неуместные выражения и способен вывести из себя даже святого. Это умение делает его прекрасным следователем, но невыносимым другом. А, пошло оно все. Хватит врать. — Нет, не здорово! — кричит ЛаКур. Всего несколько часов назад он обещал себе терпеть и молчать. Что-то в нем, кажется, умерло, когда впервые прозвучала фраза про отъезд, но с этим можно было справиться. Сколько ни бей свое сердце, соберется заново. Они с Фишером не виделись шесть месяцев и вот, должны расстаться на три года. Подобный поворот сюжета хорошо смотрелся бы в бульварном романчике про несчастную любовь, героям которого полагается страдать, но оперативнику убойного отдела негоже лить слезы из-за предстоящей разлуки с напарником. Он хотел быть благородным и поступать правильно. Отправить друга на новую работу, оставив для себя лишь воспоминание о полутемном коридоре, дыхании на щеке, сигаретном дыме и секундном прикосновении к холодным пальцам. Но иногда наступает момент, когда все твои взвешенные решения улетучиваются от одной фразы. Это почти инстинкт самосохранения, когда кажется, что взорвешься изнутри от переполняющих эмоций, то приходится швырнуть часть в другого человека. — Ты издеваешься? — ЛаКур, наплевав уже на все на свете, посмотрел на Фишера с отчаянием. — Это едва ли не худшее, что могло произойти, а ты говоришь "здорово"? Ты что, действительно не понимаешь? — Чего не понимаю? ЛаКур медлит. Есть немного времени, чтобы отступить и отречься от почти-признания, списав вспышку ярости на выпитое пиво и недавний стресс. Он уедет, и мы, может, никогда больше не увидимся. Он имеет право знать. Сколько можно прятаться за разговорами про дружбу, даже самый тупой детектив не поверил бы в это алиби. — Что я люблю тебя, — тихо произносит ЛаКур, глядя в пустое пространство рядом с ухом Фишера. Смотреть ему в глаза слишком страшно. — Давно люблю. Фишер не шокирован. — А, решил сказать все-таки, — шепчет он, отводя взгляд. — Так ты знал? — Конечно, знал, — кажется, Фишер пытается печально улыбнуться, но с разбитыми губами все улыбки похожи на гримасы боли. — Уже пару лет как. Это очень просто определить, когда чувствуешь то же самое. Признания в любви должны происходить не так. Не в подобной обстановке, не спьяну и уж точно не тем же тоном, каким люди разговаривают о погоде. — И... что теперь? — растерянно спрашивает ЛаКур. — А ничего. — Фишер некультурно сплевывает на гостиничный пол. В его слюне до сих пор кровь. — У тебя есть Хелена, а я уезжаю. Коридор опасно кренится перед глазами ЛаКура. — Раньше не было Хелены! Чего же ты молчал?! — Тогда была Милле. И Виктор. Мы с тобой вечно не совпадали по времени, Томас. — Вот, значит, как все просто? — ЛаКур не может поверить в то, что это происходит наяву. — Ты признаешься мне в любви только для того, чтобы заявить, что у нас ничего не выйдет? — Не только поэтому. Я подумал, что тебе стоит знать. — Он говорит неохотно, как бывает, когда речь заходит о его личных неудачах. — Пока меня избивали... Долго, со знанием дела... Ну, ты видишь результаты, — он поднес руку к ране на виске. — Так вот, пока меня били, подумалось - а что, если на этом все? Вдруг вы не успеете вовремя, не найдете нас. Умру в каком-то засранном сарае, и все, что ты будешь помнить обо мне, это как мы в нашу последнюю встречу поссорились. — Я напрасно тогда обвинял тебя, — виновато сказал ЛаКур. — Нет. Ты был прав, а я был упертым болваном. Обычный расклад. — Нет, нет, — ЛаКур мотает головой, — ты отлично вжился в роль преступника, но не более того. — Да, да, — мрачно передразнивает его Фишер. — Я вполне мог начать торговать наркотой ради собственной выгоды, не будь тебя рядом. А в результате всей этой истории хуже всего не мне, а Джонни. Тут возразить нечего, и с минуту они молчат, мысленно обращаясь к Джонни и Гэби с извинениями. ЛаКур не сразу замечает, что тонкие пальцы-пауки Фишера сжимают его запястье. По старой привычке "друзья так не делают" хочется отдернуть руку. Фишер следит за его реакцией. — Понимаешь теперь, почему я думаю, что это здорово, что мы расстанемся на время? — Нет. — Может быть, нас отпустит, — объясняет Фишер, — раз уж вместе мы не будем, так пусть это пройдет поскорее. — За шесть месяцев не прошло, — тихо возражает ЛаКур. Тяжело вздохнув, Фишер придвигается ближе, хотя казалось бы, ближе некуда. Это становится еще одним откровением. Раз карты выложены на стол, теперь им можно вести себя так, можно сокращать дистанцию. Невидимая стена рухнула. ЛаКур осторожно тыкается носом в шею Фишера, выбрав участок кожи без ссадин и царапин. — Я каждый день думал о тебе. — А я твою фотку таскал в кармане. На стену-то её было не повесить, поэтому она вся измялась, но... — Неважно. ЛаКур делает глубокий вдох, наполняя лёгкие запахом Фишера, раньше едва различимым за его вечной завесой из сигаретного дыма. — Ты правда любишь меня? — переспрашивает он почти жалобно. — Ну конечно, люблю. — Фишер лохматит его волосы. — Мне казалось, это очевидно. Мы постоянно вели себя как идиоты, когда оставались наедине, а это самый верный признак влюбленности.
