пусть я в меньшинстве (пока), но все еще не имею никаких претензий к Деппу-Гриндевальду. Не вижу ничего из ужимок Джека-Воробья в его образе Гринди, отлично выглядит. Новое моднявое пальто! Сложные вжухи палочкой!
Попутно в трейлере канонизировали, что Дамб видит в зеркале Еиналеж отнюдь не носочки. хехехе. понятно, что эту идею многие фикрайтеры использовали, но за свой фичок я тоже порадовался. чертовски приятно лицезреть на большом экране то же, что в своей голове.


а это прекрасное интервью, где Эзра-гриб постоянно клеит Джоша Эзра совсем топом стал, даром, что розовый гриб в чулках. самая фантастическая тварь второго фильма.

тоже хочу себе немного фоток Эзры-гриба, он прекрасен

@темы: грешноватая подворотня, ебливая кисуля, видяшки

---

от некоторых моментов до сих пор пробирает как в первый раз. Например, от Хэнка в пустыне вы понимаете. из Хэнков видимо выходят лучшие на свете полицейские. Они могут вести себя как хуилы, но в самые напряженные моменты на них можно полностью положиться.
и я адово умиляюсь с того, что когда брба-команда впервые приезжали на комиккон, то брали с собой резинового пупса, а теперь у Аарона есть свой, родной ребенок х) Это замечательно, булочка всегда так мечтал о детях и бросался тискать каждого младенца.

@темы: heisenbitch, видяшки

---

Бегущий человек

Очень злой, очень ранний Кинг (издававшийся под псевдонимом). Иногда мне не хватает этой безудержной ярости первых работ Маэстро, направленной против несправедливостей мира. мир в этой истории в чем-то даже мрачнее 1984, хотя и без войны. тоже адовое социальное расслоение и успешные попытки отвлечения внимания простых работяг на лотереи и дешевые телеразвлечения. У главного героя, безработного, жена вынуждена подрабатывать на панели, чтобы прокормить семью и купить хоть какие-никакие лекарства для болеющей дочки. Поэтому ГГ от отчаяния соглашается принять участие в самой адовой из существующих игр. "Бегущий человек", где всей стране предлагается поохотиться на одного человека и сдать его властям.
чернуха чернухой, конечно, особенно в конце. вот у Кинга иногда сюжет спокойно-мирно развивается, а потом как ухнет с горы, как покатится прямо к концовке. это один из таких случаев. мир изображен схематично, деталей мало и все же книга интересная. хотя я думаю, что в конце депрессухи перебор. это уже одноногая собачка, а не мотивация для персонажа.

также прочитал кинговскую "Пляску смерти", это его исследование жанра ужасов, вызывающее легкий стыд у тех, кто почти не смотрел ужастики. почувствуй себя быдло от мира хорроров. исследование любопытное, там про архетипы, истоки жанра и тд, но особенно ценным считаю списки из ста книг и фильмов, которые Маэстро рекомендует к ознакомлению. Вот "Ребенка Розмари" на днях купил.

иии прочитал «Возвращение в Брайдсхед». Вывод - если видел экранизацию с Айронсом, то читать оригинал необязательно. Один из редчайших случаев, когда не упустили ни одной детали и даже сделали историю более объемной, расцветив разными маленькими деталями. Возьмем эпизод в гостиной, когда Чярльз поправляет абажур на торшере после маленького буйства Себастьяна. всего пара лишних секунд, а штрихов к его психологическому портрету прибавляется.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

такой великолепный концепт, оооо.













[x]

@темы: тумбля, булочка на пивной тарелке

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ох Арми, Арми. как ляпнет что-нибудь, так хоть стой, хоть падай. "Даже на камеру". ДАЖЕ. фффффхххр.
и у Стивена снова отметился

про автографы на персиках рассказал и про общение с Тимми посредством видеозвонков. Мне очень нравится как он мимику и жесты Тимми изобразил, стопроцентное попадание Вот что значит соулмейт.

@темы: персиковые мужья, видяшки

---

@темы: видяшки

---

обещал выложить еще любимого нарисованного стекла по Детройту.
и вот.

1

[x]
мне этот вариант кажется чрезвычайно логичным, при условии, что Коннор и Хэнк в хороших отношениях. даже странно, что в игре его нет.

2

[x]

3

4

[x]

5

[x]

@темы: булочка на пивной тарелке

---

тоже прекрасное стекло по Детройту

из-за моего первого прохождения с отрезанием головы лесбиянки вообще восхитительно пересекается.

