пара манипов:

этот я буду звать обложкой к Ужасным людям.

А этот прост

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, персиковые мужья

---

Киса получает награду от критиков ЛА в январе (а Арми где-то шлялся опять и все пропустил):


Видео старое, по идее, но я его раньше не встречал, так что заодно и гифок сделал.

@темы: гифкопад, шаламэ мое шаламэ, видяшки

---

куда чудеснее, чем гребаный "Величайший шоумен". За камео детей и мужа Нила отдельное спасибо.
А тут Нил Патрик меня и вовсе покорил своим закосом на Карла Лагерфельда, сексуальным вытаскиванием лезвия из трости и прочими подобными выходками:

Второй сезон 33 несчастий доставил не меньше первого, доставил, в принципе, больше всего, что я видел на Нетфликсе за... полгода? как минимум. У создателей получается очень органичный мир, чья внутренняя логика не страдает. она стройна и прекрасна, любое безумие ее только украшает. Если смогут не слить и последний сезон, буду считать, что лучшего воплощения на экране истории Сникета не получат, лучше некуда.

@темы: сериалы, видяшки

---

Внезапно в нас кинули кучу новых стиллов и пару фоточек со съемок, дамы и господа! Видимо, к японской премьере берегли.

@темы: персиковые мужья

---

Очередная порция котопсовых авок, уже не знаю какая по счету xD

Total Icon Count: 50

Teasers:

001

002

003

004

005

006

007

008

009

010

011

012

013

014

015

016

017

018

019

020

021

022

023

024

025

026

027

028

029

030

031

032

033

034

035

036

037

038

039

040

041

042

043

044

045

046

047

048

049

050

Вопрос: лайк лапками

1. <3		21	(100%)
Всего:		21

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, персиковые мужья

---

Все твои имена.
Ричард Сайкен

Имена элементов, имена птиц, имена огня,
и полета, и снега, детские имена, имена красок,
имена словно хрупкие кости, имена переменчивые,
сказочные имена, имена, которые никто никогда
не узнает. Имена заклинаний, имена проклятий,
имена вполголоса и сквозь зубы, имена во весь
голос, во всеуслышание, имена, которые
зовут тебя домой снова и снова. Шутливые клички
и нежные прозвища, непроизносимые французские
псевдонимы, имена-сокращения, имена целиком,
неразборчивой подписью на пожелтевшей фотографии,
золотым тиснением на конверте. Имена, пересекающие
океаны, обидные имена, которые ты не расслышал,
горькие и прекрасные, тайные и неповторимые, имена
цветов, что распускаются лишь однажды, имена,
которые прокричали с балкона, с крыши, простонали
в подушку, прошептали во сне, или имена, вставшие
поперек горла. Я пытаюсь, честное слово. Я пытаюсь
снова и снова. Счастливый финал? Конечно, легко —
Здравствуй, милый, добро пожаловать. Я назову тебя
милым, я обниму тебя крепко. Мы не предатели, но
опускается тьма. Тьма. Милый, ты здесь? Нет слез,
нет фотографий его лица. Берег моря в стеклянной рамке,
и лодки, крошечные лодки с трепещущими парусами,
свет фонарей на воде, свет, разбивающийся о пирс.
Голос его на пленке, голос его на конверте, едва
слышный звук, с которым падает тело у тебя за спиной,
бесшумно падает тело. Воды мертвых, прямая дорога,
все влюбленные станут созвездиями, дальше дороги нет.
Всю ночь я простирал над ним свои руки, над реками
крови, над темными рощами, пел всем телом, и кожей,
и костью Убереги его, пусть голова его покоится у меня
на груди, и мы станем моряками, обломками на волнах.
Пусть возведут собор из наших тел, губы его коснутся
моей шеи, и будут уста его небесной сферой, и поцелуи его
падут на меня, как звезды. Жаркие имена и имена света,
имена столкновений во тьме, за автобусной остановкой,
в древесной коре, в чернильных каракулях на джинсах,
и на ладонях, и на спичечных коробках, утерянных
навсегда. Имена словно крики боли, имена как могильные
плиты, имена забытые и придуманные снова, имена
запрещенные или изношенные до дыр. Имя твое -
любимая моя песня, имя твое - шкатулка, где я храню
любовь, имя твое - гнездо на ветке любви, имя твое -
лодка на волнах любви — и вот нас объяло море любви!


Имена как порошок в стиральной машине. Твое имя
с двумя крестами, словно выбитыми глазами, словно
пьяный герой мультфильма, уснувший в канаве, твое имя
с двумя крестами, чтобы отметить, чтобы занять место,
чтобы знать, где будет спрятан клад. Я зову твое имя
в магазине у дома, я зову твое имя на мосту на рассвете.
Твое имя как обледеневший зверь, твое имя как музыка
уравнений, одежда из шкур, доспехи из глины, удар
ниже пояса, глоток битого стекла, паруса на ветру и звук
волн, бьющихся за бортом лодки, которая тонет, пока
русалки поют о любви, и простая неизбывная печаль
от того, что песня эта едва слышна. Вот карта, где имя твое -
столица, вот указатель, который покажет нам путь: мы
смеемся, и мир восстает против нас, мы смеемся,
и нам нечего терять, наши сердца становятся алыми,
и река полыхает до самых небес. Я пришел сказать тебе,
что мы поплывем под водой, будем сверкать и переливаться
в струях. Вот дрожь наших тел, и наше дыхание, берег,
который так далеко. Я возьму свое тело как лестницу
и заберусь высоко, распрощаюсь с плотью, распрощаюсь
со всем, что осталось валяться в пыли. Ядовитые имена
и имена оружия, имена мест, где мы побывали вместе,
имена людей, которые были нами.