Все так плохо, что почти идеально. К сожалению, ЛаКур не может избавиться от мыслей о том, что через несколько часов наступит рассвет. Волшебство рассеется, опьянение сменится похмельем, горчащим во рту. Им придется разойтись, и ответ "а ничего" останется в силе. — Давай сбежим вместе, — выдыхает он, когда терпеть такие мысли становится совсем невмоготу. Может быть, эта идея кажется хорошей только здесь и сейчас, в уютном полумраке, при спонсорской поддержке алкоголя, но сегодня он ужасно несдержан в своих словах. — Что? — недоверчиво переспрашивает Фишер. Со второй попытки удаётся удивить его. — Сбежим. Бросив все. Работу, детей, весь этот чертов круг ада, по которому мы носимся день за днем. Уедем в другую страну. — Ты совсем с ума сошел! У тебя маленькая дочь, — пытается урезонить его Фишер. Бесполезно. — Дочь, которой я буду худшим на свете отцом. — Глупости! Ты будешь прекрасным отцом, ты уже такой. Проклятье, да ты самый заботливый человек из всех, кого я знаю. — Фишер, посмотри на меня, — просит ЛаКур. И Фишер смотрит ему в глаза, разглядывает расширенные (от страха ли, от возбуждения ли) зрачки. — Ты прав, я сошел с ума, — быстро шепчет ЛаКур. — И люблю тебя больше, чем кого-либо, когда-либо. У меня есть сбережения, нам было бы на что жить. Мы три года порознь не выдержим. Ты без меня пропадешь, я без тебя свихнусь окончательно, пристрелю Хелену и попаду за решетку. — Ерунда, — протестует Фишер, уже не так уверенно, как поначалу. — Я её видеть уже не могу! — А меня готов годами терпеть? По сравнению со мной, у Хелены вообще нет недостатков. Ты знаешь, я её ненавижу и пристрастен, но это правда. — Тебя я мечтаю терпеть годами, — искренне отвечает Томас. После этого они целуются, из-за чего губы Фишера снова начинают кровоточить, но стоит ЛаКуру попытаться отстраниться, как Фишер хватает его за плечи, удерживая на месте. Когда они наконец отрываются друг от друга, то выглядят уже не просто бездомными, а бездомными-вампирами, недавно плотно поужинавшими. — У меня тоже есть план, — заявляет Фишер, пока ЛаКур лихорадочно роется в карманах пальто, разыскивая носовой платок. — Мы сейчас не будем обсуждать, что делать дальше. Может, твоя мысль о побеге не так уж и плоха. А может, завтра ты вспомнишь о ней с ужасом и сам передумаешь. Мы просто пойдем ко мне в номер и займемся тем, чем давно должны были. — На тебе живого места нет, какое там "займемся". Фишер хрипло смеется, обнажая зубы, и ладонью стирает свою кровь с его подбородка. — Значит, мы займемся этим очень и очень осторожно. После недолгих раздумий ЛаКур протягивает ему руку, помогая подняться. На следующий день может случиться все, что угодно. Но хотя бы эту ночь, всего лишь ночь, целую ночь у них никто не сможет отнять.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Посмотрели "Отстреливая собак". Не смотрите "Отстреливая собак", даже ради Дэнси, вам будет плохо. Люди хреновы психи и мудаки. А Дэнси и Мадс как нарочно снимались в куче драм(
Rejseholdet Ай, датский сериал, что мне теперь делать с тем, что ты закончился, изодрав мне напоследок душу в клочья?