@темы: булочка на пивной тарелке

---

Мои гифки из Жарких ночей.
люблю один коммент с тумблера, где сказали, что вот гифки с закатным небом в такой обработке точно цвета флага бисексуалов Упс, случайно вышло!

+54

@темы: гифкопад

---

Человек-Муравей и Оса

при загугливании названия интернетом был предложен "человек-мразь", но людей-мразей в этом фильме нет вовсе. Самый злодеистый злодей слишком карикатурен, чтобы его можно было воспринимать всерьез, а другие противники осино-муравьиной парочки на самом деле нуждаются в их помощи. После первого фильма я бы настроен к этим героям весьма благодушно и вторая часть не подвела. Мило, забавно, легко. Логика и какие-либо намеки на научность да правдоподобность, сасаи в уголке, но в данном случае сюжет смотрится нормально. В этом всегда и дело, органично ли сочетаются друг с другом части фильма. Тут все ок. У героев есть цель и они к ней идут.
Поорал с того, что Муравей под домашним арестом читал "Виноваты звезды" Хороший выбор, мужик, дай пять.
7 из 10 для непритязательно-приятного просмотра в компании друзей. Именно такими и должны быть летние фильмы-аттракционы, я считаю.

Нью-Йорк, Нью-Йорк

Дебютный фильм сценариста Чарли Кауфмана. Не удивлюсь, если после получения главной роли в этой картине Хоффман начал употреблять наркотики в два раза больше, чем до нее, лал. "Сказка о потерянном времени" на американский лад. Да еще и независимое кино. То, что начинается как обычная чернушная комедия про женатого постановщика пьес, но с каждой минутой набирает обороты в колесе сюрреализма и под конец вылетает за границы человеческого понимания. Постановщик болеет, страдает, бесцельно тратит годы. Настолько бесцельно, что то, что он считает двумя пропущенными неделями на самом деле является десятью годами. Также он десятилетиями готовит громкие пьесы, но до премьер дело так и не доходит. Он желает поставить пьесу о своей жизни и нанимает актера, который играет его, а когда этот актер кончает жизнь самоубийством от неразделенной любви, то нанимает также актера, который сыграет предыдущего актера, в то время как сам под конец меняется жизненными ролями с уборщицей, успешно справляющейся с режиссурой.
Когда все персонажи вымирают, вы остаетесь в прострации и с пониманием, что тоже зря тратите свою жизнь, но потратить ее не зря нельзя в принципе, ведь она бессмысленна. Хороший фильм, да. И мне понравилась концепция с ядовитыми ожившими татуировками цветов, которые, когда гибнет владелец, умирают тоже.
если бы больше людей смотрели артхаус, то не было бы и мнений об отсутствии оригинальных идей в современном кинематографе.
8 из 10

Жаркие летние ночи

История про мальчика из девяностых, который на летних каникулах попробовал стать кем-то вроде Хайзенберга, но не шмог. Предсказуемо не шмог, поскольку был виктимной кисой вообще-то, не отличающей кокаин от детской присыпки. Фильм приятно смотреть благодаря скрупулезно воссозданной атмосфере 90-тых и отличному саунду, а также актерской игре моего неподражаемого Шаламы. Он выкладывается на 110 процентов даже в проходных фильмах, где этого можно было бы и не делать, за что я его очень уважаю. беру за хвост и провожаю . Но в целом фильм действительно посредственный. Его сюжет прост и может быть пересказан в паре строчек, в диалогах нет ничего уникального, в любовной истории тоже. Хотя любовная история мне даже понравилась. По трейлерам девушка казалась эдакой типичной "шлюшкой"-стервой без личности, предназначенной для услаждения взоров зрителей и ублажения главного героя, а на деле оказалась вполне себе с прописанной личностью и четкими приоритетами.
Поклонникам Шаламы - смотреть обязательно, не-поклонники фильм могут пропустить, а за атмосферой 80тых отправиться к "Странным делам". Мне уже даже интересно, что будет романтизировать следующее поколение, когда эстетика 80тых устареет.
6 из 10

Король Генрих V (1944)


