за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Пара вынужденно-бессонных ночей таки вернула меня к ангсту. Ура, наверное.
Кусок нашего со стотыщ обикин-ау от событий на Мустафаре. PG-13, 3 страницы, драма, hurt/comfort
Я для тебя останусь светом Оби-Ван безвольно обвисает в его руках. Точнее, воля у него есть. Нет смысла. Нет цели. Нет ничего, кроме жара и пепла, в котором сгорела его прошлая жизнь. Оби-Ван сомневается, что она, подобно фениксу, когда-либо восстанет вновь. — Важнее всего для меня спасение моего падавана, — заявил он на давней, одной из первых его совместных миссий с Энакином, — дела Республики менее значимы. Мейсон Винду (покойный) осудил бы его за столь вольную расстановку джедайских приоритетов. Магистр Йода (слава Силе, живой), по привычке ударил бы его своей тростью по колену, и этого тоже было бы достаточно, чтобы понять его позицию. Боль учит лучше любых слов. Больше нет Республики. Нет и падавана. Он вглядывается в желтые глаза (покойного?) Энакина, и все в нем, что еще способно реагировать на происходящее, восстает против последнего суждения. Вот же он, Энакин. Надо сказать: Дарт Вейдер. Ситх. Убийца невинных. Надо завалить разум картинами из недавнего прошлого, вспомнить всех до единого мертвых учеников, которым уже не суждено стать настоящими джедаями. А у него перед глазами стоит тот единственный, что был дороже всего на свете. Тот, улыбчивый и беспокойный, вечно рвущийся в гущу событий и переоценивающий свои силы. Тот, что вновь поспешил с выводами и оступился, слепо бросившись в бой. Оби-Ван опять не успел прийти ему на помощь. Это случалось с ними раз за разом, год за год. Ошибки, опоздания, выговоры, неловкое молчание в комнате заседаний Совета, примирения, недомолвки. Они оба отодвигали момент полной и безоговорочной откровенности, как чувствовали, что за ним пролегает пропасть. Пусть это решим не мы, а те, другие мы, что будут старше и мудрее — заключили они молчаливый уговор. Пусть пройдут годы, и мы успеем сделать как можно больше хорошего для Галактики. Для Галактики и друг для друга. Вот они. Неумудренные сединами, как они рассчитывали, все еще молодые. Если где-то вы видите Оби-Вана, то ищите поблизости Энакина. Так повелось с давних пор и продолжалось до сегодняшнего дня. Неужели раньше, чем наступит полночь, останется кто-то один? Энакин держит его крепко, обеими руками вцепившись в воротник туники. Энакин одет точно так же, как во время их последней беседы, и Оби-Ван вдруг задумывается о том, все еще ли в нагрудном кармане Энакина лежит тот черный речной камень, что Оби-Ван подарил ему на тринадцатый день рождения. Энакин… до недавних пор, во всяком случае, говорил, что камень служит ему талисманом. В камне не застревали пули, с ним не было связано ничего героического или опасного, но он был, и сколько бы мечей ни терял Энакин, камень он хранил бережно. Это казалось важным для них обоих. Вряд ли камень что-то значит для Дарта Вейдера. Что сказать, Оби-Ван умеет делать себе больно, когда больнее, казалось бы, некуда. Он тянется к Энакину через Силу и встречает там именно то, чего ожидает его рациональная половина. Огонь вместо привычного тепла, ненависть, боль, страх и черную гнетущую пустоту. Оби-Ван чувствует эту пустоту, как собственную. Где заканчивались его чувства и начинались чувства Энакина, после многих лет слаженной работе в паре, они не всегда могли точно определить это и не считали, что должны это делать. Единые и неделимые. Но сейчас ты ушел туда, куда я не могу за тобой последовать. Энакин нетерпеливо встряхивает его, словно одного из собственноручно собранных дроидов, отлично работавшего и вдруг сломавшегося. — Почему ты не сражаешься?! — Не могу. Не после всего, что было между нами, — честно признается Оби-Ван. Несмотря на то, что Оби-Ван ненавидел говорить о своих чувствах, Энакину иногда удавалось пробиться к нему и заставить откровенничать. — Что, просто так позволишь убить себя? — спрашивает Энакин. «Дарт Вейдер» сознание Оби-Вана упорно отторгает. Перед ним стоит Энакин Скайуокер, пытающийся разозлиться до такой степени, когда убийство бывшего наставника перестанет быть проблемой. Но пока Энакин говорит, а