И Я ТАКОЙ НАИВНЫЙ ЗАХОЖУ В ТВИТТЕРОВСКУЮ ФЛЕНТУ И УМИРАЮ.
СПАСИБО ФУЛЛЕРУ ЗА ЭТО.

@темы: quid pro quo

---

Люпин нацист. Мой мир рухнул. Мало того, что Эндер достигает критического сходства с Альбрехтом в фильме "Мальчик в полосатой пижаме", так у него еще и отец-Люпин.
А в "Бункере" снимался Ван Хелсинг из нового Дракулы.
Но я не хочу окружать себя новыми мертвыми немецкими мальчиками. зашто. Кажется, в дневниках Геббельса есть особая магия, притягивающая ко мне всевозможные фильмы про Вторую Мировую.

@темы: фильмы

---

А мы тем временем продолжаем смотреть свежего Дракулу и если воспринимать все как комикс по мотивам, то дело идет нормально, но боже мой, какой треш там с логикой.
- Мы из Ордена, мы охотимся на вампиров, у нас есть их кровь. Мы дадим эту кровь тебе, о наш враг (а Сумеречные Охотники в это время займутся разведением маленьких демонят в подвалах, угу), ведь пытки и убийство это не так плохо, как вечная жизнь, крутые костюмы, секс с членами нашего Ордена и неограниченный простор для самосовершенствования. Дадим кровь, подвесим к потолку и сделаем вид, что не знаем, как кровь вампиров действует на людей и какой силой их наделяет. Это же не мы на них охотимся, в самом деле.

А эта дама из Ордена, которая думает половыми органами. Женщина, подозрительный кусачий мужчина шляется ночью по твоему дому, зловеще заползает в твою кровать, ведет себя донельзя странно, а ты только и думаешь, как бы лишний раз заняться с ним сексом! У него даже кожаных штанов нет.

Жаль гейскую парочку, поскольку они были милыми и ничем не заслужили такой участи. Я бы оставил аристократичного мальчика Дракуле, Мину - Люси, стопку книг про женскую эмансипацию - Джонатану, а Ван Хельсинг и бывший король Кварты пили бы на пару и играли на красивой пианине Дракулы. Хотя Дракула/Ван Хельсинг это тоже неплохо, Дракула постоянно вторгается в его личное пространство и бесцеремонно хватает за разные части тела. За волосы, пххх
Кстати, только мне кажется, что Ван Хелсинг перед третьим эпизодом зашел в соседний павильон и стащил жилетку и галстук у Ганнибала?

@темы: сериалы, тумбля

---

Сейчас мои восторги поймут два с половиной человека, тем не менее... КРОССОВЕР ГАННИБАЛА С БИОШОКОМ:

Malcolm F. Tucker: нуарный уилл-элизабет xD
Олливетти: лооол xD
Олливетти: и он тоже будет швырять в Ганнибала книгами
Malcolm F. Tucker: да xDD и открывать порталы в другие миры
Malcolm F. Tucker: доставать из них собак xD
Олливетти: xD скучно же одному
Malcolm F. Tucker: всю башню своими собаками засрал, наверное xD
Malcolm F. Tucker: и птиц-кроуфорд

@темы: Эстер, quid pro quo, Логи, игрульки

---

Игра Эндера

Что сказать, в книге все выглядит еще хуже, чем в фильме. В первую очередь, из-за возраста Эндера. Ему восемь, девять, одиннадцать... Об этом факте забываешь, когда смотришь на то, как он себя ведет и что с ним делают чудесные взрослые. В середине книги правильно указано, что это и не дети вовсе, это солдаты. Настоящего детства у них не было и вряд ли случится после окончания войны. Они не плачут, стараются не вспоминать о доме, выполняют любые приказы, живут на износ и знают, что никто в мире им на помощь не придет, рассчитывать надо на себя. Книга о том, как вырастить спасителя человечества, предварительно сделав его самым несчастным человеком.
Не будь им ПО ВОСЕМЬ ЛЕТ, я бы, конечно, додумал Эндеру любовь с Алаем или с Бобом, но... no no no. Они не похожи на детей, а дружба не похожа на дружбу, но окей. Послушаюсь автора и соглашусь, что это она.
Взрослые представлены уродами, жукеры, напротив, безобидные няшечки, линия с Питером ну была и была, в фильме вот и без нее прекрасно обошлись. Страшно то, что в фильме у Эндера один экзамен-не экзамен, а в книге он планомерно в течение трех месяцев расходует человеческий космический флот, иногда выигрывает на чистой удаче, глупо теряет корабли и не подозревает, сколько народу из-за него взаправду умирает. Удивительно, что он не сломался после того, как правда всплыла на поверхность.

– Эндрю, я думаю, тебе смертельно надоел этот жуткий монитор. Так вот, у меня хорошие новости. Сегодня ты с ним расстанешься. Мы просто вытащим его. Это не больно, ни капельки.
Эндер кивнул. Это была ложь, конечно, про «ни капельки». Поскольку взрослые врали так всякий раз, когда собирались сделать ему по-настоящему больно, он нисколько не сомневался в том, что будет. Иногда ложь говорила больше, чем правда.
*
— Вот тут ты ошибаешься. Он и в самом деле милый. Но не беспокойся. Это мы быстро исправим.
— Иногда мне кажется, тебе нравится ломать всех этих маленьких гениев.
— Это особое искусство, и я очень, очень хорошо им владею. Нравится ли мне это? Пожалуй. Ведь я снова собираю их по кусочкам и делаю лучше, чем прежде.
— Ты чудовище.
— Спасибо. Значит ли это, что я заслужил прибавку?
— Всего лишь медаль. Наш бюджет не резиновый.

*
Неожиданно Алай поцеловал Эндера в щеку и прошептал ему на ухо:
— Салам.
Затем покраснел, отвернулся и ушел на свою койку в другом конце спальни. Эндер догадался, что в слове и поцелуе было что-то запретное. Возможно, религия, объявленная вне закона. Или это слово имело некое тайное значение только для самого Алая. Но что бы оно ни означало, Эндер понял: для Алая оно было священным. Этим словом он как бы открылся перед Эндером. Точно так же когда-то поступила мать Эндера — когда он был совсем маленьким, еще до того, как ему на шею посадили монитор. Она тогда думала, что он спит, и, положив руки ему на голову, начала молиться над ним. Эндер никогда не говорил об этом даже с ней, но бережно хранил это воспоминание о святости, о маме, которая любила его даже в те минуты, когда считала, что никто не видит и не слышит ее. Вот и Алай доверил ему дар, настолько священный, что даже Эндеру не дозволялось знать о его значении.
*
Алай расхохотался, а Эндер смотрел, как они вместе вспоминают то самое сражение, когда их спас этот маневр, как они обошли старших и…
А потом они вспомнили, что Эндер все еще стоит рядом.
— Извини, Эндер, — сказал Шен.
«Извинить… За что? За дружбу?»
— Знаете, я ведь тоже был там, — сказал Эндер.
И они снова извинились. Вернулись к делу. Вернулись к уважению. И Эндер понял, что им даже не пришло в головы включить его в свой смех, в свою дружбу.
«Но с чего бы они решили, что я хочу быть с ними? Разве я смеялся? Разве я присоединился к ним? Я просто стоял и наблюдал, будто учитель.
Вот кто я для них. Учитель. Легендарный солдат. Но никак не один из них. Не тот, кого можно обнять и прошептать на ухо: „Салам“. Это осталось в прошлом, в мире, где Эндер казался жертвой. Где он был уязвим. А теперь я очень хороший, профессиональный, всеми уважаемый, но совершенно одинокий солдат».
Пожалей себя, маленький Эндер. Лежа на койке, он одним пальцем отстучал на клавиатуре слова: «БЕДНЫЙ ЭНДЕР». Потом посмеялся над собой и быстро стер их с экрана.