Посмотрел, чтобы хоть немного привыкнуть к обилию горшков, что ждет и версию с Тимми. Вспомнил, почему не люблю Шекспира. Ну, точнее, не люблю Шекспира в больших количествах. Некоторые его сонеты очень даже ценю, но вот когда шпарят этим пафосным штилем два часа подряд, да со вставками приключений "комедийных" персонажей, за которых чувствуешь финский стыд... Удовольствие так себе.
Ну да, удобно, когда ты король и повел солдат на войну, но при этом снимаешь с себя всяческую ответственность за их возможную гибель, ведь на войне каждый сам за себя. Но они не были бы на войне, если бы не не твои терки с французским принцем-тупицей??? У него горшок еще хуже, кстати, у француза. А дочке Деппа, судя по этой экранизации, предстоит играть "прелесть какую дурочку". И разумеется они с Генрихом полюбили друг друга за пять минут, встретившись после победы англичан. Фильмы сороковых в большинстве своем это "спасибо, что больше так не снимаете".
похвалить хочется только группу постановщиков, которые здорово придумали как сэкономить на декорациях. По сути все действие фильма - это спектакль, а на природе сьемки велись только когда по сюжету пришло время эпичного сражения и всех попросили считать, что так убедительно природу видно благодаря силе зрительского воображения.

Вспоминая сюжетку сериала "Уилл", хочется сказать, что "Генрих" это пьеса из разряда "Уиллу очень нужны были деньги, а тут на носу дедлайн"
5 из 10

@темы: фильмы, закрытое общество прохождения по пизде (с), шаламэ мое шаламэ

---

запрыгивая в уходящий поезд 8 июля. Арми, после очередного его спектакля, напомнили, что именно в этот день когда-то познакомились Элио и Оливер

и он сказал НАША годовщина, owwwww. еще и так грустно, несколько поспешно. тяжело отмечать годовщину, когда твой соулмейт в другой стране.

@темы: персиковые мужья, видяшки

---

Третья глава перевода удивительных приключений Ника от нас со стотыщ. Очень увлекательная, пжно с погонями и подсаживанием невинных (ну как сказать...) дев на героин.

Tweak: Growing Up on Methamphetamines

День пятый

День пятый

С Пулей мы расстаемся около двух часов ночи. Ему пора воровать велосипеды вместе с какими-то знакомыми. Собственно, они просто шляются по округе, ломают замки на великах с помощью болтореза и загружают их в старый фургон. Дело рискованное, но Пуле очень нужны деньги, к тому же он быстрый и сильный.
Нам с Гэком заняться нечем, поэтому я спрашиваю, не хочет ли он вместе со мной поехать на Пойнт-Рейс. Мы закидываемся небольшой порцией спидов, чтобы прочистить головы после героина, и я снова чувствую себя уравновешенным. Мне весело выделывать лихие повороты, петляя между красных деревьев. Мы врубаем на полную громкость японский панк-рок. Может, Гэку такая музыка и не нравится, но мне все равно. У Гэка с собой половина косяка, который мы делим по-братски, и травка, как вишенка на торте, в сочетании со всем остальным дарит мне неплохие галлюцинации. За окнами всё испещрено розовыми и зелеными полосами. Гнущиеся книзу ветви деревьев переплетаются, спутываются узлами — точно решётки из паучьих лап, заслоняющие собой все небо. Каждый раз, когда мимо по встречной полосе проезжает другая машина, я ныряю в нестерпимо яркий свет. Резко сворачиваю в сторону, но продолжаю движение. Мы с Гэком смеемся и болтаем, выруливая к подъездной дорожке, но затем я вижу, что у дома припаркована машина родителей. Свет в доме не горит, но они наверняка внутри.
— Черт.
— Ты же вроде говорил, что их здесь не будет?
— Похоже, моим младшим брату и сестре завтра в школу не надо.

Интересно, поняли ли они уже, что я побывал в доме; заметили ли пропажу гитары и других вещей, обратили ли внимание на сломанную заднюю дверь. Около минуты я раздумываю об этом, сидя неподвижно, чувствуя знакомое неприятное ощущение в животе. Представляю, как они заходят в дом, осматриваются. Как их недоумение постепенно сменяется осознанием.
— Это ты здесь бросил полотенце?
— Кто в прошлый раз выпил бутылку вина?
— Ты заходил в комнату Ника?
— Чьи это ботинки?
— О господи, в доме кто-то был!