Имена терпения, имена верности, имена улиц и мест,
и все имена наших темных небес, высохших в котловине.
Это ложе соломы, милый. Да, черт возьми. Если б я мог
вынести из пожара, сказал он, сломанные руки платана,
эвкалипт, который пытался сбежать — след твоего дыхания
на моей шее, словно музыка, связавшая меня по рукам
и ногам, жаркие поцелуи вдоль позвоночника — или дождь,
мы промокли, одежда прилипла к плечам, и локтям,
и от сердца до паха прилипла одежда — я буду здесь.
Я все еще жду. Скажи аллилуйя, пожелай сладких снов,
перекричи граммофон, и ты не споткнешься, лицо его будет
все ближе, все остальное растает в тумане. И ангелы,
дюжина ангелов бьется в тебя, здравствуй, ну здравствуй,
вспышка в небе, ты хочешь увидеться с ним на небесах?
Представь себе комнату, внезапное сияние. Вот моя рука,
мое сердце, мое горло, мое запястье. Вот города, залитые
светом, в сердце моем, вот сердце мое - озеро и колодец,
из которого можно напиться, но я не найду в себе сил.
Просто я больше не хочу умирать.

Перевод www.stihi.ru/diary/deluge/2012-04-05

@темы: Нет, ты не знаешь, что делаешь для меня. (с)

---

боже, храни Ностальгирующего Критика, который всегда может обосрать плохой фильм лучше, чем я. Там еще и ужасность Шоумена упоминается, надеюсь, на него будет отдельный большой обзор.

@темы: фильмы, видяшки

---

ой ладно, мне в принципе нравится как вышел манип, так что пусть тоже тут лежит.

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, шаламэ мое шаламэ

---

некоторое количество котопсовых юмористических гифок, которые я не доносил сюда.









и Арми с веревкой. Равнодушен к шибари, но Арми с веревкой прямо поразительно сочетается.

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, гифкопад, персиковые мужья

---

30.03.2018 в 18:08

Пишет  DevilSoul:

ОГОНЬ

Оно прекраснейшее
И я уже купил ваши две толстенные книги с комиксами, товарищи, давайте ищо.

@темы: перепосты перепостов, видяшки

---

Гоголь. Вий

Сходили на предпоказ, "стопроцентная защита от спойлеров".
С радостью могу сказать, что Гоголь хуже не стал. Его все еще спасает самоирония, нет в нем звериной серьезности большинства российских фантастических фильмов и поэтому он не вызывает рефлекса закатываемых глаз, даже когда использует банальные тропы. Мне понравилось как обыграли это "соберем девушек на заброшенном хуторе". По крайней мере, Бинх долго сомневался в целесообразности такого решения
Гуро недодали! Его просто нет в этой части. Кажется, будет очень много в третьей, ну а пока шипперам негрейденса остается только гадать, что значило "темный", написанное рукой Гуро в досье на Гоголя.
Романы с женщинами у Гоголя все еще прописаны так себе, но не пытаются оттянуть на себя большую часть экранного времени и над ними тоже можно посмеяться. Если уж выбирать, то я за Оксану. Ее влечение к Гоголю понятнее, когда сидишь мертвая на дне, то и такой припадочный гость из столицы покажется завидным кавалером, в то время как Лиза с мужем-абьюзером по-прежнему невнятно страдает.
Графика местами сасаи, но надо помнить, что это был сериал и делался он для тв, а не с расчетом на большие экраны.
Гоголя хочется смотреть как черную комедию и в этом качестве он мне очень нравится. Если смогут не слить последнюю часть, будут совсем молодцы.
7 из 10.

Дни радио

Не путать с "Днем радио". Сентиментальная комедия Аллена про его детство, с акцентом на музыку и радиопостановки тех времен. Несмотря на постоянные домашние скандалы в большом еврейском семействе, гангстеров и другие неприятные события, история вышла нежной, ностальгической. Концовка так вообще была близка к тому, чтобы довести до слез. В "Днях" есть то же, что у Кинга в "Оно", "Тело" и тд - светлая грусть по ушедшему детству, искреннее идеализирование прошлого.
8 из 10

Зелиг


Комедия Аллена про заурядного человека, который так сильно старался подстраиваться под окружающих его людей, желая понравиться им, что научился полностью мимикрировать под них. С темнокожими он становился темнокожим, с цыганами - цыганом, в присутствии психотерапевта начинал считать, что сам тоже является врачом и тд. Благодаря этому удивительному дару Зелиг становится мировой знаменитостью, в то время как одна из первых женщин-психотерапевтов ведет борьбу за право опеки над ним, рассчитывая, что сможет докопаться до настоящей личности пациента. "Зелиг" примечателен тем, что Аллен снял его как псевдодокументальную историю, со вставками-интервью, якобы взятыми у постаревших героев фильма и с поддельными эпизодами кинохроник. Аллен даже не поленился впилить Зелига в некоторое количество реальных кинохроник, что придало фильму дополнительную дозу уморительности. Очень изящная работа.













8 из 10.