*
«Вот что я делаю с тобой, маленький Боб. Я причиняю тебе боль, чтобы ты стал замечательным солдатом. Чтобы развить твой ум. Чтобы ты удвоил, утроил свои усилия. Я буду постоянно выбивать у тебя землю из-под ног, ты не сможешь предвидеть, что случится в следующую минуту, а потому всегда будешь готов к любому повороту событий, будешь готов импровизировать, победить, несмотря ни на что. И еще ты будешь очень несчастен. Вот зачем тебя мне отдали, Боб. Чтобы ты стал таким, как я. Чтобы ты еще в детстве превратился в старика.
А я… Я, наверное, стану таким, как Графф? Толстым, вечно недовольным, бесчувственным? Буду манипулировать судьбами мальчишек, чтобы наша фабрика выпускала совершенных генералов и адмиралов, готовых возглавить защищающий нашу родину флот… Все радости кукольного мастера. Пока не появляется солдат, который сильнее других, который может больше. Но этого нельзя допускать. Он ведь портит симметрию. Нужно поставить его в строй, сломать его, изолировать, бить до тех пор, пока он не станет таким, как все.
Увы, малыш Боб, что сделано, то сделано. Но я буду следить за тобой с бульшим сочувствием, чем ты думаешь, и, когда придет время, ты узнаешь, что на самом деле я твой друг и ты стал ровно таким солдатом, каким и мечтал стать».
*
— Слушайте, я не полный невежда. Я просмотрел его досье. Эндер Виггин довел этого вашего Бонзо до ручки. А здесь нет военной полиции, чтобы навести порядок. Это категорически неприемлемо.
— Когда Эндер Виггин примет командование нашими флотами, когда от его решений будет зависеть существование всего человечества, сможет ли военная полиция прийти ему на помощь, если он влипнет по самые уши?
— Не вижу связи.
— А она очевидна: Эндер Виггин должен верить, что ни при каких обстоятельствах и ни за что на свете ни один взрослый даже шагу не сделает, чтобы помочь ему. Он должен всем сердцем верить, что может опираться только на себя и других детей. Если мы не сумеем этого добиться, он так и не достигнет пика своих способностей.
*
Эндер встал под душ, намылился и дал сегодняшнему поту стечь в систему водоочистки. «Все смыто, как будто бесследно. Но потом все это пройдет через фильтры, и утром за завтраком все мы будем пить кровь Бонзо. Да, в ней не останется жизни, но это все равно будет его кровь. Его кровь и мой пот, пролившиеся из-за их глупости или жестокости — или почему еще они все это допустили?..»
*

Боб размышлял об этом, пробираясь коридорами в свою комнату. Свет погас, как только он опустился на койку. Боб в темноте разделся и запихнул комбинезон в невидимый шкафчик. Он чувствовал себя ужасно. Сначала думал, что это просто страх — страх не справиться с собственной армией. Но нет. Он знал, что будет хорошим командиром. Бобу хотелось плакать. А плакал он только в самые первые дни — от тоски по дому. Потом перестал. Он пытался дать название чувству, которое стояло комком в горле и заставляло всхлипывать против воли. Он укусил руку, чтобы подавить это чувство, заменить его болью. Не помогло. Он больше никогда не увидит Эндера.
Вот она, причина боли. Он ее обозначил, а значит, теперь мог управлять ею. Лежа на спине, Боб заставил себя расслабиться, успокоиться, и слезы быстро высохли. Он плавно погрузился в сон. Рука его замерла на подушке возле рта — так, словно Боб собирался грызть ногти или сосать палец. Лоб пересекла упрямая морщина. Дыхание стало медленным и ровным. Он был солдатом, и, если бы кто-нибудь спросил его, что он станет делать, когда вырастет, Боб не понял бы вопроса.

*
— Никто, Эндер. Я скажу тебе кое-что. Дерись и проиграй — вот тогда ты будешь не виноват. Но если ты откажешься даже попытаться, значит это все ты. Ты убил нас всех.
— Так или иначе я буду убийцей.
— А кем еще ты можешь быть? Человечество развивало свои мозги вовсе не затем, чтобы прохлаждаться у озерца. Первое, чему мы научились, — это убивать. И хорошо, что научились, иначе бы нас не было, а Землей правили бы тигры.
*
— Значит, мы воюем просто потому, что не можем поговорить?
— Если другой человек не способен рассказать тебе свою историю, можно ли быть уверенным, что он не замышляет убийство?
*
— Конечно мы обманули тебя. В том-то все и дело, — согласился Графф. — Иначе ты бы просто не справился. Видишь ли, мы зашли в тупик. Нам нужен был человек, способный на сопереживание, человек, который научился бы думать, как жукеры, понимать их и принимать. Человек, способный завоевать любовь и безоглядное доверие подчиненных, чтобы наша армия работала как единая совершенная машина. Как армия жукеров. Но тот, кто наделен даром сопереживания, не может быть убийцей. Он не способен побеждать любой ценой. А нам нужен был именно такой человек. Если бы ты все знал, ты бы ни за что не победил. И наоборот. Будь ты готов на нечто подобное, ты бы никогда до конца не понял жукеров.
*
Эндер заметил, что Алай говорит о нем в прошедшем времени. Он был молодец.
— А теперь, Алай? Какой я теперь?
— Ты все еще самый лучший.
— В чем?
— Э… Во всем. Миллионы солдат готовы идти за тобой на край Вселенной.
— Я не хочу идти на край Вселенной.
— А куда ты хочешь идти? Они последуют за тобой.
«Я хочу домой, — подумал Эндер, — только не знаю, где теперь мой дом».
*
— Я так долго жил с моей болью, что теперь не могу без нее.
-----------
Жители Петербурга, обратите внимание на сайт http://kuplyu-v-spb.ru/catalog/remont_i_stroitelstvo_15/sankt_peterburg_78/. Это доска объявлений с удобной внутренней навигацией, есть поиск по разделам, категориям товаров и по районам. Свое объявление вы можете подать совершенно бесплатно.

@темы: доска объявлений петербург, Любите книги. Пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Это сильно померкло на фоне других событий дня, который войдет в историю, как День-Пытавшийся-Убить-Меня, но я написал фик по Академии Смерти и он стал шестым в несуществующем фандоме Академии Смерти. Вот он, а вот я, а вот виски, а вот и кресло и под этим креслом я хочу пролежать до завтра.

Фэндом: Академия Смерти
Персонажи: Фридрих/Альбрехт
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология, Повседневность, Учебные заведения
Размер: Мини, 5 страниц
Описание: Иногда лучшее, что ты можешь сделать - умереть.

Нас учили умирать стоя

Патриотизм значит просто убей иноверца.
Эта трещина проходит через мое сердце

Иногда лучшее, что ты можешь сделать - умереть.
С трибун и из громкоговорителей, из книг и газет, от родителей и наставников они узнают эту простейшую истину. Ты можешь не запоминать все буквы в алфавите, но уж будь любезен отдать свою жизнь государству, когда представится возможность. Будь идеальным винтиком в механизме под названием Третий Рейх, а если не можешь, то умри, не создавая лишних трудностей, сгинь как можно раньше, не позорь семью. Захвати с собой парочку врагов, подставься под удар, защищая других, или, в крайнем случае, выбери несчастный случай. Детали меняются, суть правила - нет. Не можешь жить достойно - уйди красиво.
Альбрехт видит этот приказ (в форме пожелания) в глазах родного отца каждый раз, когда решается встретиться с ним взглядом. Альбрехт неуместен. Посмел, явно по злому умыслу, уродиться в мать и унаследовать от нее хрупкое телосложение и слабое здоровье. Альбрехт маленький, щуплый и не может заниматься спортом.
Не может - неправильное слово. В мире, где живет его отец, это слово означает либо "недостаточно старается", либо "упрямится мне назло". Альбрехт считает, что просто живет, стараясь никому не мешать, но все равно получается так, что он живет назло и вредит нормальным людям.
Когда Альбрехту исполняется семь лет, отец дарит ему мяч и ведет на луг за домом, чтобы научить играть в футбол.
Когда мяч попадает Альбрехту в живот, мальчик опрокидывается на спину, словно жук, которого щелкнули пальцем, и смотрит в небо. Небо в тот день очень красивое, редкие облака пятнами разбросаны по безбрежной синеве, и Альбрехт, наверное, оценил бы эту красоту, если бы не думал о том, что кислород в его легких заканчивается, а ребра притворяются сломанными. И, что самое плохое, про обе проблемы нужно молчать, иначе отец сочтет слабаком.
Хотя о чем это он. Его сочтут слабаком в любом случае. Альбрехт сдается в плен этой мысли и плачет, не от боли и страха, а осознавая, что он все равно проиграет. Сейчас и позже. Он проиграл еще в момент рождения.
Отец отворачивается от него. Отец молча подбирает мяч и отшвыривает в сторону дороги. Альбрехту кажется, что его отшвырнут вслед за мячом, но отец просто уходит и ни разу не оглядывается.
Альбрехт неправилен, неудобен, плох. Он отличается от других, здоровых и полноценных. Он не заслуживает любви, недостаточно хорош для столь сильного чувства. Слуги заискивают перед ним - это далеко не любовь. Мать жалеет его - когда хочется плакать, а отца нет дома, можно пойти к ней, сесть на колени перед креслом и уткнуться лбом в юбку, а потом ждать, когда она начнет гладить по волосам и шептать что-то утешающее - это немного облегчает жизнь, но тоже не является проявлением любви. "Лишь бы отец не увидел, что ты снова плачешь" - шепчет мама, и слова мутным илом оседают на душе. Он не имеет права на иные чувства, кроме патриотизма.
У него нет друзей в школе. Откуда бы им взяться? Ряды послушных мальчиков, вскидывающие руки в знак приветствия, действующие, как одно целое, учатся там. Альбрехт не может стать частью их общины, по правде говоря, одинаковые мальчики пугают его. "Хайль Гитлер" походит на заклинание, опасное заклинание, из-за которого у людей стекленеют глаза, отключается разум и на смену мыслям приходит преданность, тупая собачья преданность, не нуждающаяся в основаниях.
Но неправильным считается он, а не они. Альбрехт прекрасно помнит об этом, не позволяет себе спорить с толпой.
"Собери побольше людей вокруг себя, пусть маршируют строем. Иди в самом центре, и тогда не обратят внимания на то, что ты шагаешь не в ногу" - записывает в тетрадь одиннадцатилетний Альбрехт.
В мире, где люди не любят его, он всеми силами старается убедить себя, что не нуждается в них.
У Альбрехта есть свои заклинания. Слова. С упоением предаваясь главному увлечению всей жизни, мальчик везде таскает за собой блокнот и карандаш. Строя запутанные дороги из букв, шлифуя их ластиком, переставляя слова местами и зачитывая вслух, стараясь понять, как фразы звучат лучше, он думает, что может контролировать хоть что-то. Он не умеет делать ничего полезного, такие, как он, даже не будучи евреями, отлично смотрятся в газовых камерах и на виселицах. Но он умеет писать, и до чего же это приятное и захватывающее чувство - осознавать, что у тебя получается, действительно получается накровоточить на бумагу своими чувствами, передарить их выдуманным героям или оставить себе. Провернуть нехитрый обман, позволяющий говорить правду. Написать свою точку зрения от имени врага и притвориться, что ты совершенно с ней не согласен.
Страна нуждается в миллионах солдат, а не в одном хилом мальчике, претендующем на звание второго Геббельса. Альбрехт отлично понимает и это, но не собирается останавливаться. Возможно, научись он говорить с той же страстью, с какой пишет, одноклассники изменили бы мнение о нем, перестали считать избалованным сыночком, с которым и связываться опасно (а ну как пожалуется важному папочке), и приглашать играть не стоит.
Но, заслужи он их уважение, он оказался бы не рядом с ними, а на ступеньку выше. Что тоже не имеет никакого отношения к искренней дружбе и любви. Альбрехт сживается с мыслью, что эти чувства будут доставаться кому угодно, витать в воздухе и на страницах книг, манить, как манит все недоступное, и не случаться с ним.