Я как можно быстрее разворачиваю машину, снедаемый чувством вины и унижения. Пытаясь выкинуть все это из головы, говорю:
— Плевать. Я знаю, куда мы можем поехать.
Мы двигаемся дальше, минуя город Инвернесс. Здания, стены которых покрыты соляной коркой, гниют и практически разваливаются на части. Старый, проржавевший «Inverness Store» находится в центре единственного городского квартала. Они торгуют всем подряд, от продуктов до одежды и видеокассет. Помню, как мы с друзьями ходили сюда после школы, накуривались и часами играли на единственном аркадном автомате, что у них был. И не сосчитать, сколько четвертаков мы в этот автомат насовали. Я хочу поделиться этим воспоминанием с Гэком, но он как раз ненадолго задремал, так что я просто проезжаю мимо. Дом Вирджинии и Адама свободен. Они, как и мои родители, всю неделю живут в одном доме, а на выходные приезжают в другой, на побережье. Увидев, что подъездная дорожка, ведущая к их дому, пуста, я впервые с тех пор, как уехал прочь от дома родителей, вдыхаю полной грудью. Внезапно на меня наваливается усталость, и теперь я хочу только одного — лечь поспать. Мы с Гэком выбираемся из машины и обходим деревянный дом сзади, ища способ попасть внутрь. Вирджиния и Адам — лучшие друзья моих родителей. Во всяком случае, они очень близки. Думаю, я тоже им довольно близок. У них двое детей. Их старший, Джесси — с очень светлыми волосами, вытянутым любознательным лицом и крупными щелочками между зубами — ровесник моего младшего брата, они учатся в одном классе. А младший, Тревор, точно такой же блондинчик, одногодка моей сестры.
Наши семьи раньше вместе ездили на пляж, разводили там костры на песке, жарили на углях хот-доги, все дела. Я развлекал детей всякими историями. Я вечно придумывал истории. Мы играли в догонялки на пляже и вместе плавали в обжигающе-холодной воде. Дети могли затеять со мной шуточную потасовку, а я давал им отпор — но всегда был осторожен. Я помню, с каким нетерпением ожидал в такие дни наступления темноты. Мы возвращались в дом, включали музыку («Talking Heads», например) и танцевали, танцевали, танцевали. Адаму слегка за сорок, он превосходный графический дизайнер. Вирджиния — писательница, очень милая женщина. Мы говорили о музыке, книгах, искусстве, обо всем на свете. Они всегда проявляли искреннюю заинтересованность в жизни детей. Я видел, как безоглядно они посвящают себя их воспитанию. Они так много отдавали, понимаете?
— Эй, — окликает Гэк. — Иди-ка сюда.
Каким-то образом он умудрился пробраться в дом и теперь стоит у открытой задней двери, нервно оглядываясь по сторонам, опасаясь, что кто-то нас увидит. Я захожу внутрь, и мы кое-где включаем свет. Дом небольшой, везде деревянные полы, выцветшие дизайнерские коврики и потертая кожаная мебель. Минималистично, но элегантно — простенько.
Мы съедаем хлопья, которые находим у них в шкафу, и валимся на кушетки. Некоторое время мы еще болтаем о чем-то неважном. В конце концов я засыпаю. Снов не вижу. Просто проваливаюсь в темноту.
— Ник, живо, просыпайся!
Гэк трясет меня за плечи.
— Ч-чего?
— Тут кто-то есть!
Гостиную заполняет предрассветный мутный свет, и я гляжу на раскидистый куст ежевики за окном, мокрый от холодной росы. Слышу, как где-то неподалеку щебечут птицы, но потом до ушей долетает и другой звук — тяжелые шаги на кухне. Я тут же вскакиваю на ноги, и мы с Гэком крадемся к двери, так бесшумно, как только можем. От волнения меня подташнивает, страх мешается с адреналином. Шаги за нашими спинами ускоряются, а затем мужской голос с заметным латиноамериканским акцентом выкрикивает:
— Эй вы, ребята, стойте!
Мы не останавливаемся. Мы бежим к моей машине, быстро запрыгиваем в нее и заводим мотор, пока мужчина продолжает орать нам вслед. Перед домом выстроилась целая бригада строителей, и все они наблюдают за тем, как мы уезжаем прочь, глядя на нас с нескрываемым презрением… или с жалостью? В любом случае, мне не до смеха, да и Гэку тоже. Едем мы молча, все еще тяжело дыша. На улице холодно, я весь дрожу и все пытаюсь включить обогреватель на максимум. Залив Томалес сереет перед нами, солнце только начинает всходить над зеленеющим в отдалении пиком Элефант-маунтин. Небо затянуто густыми белыми облаками. Я закуриваю сигарету и еще одну протягиваю Гэку, хоть он об этом и не просил. Добравшись до Пойнт-Рейс, я торможу около пекарни Бовини. Гэк закатывает глаза.
— Да ну нафиг, чувак, погнали обратно в город. Мне из-за этой хуйни до сих пор не по себе.
— Я только кофе куплю. Тебе захватить?
— Не пью я этого кофейного дерьма, брат. Оно желудок разъедает.
Рассмеявшись над его словами, я иду внутрь. Гэку вместо кофе беру горячий шоколад, и, кажется, он мне весьма признателен. Именно в эту пекарню меня завозили каждое утро по дороге в школу. Мне нравились их свежие теплые круассаны с шоколадной начинкой, которой можно было здорово обляпаться. Мы встречались здесь со знакомыми каждое утро в семь пятнадцать. Родители, чьи дети жили за пределами Пойнт-Рейс, по очереди возили нас через город. Дорога была дальняя, так что мы слушали книги на аудиокассетах, играли в дорожные игры и всякое такое. Когда родился мой младший брат, его стали брать с собой в эти поездки, и он, как правило, начинал плакать в дороге. Я и другие дети поочередно пытались как-то отвлечь его — успокаивали, смешили или просто чем-то привлекали его внимание, и тогда он замирал, уставившись на нас широко распахнутыми глазами. Еще мы пели ему песенки. Все были так терпеливы с ним. Он сделался нашим дорожным талисманом. Думаю, в те дни, когда его с нами не было, мы все по нему скучали.
Очень часто за рулем оказывалась моя мачеха. Не помню уже как именно это произошло, но однажды она придумала развлечение под названием «жалобная игра». По сути, это были сеансы психотерапии. Мы тратили по пять минут на обсуждение чего-то, что нас огорчало, и присуждали друг другу от одного до десяти очков в зависимости от того, насколько искренней, содержательной и проникновенной была чья-то история. Любой, кто начинал плакать, автоматически получал десятку. А до слез дело доходило достаточно часто. В машине обычно сидели три девчонки и я, все ученики шестого класса. Мы начинали жалобную игру с того, что обсуждали, как чувствовали себя изгоем на чьем-то дне рождения, или ныли про учителя, который слишком много задавал на дом, но постепенно продвигались к более личным темам, заговаривали о трудностях в семье и тому подобных вещах. Одна из девочек, Тереза, вечно тихая и застенчивая, вдруг поведала нам про развод своих родителей, как это было трудно, как ее мать теперь слишком много пьет. Мы все тогда расплакались и провозгласили ее безусловной победительницей «жалобной игры». Разумеется, как только мы добирались до школы, то больше эти темы не поднимали. Я отправлялся играть со своими друзьями, девчонки — со своими. Мы не общались. Иногда я замечал, как над одной из них издеваются, но не пытался ей помочь. Если кто-то из моей компании говорил про них гадости, я с ним соглашался. И девочки отвечали тем же. Но там, в машине, с моей мачехой за рулем, все было по-другому — мы были открытыми, словно широко распахнутые глаза моего младшего братишки.