@темы: фильмы

---

Томас Манн. Ранние новеллы

Вычленив основную идею из ранних новелл Манна (а сделать это легко, ибо она много раз повторяется на разные лады), можно описать ее как: если ты творческий человек - пизда тебе. Ты слишком ясно видишь всю глупость, нелепость и трагичность мира, в то время как вокруг тебя порхают светловолосовые, голубоглазые оптимисты и ты влюбляешься в них, но не можешь быть с ними, так что просто сидишь в углу и упиваешься своими страданиями.
Не будь у Манна его прекрасного цветистого слога, мне бы вряд ли понравилось десять раз читать про одно и то же. Особо хочется выделить три рассказа:

Платяной шкаф.
Умирающий мужчина сходит с поезда в неизвестном городе, не доехав до изначального пункта назначения, снимает комнату в случайно попавшемся доме, ночью находит в шкафу вроде-как-мертвую девушку и западает на нее. Девушка ходит к нему по ночам и рассказывает печальные истории, а он не историй хочет, а саму девушку и периодически удовлетворяет жывотные желания, после чего девушка расстраивается и пропадает на несколько дней, но всегда возвращается.
Мне просто интересно было бы посмотреть на лицо редактора, когда ему положили на стол сие творение. Если историю немного переделать, то она отлично подошла бы для соо с сетевыми ужастиками.

Тристан
Не слишком удачливый писатель отдыхает в лечебном санатории. Однажды туда привозят прекрасную леди, у которой проблемы с дыханием. Леди замужем за вульгарным бизнесменом, ее здоровье подкосили роды. Писатель усиленно восхищается "умирающей красотой", воплощением которой нарекает леди, общается с ней, настойчиво просит поиграть на пианино (из-за чего ей становится много хуже) и наконец пишет ее мужу, когда тот приезжает навестить супругу, гневное письмо, обвиняя его в том, что он, поганая жизнелюбская деревенщина, покусился на эдакое хрупкое великолепие, тем самым ускорив его угасание. Пишет письмо и отправляет его по почте, хотя они с бизнесменом в этот момент находятся в одном здании.

Итак, что же происходит? Та, глаза которой подобны пугливым сновидениям, дарит Вам
сына; она отдает этому существу, призванному продолжать низменное бытие родителя, всю
свою кровь, все, что в ней еще осталось от жизни, — и умирает. Она умирает, милостивый
государь! И если конец ее свободен от пошлости, если в преддверии его она поднялась из глубины своего унижения, чтобы в гордом блаженстве принять смертельный поцелуй красоты,
то об этом позаботился я. А у Вас была другая забота — Вы развлекались с горничными в темных коридорах.
Зато Ваш ребенок, сын Габриэлы Экхоф, — процветает, живет, торжествует. Возможно, что он пойдет по стопам отца и станет купцом, исправным налогоплательщиком, любителем хорошо покушать; может быть, он станет солдатом или чиновником, слепой и усердной опорой государства. Так или иначе, из него получится существо, чуждое музам, нормальное, беззаботное и уверенное, сильное и глупое.
Знайте, милостивый сударь, что я ненавижу Вас и Вашего сына, как ненавижу самую
жизнь, олицетворяемую Вами, пошлую, смешную и тем не менее торжествующую жизнь, вечную противоположность красоты, ее заклятого врага. Не смею сказать, что я Вас презираю. Я
честен. Из нас двоих Вы сильнейший. Единственное, что я могу противопоставить Вам в борьбе, — это достойное оружие мести слабосильного человека — слово и дух

Тонио Крёгер
Главный герой, опять-таки писатель, долго и отчаянно (годами) рефлексирует о всепобеждающей глуповатой жизни и возвышенности страданий, о невозможности совмещения писательского таланта с взаимной любовью и про убогость мира в целом. Тем временем, два его краша, девушка и парень, начитают встречаться друг с другом. И - ирония.

Сейчас, когда я пишу, ко мне в комнату доносится рокот моря, и Я закрываю глаза. Я вглядываюсь в неродившийся, еще призрачный мир, который требует, чтобы его отлили в форму, упорядочили, вижу толчею теней, отбрасываемых человеческими фигурами, эти тени машут мне – воплоти и освободи нас! Среди них есть трагические, есть Смешные, есть и такие, в которых представлено, то и другое, – к ним я привержен всей душой. Но самая глубокая, тайная моя любовь отдана белокурым и голубоглазым, живым, счастливым, дарящим радость, обыкновенным.

Не хулите эту любовь, Лизавета: она благодатна и плодотворна. В ней страстное ожидание, горькая зависть, малая толика презрения и вся полнота целомудренного блаженства».

И так далее и тому подобное. Можно еще отметить "Дорогу на кладбище", где несчастный герой, направляясь на кладбище, нападает на проезжающего мимо веселого парня на велосипеде, только за то, что он смеет быть счастливым, а после этого закатывает публичную истерику в чистом поле.
И "Луизхен" о том, как вредная жена, сговорившись с любовником-композитором, решила высмеять скучного мужа, уговорив его вырядиться в женское платье на семейном празднике и сплясать веселый танец. Кончилось тем, что муж сделал всем неловко и умер на сцене.

Манна чисто по-человечески жаль. Из-за того, что он всю жизнь подавлял в себе гомосексуальные желания, приходилось выплескивать все страдания на бумагу, подробно описывая ту разновидность одержимости, когда ты можешь лишь смотреть на объект желания. Окажись Манн смелее, реши бороться за счастье, вряд ли мир получил бы "Смерть в Венеции" и прочие его творения.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Сегодня Арми, неожиданно для всех, решил в прямом эфире повспоминать как приятно было на съемках "Назови своим именем" сосать член Тимми

Заодно лишний раз подтвердил, что таскал на себе трахсьюты в знак протеста, устав от промо-тура.
И только спустя 4 минуты, обсудив трахсьюты и члены, Арми вспоминает, что его вроде как позвали на эту передачу, чтобы промоутить "Последний портрет" xD
Все шипперы котопса:

@темы: золотистая жопка, видяшки

---

я не знаю ли снова, но репост - дело святое)

26.03.2018 в 20:24

Пишет  vera_est:

Короче, не знаю, что из этого получится. У меня не так много тематических ПЧ. Но вдруг.