Фишер, родненький... КАК. Как именно ты справляешься со всем этим дерьмом, которое сваливается тебе на голову? С дурацкими бабами и их бабьими истериками, с тем, что не видишь сына месяцами, с нулевым карьерным ростом, потому что ты такой охренительно нужный и ценный всем вот прям здесь и навсегда? Как именно ты выдержал эти полгода в такой беспросветной жопе? Как именно ты сумел мало того, что разогнуться после таких жутких пиздюлей, но ещё и взять лопату? Как именно ты сумел утешить Гэби, умудряясь не шевелить особенно при этом в мясо расквашенными губами? Как... Как ты вообще? ЛаКур, бледный и перепуганный до чёртиков, потому что тщательно созданная комбинация берёт и рассыпается прямо на глазах, будто карточный домик, и лучшего друга сейчас будут убивать из-за твоего недосмотра, и это пиздец. И вопреки всему он жив, но как же теперь смотреть ему в глаза, ведь даже прикоснуться к нему боишься лишний раз - он весь состоит из ссадин, синяков и переломов, - и как смотреть в глаза Гэби, едва не потерявшей мужа, а ты ведь им всем обещал, что всё будет хорошо. А потом они сидят в коридоре, как следует залив глаза, и говорят о всякой хуйне, которая не имеет никакого отношения к главному, потому что говорить о главном совершенно невозможно, и этот жуткий режиссёр с замашками садиста, решивший, что так могут выглядеть просто друзья: Вот что это, блять, такое, а? А Джонни, божечки, бедный Джонни, который и представить не мог, на что подписывается, единственный, кому "мало платят за такую херню", потому что он всего лишь обычный парень. Добрый, грубоватый, простой, ему проще башку разбить и забить хуй на рентген, чем поговорить с любимой женщиной о их проблемах. Обыкновенный мужик. Не герой и не трус. И вот, пожалуйста, чем такое вознаграждается. И Гэби, пережившая всё, что только можно, и всё равно здесь, и всё равно безостановочно работает. Она плачет, дрожит и боится, но не перестаёт работать, от неё люди зависят, она помогает следствию. С ума сойти. Ингрид, принципиальная от начала и до самого конца. Эта женщина будет грызть жесть и не поморщится. От её принципиальности порой тошнит, но никого за это так не уважаешь, как её, потому что эти принципы и заставляют её терять то, что ей дорого, но она ими не поступается. И Пи, Йенс-Петер-Остальное. "Остальное" - это обеспечивать поддержку, спокойствие, адекватность, это "я подстрахую, какой бы пиздец ни творился у меня самого", это отвести коллегу к алтарю вместо отца.
Титры после серии не рассказали нам главного: Джонни всё-таки начал ходить, Фишер и ЛаКур сбежали вместе, а Ульф купил себе маску Дарта Вейдера с сопелочкой. И ниипёт.
URL записи Никогда больше никаких датских сериалов, никогда, никогда, никогда. А это был поцелуй и никто меня не переубедит:
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Положу это тут, буду ходить вокруг и страдать: Как Фишер отдергивает руку на последней, как ЛаКур бросает на него быстрый взгляд на четвертой, ооо Т_____Т
За музыку спасибо стотыщ проблем, это мы фикуровский плейлист стали собирать.
Я не должен так выть над обыкновенным датским сериалом про убойный отдел. Не должен. ВЫТЬ ПЛАКАТЬ И ЦАРАПАТЬ СТОЛ НОГТЯМИ ГОСПОДИ Я ЭТОГО НЕ ВЫНЕСУ КАКОЙ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КОШМАР БОЛЬ
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Я знаю, что это никто не будет читать. В скайпе у Фикура дела обстоят куда позитивнее, но я люблю писать ангст, потому что многое знаю о нем. На фикбуке будет гордым четвертым фанфиком по сериалу. Фэндом: Первое подразделение Персонажи: Аллан Фишер(/)Томас ЛаКур Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология, Повседневность Размер: Мини, 3 страницы Описание: Мыслей о Фишере в его голове оказывается неожиданно много. Они спешно выстраивают крепость, окружают её глубоким рвом и готовятся отражать любые атаки на свои владения. Посвящение: проблемам.)