Итак, мы с Гэком выезжаем со стоянки перед пекарней, вместе с кофе, круассанами и горячим шоколадом, когда я едва не врезаюсь в синий Вольво, внезапно возникший на пути. Я ударяю по тормозам и встречаюсь взглядом с водителем другой машины. Ее темные волосы прикрывают лицо, но я все равно узнаю ее. Мачеха. Она видит меня, я вижу ее, и я стремительно даю задний ход. Она яростно давит на гудок и устремляется за мной. Я гоню, почти не следя за дорогой, но она держится позади — преследует меня.
— Бля, что происходит?
— Чувак, это моя мачеха.
— Ну и какого хрена она за нами гонится?
— Если б я знал!
— Может, притормозишь, поговоришь с ней?
— Ни за что, чел.
Я вижу ее лицо в зеркало заднего вида. Оно до странности пустое — будто она уже смирилась с ситуацией. Я старательно отвожу глаза, думая о том, как сильно она, должно быть, во мне разочарована. Отец и Карен поженились, когда мне было восемь. Познакомились они годом раньше. Я всегда ее сильно уважал — как личность, как родительскую фигуру, как художницу. Помню, как смотрел вместе с ней "Полианну", когда папа уехал по делам. Мы впервые остались вдвоем, только она и я. Кажется, мы оба пришли к выводу, что фильм какой-то дурацкий, и следующие несколько месяцев мы смешили друг друга, пародируя Хэйли Миллс. Карен брала меня в походы вокруг округа Марин вместе со своими друзьями. Водила меня в галереи и угощала ужинами. Читала вместе со мной книги и покупала мне комиксы. Я уважал ее и, ну да, всегда хотел завоевать ее уважение, отчаянно желал этого. Я всегда хотел нравиться ей, ведь мне она нравилась так сильно. Но как она может уважать меня теперь? Мне становится стыдно за себя, и на какое-то мгновение я забываю, ради чего все это делаю. В чем смысл? Наверное, в метамфетамине. То есть, в него-то все и упирается в конце концов, верно? Этот козырь в моем случае ничем не побить. Сильнее ничего нет.