Код

<a href="http://v5.diary.ru/p215127829.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/5/0/5/4/505452/85623418.jpg"></a>

Фуражку я вроде как готова надеть, но если кто-то скаже мне: "Ты чё, снимай. Я лучше справлюсь", то сниму без вопросов

Прошу репост. Ну и жду всех-всех-всех. Вот просто ВСЕХ

@темы: перепосты перепостов, персиковые мужья

---

Псс, Panda13, я прнс Спасибо за то старое обсуждение про поедание сердец, после ролика с Тимми-каннибалом.

Драббл, 4 страницы. Даркфик, психология, ER. PG-13. Арми/Тимми, само собой.

Сердце сердец

Перед тем, как отрезать очередной кусок мяса, Арми посылает улыбку своему очаровательному повару. Повар сидит по правую руку от него, серьезный и притихший. Арми думает: «это из-за того, что он сомневается в своих кулинарных способностях». Не так часто Тимми, коренному нью-йоркскому жителю, выросшему на пицце и суши в коробочках, доводится готовить. Тем более, готовить для другого человека, который и сам неплохо разбирается в кулинарном искусстве.
Без ложной скромности Арми мог сказать о себе, что является специалистом в области приготовления блюд из мяса. Недаром же на его барбекю ежегодно съезжаются знакомые и друзья.
Ему нравится процесс, нравится отступать от выверенных перечней ингредиентов, указанных в рецептах, и экспериментировать, на выходе получая вкуснейшие обеды для всей семьи.
Но Тимми, надо сказать, удалось его удивить. Это же надо, приготовить говяжье сердце! Неочевидный выбор для начинающего повара. Арми и сам-то готовил сердце всего один раз, давно. Получилось у него не очень хорошо, по вкусу сердце напоминало печень и было слишком жестким.
Сердце от Тимми получилось совсем иным. Поданное в тушеном виде, щедро сдобренное томатным соусом и зеленью, оно таяло на языке. Мягкий, насыщенный вкус. Арми не пришлось делать вид, что ему нравится блюдо, чтобы сберечь нервы Тимми, он действительно наслаждался угощением.

Когда Тимми неожиданно пригласил его к себе домой на ужин и сказал, что подаст сердце, Арми воспринял его слова как шутку. «Снова сложишь сердечко из двух кусков пиццы?» Он озвучил эту версию, ожидая услышать милое хихиканье на другом конце провода, но Тимми только отрезал сухо:
— Нет.
И отключился.

К тому моменту, как заинтригованный Арми явился на ужин, стол уже был накрыт на двух персон, а Тимми в непромокаемом мясницком фартуке поверх черной рубашки встречал его у двери. Чтобы создать романтическую атмосферу, он приглушил свет и поставил на стол, накрытый кремовой скатертью, пару свечей в резных канделябрах.
— Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя как в Красавице и Чудовище? — шутит Арми, коснувшись одного из них. — В какой момент на стол выпрыгнет поющий будильник?
— Не волнуйся, не выпрыгнет,— качает головой Тимми.
Арми с самого начала вечера заметил, что Тимоти был до странности тихим и напряженным, но списал это на его недосып, усталость и переживания по поводу ужина. С тех пор, как Тимми начал худеть для роли в «Красивом мальчике», он все время выглядел больным, хоть и отказывался признавать это. По уверениям Тимми выходило, что набрать вес он может в любую минуту, стоит захотеть.