Сила обстоятельствФишер ест все, до чего может дотянуться, но умудряется не толстеть. Фишер вдыхает сигаретный дым через нос и выплевывает его обратно, отфыркиваясь, как мокрый кот. Волосы Фишера скользкие на ощупь. После того, как он подстригся - колючие. Фишер умеет курить стоя, сидя, лежа, под дождем, на бегу. Фишер сам выписывает себе штрафы после особенно злостных нарушений правил дорожного движения. Фишер вздрагивает, когда к нему прикасаются. Нет. Фишер вздрагивает, когда к нему прикасается ЛаКур. Простое похлопывание по плечу оборачивается сложной задачей, а когда их руки случайно соприкасаются, за этим следует обмен обеспокоенными взглядами. Ты видел? Ты почувствовал? Среди сотен других подобных случайных, дружеских, мимолетных прикосновений запоминаются почему-то эти. ЛаКур считает, что у Фишера пальцы аристократа, и иногда представляет его сидящим за пианино, наигрывающим вальс Шопена, но странную идею эту оставляет при себе и вслух не озвучивает.
Однажды утром ЛаКур, накануне отдавший машину в ремонт, тащится на работу в насквозь пропахшем бензином автобусе и внезапно ловит себя на мысли, что придумывает, как остроумно поприветствует Фишера сегодня. Вслед за этой отслеженной мыслью тянется вереница других, незначительных, но греющих изнутри. Мыслей о Фишере в его голове оказывается неожиданно много. Они спешно выстраивают крепость, окружают её глубоким рвом и готовятся отражать любые атаки на свои владения. Ну, мы же лучшие друзья. Наверное, это нормально - часто думать о нем, - после недолгих сомнений решает ЛаКур.
Фишер несчастлив в браке. Они часто пьют в баре после тяжелых тренировок, и Фишер жалуется на свою жену. Помногу жалуется, с удовольствием, выгребая из мусорной корзины своей памяти дела давно минувших дней. Если спросить Фишера, зачем он вообще женился, получаешь один и тот же ответ: — Она забеременела, — и грустный взгляд, какой бывает у людей, не переборовших силу обстоятельств. За этим ответом стоит другой, подлиннее. "У ребенка должен быть отец". ЛаКур относится к детям прохладно. К жене Фишера (и до и после знакомства) - отрицательно, со слабо обоснованным предубеждением. Разве не было очевидно с самого начала, - рассуждает он - что работа в полиции накладывает определенный отпечаток, что невозможно быть одновременно и отличным следователем, и идеальным мужем, не забывающим про семейные праздники и возвращающимся домой ровно в восемь?
Как-то раз ЛаКур ночует в доме друга и, выйдя ночью в туалет, останавливается у двери в хозяйскую спальню, услышав... ну да, стоны и недвусмысленное поскрипывание кровати. Милле ведет себя относительно тихо и ограничивается вздохами, но Фишер стонет громко и хрипло, никого не стесняясь. И ей-богу, ЛаКуру спокойнее жилось без знания этого факта. Стоя босиком на холодном полу, разглядывая полоску света, пробивающуюся из-под двери, он борется с дурацким, совершенно детским желанием прильнуть к замочной скважине и таким образом добавить картинку к имеющемуся звуковому сопровождению. Желание это он перебарывает, обозвав себя извращенцем, но сразу после этого сталкивается с проблемой посерьезнее. Осознание собственного одиночества оглушает его, как оглушил бы прогремевший над ухом выстрел. Одиноко ему не потому, что никого нет с ним, а потому что с Фишером есть кто-то. Кто-то, ну да. Всего лишь его законная жена. В ту минуту ЛаКур ненавидит и её, и себя. А ненавидеть Фишера не может все равно. Успев вернуться в свою комнату до того, как ему представляется случай узнать, стонет ли Фишер еще громче, когда кончает, ЛаКур сворачивается на кровати калачиком, являя собой, как ему кажется, воплощение всех человеческих страданий. Уснуть ему не удается. Наутро Фишер (веселый, беззаботный, в дырявых носках) угощает его тостами с джемом. Когда он улыбается, ЛаКур прощает ему то, за что в любом случае не имеет права на него обижаться.