Пока мы едем, я смотрю на эвкалипты и каштаны, стоящие по краям дороги к Стинсон Бич. Вдоль шоссе №1 трава растет как попало, никем не скошенная. Я выжимаю из двигателя машины все, что могу, шины визжат на поворотах, но Карен по-прежнему держится довольно близко. Мы проезжаем мимо дома летучих мышей — крашеной в белый цвет лачуги, торчащей посреди поля с распахнутыми дверями и окнами. Этот домик не могут снести, потому что его облюбовали летучие мыши, принадлежащие к тем видам, которых больше нигде в мире не осталось. Облака расходятся, восходит солнце, и мокрый асфальт, расстилающаяся перед нами, стремительно высыхает. На следующем повороте я сворачиваю слишком быстро. Задние шины автомобиля скользят, и машина чуть не закручивается на месте.
— Хреново, — говорит Гэк. — Мы в полном дерьме.
— Расслабься, — отвечаю я, хотя сам расслабиться не в состоянии.
Мотор работает на пределе, и я чую запах горелой резины. Датчик высоких температур сигнализирует об опасности. Мы проезжаем через Догтаун, мимо поворота на дорогу Horseshoe Hill. Прибрежный городок Болинас находится к северо-востоку отсюда. Именно там я учился серфингу. Волны там неспешно вкатываются в лагуну — идеальная обстановка для начинающих. Мы катались на досках для серфинга, пока нам это не надоедало, а затем отправлялись есть пиццу в местное кафе. Когда брат с сестрой подросли, мы стали затаскивать их в воду, а потом толкать обратно к берегу на старом тяжелом лонгборде. А на пляже мы играли в гонки — надо было бежать точно по линиям, прочерченным на песке. Если ты сходил с линии, то выбывал из игры.
И вот теперь мы с Карен заняты точно тем же — гоняемся на разбитой неровной дороге. Из-под капота моей машины валит дым. На одном из поворотов я на мгновение теряю Вольво из виду и сворачиваю на лесистую дорогу. Там я вновь разворачиваю машину и останавливаюсь. Мы ждем.
— Мне нужна доза, — говорит Гэк.
— И мне.
Моя рубашка насквозь мокрая от пота. Волосы тоже взмокли, растрепались.
— Выждем здесь немного? — предлагаю я.
— Окей.
Я вижу, как машина мачехи проезжает мимо — очень медленно. На нас она не смотрит. Продолжает двигаться вперед. Я заглушаю мотор. Из-под капота слышится громкое шипение. Гэк растворяет в баночке большую дозу мета. После того как он набирает часть в шприц для себя, я добавляю к оставшемуся мету порцию героина. Позволяю Гэку сделать мне укол. У него так замечательно получается мне вкалывать. Все становится лучше после того, как героин и мет попадают в мою кровеносную систему. Я даже начинаю сомневаться, была эта автомобильная погоня на самом деле или просто пригрезилась мне. Но дым, тянущийся из-под капота, дает однозначный ответ на этот вопрос.
Теперь все в курсе, что у меня рецидив.