не нападает. — Я подвел тебя, — горько произносит Оби-Ван, и это тоже правда. То, что он считает правдой. Кровь каждого убитого падавана, каждого джедая и на его руках. Если видите Скайуокера, значит,Оби-Ван где-то неподалеку… — Меня не было рядом с тобой, когда ты больше всего в этом нуждался. Если ты сможешь убить меня, Эни, значит, так тому и быть. У него нещадно болит голова, кажется, что это трещат столпы, на которых покоится его личность, рассыпаются в мелкую крошку правила, заученные им с самого раннего детства. Падаван был важнее Республики. Бывший падаван, бывший джедай — важнее прямого приказа магистра Йоды? Энакин — его приказ шестьдесят шесть, и, кажется, в его программном коде обнаружен сбой. Он не способен справиться с выполнением этого приказа. — Не называй меня так! — требует Энакин. Эни. Его живая рука дрожит. — Но новое имя совсем тебе не подходит, — просто отвечает Оби-Ван. Его ответ еще сильнее распаляет гнев Энакина. — Вставай, сражайся! Тебе же наверняка велели меня убить. Совет, волю которого ты беспрекословно выполняешь! Совет, стоя перед которым я столько раз оправдывался за твои проступки, юлил или не рассказывал всей правды, чтобы защитить тебя от очередного строгого наказания. Думал, хватит и того, что отчитаю тебя сам. Энакин требует, чтобы он встал и сражался, с той же настойчивостью, с какой когда-то выпрашивал поцелуй. Один поцелуй, а за ним следующий и, как следствие: "Я хочу, чтобы первый раз был с вами, учитель, я вам больше всех доверяю"… Воспоминания мелькают вразнобой, неизменно лишь одно, каждое из них связано с Эни. Оби-Ван качает головой. — Даже Совет не сможет заставить меня сделать это. Я же… столько лет тебя знаю. Нет, не могу. Все равно люблю тебя. Слова сами слетают с языка. Любовь среди джедаев тоже под запретом, но это далеко не первый раз, когда он говорит Энакину о ней. Последний? — Я теперь убийца, ты забыл? Это я их убил, не кто-то другой! — выкрикивает Энакин, но и после этого не достает свой меч, чтобы добавить новую жертву к длинному списку погибших. Оби-Ван повторяет эхом: — Убийца. Предатель. Ученик Дарта Сидиуса. А я смотрю на тебя и вижу того мальчика, что мечтал летать среди звезд. Есть и моя вина в том, что случилось с тобой. Он действительно смотрит и не лжет о том, что видит. Маленький восторженный мальчик, первым протянувший ему руку для рукопожатия. "Приятно познакомиться! Ты тоже рыцарь-джедай? Здорово!" Когда все было просто — в тот момент. Мальчик, не Избранный, не падаван и, уж конечно, не будущий предатель и убийца. Мальчик, настолько солнечный, что было бы кощунством заподозрить его в чем-либо дурном.
Скрещиваются не световые мечи, взгляды. Энакин отводит взгляд первым, а затем и вовсе закрывает глаза, болезненно нахмурившись. Оби-Ван знает, чувствует: Энакину передаются его эмоции. Нити, которые должны были порваться в тот момент, когда Энакин присягнул на верность Дарту Сидиуса, ощущаются натянутыми до предела. Энакин медленно оседает на землю, по-прежнему цепляясь за воротник его туники, утягивая его за собой, и вдруг кричит, громко, отчаянно, до хрипоты. Энакину, его Энакину очень больно. Оби-Ван реагирует без промедления. Крепко обняв Энакина, он укачивает его, как ребенка, точно как в те ночи, когда маленький Эни просыпался с криком из-за очередного кошмара или плакал, скучая по маме. Оби-Вану в первый год их знакомства тоже часто хотелось плакать. Слишком сильно он тосковал по Квай-Гону. Что сказал бы его учитель сейчас, что велел бы сделать с тем, кого лично нарек Избранным? Это не имело значения. Оби-Ван мог поступать только как Оби-Ван. Он обещал падавану, что они найдут свой собственный путь и что на нем не останется места для сравнений с Квай-Гоном. Их путь, как оказалось, вел прямиком во мрак, но Оби-Ван не мог бросить Энакина одного на этой дороге. Энакин не отталкивает его. Утыкается носом в плечо, всхлипывая и дрожа. Если смотреть через Силу, то видно, что Энакина буквально разрывает на части. Свет - тот, что согласно всем правилам должен был окончательно угаснуть в нем, то вспыхивает, то затухает, мерцая во мраке его души, на первый взгляд непроглядном. Когда это Энакина волновали правила?