— У тебя оральная фиксация. — Чего? — Фишер перестает грызть колпачок от авторучки и смотрит на него с недоумением. — Сам посуди. Когда ты не ешь, то хватаешься за сигареты, а если заканчиваются сигареты, то переходишь на более твердые предметы. Кхм, двусмысленно прозвучало. Фишер чуть хмурится. — Это что, какой-то непристойный намек? — Нет! Хоть намека в вопросе и не было, ЛаКур отвечает быстро, слишком быстро. Таким образом часто выдают себя лжецы, попадающие к ним на допрос. А потом (что за невезение!) начинает краснеть. Фишер пристально смотрит на него и молчит так долго, что молчание начинает казаться ЛаКуру бесконечным. Он все понял! - думает ЛаКур с ужасом, забывая осадить себя и добавить, что понимать-то и нечего, ведь тайн нет, двусмысленностей нет, нет между ними ничего, кроме хорошей дружбы... — Расслабься, — говорит Фишер и вздыхает - то ли разочарованно, то ли с облегчением, — я прекрасно понимаю, что ты пошутил. — Ага. Мне бы твою уверенность. ЛаКур отворачивается, незаметно вытирая взмокший лоб носовым платком.
Он не эмпат и не чародей. Просто иногда видит больше, чем другие. Ловит, как плохой радиоприемник, шумы и помехи чужих эмоций. Он делает это намеренно, когда остается один на месте преступления. И случайно - если к нему подходят слишком близко. С Фишером получается иначе. С ним - как будто на одной волне, не оборванный оголенный провод, а четкая ровная линия, проведенная от одного к другому. С Фишером спокойно, тепло и правильно. Это начинает всерьез беспокоить, поэтому, когда ЛаКуру представляется шанс завести роман, он тут же хватается за него. Не один. Больше не один. С кем угодно, лишь бы не одному. Услышав об изменениях в его личной жизни, Фишер стряхивает пепел в стакан с остатками джина, пожимает плечами и направляется к двери. — Домой опаздываю, — сухо объявляет он. До окончания рабочего дня остается полчаса.
Фишер улыбается, когда ему больно, так напряженно скалит зубы, что, кажется, кожа на скулах сейчас лопнет. В последний раз ЛаКур видел такую улыбку, когда Фишер допрашивал умственно отсталого подозреваемого, мягко подталкивая того к "правильным" ответам, которые могли бы помочь им поскорее закончить расследование. Ужасная улыбка. Фишер улыбается, и ЛаКур всеми силами делает вид, что не понимает, почему друг похож на человека, готового в любой момент выстрелить себе в голову. Больше всего ЛаКуру хочется попросить его одолжить пистолет и предложить совершить двойное самоубийство. Вместо этого он улыбается в ответ (у кого получается фальшивее?) и объявляет, что Хелена беременна. Что за нелепый фарс, говорить такое человеку, который когда-то женился из-за незапланированной беременности, а недавно развелся. Фишер, впрочем, держится молодцом. Поздравляет его, шутит что-то по поводу того, что будет давать советы новобрачным... Дотрагивается до него чуть ли не после каждого слова. Кладет руку на плечо, тянет за край пиджака, сжимает запястье. ЛаКуру вспоминаются фильмы, в которых герои прощались с родными и близкими перед тем, как их уводили на казнь. Кажется, специально для таких моментов существует фраза "перед смертью не надышишься". Он слышит Фишера, как сквозь вату. Пытается "поймать" эмоции, но и на этом уровне восприятия нет ничего, кроме белого шума. Нет ничего, кроме дружбы. Замечательной дружбы. Многолетней дружбы. Спаси меня, пожалуйста. Оставайся в моей квартире. Мы будем жить там вместе, и ты сможешь, как хотел, снести стену кухни. Хоть все стены снеси. Скажи, что я совершаю ошибку. Разве же я смогу стать отцом? Нет, конечно же. Я нахожусь в шаге от психушки. У меня галлюцинации бывают. Я абсолютно ненормальный. Ты поэтому меня не любишь? Ты меня не любишь? А может быть, это и не мой ребенок. Неважно, чей он. Ты все равно мне ничего не скажешь. Ты свою семью развалил, а мне желаешь счастья. Идиот. Как и я. Мы были бы хорошей парой, но ты желаешь мне счастья. Черт бы тебя побрал. Их натужный разговор длится не дольше пяти минут. Когда они расходятся по своим машинам, мир остается прежним, с неба не сыплются молнии, и никакие таинственные знаки не указывают на то, что они совершили огромную ошибку и должны исправить её. Миру, конечно же, нет до них никакого дела. По дороге домой, ЛаКур, сетуя на плохую погоду, включает дворники и некоторое время тупо смотрит на лобовое стекло, не понимая, почему видит проезжую часть сквозь мутную пелену, если дождя нет. Он не может вспомнить, когда в последний раз плакал.