А потом в его жизни появился Фридрих.
Или он появился в жизни Фридриха. Это случилось одновременно, и их сближение с первой же встречи, с первого обмена ничего не значившими фразами казалось неизбежным. Альбрехту не нужно было прикладывать усилий, не нужно было вылезать из кожи и притворяться кем-то другим, чтобы понравиться Фридриху. Идеальному, по меркам их учителей, парню, первостатейному светловолосому арийцу. Альбрехт видел во Фридрихе того сына, о котором всегда мечтал его отец. И этот факт, по логике вещей, должен был бы построить стену между ними, но Фридрих не считал себя лучше других, он, кажется, и вовсе не задумывался о том, что имеет на это право. Он просто оставался рядом, помогал в мелочах, творил чудеса, и все это как бы между делом.
"Я прочитаю твои школьные сочинения", — сказал он. Вот так легко, как будто это обычное дело - интересоваться чужими сочинениями, теми, на которые даже родственники не обращают внимания.
"А может быть, прав он. Вдруг не я ненормален, а мир, что нас окружает" — размышлял Альбрехт по ночам, тяжело вздыхал и смотрел на соседнюю постель, чтобы убедиться, что его друг все еще существует. Фридрих храпел, следовательно, он оставался материальным. Альбрехт очень боялся, что мир отнимет у него Фридриха, превратит в еще одну пустоглазую куклу, пешку в шахматной партии на доске международных игр. Вот посмотрит он однажды на друга и увидит в его глазах не целый мир - мир, куда можно прийти в любой момент и знать, что ты в безопасности, - а свое отражение. Тогда, он уверен, жизнь потеряет смысл, не помогут никакие написанные слова.
А пока мир не безнадежен, Альбрехт пишет для Фридриха, и слова льются потоком, теснятся в голове, расталкивая друг друга локтями, спеша побыстрее оказаться на бумаге. Писать для Фридриха еще лучше и проще, чем для себя.
С ним все проще, только вот дышать тяжело. Когда он смотрит на Фридриха или случайно дотрагивается до него, то кислорода не остается, это похоже на удар мячом, но только прямо по сердцу и боли нет.
Фридрих хороший. Настоящее в нем еще не вытравлено, слепое следование приказам не привито. Альбрехт хотел бы общаться с Фридрихом всегда. Глупая мечта, из тех, что не сбываются. Зато реально то, что у них в запасе есть несколько лет.
Так Альбрехт думает до тех пор, пока не стреляет в живого человека.
*
Фридрих искренне удивляется тому, откуда в этом человеке, его ровеснике, берется столько сил. В академии их (из лучших и самых благородных побуждений, само собой) лишают детства ради того, чтобы превратить в солдат. Их учат ценить физическую силу превыше умственной, учат отказываться от чувств, потому что лишние сантименты - это яд для души настоящего бойца. Но в этих объяснениях точно кроется подвох, фальшь, ведь вот же живое опровержение - тонкий, находящийся на грани Альбрехт, железная воля которого поражает воображение.
Фридрих не верит ни единому слову взрослых с тех пор, как наблюдает за личной войной Альбрехта. Он хотел бы принять участие в этой войне. Снести голову отцу Альбрехта, принести её ему на серебряном блюде и сказать: "Смотри, он больше никогда не назовет тебя трусом, не заставит усомниться в себе".
Ох, если бы проблемы решались таким образом. Фридрих догадывался, что отец Альбрехта будет с ним до самой смерти, даже если погибнет, его тень все равно продолжит нашептывать сыну, что тот тотально бесполезен.
Альбрехт не является бойцом в привычном понимании этого слова, но всегда попадает в цель. Не раз и не два он заставляет душу Фридриха желать упасть перед ним на колени и попросить добить или обнять, сделать что-нибудь, что угодно.
Фридрих - человек действия, мало времени уделяющий самоанализу. После того, как выясняется, что Альбрехт повел себя как полный эгоист, решив, что имеет право нарываться на смерть, Фридрих не думает долго - он бьет, пихает, хватает за руки и валит своего хрупкого товарища на пол, как тогда, когда их заставили драться друг с другом.
Но раньше он не плакал на груди у тех, с кем дрался, не гладил их по мокрым щекам и не твердил им: "Пожалуйста, не уезжай, я без тебя не смогу".
Даже в такой ситуации Альбрехт сильнее его. И нет ничего удивительного в том, что именно Альбрехт целует его первым и отнюдь не робко, а с решимостью человека, уверенного в том, что терять ему больше нечего. Для Фридриха все еще открыта дорога в мир большого спорта, но он решительно шлет эту дорогу в задницу и целует Альбрехта в ответ. Его до чертиков пугает будущее, в котором не будет Альбрехта.
Странная история, он знает его несколько месяцев, это не дружба с детства, закаленная передрягами, стычками, клятвами быть всегда вместе. Это вообще не дружба.
*
Альбрехт целует его и понимает, что не только вышел за рамки допустимого, а разрушил их до основания. Сейчас он совершает самый смелый поступок в жизни. Это смелее, чем написать правдивое сочинение и решиться поспорить с отцом.
Самый смелый и самый ужасный поступок.
На его руках кровь русского мальчика, а теперь он убивает Фридриха ("если кто-нибудь откроет дверь..."), лишает его хорошего, сытого будущего, известности и почета. И себя - того отвратительного будущего, где его ждет только боль и смерть. Будущее Альбрехта похоже на мелкую монету, валяющуюся в грязи, какую и бездомный не полезет поднимать.
Как неравноценно, как несправедливо. И почему же он ненадолго забывает обо всем этом и чувствует настоящую эйфорию?

— Нам нельзя долго целоваться, — говорит Альбрехт, пряча лицо на груди у Фридриха, и думает в этот момент не о себе, он все равно считай, что вычеркнут из списка живущих, а о Фридрихе. — Губы распухнут, и кто-нибудь может заметить.
Назло всему миру, Фридрих целует его снова, в висок, и у Альбрехта не остается сил сопротивляться.
Судьба дает им немного удачи напоследок - пятнадцать минут на холодном полу в общей ванной. Достаточно, чтобы упиться болью, одиночеством и любовью, поделенными на двоих.
Впрочем, они не уверены насчет последнего. У них нет времени, чтобы разобраться в своих чувствах. Больше всего чувство, разъедающее их изнутри, походит на голод - голод по вниманию, по теплу и единству, по "мы", а не "я".