— Тебе нужно чаще готовить нечто подобное, — говорит Арми несколько кусочков сердца спустя, когда на его тарелке почти ничего не остается. — Кстати, почему ем только я? Давай-давай, повар тоже должен наслаждаться плодами труда своего. Съешь хотя бы эти.
Он тыкает вилкой в ближайший кусочек.
Кажется, Тимми вздрагивает. Хм.
— Нет.
Опять.
Попробуй-ка разговори такого.
Пожав плечами, Арми отправляет в рот последние три куска сердца, а затем берется за тарелку обеими руками и принимается вылизывать ее. Решающая попытка развеселить Тимми! Обычно тот любит смотреть, как Арми дурачится, смеется и называет его своим золотым ретривером.
Но когда «ретривер» заканчивает полировать тарелку языком и поднимает голову, то видит во взгляде Тимми, обращенном к нему, все ту же усталость и печаль.
Мдаааа, без серьезного разговора не обойдется.
Вести подобные разговоры на сытый желудок очень трудно.
— Что случилось? — спрашивает Арми, отставив тарелку в сторону. — И не говори «ничего», я же вижу, что ты не в порядке.
— Я просто подумал… как это забавно. Что ты предложил мне присоединиться и съесть остатки сердца, — отвечает Тимми, нервно, мимолетно улыбаясь.
— М? Что тут забавного?
— Тебе действительно понравилось, как я его приготовил? — меняет тему Тимми вместо того, чтобы нормально ответить на вопрос.
Значит, проблема все-таки в неуверенности?
— Ну конечно. Я бы не стал тебя обманывать. Слушай, если ты разводишь драму, потому что считаешь себя бездарем-кулинаром, то прекращай сейчас же. Отличное, сочное мясо было. Когда снова сделаешь это блюдо, я тебя точно уговорю съесть половину.
— Больше не сделаю, — печально ответствует Тимми, переводя взгляд на свою пустую тарелку.
— Почему?!
Арми начинает сердиться. Он всегда сердится на Тимми, если тот уничижительно отзывается о себе или своих талантах. Агрессивная промо-кампания «Тимми должен быть уверен в себе» ведется давно, иногда оборачиваясь против того, кого и призвана защищать.
Тимми не смущается, не начинает отнекиваться. Он просто сидит молча и тыкает указательным пальцем в одно и то же место на скатерти, словно собираясь проделать в нет дыру.
— Нехватка ингредиентов, — наконец отвечает он бесцветным голосом. — Трудно нам живется, людям. Всего одно сердце.
Это звучит настолько странно, что Арми становится не по себе. Он несколько раз быстро моргает, пытаясь избавиться от ощущения, что мир вокруг покрывается серой сеткой помех, как изображение в сломавшемся телевизоре.
— У меня одно сердце. Понимаешь? Я не Доктор Кто, — терпеливо повторяет Тимми, говоря с ним как с маленьким тупым ребенком.
Никогда еще упоминание Доктора Кто не звучало для Арми жутко, и вот, пожалуйста.
— Тимми, да что ты несешь?! — с отчаянием восклицает Арми. — Ты не в себе? Ты купил у кого-то травку со скидкой и от нее галлюцинации начались?
— Хорошо, что оно показалось тебе мягким, — продолжает Тимми, не обращая внимания на его крики. — Я испугался, что оно испорчено, когда увидел на нем черные пятна. Это от ревности, наверное. От зависти. Бывают ночи, когда я лежу без сна и представляю в деталях, как Элизабет попадает в автомобильную аварию. Или узнает о том, что смертельно больна. Или в нее стреляет кто-нибудь из твоих безумных фанатов. Может быть, я сам.
Он резким движением вскидывает голову. Глаза у Тимоти — две бездны. Те океанские глубины, где обитают рыбы, похожие на древних чудовищ.
Арми отшатывается от него, отталкивается руками от стола, едва не опрокидываясь на пол вместе со стулом.
— Ты съел сердце мое, — нараспев произносит Тимми, прижимая руки к груди, — что с того? Оно давно тебе принадлежало. Раз уж ему суждено однажды перестать биться, то зачем ждать? Пусть окончательно погибнет в твоем теле. «Я верю каждой клеточкой своего тела, что каждая клеточка твоего тела никогда не должна умереть, но если ей придется умереть, то пусть она лучше умрет в моем теле,» — без труда цитирует он по памяти отрывок из книги «Назови меня своим именем».
Арми с трудом поднимается на ноги. Конечности кажутся одеревеневшими, разогнуть колени — серьезная задачка.
— Тимми, — мягко говорит Арми, делая шаг в его сторону, — Тимми, успокойся, пожалуйста.
— Я спокоен.
— Нет. Ты не в себе. У тебя бред. Это от переутомления, точно тебе говорю. Нельзя столько волноваться. ты же понимаешь, что если бы… — он сглатывает. Нежное, сочное мясо, недавно проглоченное им, пытается отправиться в обратный путь, подступая к горлу. — Если бы ты вынул сердце из груди, то не сидел бы передо мной и не разговаривал. Ты был бы мертв.
— Глупый Арми, — нежно говорит Тимми. Манит его, сам тянет к нему руки. — Я жив, потому что продолжаю любить тебя. Эта любовь живет не только в сердце. Она есть в моей душе, в мозгу, она осталась в моей крови. Метастазы давно распространились по организму… Дай мне руку.
Арми не хочется этого делать. Мало ли что вытворит этот новый Тимми, погруженный в приступ своего безумия. Но отказаться значит проявить трусость. Невозможно и помыслить о том, чтобы оставить Тимми одного в таком состоянии. Чуть промедлив, Арми делает еще пару шагов, останавливается рядом со стулом Тимми и протягивает ему руку.
Вокруг запястья смыкаются мертвенно-холодные (нет, просто холодные!) пальцы. Тимми не делает ничего ужасного: не кусается и не впивается в его руку ногтями. Просто прикладывает ладонь Арми к собственной груди и… Нет, погодите, он все-таки делает нечто ужасное.
Рубашка на Тимми мокрая. Вряд ли от пота. Мозг Арми не успевает обработать эту информацию, перед тем как поступает следующая часть ужасных сведений — рука Арми, прижатая к груди Тимми, точно в том месте, где должно находиться его сердце, проваливается внутрь, сминая тонкую ткань рубашки, оказывается в грудной клетке, не встречая на своем пути необходимую преграду из кожи и костей.
Арми цепенеет. Он хочет, нет, ему необходимо вырваться из холодной хватки Тимоти, заорать, сделать хоть что-нибудь, но он в буквальном смысле неспособен шевельнуться.
Приходит запоздалое осознание: «Тимми надел черную рубашку, потому что на белой пятна крови были бы сразу заметны». Похоже, рубашка Тимми пропиталась кровью насквозь, а теперь и рука Арми в том же состоянии. Арми не помнит, сколько в человеке содержится литров крови, но разве кровь способна, в принципе, продолжать вытекать, если убрать орган, занятый ее перекачиванием?
Зачем я пытаюсь рассуждать логично?!
— Я умру только в одном случае — если ты откажешься от меня, — словно подслушав его мысли, говорит Тимми. — Пожалуйста. Не бросай меня. Мне больше нечего тебе отдать.
В его голосе слышится мольба. Таким тоном обращаются к иконам на стенах, а не к живым людям, и, словно отзываясь на его слова, сердце в груди Арми останавливается от нестерпимой боли, возможно, желая тоже быть вырванным из груди и отданным на съедение другому человеку.
Все по справедливости. Разве не так выглядит высшее проявление любви?
*
Темнота. Проснувшись, Арми обеими руками хватается за грудь и вдыхает воздух через рот, прислушиваясь к хаотичному ритму сердца.
От окружающей темноты ему только хуже, и хочется скорее включить свет, чтобы избавиться от ошметков ночного кошмара, но если щелкнуть выключателем на ночнике, то проснется Элизабет. Несмотря на используемую маску для сна кокетливого розового цвета, спит она чутко и тут же открывает глаза, если в комнате становится слишком светло. Объясняться с женой Арми не готов. «Прости, что разбудил, милая. Мне приснилось, что я сожрал сердце Тимми, а затем запустил руку ему в грудь»? Нет уж.
Его и так от визита к семейному психотерапевту отделяет лишь нежелание Элизабет признать, что в их семье появились кое-какие проблемы.
Огромные, блять, проблемы. Космических масштабов, вмещающие в себя все планеты и звезды.