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Вот я на днях говорил про советы для начинающих писателей от Стивена Кинга. В числе прочего, он советую как можно скорее найти себе хорошего агента. Но в России этот совет не слишком актуален, насколько я знаю, начинающие творцы просто отправляют свои творения во все подряд издательства и надеются на лучшее. А ведь можно поступить умнее. Чтобы почувствовать, что ты не чужой на творческом празднике жизни, можно попробовать вступить в Интернациональный Союз писателей и найти себе союзников там. Союз этот - крупнейшая международная организации, специально для писателей, поэтов и драматургов. Получить удостоверение члена Союза - большая честь для каждого писателя. Это влечет за собой много приятных бонусов, вроде беспрепятственного проникновения в в государственные и муниципальные учреждения для получения информации. Посредством Союза писателей, находят общий язык люди из более чем 40 стран. Члены Союза имеют право выдвигаться на международные премии, а если публикуют свои произведения за границей, то получают льготы. В общем, для начинающего писателя этот Союз может стать пропуском в новый удивительный мир, где его наконец оценят по достоинству.) Чтобы попробовать свои силы, достаточно заполнить заявку на сайте inwriter.ru. Даже выходить из дома не придется. Пишете о себе, прикрепляете к заявке литературные тексты и ждете. Вашу кандидатуру рассмотрит приемная комиссия. Сразу же вы, конечно, полноправным членом Союза не станете. Нужно не меньше года проходить с кандидатским стажем и издать не менее двух своих книг, написанных в соответствии с высокими требованиями Союза. А прежде чем отправите заявку, советую ознакомиться с разделом "Часто задаваемые вопросы", найдете там очень много полезной информации и не будете зря тратить свое и чужое время. Успехов в творчестве.)
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Я нимагу, спасите кто-нибудь от этой аушки. Не надо было пересматривать фильм, и так перечитывания хватило. Вместо того, чтобы сесть уже и начать писать её, я трачу время вот на это вот Саунд вчера нашел, что тоже поспособствовало ухудшению состояния:
Будет новый завет, что война - это мир Будет новый декрет, что незнание - сила Будет дверь в кабинет с номером 101 Для кого дважды два остаётся четыре
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
А я вам еще не показывал удивительно красивого брата Мадса, по имени Ларс, обнаруженного все в том же "Подразделении 1". Героя Ларса зовут Иван и он бисексуал, сломавший нахрен жизнь одному милому мальчику (ничего не напоминает?): У Ларса, на мой вкус, более, ммм, стандартная красота, изящнее, не такая откровенно странная, как у брата. И скулы не так адски выпирают. Он похож на молодого Янковского, как в "Тот самый Мюнхгаузен". Братья вместе: timlololo.tumblr.com/post/55900546222 Серий с участием Ларса целых две, и если в первой может показаться, что своего милого мальчика он просто использовал, воспользовавшись его влюбленностью и наивностью, то во второй Ларс-Иван из-за него так рыдает, что понимаешь "нет, все было сложнее". Как фанат нездоровых отношений с переломанными крылышками, я проникся. — Я верю, что вы любили его. — Любил и использовал... Разве не всегда бывает так? — Возможно. А потом была эта сцена: Не знаю, может режиссеру виделось, что она нормальная, что именно так просто друзья радуются друг за друга, но это блять пиздец кошмарный юст, бессердечное избиение зрителей ногами по почкам, сравнимое с песенкой про развесистый каштан из "1984". Смотреть без подтекста нереально. Наверное, сказалось то, что мне и без нее было не очень ок, но после финальных титров я обнаружил, что плачу аки Иван из-за _детективного_ сериала и это не самое приятное открытие.