Они целуются еще раз, позже, на улице. Там неудобно плакать, слезы примерзают к щекам. Альбрехт считает, что он весь, несмотря на теплую одежду, кошмарно холодный, и если Фридрих поцелует его здесь, то примерзнет к нему, как примерзают языками к фонарным столбам всякие дураки. И уж тогда их непременно кто-нибудь увидит. Фридрих отмахивается от этого сомнительного предположения и слизывает слезы с его щек. От такого искреннего проявления нежности щиплет в носу и хочется расплакаться повторно, но Альбрехт сдерживается.
— Что ты теперь будешь делать? — серьезно спрашивает Фридрих, чуть отстранившись от него, и с надеждой смотрит в глаза.
Привык к тому, что у Альбрехта всегда есть план. Пусть драться он не может, зато представляет, что будет делать дальше.
"Есть два варианта. Умру. Или умру. Пожалуй, умру. Здесь или там, лучше бы, конечно, здесь, умирать на поле боя страшнее. Другим солдатам придется силой отправлять меня в бой, как только я снова возьму в руки оружие, то наверняка впаду в истерику".
— Не знаю, — говорит Альбрехт вслух.
"Тебе не нужно знать".

Вернувшись в спальню поздно вечером, они долго не могут уснуть и переглядываются в темноте. Никто не обращает на них внимания, никто не интересуется, где они пропадали столько времени. С Альбрехтом теперь опасно вести разговоры, он сумасшедший, попытавшийся плыть против течения, ну а Фридрих... Понятно, что человеку грустно, ведь ему придется расстаться с другом. Фридрих не виноват в том, что Альбрехт оказался безумцем.
Провожаемые взглядами, они забираются на свои верхние полки, ждут, пока глаза привыкнут к темноте, и смотрят друг на друга. Фридрих представления не имеет, какие слова нужно использоваться, чтобы утешить Альбрехта, Альбрехт твердо знает, что таких слов не существует. Ему страшно засыпать и не хочется думать о завтрашнем дне, поэтому он продолжает смотреть на Фридриха. А Фридрих протягивает ему руку. У него теплые руки с мозолями на ладонях. Альбрехт поворачивается на бок и тянется навстречу, прикладывает пальцы к пальцам. Его собственные намного меньше и тоньше, не державшие ничего тяжелее ружья. К ружью как раз не стоило прикасаться. Альбрехту мерещится, что его пальцы снова запачканы чужой кровью, и он сильнее вцепляется в руку Фридриха, как бы прося его развеять наваждение.
"А вдруг это будет мерещиться мне каждый вечер, а что, если вечеров впереди много..."
Фридрих не задает вопросов, в этом нет необходимости, он держит Альбрехта за руку, долго, до тех пор, пока его бедный измученный друг (?) не начинает дышать ровно и размеренно. Во сне он не так печален, зато во сто крат беззащитнее. Совсем ребенок. Фридрих касается губами белоснежных костяшек пальцев, прежде чем отпускает обмякшую руку.

Альбрех позволяет себе помедлить перед прыжком, искоса глядит на Фридриха. Он выплыл, конечно же, выбрался на берег, и он... справится. Не сразу поймет, возможно, но справится. Альбрехт не должен упускать шанс, он делает именно то, чего от него окружающие ждали с детства. Умирает.
Это совсем не страшно. Оказавшись под водой, он смотрит вниз. Глубина манит, походит на предгрозовое небо, а Альбрехт и рад окунуться в это небо. Альбрехт устал, кажется, что он прожил не семнадцать лет, а девяносто. Лучше бы, конечно, вообще не рождался, избавил людей от многих проблем, никого не вынуждал бы скорбеть по себе. "Никто и не будет. Кроме одного человека". Альбрехт не переоценивает силу своего влияния, без него, думает он, Фридрих принесет Академии победу, и все, включая отца, будут восхищаться им. Это замечательно. И больно. Скорее, нужно скорее отпустить веревку, сделать глубокий вздох и перестать думать.
Говорят, что самоубийцы не попадают в Рай. Как и убийцы. Замечательно, он и не хотел бы оказаться там. Лучше остаться здесь, ничего не чувствовать и не знать. Как хорошо, что у него не будет похорон, он уберег Фридриха от спектакля ложного горя, от созерцания напыщенных выступлений у гроба и мертвых цветов на могиле.
Жаль только, что Фридрих не готов сразу отпустить его. Через толщу воды и льда сложно различить черты лица и услышать голос, но Альбрехт отлично понимает, что кричит Фридрих, и видит, как он плачет. Их руки соприкасаются еще раз, в последний раз. Не напрямую, что символично, их с самого начало разделяло многое, заслон из запретов. Лед кажется пустяком по сравнению с непробиваемой твердью общественного мнения.
"Дай мне уйти, - мысленно просит Альбрехт, чувствуя, как легкие наполняются обжигающе-ледяной водой и все тело коченеет. - У нас все равно не было шанса".

Альбрехт уходит красиво.
Фридрих посвящает ему намеренное поражение на соревнованиях и последовавшее за этим позорное исключение из Академии. Что куда лучше, чем любой, даже самый проникновенный, некролог на страницах школьной газеты.

@темы: Не знаю, что это сейчас было, но пойду полежу под креслом (с), сунул в канта фихте ницше - гиммлер, геббельс, геринг, гитлер.(с), «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?»

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Зашел в магазин за пиццей@получил моральную травму.
Центр города, блять, день белый.
У стойки администратора стоит быдло в удобных тренировочных штанах и толкает парня в кашемировом пальто (парню лет 16, быдлу около 25), требуя чтобы парень немедленно ушел. Почему? А потому что, пьяное быдло думает, что парень не соответствует его представлениям о прекрасном, привитым в армии.
А что же администратор, а что же другие мужчины-покупатели? Всем похуй. Вот просто всем и администратору в первую очередь. Уходите из магазина и деритесь сколько угодно, говорит он и заискивающе улыбается быдлу, мол, чувак, я понимаю, ты его одной левой сделаешь, так держать.
А что же я? А я, конечно, чувствую пинок от обостренного чувства справедливости, и влезаю в этот чудный разговор, а вслед за мной подключаются еще две женщины. Спасибо, мужчины России, что вы такие мужчины и такие смелые. Быдло недоумевает зачем мы вмешиваемся - ведь он-то служил в армии, а парень нет, так что ежу ясно, кто должен отдавать приказы.
Кончилось дело тем, что парень в пальто ушел, а быдло на радостях купило себе энергетик, тоже заказало пиццу и побраталось с администратором, дважды пожав ему руку.
Спасибо вам за правильно расставленные приоритеты, администратор!
Спасибо, мир, что снова разочаровываешь меня.

@темы: Расслабься и забей. Ногами. До смерти (с)

---

08.11.2013 в 11:05

Пишет  Тини~:

Спасибо ленте за идеальное видео! Первое видео по НВ к которому я не придираюсь.

Охуенно-то как. Клип, почему ты не попался 31-того!

@темы: перепосты перепостов, welcome to night vale, видяшки

---

Спасибо похУилл, который шипперит уибал за идею.)

Бонусом

А это у нас старая подборка с ФБ, где я выступал доброжелателем (будучи не очень доброжелательным, по правде говоря xD).
Скрины еще без обводки букв и с плохим качеством, так что смотрю на них сейчас печально и как бы с недоумением:

Классика

Наш любимый сериал

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, Уибал, quid pro quo

---

ненуачо

07.11.2013 в 17:45

Пишет  уилл грэм стотыщ проблем:

[17:41:27] стотыщ проблем: в Шерлоке может появиться Эйдан Тёрнер
[17:41:32] стотыщ проблем: *орёт*
[17:42:51] Dr. Lecter: в роли кого, волос Шерлока? xD
[17:44:41] стотыщ проблем: xDDD млять

@темы: сериалы, Эстер, Логи

---

За прошедшие полторы недели я прочитал книги о которых не хочется много говорить.
Вот есть "Смерть - дело одинокое" Брэдбери, неожиданно нуар. И Брэдбери говорит нам, что ты умираешь тогда, когда опускаешь руки, когда позволяешь тоске победить и сам подставляешься под удар. Когда слишком много думаешь о прошлом и не следуешь за мечтами. А еще он говорит, что человек, собирающий у себя дома коллекцию из книг Ницше, Кафки и прочих депрессивных авторов и сдабривающий всю эту красоту «Майн кампф» Гитлера, вполне возможно, давно поехал крышей и стал маньяком xD Мне собственное будущее открылось.
А вот есть "Долорес Клейборн" Кинга и Кинг говорит нам, что многие убийства совершаются во благо, что убить очень плохого человека, это великое дело, а стервами женщин делают их мужья, а не личные заскоки. Кинг опять меня обманул, аннотация намекает, что в книге скрытый убийца - это зло, а исповедь Долорес приводит к строго противоположному выводу.
Там нет мистики (почти, эпизоды с привидевшейся девочкой и бытовой телепатией, а также кошмары с пыльными кроликами, можно толковать двояко), а Кинг без мистики это еще страшнее, чем Кинг с мистикой, на мой взгляд. "Мизери", "Ярость" и теперь вот это.
Одно меня убивает, его пристрастие обязательно упоминать фекалии. Фак, да, это выглядит очень правдоподобно, НО МОЖЕТ НЕ НАДО. В общем, вы начинаете читать и думаете: "эм, что это за малообразованная бабца и что это за другая бабца, мало того, что тоже неприятная, еще и парализованная, неужели триста страниц будут про них?" а затем сюжет разматывается в обратную сторону, благодаря чему, вы узнаете всю подноготную малоприятных бабц и начинаете относиться к ним с уважением.
Иногда убийство - самый правильных выход, да, я согласен. Как и с тем, что за это придется заплатить, спокойным сном, отношениями с близкими, собственной совестью.