Убить Оби-Вана сейчас — дело нескольких секунд. Активировать меч и сделать единственный выпад, стряхнуть с себя мертвое тело, а после отправиться с докладом к Дарту Сидиусу и, несомненно, услышать от него слова похвалы. Но Оби-Ван обнимает его — точно как раньше. Гладит по спине, легко касаясь. Знает обо всем (знает! После стольких лет недосказанности, подозрений и уклончивых ответов!) и все равно не видит в нем чудовище. Не сопротивляется смерти. Мертвый дракон, обитающий в сердце Энакина, складывает крылья и опускает голову, подставляя ее под руку любимого человека. Убить Оби-Вана Кеноби сейчас — дело нескольких секунд.
Энакин Скайуокер знает, что не сможет сделать этого, даже если в запасе у него будут миллионы световых лет.
“I feel like Captain Henry would be quite an honourable fighter,” Gleeson told The Telegraph, “whereas Hux would do whatever it takes. He'll bite your ear off, or kick you in the b----, or whatever it is that will get him an advantage.”
быстроперевод— Я думаю, капитан Генри был бы достаточно доблестным бойцом, — поделился Глисон с Телеграф. — В то время как Хакс будет делать все, что потребуется. Откусит тебе ухо, ударит по яйцам, все что угодно, чтобы получить преимущество. отсюда
ДЕНЬ ГОРОДА Дитя выпрыгивает на сцену: косички, коленки, румяна, сарафан-колокольчик. Под черным помостом электрики, клерки, калеки. Толпа свистит и клокочет. Она выставляет пяточку, как учили, старательно тянет носочек. Поёт:
"Как весной по бурому снегу мы ходили в лес, во лесочек, отпусти, медведица, сына погостить у нас на деревне!"
Под землей громово вздыхает и скулит во сне кто-то древний. Помнит: колья, силок, страшно воет мать, и рывок в бурелом не глядя.
читать дальше"Как гостил медвежий сыночек на дворе у нашего дяди. Кушай, мишка, теплые сливки. Кушай, мишка, пряник печатный".
Помнит дымную печь, белоснежную грудь, человечьи песни ночами. Открывает глаза, тянет носом воздух, морщится от света и вони.
"Приходили к мишке старухи, подарили зипун червонный. Приходили девушки к мишке, подарили веночек алый".
Слышит песню далекую, детский голос, рыхлый гул нетрезвого зала. Распрямляет лапы, спиной взрывая старый склад, поросший бурьяном.
"Поднесли весёлого мёду, выпил мишка, сделался пьяным и пошёл плясать по деревне, петь свои дубовые песни".
В три прыжка покрывает путь от глухих окраин до Пресни. Помнит крики мужчин, блеск кривых ножей, хищные, багровые лица.
"Целый день плясал, утомился, охнул, на бревно повалился. Принесу я мишке водицы, пей, мой братик, пей, медвежонок".
Помнит на холме за деревней пятачок земли обожженный, как кусает в ужасе воздух, путы рвет и давится воем. К жизни, уходящей из горла, припадает ртом лучший воин.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Странствия Джедая 3. По следам Джедая Оби-Ван и Энакин едут на специальную тренировочную миссию, нацеленную на упрочнение их связи. Тут рецензию можно закончить xD Хотя нет, нужно еще добавить, что это невероятно красивая планета и сперва их миссия подозрительно похожа на медовый месяц.