Я высаживаю Гэка на Тендерлойн, и мы договариваемся встретиться на следующий день или около того. Он говорит, что пока займется поисками людей, которые могли бы поставлять нам товар.
Я включаю мобильный. Двадцать семь новых сообщений. Слушаю по первой секунде от каждого и все удаляю. Желудок словно ухает куда-то вниз, а шею неприятно холодит от мурашек. Я думаю про Спенсера, маму, папу, работу и друзей, которых бросил. Гадаю, действительно ли зашел на этот раз настолько далеко, что обратной дороги нет. Да, я думаю, зашел. Кроме того, не так уж это и плохо. По сути-то я этим людям ничего не должен. Я волен сам распоряжаться своей жизнью — или отказываться от нее. Разве не так? Я снова соглашаюсь сам с собой. Целиком я прослушиваю только сообщение, оставленное Лорен. Она хочет, чтобы я заскочил к ней после того, как она поужинает с родителями. Говорит, что я могу проскользнуть через задние ворота, и тогда, может, меня никто и не заметит. Ждать мне предстоит еще долго, так что я еду на Бейкер Бич и снова плаваю в океане. Я захватываю свой кожаный несессер, когда иду в мужской туалет. Сперва я стою снаружи под душем в одних шортах, а затем прохожу в усыпанную песком ванную комнату и раскладываю свои бритвенные принадлежности вокруг проржавевшей грязной раковины. У меня есть отличная бритва и один из этих щетинистых помазков для бритья от Л’Окситан. Помимо этого, у меня при себе крем для бритья на серебряном блюдце. Я бреюсь и смазываю кожу лосьоном. Использую дезодорант. Брызгаю на себя немножко одеколона и с помощью какого-то модного средства приглаживаю волосы. Стригу ногти на ногах и руках. Время от времени в комнату заглядывает какой-нибудь посетитель пляжа, удивленно глядит на меня и поспешно удаляется. Тем не менее, когда я покидаю ванную комнату, то выгляжу почти презентабельно. Для меня почему-то всегда был важен внешний вид. А сам себе я вечно казался некрасивым. Серьезно говорю. Помню, как еще маленьким, находясь дома у мамы в Л.А, я мог часами разглядывать себя в зеркале. Как будто надеялся, что наконец стану красивым, если смотреть в зеркало достаточно долго. Но этого так и не случилось. Я становился только уродливее и уродливее. Ничего во мне не выглядело достаточно хорошо. А внутри меня таилась какая-то печаль — даже безнадежность. Фокусироваться на внешности было по крайней мере проще, чем пытаться разгребать внутреннее дерьмо. Над внешностью у меня есть хоть какой-то контроль — до определенной степени. Я могу покупать себе разную одежду, стричь волосы и все такое. А вот дыра, зияющая в душе, настолько пугающая, что в нее и заглянуть невозможно. Зато я в состоянии приобрести пару новых туфель и, надо же, могу следить за тем, чтобы мое лицо было гладко выбритым, а кожа чистой. Это ужасно мелочно и нелепо, я это отлично сознаю, но бессилен что-либо с этим поделать. То есть, понятия не имею, как это изменить. Все, на что я способен, это закидывать в себя все больше чертовых наркотиков.
Я решаю, что, возможно, стоит попробовать устроиться на подработку в какую-нибудь кофейню. Направляюсь на Клемент-стрит — еду мимо магазинов с импортными товарами, мимо вонючих рыбных лавок, димсамовых уличных ларьков и китайских пекарен. Люди здесь сбиваются в кучи, разговаривают громко, ходят быстро. Я захожу в комиссионный магазин, где за сорок баксов покупаю костюм от Брукс Бразерс и какие-то черные туфли, чей производитель неизвестен. После этого я иду в публичную библиотеку Ричмонд Бранч и занимаю очередь на один из компьютеров. Ждать нужно примерно два часа. В библиотеке грязно и толчется столько народу, что даже стены и книги пропахли потом. В дверях спит бездомный, закутавшись в несколько слоев одежды. Старухи с высветленными перекисью волосами о чем-то спорят по-русски. Беременная женщина толкает туда-сюда синюю коляску со спящим младенцем — вперед-назад, вперед-назад. Я курю сигареты, жду и делаю заметки в записной книжке. Я пытаюсь составить резюме, намереваясь напечатать его, когда подойдет моя очередь. Проблема в том, что никаких характеристик с прежних мест работы у меня нет . Послужной список у меня уже солидный, и каждый раз выходит так, что сперва я прекрасно тружусь на новом месте, но вскоре