"— Закон — великая вещь, Долорес, — говорит она. — А когда с плохим человеком случается что-то плохое, это тоже великая вещь".
*
"Вот значит, как. Вот, значит, как ты платишь за то, что стерва. И без толку повторять, будто не была бы ты стервой, так не платила бы, потому как мир и жизнь иногда делают тебя стервой не спрашиваясь. Когда снаружи тебя жуть и темнота, а внутри только ты, чтоб свет зажечь и оберегать его, то приходится быть стервой. Никуда не денешься. Но зато платишь! Еще как платишь!"
*
"И больше всего мне ее глаза вспоминались, пока я стояла там с телефонной трубкой в руке. В течение долгих лет она мне много чего рассказывала ртом — о том, где они учатся, чем занимаются, с кем дружат (Дональд, по словам Веры, женился, и у него было двое детей. Хельга вышла замуж и развелась), но тут я поняла, что с шестьдесят второго года, с лета, ее глаза говорили мне только одно, повторяли снова и снова: их больше нет. В могиле они. Да-а… но, может, не совсем, может, они еще немножко жили, пока тощая, некрасивая экономка на острове у побережья Мэна верила, будто они живы".
---------
На сайте http://www.bioevro.com/ вы можете узнать больше о косметических средствах от израильских производителей. Это элитные средства гигиены и средства, помогающие сохранять в отличном виде кожу и волосы. Они создаются на основе солей и минералов одного из самых соленых озер в мире, с российскими производителями и сравнивать не стоит. Эффекта от изральиских средств будет намного, намного больше.

@темы: Любите книги. Пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Шучу, конечно х) На самом деле, я рад, что меня читает столько замечательных котичек, как вы, ребята.
В честь такого события, вот очередной стрип-скрещивание, про то, как я веду себя с несчастными, которых угораздило оказаться под колесами моей любви как обстояли бы дела у семейной пары Ганнибал/Уилл.

Ужасы ревности под катом

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, We will be victorious, гифкопад, Уибал, quid pro quo, Come the fuck in or fuck the fuck off

---

Так знакомо xDDD

@темы: химум, сериалы, тумбля, люблю тебя шизофренически (с)

---

Сходил на "Игру Эндера", теперь хочу немедленно отбросить в сторону дневники Геббельса и читать это.
Эндер выглядит как Альбрехт из Академии Смерти, только засланный в будущее. Эти невозможные огромные голубые глаза, тоненькая фигурка и сила воли, как у десятых мужчин. У него две родинки на шее, словно от вампирского укуса и россыпь веснушек на носу. Он слаб физически, однако, является гениальным стратегом (с задатками убийцы миллионов). Кинки почесаны.

Если актера еще не растлили на съемочных площадках, то в ближайшие пару лет это точно произойдет. А после ему начнут давать роли геев.
На межгалактических боях, я сидел вцепившись в ручки кресла и жевал шарф от волнения. Жаль, что наш дурацкий кинотеатр с IMAX делает ставку на одного Тора и пришлось смотреть в 2D, но даже в таком несовершенном формате, война Эндера выглядит потрясающе. Учись, "Гравитация". Напряжение и должно идти от сюжета, а не от покаташек в невесомости.
Вкусное психологическое насилие, переломанные детские судьбы, тренировочный центр на манер закрытой школы. "Все во имя войны", "тут у вас нет друзей, только соперники", "- Они не нападали пятьдесят лет? - Ну и что, значит мы должны напасть первыми, выиграть не только эту войну, но и все последующие". Адмирал-Форд похож на Кроуфорда, он не относится к ученикам как к детям, как к людям, они для него только инструменты. И Эндер - самый полезный.
Отличные методы воспитания:
- А давайте его отчислим и посмотрим, как отреагирует.
- Или понаблюдаем, как он будет разбираться с пятью гопниками.
- Нет, я придумала круче всего, дадим ему игру, которая берет образы из подсознания.
Фанаты Масс Эффекта могут обратить внимание, что рахни подозрительно похожи на жукеров, главный конфликт истории Эндера подозрительно похож на тот, что нам преподносят в игре и биовары как всегда "с миру по нитке соберем себе вселенную" и где же кроссоверы, где же они? Должны быть, ведь так легко поставить маленькую Шепард/маленького Шепарда на роль Эндера.
Вся суть:
“In the moment when I truly understand my enemy, understand him well enough to defeat him, then in that very moment I also love him. I think it’s impossible to really understand somebody, what they want, what they believe, and not love them the way they love themselves. And then, in that very moment when I love them…. I destroy them.”

@темы: фильмы, Любите книги. Пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Спасибо "Падению отеля Дюмор" за то, что подал мне столь вредную идею.
Что было сделано единожды, может и повториться.
Фэндом: Клэр Кассандра «Сумеречные охотники / Орудия смерти»
Персонажи: Магнус Бейн/Алек Лайтвуд
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Фэнтези, Психология, БЕЗНАДЕЖНОСТЬ.
Предупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Мини, 4 страницы.
Описание: Когда обычные люди расстаются, то пытаются забыть друг друга. Когда ты расстаешься с магом и он говорит, что не помнит тебя, это нужно воспринимать буквально.

Твоё сознание и есть твой надгробный камень

Абонент не отвечает вам, абонент вас не помнит.
Что обычно означает "не помнит"? Всеми силами старается забыть. Забивает свой дом ненужными вещами, а свою голову - бессмысленными делами, лишь бы оттянуть тот момент, когда остаешься в постели один, один, один и ни в коем случае не поворачиваешь голову, чтобы не увидеть пустое место рядом с собой.
Это значит, что в каждом предмете, до которого дотрагивался бывший возлюбленный, живут воспоминания, похожие на рой диких ос. Коснись рукой - и вскоре ты будешь кататься по полу, воя от боли.
Это значит, что ты не выйдешь на улицу. Не делай этого, не совершай ошибку. У каждого прохожего будет его прическа, его походка, одежда один-в-один и тот же запах парфюма. Любовь сужает твой мир до одного человека, а после - до абсолютного ничего, когда он уходит.
А он обязательно уходит.

Но если ты расстаешься с магом, все еще хуже. "Не помнит" нужно воспринимать буквально.