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Не то, чтобы я всерьез собирался писать книги, но, думаю, и всем фикрайтерам стоит это прочитать. В первой половине книги Кинг радостно пиздит за жизнь и я уж было решил, что на самом деле практических советов не будет, а только увлекательная биография Кинга, но во второй половине книги их хватает с лихвой. Что я для себя вынес: — читать нужно как можно больше, читать за едой, читать во время скучных поездок, читать везде и всегда, как случай выдается. — стараться писать по две тысячи слов в день (здесь, полагаю, сэр Кинг нехило переоценивает способности большинства начинающих авторов). — первый вариант произведения имеешь полное право писать так, как душа просит, не заморачиваясь со знаками препинания и подборкой красивых метафор. Это черновой вариант, рассказ "стоит непричесанный и в носках", главное, схватить идею, пока не исчезла. — действовать от ситуации, а не от героев или интриги. Дай героям сложную Ситуацию и они сами тебя выведут к развязке. — муз приходит далеко не всегда, в те дни, когда он не явился, все равно садись и пиши две тысячи слов. — выкидывай все лишнее, в диалогах старайся ограничиваться "сказал" и "сказала", по возможности без всяких "отдернулся", "униженно взмолился он" и прочего. — не тыкать читателей носом в факты из жизни персонажей, а показывать их аккуратненько исподтишка. — желательно заполучить Постоянного Читателя, который будет читать твои произведения раньше всех и указывать на баги. В роли такого Читателя обычно выступает любимый человек. Когда пишешь, то тоже старайся держать в уме, что пишешь в первую очередь для вот этого вот чувака и представляй, как вот этот чувак отреагирует на тот или иной фрагмент писанины. — не насиловать мозг себе и другим выдумывая длинные красивые слова, если можно сказать проще. — не давай идеям залеживаться, в противном случае они покажутся тебе чужими и непонятными, когда снова к ним приблизишься. — второй вариант = первый вариант -10%. — история рассказывает себя сама, ты лишь натыкаешься на "окаменелость" (это сравнение со мной навечно отныне) и стараешься извлечь её на поверхность с наименьшими повреждениями.
Многое из перечисленного я и сам понимал, но тут лучше сформулировано и разложено по полочкам.
Пара отрывков– Чего я не понимаю, Стиви, – произнесла она, – так это зачем ты пишешь такую ерунду. У тебя есть способности. Зачем ты тратишь их напрасно? Она свернула ОВК №1 и ткнула ею в мою сторону, как человек тыкает газетой в собаку, сделавшую лужу на ковёр. Она ждала моего ответа – надо отдать ей должное, вопрос был не совсем риторическим, – но ответа у меня не было. Мне было стыдно. Мне предстояло прожить ещё много лет – слишком много, как я думаю, – стыдясь того, что я пишу. Кажется, только к сорока я сообразил, что почти каждый автор беллетристики, опубликовавший в своей жизни хоть строчку, кем-нибудь да был обвинен, что свой Богом данный талант растрачивает на ерунду. Если пишешь (книги, или картины, или лепишь, или поешь – всё равно), кто-нибудь обязательно попытается тебе внушить чувство стыда за это. Я не философствую – я просто констатирую факт. *** Я постараюсь вас как можно больше ободрять, поскольку это в моем характере и поскольку я люблю эту работу. Я хочу, чтобы вы тоже ее любили. Но если вы не хотите работать до кровавых мозолей на заднице, то не стоит и пытаться писать хорошо - валитесь обратно на уровень грамотных и радуйтесь, что хоть это ,у вас есть. Да, есть на свете муз, но он не будет бабочкой влетать в вашу комнату и посыпать вашу машинку или компьютер волшебным порошком творчества. Он живет в земле - в подвалах. Вам придется к нему спуститься, а когда доберетесь - обставить ему там квартиру, чтобы ему было где жить. То есть вы будете делать всю черную работу, а этот муз будет сидеть, курить сигары, рассматривать коллекцию призов за боулинг и вас в упор не видеть. И вы думаете, это честно? Я лично думаю, что да. Этот тип муз, может, такой, что смотреть не на что, и может, он не слишком разговорчив (от своего я обычно слышу только мрачное бурчание, когда он не на работе), но у него есть вдохновение. И это правильно, что вы будете делать всю работу и палить весь полночный керосин, потому что у этого хмыря с сигарой и с крылышками есть волшебный мешок, а там найдется такое, что переменит всю вашу жизнь. Поверьте мне, я это знаю. *** Писательство – работа одинокая. И если есть кто-то, кто в тебя верит, – это уже очень много. Тому, кто верит, не надо произносить речей. Он верит – этого достаточно.