Финал у книги крайне флаффовый:
– До этого, ты можешь выпить свой сок, – Оби-Ван подождал, пока Анакин сделал глоток, – я должен извиниться перед тобой, падаван. Анакин оторвался от разглядывания двух странных существ, которые играли в сабакк в углу. – Что, учитель? – Ты сказал мне, что я никогда не говорю о том, что думаю. Вместо того, чтобы ответить, я начал поучать тебя, – Оби-Ван смущенно смотрел на свой сок, – мне трудно говорить про свои мысли, свои чувства. Иногда это необходимо, а я этого не делаю, увы. Когда я был в твоем возрасте, то чувствовал то же самое, что и ты. Я думал, что учитель и падаван должны разделять все. – Это не так? – Нет, – сказал Оби-Ван, – есть моменты, когда ты не должен знать то, о чем я думаю. Ты должен понять, что я знаю лучше, доверяй мне. Анакин покачал головой. – Это трудно для меня. Я хочу знать все. – Стремление очень ценное само по себе и я ценю его в тебе, – сказал Оби-Ван, – но им нужно научиться управлять. Он пристально посмотрел на Анакина. – Ведь есть и то, что ты скрываешь от меня. – Такого нет, – возразил Анакин. – И полуночные путешествия на свалки на нижних уровнях Корусканта. И постройка собственного энергетического конвертора? Анакин усмехнулся. Его поймали. Сейчас он уже чувствовал себя куда лучше. Он волновался, что у Оби-Вана для него нет места в сердце. Как и о том, что сам Анакин не найдет места для Оби-Вана. Но он вспомнил улыбку Шми. У моего сына очень большое сердце. Это было одним из ее любимых высказываний. Анакин вздохнул. Ему было жаль, что он не может соединить холодное суждение Оби-Вана с широтой души своей матери. Когда-нибудь, может быть его учитель доверится ему достаточно, чтобы позволить найти и уничтожить ситхов. А возможно и то, что у них никогда не будет такого же уровня доверия между учителем и падаваном, таких доверительных и теплых отношений какие были у Оби-Вана с Куай-Гоном. Возможно, Оби-Ван взял его в падаваны только лишь, выполняя последнее желание учителя. Но в любом случае это случилось. И сейчас не нужно было сосредотачиваться на том, что могло бы быть. Что-то между ними происходило. И это было уже нечто. Он будет упорно трудиться. Он станет лучшим падаваном. И Оби-Ван полюбит его, будет ценить, доверять ему. Он добьется этого. – Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Оби-Ван, заметив как тяжело вздохнул Анакин, – обучающая миссия прошла совсем не так, как я задумывал. Я считал, что смогу кое-чему научить тебя. Вместо этого урок мне преподал ты. – Я преподал вам? – Анакин был удивлен, – что? – То, что я не Куай-Гон, – сказал Оби-Ван, – и ты это не я. Все оказалось очень просто. – Простое иногда является лучшим, – сказал Анакин, повторяя слова Оби-Вана. – Мы будем вместе, падаван, – Оби-Ван слегка коснулся своим стаканом стакана Анакина, – и мы отыщем свой собственный путь. Давай за это и выпьем.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Дивная рекурсия: Личный секретарь Палпатина следит за ним для ДАРТА СИДИУСА.
— Тогда мастера и впрямь ждет теплый прием, — протянул Сидиус. Губы его сомкнулись в удовлетворенной улыбке. — А что же канцлер Палпатин? Ты уверен, что твой небольшой «крюк» останется незамеченным? — В моем расписании заготовлено специальное окно, — заверил его Дориана. — Я могу провести на Барлоке три дня, и никто не обнаружит моего отсутствия. Если решение вопроса затянется, кое-какие дела я смогу разрешить и при помощи голоконференции. Я смогу провести ее прямо с Барлока или из любой другой точки галактики: присутствовать лично мне совсем необязательно. — И вновь превосходно, — кивнул Сидиус. — У меня множество слуг, Дориана, но немногие столь же умны и проницательны, как ты. — Благодарю вас, повелитель. — Дориана расцвел. Дарт Сидиус, темный владыка ситов, как правило, был не слишком щедр на комплименты. (с) "Сверхдальний перелет"
А потом Палпатин выключает проектор, снимает капюшон, наливает себе винца и сидит с видом Ганнибала, который только что пошутил отличную двусмысленную шутку про еду, но оценить ее некому. То самое "АХАХАХахах я бесконечно одинок".