Это слишком больно, — сообщалось в письме Магнуса, сразу после приветствия. Ряды аккуратных столбиков из угловатых букв выстроились на листке бумаги, у каждой "е" была лихая петля на конце. Как петли виселиц, приготовленные для шеи Алека, самолеты с фюзеляжами, полными бомб, над его городом. — У Охотников, вероятно, выше болевой порог. Маги слабы. Ладно, не буду клеветать на всех, слаб я. Переслал твои вещи, проветрил комнаты, избавился от запаса сандалового масла, и это совершенно не помогло. Я люблю тебя, Александр, до черноты в глазах, люблю сильнее, чем любил кого-либо за восемьсот лет.
Я люблю тебя и знаю, что любовь никуда не денется. Проклятие бессмертных. Да, время может притупить чувства, но не избавить от них. Пройдут годы, десятилетия, века, а я все так же буду вздрагивать, услышав твое имя, и вспоминать, как ты смотрел на меня тогда, в нашу последнюю встречу. Самую последнюю, как оказалось. Почему ты не пришел за вещами, Александр? Я кое-как побросал их в сумку, а потом целую неделю просидел дома, то и дело обнимаясь с ней. Когда я прислал твои вещи к порогу Института, ты хоть заметил, что одного свитера не хватает? Самого ужасного, того, темно-синего, с заплаткой на спине. Когда-то я называл его жутким, а сейчас каждую ночь встречаю в нем. Ну разве не дурак? Еще какой. Стоило бы экономить и носить его раз в неделю, а то этот несчастный свитер уже давно пахнет мной, а не тобой. Жаль, что "нашего" запаха больше не существует.
Что я еще мог бы рассказать тебе о том, как нынче провожу досуг... Почти ничего. Дам один совет: не ешь холодную пиццу, чтобы наказать себя. Пусть это остается моей личной пыткой. А еще не пей много спиртного вообще не пей спиртное и не плачь. Пожалуйста, не плачь из-за меня, Александр. Хорошо, что ты молод. В молодости (так говорят, я сам помню очень уж смутно), любовные раны рубцуются быстрее. А может быть, ты успел решить, что и меня не любил по-настоящему, как в случае с Джейсом? Ты перестал звонить мне, и не нужно больше бороться с искушением ответить. Надеюсь, это добрый знак. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Счастливее, чем с парнем, который ничего о себе не рассказывает и заставляет сомневаться в искренности его чувств.
Но я хочу быть с тобой - возражает твой образ в моей голове. Его голос звучит убедительно и велико желание согласиться, но..." Но" находятся обязательно, ты заметил? Я говорю, что нам не быть вместе, потому что я никогда уже не смогу доверять тебе, и это правда. Правдой является и то, что я боюсь возвести привязанность к тебе в абсолют. Посмотри на этот аттракцион невиданной щедрости, сегодня я предельно честен.
Страшно любить кого-то до такой степени, когда начинается казаться, что после смерти этого человека взорвется Вселенная. Вдвойне страшно любить охотника. Вы с рождения являетесь женихами и невестами смерти. Не надо было начинать, не надо было пытаться соперничать с ней. Ладно. Сделаем вид, что я чем-то помог тебе. Хотя бы нашим путешествием. Здорово было, верно? Я собрал коллаж из наших дорожных фотографий, он прилагается к этому письму. Обратно не пересылай и не показывай их мне. Уничтожь, если хочешь или забрось в одну из кладовок (должны же в вашем Институте быть кладовки?).
Надеюсь, путешествие немного отвлекло тебя от горя.
Я говорил тебе раньше, но не грех и повторить: красивее всего ты выглядишь тогда, когда улыбаешься. Хотелось бы долго расписывать, как от твоих улыбок тепло разливается по венам, однако, неловко выйдет, если я залью страницу слезами и придется переписывать.
Вдох-выдох. Перехожу к сути. Александр. Я принял решение
Алек прервал чтение, чтобы сделать собственные вдох-выдох. У него кружилась голова, и он безмерно радовался тому, что читал это письмо лежа. Если рухнет в обморок, как истеричная барышня, этого никто не заметит, обойдется без сотрясения мозга. За прошедшие пять минут послание Магнуса успело растрогать и расстроить его, а "принял решение" привело в ужас.
Алек ждал, что в следующей строчке будет что-то вроде "уехать на десять лет" или "начать встречаться с накачанным парнем по имени Уилл, он во всем лучше, чем ты, и умопомрачительный секс с ним заменит мне любовь".
Реальность оказалась куда страшнее.
Я принял решение стереть воспоминания. Воспоминания о нас, все до единого. Приглашу одну старую подругу, тоже из числа магов, и попрошу ее о помощи. Прости, Александр.
Или не прощай. Разозлись на меня как следует, возненавидь. Ненависть выжжет любовь, а когда схлынет, станет безразличием. Мы познакомимся заново, и ни одному из нас не будет больно.
Это письмо обратится в пепел через два часа с момента отправки. К тому времени все будет кончено. Не пытайся мне помешать. _Слишком_ больно оставлять все, как есть. Поверь мне. Обещаю, я в последний раз прошу тебя об этом.
Не люби меня, Александр.
Прощай.

Алек мчался к Магнусу, игнорируя правила дорожного движения, бежал на красный свет и перекатывался через бамперы машин. Он сжимал в руке письмо - пока оно существовало, эта последняя улика (не)совершенного преступления, пока не горело, обжигая его ладони - казалось, что все еще можно было изменить. Он ворвется в квартиру Магнуса и назовет его распоследним идиотом, а потом скажет то же самое о себе и будет плакать, позабыв о том, что отец внушал ему с детства. "Охотники не плачут, даже когда умирают". По правде говоря, Алек начал плакать в Институте и продолжил заниматься тем же в пути (извини, отец, твои советы полное дерьмо), но почти не обратил на это внимания.
Добравшись до дома Магнуса, Алек споткнулся на пороге, отбил себе коленку (что тоже не имело значения) и долго вдавливал в стену ни в чем не повинную кнопку звонка, пока не понял, что подъезд открыт. Магнус часто забывал закрыть дверь до конца, когда возвращался домой после рейда по магазинам одежды.
Собрав все силы в кулак, в тот же, где лежало злополучное письмо, Алек взлетел вверх по лестнице и забарабанил в дверь квартиры. Даже с дверью у него было связано слишком много воспоминаний. К этой двери его прижимали спиной и начинали целовать раньше, чем он успевал сказать, как больно впивается в бок круглая дверная ручка.
Когда Магнус появился на пороге, Алек, в общем-то, сразу понял, что опоздал. Перед ним стоял очень знакомый Магнус, но все-таки не тот.
Волосы нынешнего были зачесаны назад, как у мужчин из фильмов сороковых годов, а из одежды на нем были только узкие синие джинсы и рубашка с принтом - кадром из "Сияния".
Алек знал эту рубашку и знал про Сияние, поскольку Бейн показывал ему этот фильм в рамках образовательной программы "Александр, для чего изобретали кинематограф, в каком веке ты живешь?!". Но Алек не был знаком с человеком, который изумленно разглядывал его сейчас. Раньше Магнус как только ни смотрел на Алека: ласково, раздраженно, томно (этот взгляд они в шутку называли "постельным"), огорченно, устало, разочарованно...
Никогда он не смотрел на Алека, как на постороннего человека. И этот взгляд был хуже всех, даже хуже того, что Алек видел в туннеле метро, при тусклом свете ведьминого огня.
— Хм, — промолвил Магнус и почесал указательным пальцем кончик носа. — Александр Лайтвуд, если я не ошибаюсь?
— Не ошибаешься. — Алек слышал, как звучал изадека его голос. Магнус говорил не с ним и не он отвечал ему.
— Что тебя сюда привело? Кому-то требуется помощь лучшего мага в городе?
"Мне, мне, мне. Не помощь, весь маг целиком".
— Нет. Я просто...
— Пожалел, что не позвонил мне после вечеринки в честь дня рождения Мяо, — неверно закончил за него Магнус и усмехнулся. — Верно? Что же ты так? С тех пор много воды утекло. Ты упустил шанс, а ведь нам могло быть очень даже весело вместе. Кстати, Мяо давно вернулся, надо вас познакомить.
Он оглянулся через плечо и выкрикнул имя кота. Мяо не заставил себя ждать. Вальяжной походкой выплыв в коридор, кот вопросительно посмотрел на хозяина, а затем перевел немигающий взгляд на Алека. В следующую секунду Мяо уже летел к нему, жалобно воя. Алек опустился на колени и принялся гладить его. Стоять перед Магнусом на коленях было проще, чем пытаться удержаться на ногах.
Правда, приходилось бороться с желанием обнять его ноги.
— Надо же, — удивленно вскинул брови Магнус. — Раньше Мяо не влюблялся с первого взгляда. Наверное, в тебе действительно есть что-то особенное.
"Особенное несчастье".
Алек ничего не ответил, только продолжил чертить пальцами полоски на пушистой кошачьей спине. Снова и снова, словно пытаясь загипнотизировать себя. Мяо мурлыкал и вился вокруг него, тыкаясь мокрым носом в ладони.
"Возможно, мы познакомимся заново и ни одному из нас не будет больно". Мы познакомимся заново и один из нас будет сходить с ума, не зная, сможет ли выдержать прогулку по всем кругам ада.

Алек вспомнил, как призванный на дом к Магнусу демон требовал поделиться с ним счастливыми мигами жизни. Всего по одному воспоминанию с человека, могло быть и хуже. По крайней мере, демон не просил расплатиться фунтом плоти.
Алек тогда быстро прокручивал в памяти эпизоды своей жизни, хотел отдать что-то связанное с Джейсом, а не с Магнусом, но не вышло. Именно в тот момент он окончательно осознал, что Джейс не делал его счастливым. С ним бывало хорошо и весело, да, но с безмерным, сияющим, сверкающим всеми блестками мира счастьем Алек познакомился благодаря другому человеку.

Тому, что сейчас думал о нем не больше, чем о приоткрытой двери в подъезд.

После того, как демон-вуайерист получил плату за свои услуги и исчез, Алек слегка пошутил. Сделал вид, что отдал все совместные воспоминания, а не одно. На мгновение Магнус поверил в это. В его глазах мелькнул настоящий ужас.
Сегодня они поменялись местами, и не было никакой надежды на то, что Магнус рассмеется и скажет, что давно собирался отомстить и вот наконец представился случай.

Необязательно сдаваться, даже если имеешь дело с магом. Алек мог бы наплевать на пожелания Магнуса и принести сюда их общие фотографии. Или привести Джейса и Клэри, как свидетелей на место преступления, и взять у них показания. "Скажите, сэр, вы подтверждаете, что Магнус Бейн несколько месяцев встречался с Александром Лайтвудом и говорил, что любит его? Отвечайте, держа руку на Кодексе, сэр". Могло сработать.
Но.
"Но" обязательно находятся.
Алек давно не видел Магнуса таким спокойным. Умиротворенным. Далеким от любых нефилимских проблем. Разве мог он снова все испортить и потребовать назад то, от чего Бейн отказался добровольно?
— Александр, почему ты плачешь? — спросил Магнус, нахмурившись, и присел на корточки рядом с ним.
"Стоило тебе прийти сюда, и у него возникли поводы для расстройства".
— П-потому что упустил свой шанс, — ответил Алек, проглотив всхлип.