Бесшумно повернувшись на бок, Арми нашаривает на прикроватной тумбочке телефон и включает его. Нужно отвлечься. Полистать ленту инстаграма или посмеяться с чужих шуток в твиттере. Арми, впрочем, не уверен, что способен будет смеяться над чем-то сегодня, завтра и в обозримом будущем. Взгляд Тимми из сна…
Лучшее, что он может сделать — выгнать его из головы хотя бы до утра.

Когда загрузочный экран на телефоне сменяется приветственным, с перечнем новых извещений, Арми приходится закусить губу, чтобы не выматериться вслух.
Контакт «Литтл Тимми Тим», судя по всему, разделяет с ним сегодняшнюю бессонницу и не прочь немного пообщаться.
«Мне просто не спится, и я решил еще раз напомнить, что люблю тебя <3» — гласит смска, присланная им чуть менее получаса назад.
Смска милая и явно не содержит в себе двойного дна, но Арми не знает, смеяться ему из-за нее или плакать, а может, делать все сразу и заодно выть в полный голос.

«Мне больше нечего отдать тебе» — говорил Тимми из сна. Это правда, в то время как долг Арми перед ним продолжает расти день ото дня. Каждый час, который они могли бы провести вместе, но не провели, добавляется к нему вместе с неосторожно брошенными замечаниями о Лиз, попытками публично отшутиться от намеков на слишком-уж-дружеские отношения, неуклюжими поспешными ласками в гримерках и туалетах…
Вечно так продолжаться не может, и сегодняшний намек от Вселенной кристально ясен. Пора начать расплачиваться по счетам.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», персиковые мужья

---

в этом диалоге с фанатом, по-моему, содержится сама суть пейринга котопса xD

Персики сегодня ведут себя очень странно. Сначала Арми выпал в твиттер и долго рассказывал историю, как его в каком-то ресторанчике оставили за главного, пока владелец ресторана бегал доставлять заказ для Холли Берри, а среди ночи (в НЙ было около четырех утра) в твиттер вывалился Тимми, сменил "шапку" аккаунта на картинку со звездами

картинка

- сообщил, что "looks like the beginning of Kingda Ka to me" ("похоже, меня ожидает нечто вроде поездки на Kingda Ka" (одни из самых крутых и высоких американских горок в мире))
- похвалил аватарку со своей же фоткой.
- пожаловался, что в сети нет Дерека (это его один из самых преданных фанов, каждый день желает доброго утра и спокойной ночи)
- смеялся и смущенно отсылал Дерека обратно спать, когда ради кисы его разбудили и погнали в твитор
- запостил песню, которую слушал в 13 лет
- дюже одобрил ник “Nonexistant Trash”

не знаю, что у них там творится, но ооочень заинтригован.

@темы: шаламэ мое шаламэ, персиковые мужья

---

*почесал в затылке*

Это был хороший повод, чтобы лишиться фбшной девственности, после стольких лет на дайри И мне-то особо шевелиться не пришлось, сделал пару сетов авок, пофлудил немного и посидеть в тепло-ламповой командной атмосфере. Если всегда можно в таком формате ходить, то не против повторить когда-нибудь

Сеты авок под катами:

001	002	003
004	005	006
007	008	009
0010	0011	0012
0013	0014	0015
0016	0017	0018
0019	0020	0021
0022	0023	0024
0025	0026	0027

1	2	3	4
5	6	7	8
9	10	11	12
13	14	15	16
17	18	19	20
21	22	23	24
25	26	27	28
29	30	31	32

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, персиковые мужья

---

Вуди Аллен: Интервью. Беседы со Стигом Бьоркманом

Все важное сказано в названии, собственно. Книга-сборник интервью с Алленом о большей части его фильмов, от самого-самого первого (которым он сильно недоволен), до фильмов начала 2000. Мне было очень интересно. По краткому содержанию фильмов примерно понял, что за чем хочу смотреть. И во многом мои представления о жизни совпадают со взглядами Аллена. Особенно в области эскапизма, смысла жизнь и работы. Аллен получается удовольствие только от написания сценария, а сразу после того как заканчивает съемки одного фильма, сразу начинает думать о следующем проекте. И не волнуется сколько зрителей посмотрят итоговой продукт, что там будет твориться с кассовыми сборами и какие награды за картину дадут.
Маленький тихий невротичный работяга.
Что смешно (смешно, но не очень) после того как отгремел скандал с Мией, он подумывал пригласить ее в свой следующий фильм и остановили его от этого шага только протестующие возгласы агентов и членов съемочной группы. Нет, я в очень многих делах о домогательствах на стороне предполагаемых жертв, но не в этом случае. Чем больше узнаешь про тот давнишний кейс, тем безумнее кажутся его обстоятельства. Аллен явно не самый приятный человек и с актерами он не дружит, но на хладнокровного растлителя детей никак не тянет.