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Книги под нее хорошо читать.
ПереводДля губ я возьму красный, для глаз — синий, Твои волосы я раскрашу в разные цвета: желтый и сиреневый, зеленый и серый Я знаю, что это не так, но выглядит забавно, Я делаю так, как мне нравится, ведь я рисую... Мой мир
Мой мир... Мой мир... Любовь нарисую красным, А ненависть — черной, как смерть Я делаю так, как мне нравится, Ведь я рисую мой мир
Я нарисую автомобиль без выхлопных газов, который никого не собьет... Правителя, которого не испортит власть... Я нарисую дерево, которое никто не срубит, и деньги, которые никто не считает. А потом войну, на которой никто никогда не погибнет!
Мой мир... Мой мир...
Теперь ты скажешь, что это бесконечно наивно... И что я не могу сделать мир таким, как мне хочется... Но я все еще мечтаю, что в конце концов что-то произойдет... Ведь мечтать мне, пожалуй, еще можно.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Странствия джедая 2. Путь ученика
(это не я читаю быстрее, это книги с каждой частью все короче) У нас прогресс, Эничка смог никого не убить за те несколько часов, что провел без присмотра Оби-Вана! Правда, работать в команде с другими падаванами он тоже не научился, а основная цель миссии состояла именно в этом, но не все же сразу... Еще Энакин нашел себе друга по имени Тру и теперь мы можем невозбранно гиенить в скайпе о том, что Тру не тру. Оби-Ван явно ревнует и к Тру и к другим падаванам и аще уже скучает по миссиям, когда они с Эни влипали в различного рода неприятные ситуации в строго интимной обстановке. Эни 14 лет, опасный возраст.
– Я прав? – спросил Оби-Ван, – Ты смог почувствовать силу взаимодействия? Анакин постарался не показать неловкости. Он не будет лгать своему учителю. К их отношениям с Ферусом, право же, с трудом могло быть применимо слово "взаимодействие"… Если бы он мог сказать честно, он должен бы был сказать "нет". А вот с Тру… Анакин вспомнил, как они пробирались по воздухоотводной шахте MTT, как он понял, что в этой ситуации именно Тру должен быть ведущим… Да, именно тогда он вдруг осознал, как необходимо было сотрудничество, что именно оно вело к успеху. – Да, я хорошо понял это, – ответил он, радуясь, что может сказать правду. Оби-Ван довольно кивнул и стал подниматься по трапу. Анакин двинулся за ним, но рядом внезапно появился Ферус. Странно – до сих пор Анакин не чувствовал, что он где-то поблизости. – Совсем не по-джедайски – лгать своему учителю. – Как и подслушивать! – раздраженно ответил Анакин, – И я не лгал. Ферус изучающе смотрел на него, солнечный свет сиял на широкой золотой пряди в его темных волосах. Он не выглядел ни рассерженным, ни обличающим. Просто раздумчивым. – Ты не сказал правды, – проговорил он, – Ты ничего не постиг. И ничему не научился. Ты похож на Галена. – Это не так, – Анакин заставил свой голос звучать спокойно и ровно, – И это не твое дело. Это касается меня – и моего учителя. – Оби-Ван не видит твоей сути, – тихо сказал Ферус, – Он великий рыцарь-джедай, но он ослеплен привязанностью. Но я – я вижу. И буду продолжать смотреть. Я буду наблюдать за тобой, Анакин Скайуокер. Чувствую, это скоро станет главной сплетней в Храме и знать о ней не будет один лишь Оби-Ван, потому что судьба у него такая.