Как хорошо, что скоро начнется война и я умру, — пронеслось у него в голове.

@темы: малек, мортальные инструменты, «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?»

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сходили на Тора-2.
Не смешите, кинопрокатчики, этот фильм называется "Как Локи всех наебал". Или "Первая половина фильма: Локи все обижают, вторая половина: Локи всех наебал". Темные эльфы вместе с их загадочной вундервафлей-эфиром, как мне подсказывает стотыщ, прибыли, видимо, из Айона. Долгое время мы только между темными эльфами пейринг и видели, а совсем не Тор/Локи.
— Жаль, что их пейринг развалился(
— Развалился, В ПРЯМОМ СМЫСЛЕ РАЗВАЛИЛСЯ.

Много спойлеров

Локи все еще улиточка, даже без рогатого шлема, главное недолюбленное существо фильма. "Смотри, я же долговечнее твоей женщины, я лучше, чем она, ну в кого мне превратиться, чтобы ты обратил на меня внимание?". И тут внезапное камео Капитана Америки. Почему он? xD Не помню, чтобы Тор с ним дружбу водил.
Марвел показывает как здорово помнит другие фильмы по своей франшизе, поэтому упоминаются и Щ.И.Т. и события "Мстителей".
Бабца Тора приветствует всех пощечинами, такая милая *сарказм*.
Новый ассистент "этот парень боттом" приятен.
Много пыщ-пыщ и взрывов, смотрите в Аймакс, в Аймакс все выглядит лучше (даже реклама нового лечения грыжи позвоночника, которую нам показали, ведь это именно то, что люди хотят увидеть перед сеансом). Битву, носящуюся по нескольким мирам сразу, я еще не видел.
А все эти умилительные люди с яблочной продукцией:
- Отойдите от окна, опасность!
- Да ты что, там же Тор размахивает молотом, нужно успеть первым запостить в инстаграм!
Над Тором в метро тоже посмеялся.
Там много всяких мелких забавностей, обоснуя ноль, а вот всяких бессмысленных развлекалочек и фансервиса хватает.
В Асгарде очень пафосные похороны. После Игры Престолов, я думал, что первый парень, пустивший стрелу в лодку с телом, промахнется.
Возвращаясь к Тор/Локи, мне очень понравились две сцены - отрубленная кисть и:
- Брата, надеюсь, ты с собой не захватил.
Тор с лицом "почему мир делает это со мной"
- Нет. Он погиб.
- ОТЛИЧНО.
Тор меняет выражение на "убью и не замечу".
- Мои соболезнования...

И то, как Локи с Тором на пару управляли кораблем эльфов тоже хорошо было. Тор, правда, остался безэмоциональным бревном. "Теперь папа тебя простит!" Да какая разница, Локи совершенно не нужно прощение от так называемого папы. "Я верю в твой гнев!" То есть, в его бровки домиком ты не веришь, а в гнев веришь? Ну-ну. Налицо умение правильно расставлять приоритеты.

В итоге, от восторга я, конечно, не пищал, но это было забавно. А сцена после титров вызывает одно сплошное недоумение.
---------
Если вы желаете узнать о том, как раскрутить паблик или о действенных способах продвижении сайта в поисковых системах и других методах завоевывания сетевой популярности, переходите по ссылке сегодня же. В блоге вы найдете множество полезных статей о монетазии и развитии сайтов, блогов, пабликов.

@темы: SEO, фильмы

---

Нян-нян, вам новая порция травы, а мне через полчаса убегать смотреть на Локи-улиточку (слизеринским галстуком шею затяну по такому случаю).






























Ганнибал+Гуща событий, Порочные, цитатка из вконтакта. Все забывал скинуть.

Бонусы

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, Уибал, quid pro quo, Come the fuck in or fuck the fuck off

---

Когда-то, кажется, в апреле еще, Уилл показал мне сказку про можжевельник, мы что-то по этому сюжету отыграли, я бросил сказку в черновики, написал несколько первых предложений и благополучно забил. А сейчас идет период разгребания старого.
Фэндом: Ганнибал
Персонажи: Ганнибал Лектер/Уилл Грэм
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Слэш (яой), Драма, Психология, Повседневность
Размер: Мини, 4 страницы
Описание: Уилл читает вслух сказку. Ничего страшного, казалось бы, но некоторые сказки Гримм способны испугать даже доктора Лектера.
Посвящение: стотыщ проблем.
Примечания автора: По традиции: отсылки к "Восхождению". Немного психодел. Пейринг тут можно видеть, а можно и не видеть, по желанию.