Сильвестр Сталлоне — совсем другая история. Мне нужны были двое громил. Приходят двое громил — Сильвестр Сталлоне и еще один. Я смотрю на них и говорю: «Эти мне не подходят. У них недостаточно угрожающий вид». В ответ они начинают просить, чтобы я дал им еще один шанс, что они только переоденутся и сменят прически. Я соглашаюсь. Через пять минут они возвращаются, причем выглядят ровно так, как мне нужно. Я никогда не забуду этот случай: я бы пал жертвой собственной недальновидности, если б эти двое не показали мне, как их нужно подать.

По-видимому, это была его первая роль в кино.

Совершенно верно. Зато теперь, когда этот фильм крутят в маленьких городках, на афишах стоит: «Вуди Аллен и Сильвестр Сталлоне в фильме „Бананы"».
*

"В «Воспоминаниях о звездной пыли» у меня есть термин Ozymandias Melancholia, «меланхолия Озимандии». Собственно, я придумал этот диагноз для описания такого рода состояний, когда ты вдруг понимаешь, что твои произведения тебя не спасут и в конечном счете потеряют всякую значимость".
*
АЙЗЕК: «Глава первая. Он обожал Нью-Йорк. Он поклонялся этому городу сверх всякой меры». Или нет, лучше так: «Он идеализировал этот город сверх всякой меры. Теперь… в любое время года этот город разворачивался перед ним чередой черно-белых кадров под незабываемые мелодии Джорджа Гершвина». Э-э-э, попробуем заново. «Глава первая. Он идеализировал Манхэттен — впрочем, как и все остальное. Жить в полную силу ему удавалось лишь в сутолоке и суете, в толпе и в пробках.

Чем был для него Нью-Йорк? Женщины, красивые женщины, и мужчины, хитрые и изворотливые, тертые калачи, которые, казалось, знали все на свете». Нет, слащаво, слишком слащаво, на мой вкус. Начнем снова, попытаемся копнуть глубже. «Глава первая. Он обожал Нью-Йорк. Этот город был для него метафорой загнивания современной культуры. Тот же недостаток человеческой прямоты, что толкает многих на скользкую дорожку, стремительно превращал город его мечты в…» Нет, не годится. Кому я читаю эти нравоучения? Никуда от этого не денешься — я хочу, чтобы книга продавалась, нужно это признать.

«Глава первая. Он обожал Нью-Йорк, хотя этот город был для него метафорой загнивания современной культуры. Как трудно существовать в обществе, доведенном до полной невосприимчивости наркотиками, телевидением, грохочущей музыкой, мусором и преступностью!» Слишком гневно. У меня нет ни малейшего желания демонстрировать праведный гнев. «Глава первая. Он был суров и сентиментален, как и город, который он так любил. За этими очками в темной оправе таилась любовная энергия дикой кошки». Хорошо! «Нью-Йорк был его городом. И останется им навсегда».

Из фильма «Манхэттен»
*
Шведский писатель, лауреат Нобелевской премии Харри Мартинсон, который время от времени писал и о кино, как-то назвал кинотеатры «храмами для страшащихся жизни». Как бы вы отреагировали на такое определение?

Я бы сказал, что это очень точное определение, указывающее на одну из важнейших функций кинематографа, по крайней мере, важнейшую для меня. Я абсолютно с ним согласен: удовольствие, которое мы получаем от посещения кинотеатра, не в после/опою очередь связано с тем, что мы отвлекаемся от грубости жизненных реалий.
*

Во многих ваших фильмах дождь играет довольно важную роль.

Бывает, что мы осматриваем натуру и мне говорят: «Смотри, дождь можно устроить, но при этих пространствах на установку дождевых машин уйдет полдня, а между тем в кадре ты произносишь всего несколько слов. Стоит ли овчинка выделки?» И мне приходится согласиться с этими аргументами и отказаться от дождя. В самом начале «Дней радио» я показываю места, где я вырос, берег океана и пляж. Погода ужасная. Волна набегает на берег с диким ревом. И повествователь сообщает — я произношу это с самой невинной интонацией: «Я рос в красивейших местах». Аудитория смеется. Но это не шутка. Мне эти места действительно кажутся прекрасными. Поэтому натуру я всегда снимаю в плохую погоду. Если вы посмотрите то, что я снимал на протяжении многих лет, вам покажется, что солнца здесь не бывает, что здесь всегда пасмурно. Что в Нью-Йорке так же дождливо, как и в Лондоне, так же серо и мрачно. Мне нравится дождь как таковой. Дождь — это всегда очень красиво. Естественно, снимать все эти дождливые сцены невероятно утомительно, неудобно и долго. Но я все равно пытаюсь создать это дождливое настроение в своих картинах.