Весьма печальный момент с передариванием камешка от Квай-Гона Утром тринадцатого дня рождения Анакина, Оби-Ван вручил ему подарок. Это был тот самый подарок Куай-Гона на его, Оби-Вана, собственный тринадцатый день рождения. Речной камень. Оби-Вану теперь стыдно было вспоминать, как когда-то он сам был разочарован этим подарком. Он ожидал тогда чего-то более существенного, чего-то вроде тех подарков, что получили другие падаваны – какие-то особенные рукоятки для их световых мечей или плащи, сделанные из очень легкой и теплой шерстяной ткани с планеты Пасмин. Но, вместо этого, Куай-Гон подарил ему этот камень. Камень, превратившийся в самое ценное, что он имел… Гладкий черный камень словно пылал у его сердца, согревая, придавая сил на многих и многих миссиях, на бесчисленных планетах. Оби-Ван хранил его в маленьком кармане напротив сердца, который его подруга Бэнт пришила ему на тунику. И расстаться с ним было тяжело… Но он знал – Куай-Гон одобрил бы это. В отличие от своей собственной первой реакции, по выражению лица Анакина он понял, что тот по достоинству оценил подарок. Но уже в следующую секунду мальчишка нахмурился: – Вы уверены? – спросил он тихо, – Ведь это дал вам Куай-Гон. – Он был бы рад тому, что камень у тебя. Это самое дорогое, что у меня есть, – Оби-Ван протянул руку и сомкнул пальцы Анакина поверх камня на ладони, – Я надеюсь, он всегда будет для тебя памятью о Куай-Гоне и обо мне. Быстрая улыбка осветила лицо Анакина. – Я буду дорожить им. Спасибо, учитель! Анакин был во многом более великодушным и щедрым, чем он сам когда-то, – подумалось Оби-Вану. И, каким бы тяжким не был груз пророчества, лежащий на Анакине, он был уверен – ему это будет под силу.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Странствия Джедая: Путь к истине
Совет: кого бы нам послать сопровождать горстку коликоидов, на которых могут напасть работорговцы? Наверное, лучше всего отправить на эту миссию Оби-Вана с его парнишкой-бывшим рабом. Оби-Ван: ...блять Совет: Кстати, Оби-Ван, там еще твоя бывшая возлюбленная Сири в числе работорговцев, помнишь, та, что ушла на Темную Сторону? Оби-Ван: *громко кричит в себя*
Некоторое время спустя:
Оби-Ван: Уважаемый Совет, мой падаван, тот самый, что бывший раб, да-да, снова оказался в рабстве. Мне ОЧЕНЬ СРОЧНО нужно лететь спасать его и его покалеченную психику. Совет: тшшш, Оби-Ван, к чему эта спешка? Именно в рабстве твой падаван сможет повести себя как истинный джедай и обучится ТЕРПЕНИЮ. Оби-Ван: ..............................
Такое чувство, что Совет делал все возможное, чтобы не воспитать из Энички джедая, а сломать его.
Эничка и его умение закрывать глаза на проблемыОн не мог говорить о Крейне. Если бы он говорил во всеуслышание о своих воспоминаниях, они бы задушили его. Он боялся пустоты, которую чувствовал всякий раз, когда вспоминал о матери. Было так много бессонных ночей, когда он стыдил себя за удобную постель в Храме, за поедание вкусной пищи, за превосходное образование, и, главным образом, за его счастье. Как он мог еще раз довольно вздохнуть, если его мать оставалась рабыней на пустынной планете?
Сначала, когда он только прибыл в Храм, он мог без труда вспомнить ее голос и легкую улыбку. Он мог повторить ее ласковые слова:"Самый лучший подарок для меня, Эни, если ты примешь свою свободу".
Но ее голос становился все слабее, а улыбка тускнела. Иногда ему нужно было стараться изо всех сил, чтобы вспомнить ее лицо, цвет ее кожи. Он не видел ее четыре года. Он был таким маленьким, когда уехал. Его самым большим страхом было, что когда-нибудь она оставит его навсегда. Тогда он стал бы пустым изнутри.
Оби-Ван рос в Храме с младенчества. Он не мог по-настоящему представить ту смесь из стыда, любви, радости и печали, какой может быть жизнь в любящей семье. Он понимал это умом, но не сердцем. Видеть последствия трудного детства – это одно. Жить этим каждый день – совсем другое. Поэтому, когда его любимый учитель посоветовал ему принять гнев и дать ему пройти через себя, слабый подленький голосок внутри Анакина прошептал, что его учитель не знает, о чем говорит. Он не знал, что такое гнев.