Мне знаком этот крик

— Матушка, — сказала Марленикен, — а братец сидит у двери, и такой он бледный-бледный, и яблочко у него в руке. Я попросила его дать мне яблочко, а он мне ничего не ответил, и стало мне так страшно.
— А ты ступай туда опять, — сказала мать, — если он тебе не ответит, ты ударь его по уху.
Пошла Марленикен и говорит:
— Братец, дай мне яблочко.
А он молчит, ничего не говорит. И ударила она его по уху, и покатилась голова наземь. Испугалась девочка, стала плакать и кричать; побежала к матери и говорит:
— Ох, матушка, я отбила брату голову! — и она плакала, плакала, и никак нельзя было ее утешить.
— Марленикен, — сказала мать, — что ж ты наделала?! Но смотри, молчи, чтоб никто не узнал об этом, теперь ничего уже не поделаешь, мы его в супе сварим.
Лектер непроизвольно дергается в кресле, широко распахивает глаза. Цепь коротких воспоминаний из прошлого, состоящих из концентрированной яркой боли, мгновенно выстраивается перед ним и закручивается вокруг шеи, перекрыв доступ к кислороду. Ванночка на плите - кости - раскроенный череп олененка - детский крик - боль в сломанной руке -зловонное дыхание -холод. Холод, холод, черный провал неба над головой и белоснежный снег под ногами. Кадр, выхваченный со стороны: дрожащий мальчик в снежной пустыне, бредущий, ползущий, двигающийся вперед, знающий, что краткая передышка будет означать смерть. Может быть, он ходит по кругу или давно мертв.
Чернота под ногами, кристально-белое небо. После этого момента, реальности, перевернутой, словно шар с искусственным снегом, иллюзорное давление на горло пропадает. Парад воспоминаний не занял и пары секунд. Придя в себя и взглянув на Уилла, Ганнибал с немалым облегчением убеждается в том, что Грэм не обратил внимания на удачный выстрел, пробивший брешь в чужой защите.
Второго выстрела не будет.
Спокойнее, дыхание ровнее, это всего лишь сказка. Почему именно эта сказка?
Они говорили о детстве Уилла и добрались до историй, которые ему читали на ночь.
— От некоторых из них волосы на голове дыбом встают. До сих пор.
— К примеру? Отрубленные пальцы в "Золушке"?
— Нет, нет, — мотнул головой Уилл. — У братьев Гримм есть вещи пострашнее.
— Гензель и Гретель? — еще одно предположение наугад.
Уилл снова качает головой.
Перебор сказок по памяти может занять много времени, а до конца сеанса остается всего двадцать минут, и Лектер решает (как и всегда) подтолкнуть Уилла к верному варианту развития событий.
— Знаете, — говорит он, встав на ноги и направившись к книжным полкам, не сомневаясь, что Уилл сейчас следит за каждым его движением. — У меня есть полное собрание их сказок. Возможно, вы могли бы прочесть вслух о том, что вас так страшило?
— Новое упражнение? Вам надоело смотреть на мои часы? — До сих пор, когда Уилл пробует пошутить, то улыбается первым, криво, заранее извиняясь за свое неуместное чувство юмора.
Не оборачиваясь, Ганнибал спиной чувствует его улыбку.
— Нет, Уилл. К часам претензий нет. Дело в том, что большинство человеческих страхов родом из детства. Поэтому нам необходимо добраться до истоков ваших проблем.
— Не знакомьтесь с моими детскими страхами, они вам не понравятся, — говорит Уилл.
Он еще никогда не был настолько прав.
— Они и не должны мне нравиться, — мягко настаивает Лектер. — Дело в том, что врагов нужно знать в лицо.
Врагов нужно знать в лицо, узнавать по голосу, по походке и движению головы. Изучать их привычки и биографии, выстраивать версии, почему они поступили так, а не иначе. О тех, кого ненавидишь, думаешь не меньше, чем о тех, кого любил. Ради тех, кому когда-то отдал свое сердце, ты должен помнить. До тех пор, пока черное небо не перевернется над головой.
Уилл недоволен, он хмурит брови и убирает локти с подлокотников кресла, выпрямляясь, словно ученик за партой, которого вот-вот вызовут к доске. Он сделает все, что нужно, но сперва "захлопнется", забравшись в улиточную раковину, какая есть у каждого интроверта. Лектера не беспокоит этот тихий протест.
Отыскав нужную книгу - увесистый том, увесистость которому обеспечивают многочисленные цветные иллюстрации - Ганнибал возвращается к своему приунывшему пациенту и, не подходя вплотную, так, чтобы не ощерился иглами страх вторжения в личное пространство, протягивает книгу.
— Пожалуйста. Это действительно важно.
Уилл остается недовольным, но необходимые приличия соблюдены, а у него нет весомых причин для отказа.
Не может же он до сих пор бояться сказок.
Уилл листает книгу нарочито-неторопливо, останавливаясь для того, чтобы хмыкнуть или сделать краткое замечание.
— Румпельштильцхен, смотрите-ка, теперь я могу с первого раза правильно произвести это имя. Сказка о том, кто ходил страху учиться... Зря это он. Я сейчас трачу ваше время на то, чтобы отучиться. Волк и семеро козлят. Кажется, там тоже волку зашили камни в желудок, как в Красной Шапочке. Прямо мания какая-то, как будто нет более простых способов убить волка. Хорошо, что у нас поблизости не бегает маньяк, убивающий в соответствии с сюжетами сказок, правда?
— Да. — Лектер сверяется с часами и видит, что осталось тринадцать минут, но не торопит Грэма и не напоминает ему о существовании оглавления, дабы не вызвать новую вспышку раздражения.
— О, вот и оно, — торжественно объявляет Уилл двадцатью секундами спустя и стучит ногтем по странице. — Сказка про можжевельник.
Название заставляет насторожиться. Лектер кивает Уиллу, чтобы тот начинал читать, и в то же время мысленно перебирает в памяти сведения об этой сказке. Их нет, но есть интуиция хищника, и интуиция кричит, что впереди расставлены капканы.
Лектер привык доверять ей, но менять планы поздно.
Ганнибал кивает Уиллу, и Уилл начинает читать, сперва размеренно ("видите, видите, я могу быть совершенно стабильным"), а потом, сам того не замечая, переходя на сбивчивый быстрый темп, проглатывая окончания слов.
"Хорошо, что он увлекся", - думает Ганнибал, захлопывая за собой дверь Дворца Памяти.
Ему страшно.
Уилл знает слишком много, не зная ничего. Уилл нашел единственное больное место, не целясь, не пытаясь причинить ему боль. Прежние страхи Уилла - это вечные страхи Лектера, не абстрактные порождения детского сознания, способного даже тень от ветки превратить в чудовищного монстра, а реальная кровь на снегу, трупы, разорванные волками, вой за дверью и мерзкий, да, в тот момент определяемый не иначе как мерзкий, звук, с каким ломаются кости. Можно найти волков и набить их желудки камнями, но подретушированные временем сказки лгут, говоря детям, что для того, чтобы вернуть своих близких, нужно всего-то распороть живот несчастному зверю.
На фоне этой лжи уже совершенно не имеет значения, набьют ли впоследствии волку желудок камнями.
Лектеру кажется, что камнями набита его голова, и каждое слово, прочитанное Уиллом - это новый камень, летящий в висок.
— Эх, — сказал муж, — а мне чего-то так грустно; нехорошо, что он ушел, со мной даже не попрощавшись.
Принялся он за еду и говорит:
— Марленикен, о чем ты плачешь? Братец ведь скоро вернется.
— Ах, жена, — говорит он, — какая у тебя вкусная похлебка! Положи-ка мне еще. — И чем больше он ел, тем больше хотелось ему есть.
Им всегда хотелось больше. Хлеба, картошки, оленины, детей. Мяса. Еды. Расходного материала. Ганнибал отлично помнил, как несло гнилью изо рта главного людоеда его детства.
Гости Ганнибала тоже частенько просили добавки, но те, кого убивал он сам, и были расходным материалом, избавляясь от них, он делал мир чуть более справедливым, уравновешенным, красивым. Некоторые пьют, чтобы забыться, он ел мясо, отчасти из желания забыть.
Уничтожь врага его же оружием.
"Ты просил добавки, ты тоже ел эту похлебку".
Монстры остаются сидеть в своих подвалах, но им скучно, и сегодня они особенно разговорчивы. Можно не бояться их, являясь одним из. Нужно бояться, если ты - проводник в их мир и не знаешь дорогу обратно.
У монстров из-под кровати Уилла знакомые лица, и только Лектеру известно, как выманить их из укрытий и под каким соусом подать к обеду.
Уилл читает, низко опустив голову, не подозревая, что подогревает нездоровый интерес к своей персоне. Несмотря на страх и боль, оставшуюся в прошлом, но дьявольски реальную сейчас, Лектер отлично знает, что позже, вечером, будет анализировать и расставлять по полочкам полученные эмоции, любуясь ими. Сильные эмоции - для него это роскошь, притягательно-уродливые экспонаты коллекции.
Как интересно, - думает Лектер, в то время как некоторые другие части его раздробленного сознания разглядывают кровь на снегу, вновь ощущают фантомную боль в сломанной когда-то руке и слышат полузадушенный шепот Грутаса: "Ты тоже ел свою сестру".
Как интересно, - думает Лектер, - если он способен причинить мне боль случайно, что произойдет, когда мы станем противниками, и чего можно будет достичь, сделав его своим союзником.
— Нет, — говорит мать; тут она вскочила, и поднялись у ней волосы дыбом, будто огненные языки, — а мне вот кажется, будто настал конец свету. Выйти мне, что ли, из комнаты, — может, мне полегчает.
И только вышла она за дверь — бух! — сбросила птица ей на голову мельничный жернов, — и всю ее размозжило. Услыхали это отец и Марленикен и вышли из комнаты; и поднялся на том месте пар, пламя и огненные языки, а когда все это исчезло, видят они — стоит перед ними на том самом месте маленький братец. Он взял отца и Марленикен за руку, и были они все трое так рады и счастливы, вошли в дом, уселись за стол и начали вместе обедать.
— Вот и вся история, — объявляет Уилл и захлопывает книгу.
Возможно, во взгляде Лектера он все же замечает нечто необычное, тревожное, поскольку чуть приподнимает брови и нервным движением поправляет очки на носу.
— Все в порядке?
— Да, — отвечает Лектер абсолютно спокойным тоном. — Я задумался о финале.
— О чем именно?
— О том, что они ели на обед.
— Или кого, — Уилл понимающе усмехается. — Доктор Лектер, вы понимаете меня с полуслова. Раньше тоже гадал, не собрали ли они то, что осталось от мачехи, и не запекли ли в рулет. К тому же, я недоумевал и недоумеваю, как сможет эта семья дальше жить вместе и радоваться, если отец успел пообедать сыном, а сестра это видела.
"Радоваться они не станут, верно, Мика? А что касается жизни..."
— Вряд ли они будут счастливы, но человеческая память - вещь поразительная, механизм вытеснения неприятных воспоминаний срабатывает порой в самых безнадежных случаях. Отец не знал, что именно получил на обед. Это можно назвать смягчающим обстоятельством.
— Вот тоже странно. Неужели человеческое мясо сложно отличить по вкусу от говядины или баранины?
Разговаривать на такие темы - все равно что вальсировать на льду, видя, как ледяной пласт под ногами расходится трещинами. Восхитительно.
Лектер одаривает Уилла улыбкой, благодаря его за возможность принять участие в опасной игре, сделать еще несколько шагов по непрочному настилу. В этом танце, конечно же, ведет он.
— Не знаю. Не думаю, что нам когда-нибудь представится возможность разобраться в этом вопросе.
— Боже упаси, — восклицает Уилл. — Если уже поблизости один... разбирающийся.
"Испугался, что людоеда разглядят в нем. Трогательный мальчик".
— Впрочем, в одной книге о нравах африканских племен, написанной путешественником, — продолжает Лектер как ни в чем не бывало, — я читал, что человеческое мясо по вкусу как раз напоминает баранину.
Уилл бледнеет и сглатывает, наверняка уже представляя, как вкушает эту "баранину" и все понимает... Но на самом деле он не понимает ничего. Смотрит на чудовище, стоящее прямо перед ним, и не видит. Слепой, блуждающий в лабиринтах чужих эмоций, в гостях у зрячего, предпочитающего оставаться равнодушным наблюдателем. Они дополняют друг друга, они должны стоять на одной стороне.
— Уилл, не думайте об этом сейчас, — говорит Лектер, тем самым прерывая танец и ведя Уилла к берегу. — Мы, напомню, сегодня обсуждаем ваши детские страхи.
— И к каким выводам вы пришли, не зря я читал "Можжевельник"?
Часы показывают, что их сеанс давно вышел за рамки сорока минут. Очень кстати, сегодня Лектеру не хочется лгать Грэму.
— К сожалению, через несколько минут сюда войдет другой пациент. О моих выводах из нашей сегодняшней беседы вы узнаете позже, — голос Лектера теплеет, и, предвосхищая разочарование Уилла, он повторяет: — Узнаете обязательно, я обещаю.

@темы: Уибал, quid pro quo, «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?»