Как видите, Аллен взял Тимми в очень личный проект, где дождь ажно вынесен в название и будет идти постоянно.

Ваш Луис Леви тоже говорит: «Мир — место довольно неприютное. Мы наделяем его собственными чувствами».

Да, и таким образом создаем для самих себя поддельный мир. Мы существуем в поддельном мире. В чуть более мелком масштабе то же самое можно наблюдать в спорте. Существует, например, мир футбола. Ты погружаешься в этот мир, и тебя начинают заботить какие-то совершенно бессмысленные вещи: у кого больше очков и т. д. Люди попадаются на эту удочки, а другие люди делают на этом деньги. Тысячи людей смотрят футбол, для тысяч людей очень важно, кто победит. Хотя на самом деле стоит на секунду отстраниться от этого, и станет очевидным, что совершенно не важно, кто победит. Это ничего не значит. Точно так же мы создаем для себя мир, который теряет всякий смысл, стоит только от него отстраниться. Никакого смысла в нем нет. Важно самим создавать это чувство осмысленности, потому что смысла самого по себе просто не существует.
*
Вам не кажется, что, будучи режиссером и в этом смысле главным организатором работ, на психологическом уровне вы замещаете для членов группы фигуру отца? И если это так, то насколько сложно вам самому приходится в этой ситуации?

Скорее, у меня двойственная позиция. С одной стороны, я действительно в каком-то смысле для них отец, но, с другой стороны, как мне кажется, они считают, что я даже шнурки завязать не смогу, если они не будут мне помогать. В общем, и то и другое правда. Однажды мой отец заболел, семья тогда была во Флориде, и я тоже туда полетел, чтобы побыть с родителями. Когда я вернулся, съемочная группа пребывала в несказанном изумлении по поводу того, что я смог сам туда слетать: «То есть вы сами доехали до аэропорта?» Я им сказал, что я весь мир облетел абсолютно самостоятельно. Но они не могли в это поверить. Для них это было что-то невероятное. Они воспринимают меня как «ученого идиота», который способен снимать кино, но абсолютно несведущ во всем остальном.
*
Не кажется ли вам, что разговорный язык в целом стал грубее и вульгарнее?

Как бы то ни было, он изменился к лучшему. Я на сто процентов сторонник свободного обращения с языком. Такие определения, как «непристойный» или «вульгарный», для меня ничего не значат. Есть люди, умеющие обращаться с языком, и есть люди, не умеющие с ним обращаться. Есть документальный фильм «Американский сутенер», его сняли два негра, братья, которым удалось взять интервью у огромного числа сутенеров (причем все — негры). Там такой красивый язык! Это площадная брань и матерщина, но насколько она выразительна и с каким вкусом произносится! Это невероятной красоты вещь, о которой раньше невозможно было даже мечтать из-за идиотских ограничений и цензуры. Теперь это можно посмотреть. Но, с другой стороны, все время видишь телеюмористов, которых иначе чем «непристойными» и «вульгарными» не назовешь. Они как дети, которые пытаются рассмешить взрослых, произнося непристойные слова. Что тупо. Но в правильных руках прекрасными могут оказаться любой язык и любые слова. В течение моей жизни возможности для такой работы значительно расширились. Теперь много что можно, и я думаю, это замечательно.
*
Гарри характеризует себя как атеиста. А вы?

Я агностик. Но я думаю, что можно пережить подлинно религиозный опыт, не примешивая к нему священников, раввинов и прочее духовенство, и в этом не будет ничего бесчестного или противоречивого: бывают необъяснимые моменты, когда чувствуешь, что в мире есть какой-то смысл, что жизнь значит нечто большее, чем принято думать. Такого рода религиозность я готов уважать. Искусство тоже может доставить похожие переживания. Порой какой-то музыкальный фрагмент, книга или фильм вызывают во мне чувство, значимость которого помогает мне пережить особенно тяжелый период или какие-то трагические события. И я готов поверить, если кто-нибудь скажет, что у него было страшное детство и, если бы не стихи Эмили Дикинсон, он бы не выжил. В этом смысле искусство многое может сделать. Как я уже говорил, плетение корзин и создание поделок может оказаться спасительным. Это работа, она помогает выжить. Но в более широком социальном смысле искусство, на мой взгляд, мало что значит. Сколько ни пиши пьес о расовых проблемах, сколько ни снимай об этом фильмов, сколько ни своди белых и черных, все равно группа негритянских активистов, провозглашающая, что больше терпеть не намерена, объявляющая бойкот магазину или грозящая его взорвать, сделает гораздо больше. Именно они чего-то добиваются.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

интервью Тимми для некоего сингапурского печатного издания (видимо, Тимми надеется, что до сингапурских газет когти Лиз не дотянутся):

Краткий вольный перевод:
— Тимоти, как вы смогли соблюсти необходимый баланс между погружением в роль (влюбленного) Элио и вашими реаловыми отношениями с Арми?
— А я и не смог. Хз вообще, что теперь делать)))

С другого берега масло в огонь подливает знакомая Арми, оставляя следующий комментарий к его фотке:

"All other comments sound teasingly joking and funny. But hiding… I leave you to your deductions"

фотка вот эта, если что

на нашем дне все еще ТЯЖЕЛОВАТО.

@темы: персиковые мужья

---

Отличное видео xD Когда совсем разучился целоваться с девушками и запарываешь дубли из-за этого:

A photo posted by Instagram

[/MORE]

@темы: шаламэ мое шаламэ, видяшки