Как он мог позволить ярости пройти через него? Оби-Ван не понимал, как она бьется внутри него, никогда не исчезая до конца. В ярости была скрыта мощь, пожирающая его сердце. Это пугало Анакина, он не хотел мириться и со страхом. Значило ли это, что ему никогда не стать рыцарем джедаем? Когда он думал о страхах, его мысли разбегались, раздувая искру паники в душе. Лучше было притвориться, что в нем нет гнева. Разве джедай не должен все контролировать? Он должен был найти свой способ управлять чувствами. Это был лучший выход.
Второе убийство Энички и Оби-Ван, который очень НАДЕЯЛСЯОни промчались по коридорам и выбежали на платформу. На противоположном конце шел бой Анакина и Крейна. Пират явно устал, тяжело дыша. Они увидели, как вибротопор упал из его кровоточащей руки и загремел по земле. Он поднял лицо к нападающему мальчику.
– Анакин! – крикнул Оби-Ван. Он побежал к нему. Сири была рядом, прикрывая его сбоку.
Но его падаван не слышал его. На его лице было такое выражение, какое Оби-Ван никогда не видел.
Анакин поднял свой световой меч, чтобы нанести смертельный удар.
– Не делай этого! – крикнул Оби-Ван.
Световой меч полоснул вниз. Анакин вонзил клинок в грудь Крейна. Рот пирата застыл в безмолвном крике. Его взгляд встретился с взглядом Анакина. А затем Крейн замертво упал на пол.
* Анакин кивнул. Оби-Ван пристально смотрел в его лицо. Оно было совсем юным и открытым. Проблеск чего-то темного и дикого, проявившегося в тот момент, когда он сражался с Крейном, исчез. Сейчас перед ним вновь был тот мальчик, которого он знал и любил. Анакин объяснил, что Крейн все еще держал бластер. Его жизнь была в опасности. Он не нарушил кодекс Джедая, убив его.
И все же у Оби-Вана были сомнения. Сомнения, которыми он не мог поделиться с Сири, потому что та не видела лица Анакина в то мгновение.
* Трое джедаев повернулись и пошли встречать делегацию Сената. Канцлер Палпатин улыбнулся, протянув руку для приветствия.
– Джедаи принесли, наконец, свободу Нар Шадде, – сказал он, – теперь мы можем начать очищать этот мир. Коликоиды нуждаются в нашей помощи, а мы нуждаемся в них.
Он пожал плечами.
– Это цена, которую мы платим за освобождение Нар Шаддаа и смерть Крейна. Сенат благодарит вас за великую службу, которую вы сослужили Галактике.
Джедаи почтительно поклонились.
– Теперь идемте на борт, мы доставим вас назад, на Корускант со всеми удобствами, – сказал Палпатин. Положив руку на плечо Анакина, он потянул его за собой.
Оби-Вана вдруг опять одолели сомнения. Он видел, как Палпатин нагнулся к Анакину и о чем-то заговорил с ним. Чем же были вызваны его подозрения?
Действительно ли было это воспоминание о том, что он увидел на лице Анакина в его битве с Крейном? Его падаван был в водовороте боя и опасался за свою жизнь. Он чувствовал, что Крейн собирался выстрелить. У него была причина убить его. Он не убил его из гнева или мести.
Но все же, когда Анакин обернулся на крик Оби-Вана, он выглядел опустошенным. Ни триумфа, ни боли, одна лишь пустота. Он оцепенел, – убеждал себя Оби-Ван. Сам он тоже чувствовал нечто подобное в свое время.
Я не оставлю его, Куай-Гон, – мысленно про себя поклялся Оби-Ван. Я теперь вижу то, что видели вы. Я вижу как он борется с собой и вижу столь огромны его способности.
Сири подошла ближе.
– Кажется, ваш падаван впечатлил канцлера. Он далеко пойдет.
– Да, – согласился Оби-Ван, – и все же есть немало того, чему ему надо учиться.
Призрак Куай-Гона в пещере на Иллуме вновь вспомнился ему. Он не знал, что значило это видение. Но он продолжит путь, продолжит обучение Анакина. Он поведет его к вершинам, как самого талантливого падавана, какого он когда-либо знал. Он не потерпит неудачу.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Очень здорово, если не вспоминать, что изначально это говорили про Палпатина и Вейдера. Энакин: так боялся остаться рабом, что двадцать лет пробыл в рабстве.
за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Планета-бродяга
Это на лайвлибе есть, харашо. Начинается история с того, что Оби-Ван бросается в гущу мусорных гонок ради спасения Энички. Заканчивается тем, что они улетают вместе на их общем корабле-ребенке (ну куда Эни ребенка, ему 12, епт xD), находясь в симбиозе друг с другом и с кораблем и чувствуя "волны удовольствия". Сомневаюсь, что Грег Бир настолько незамутненный, чтобы не понимать как выглядит со стороны написанное им, вероятно, он педоБир. Сюжет: Оби-Вана и Эничку после выволочки на Совете из-за участи в помойных гонках, отправляют искать некогда пропавшую джедайку на очень отдаленной планете, славящейся своими кораблями. Планета живая и даже разумная. Корабли, которые там делают, тоже обладают собственным сознанием. - Разве вы не будете рады побыть вдалеке от городской суеты? — интересуется дама из Совета у Оби-Вана. "ебать-копать, я и тут-то не справляюсь со своим падаваном, а вы хотите нас оставить вдвоем на опасной планете" - думает Оби-Ван, но только улыбается и кивает, потому что это очень вежливый Оби-Ван. Бир очень неплохо показал основную проблему в их связке учитель-ученик. Оби-Ван еще не готов быть наставником, а Эничка, к тому же, случай уникальный и во всем, что связано с Силой чувствует себя куда увереннее наставника. Они ведут себя друг с другом как равные, как приятели, а должно-то быть совсем иначе. И Оби-Ван все еще тоскует по Квай-Гону и ему жутко обидно, что дух Квай-Гона общается с Энакином, но не с ним. Конечно, Оби-Ван был с Квай-Гоном десять лет, а потом его выкинули из падаванов из-за Энички, а теперь он каждый день сражается с неуверенностью в своих силах и тоска по умершему Квай-Гону ему совсем в этом не помогает. Точно так же как и слова Йоды: "спасти его ты должен". Как нужно воспитывать Избранного, если этого не знает никто на свете, как его спасти, если не понимаешь откуда ждать беды? Эни в "Планете-бродяге" совершает первое убийство и уже тогда осознает, что не справляется, не умеет сдерживаться, не знает, что делать с тьмой, занимающей глубины подсознания. К тому же, голос в голове. Эни его расценил как голос взрослой версии себя, но у меня, конечно же, есть хедканон про манипуляции Палпатина с чужим сознанием. Голос из головы дает плохие советы, велит перерабатывать гнев и боль в агрессию, черпать силы из отрицательных эмоций. Понятно с какой стороны Силы такие советы даются. Для подросткового приключенческого романа - вери гуд. Для услады педофильских душ - ВЕРИ ВЕРИ ГУД
Оби-Ван спал. Усталость взяла свое, и сон пришел настолько быстро, что он даже не успел этого понять. Он проснулся несколько часов спустя и увидел, что Анакин тоже спит, не вынимая рук из панели управления. Глаза мальчика подергивались. Ему что-то снилось. Кеноби ласково погладил консоль. - Любой друг Анакина Скайуокера - мой друг, - прошептал он. Панель, почувствовав прикосновение его пальцев, пошла волнами.
- Тебе что-то снилось, - сказал Оби-Ван. - Не мне, - ответил Анакин, - кораблю. Или мы видели один общий сон. Мы путешествовали по Галактике, видели немало чудес. Так прекрасно быть свободным. И ты был там с нами. Мне кажется, ты тоже здорово повеселился. Анакин вытянул руку вперед, растопырив пальцы, и Оби-Ван прикоснулся к его ладони своею. Еще несколько лет - и мальчик догонит и перегонит его. И не только по росту.