ситуация ухудшается, и заканчивается все плачевно. Обычно я в какой-то момент просто перестаю появляться на рабочем месте. Так завершилась моя работа в реабилитационном центре в Малибу. То же самое случалось и на прежних семи работах. Собственно, я ни разу не проходил полный рабочий цикл, от приема на работу до увольнения — даже когда не употреблял. Я каждый раз схожу с ума, пытаясь все делать идеально. Не могу работать, не выкладываясь на сто процентов. Мне непременно нужно стать лучшим сотрудником, лучшим коллегой, лучшим кем угодно. Мне необходимо всем нравиться, и я из кожи вон лезу, пытаясь этого добиться. Мой главный страх — что кто-то станет на меня злиться. Этого мне не вынести. Я безумно боюсь оказаться отвергнутым — даже теми людьми, которые для меня и не значат ничего. Так что лучше бросить их первым, обрубить все концы и исчезнуть. Тогда они не смогут причинить мне боль — никто не сможет. Именно поэтому у меня и нет характеристик с прошлых мест работы.
Но, конечно, всегда есть шанс, что новый работодатель ничего проверять не станет.
Распечатав примерно двадцать копий резюме, я проезжаюсь по нескольким деловым районам. Оставляю резюме во всех кафе и ресторанах, что попадаются по пути. Особой заинтересованности никто не проявляет. В паре мест мне назначают собеседования. На пути к пристани я проезжаю через финансовый район города. Припарковав машину, смотрю на белоснежный обветшалый маяк Алькатраса. По мере того, как солнце садится за горизонт, с неба быстро сходит оранжевый цвет, и в заливе поднимается сильный ветер. Я натягиваю куртку и еще некоторое время сижу в машине, рисуя, пока не становится совсем темно. Потом я засыпаю, свернувшись на переднем сидении поудобнее. Будит меня телефонный звонок. Слышу в трубке голос Лорен:
— Приезжай, задние ворота открыты.
Добравшись до Си Клифф, я приглушаю музыку и оставляю машину в нескольких кварталах от дома Лорен из-за внезапного приступа паранойи. А когда я пытаюсь открыть высокие деревянные ворота, то выясняется, что их блокирует кирпич. Я толкаю створку ворот сильнее, и она поддается, но шум при этом поднимается такой, что я, наверное, поднимаю на уши всю округу. Тем не менее, мне удается добраться до задней двери дома, которая не заперта, и попасть в комнату Лорен, не наткнувшись на ее родителей.
Мы с Лорен долго целуемся и переговариваемся шепотом. У нее уже началась ломка, так что я спешу приготовить нам обоим по дозе.
— Когда-нибудь принимала героин? — спрашиваю я.
Она качает головой.
— А хочешь попробовать?
Она кивает.
Я добавляю приличных размеров порцию герыча в получившуюся смесь. Лорен внимательно наблюдает за моими действиями. Затем я промокаю смесь каким-то куском ваты и через него наполняю два шприца. Я волнуюсь, как бы не переборщить с дозой для Лорен, как-никак, это ее первый раз. Передаю ей один из готовых шприцов. Она некоторое время ищет у себя на руке подходящее место, а потом наконец втыкает иглу. Набирает немного крови в шприц, а потом вкалывает себе дозу. Я наблюдаю за тем, как наркотики берут над ней верх. Она словно вся обмякает, тяжело и резко выдохнув. Прижимает свою маленькую бледную ладошку к маленькому бледному лбу и откидывается назад, чуть не падая. Спохватывается, выпрямляется и тут же начинает заваливаться снова. Я смеюсь, глядя на нее.
После того, как я тоже ввожу себе дозу, мы укладываемся в постель. Там повсюду разбросаны подушки и одеяла. В комнате совсем темно, не считая огоньков на рождественской гирлянде, и я прислушиваюсь к дыханию Лорен, к ее коротким неглубоким вдохам. Ее зрачки расширены — черные провалы. Их переполняет мет, а я кайфую, кайфую, кайфую.
— Нельзя шуметь, — говорит Лорен.
Голос низкий, невнятнный.
Я целую ее — и как будто перетекаю в нее сквозь поцелуй, или, наоборот, поглощаю ее, делая частью себя. Ее язык — этой мой язык, ее губы — мои губы, ее дыхание — мое. Она издает стон, и я шепчу:
— Тшшшшш.
Некоторое время мы продолжаем целоваться, а потом я быстро стаскиваю с нее одежду, скидываю свою и прижимаюсь губами к ее соскам, грубо зацеловывая грудь. Мы начинаем заниматься любовью, и ничего не может быть лучше и естественнее этих жестких пульсирующих движений, порожденных нами. Мы здесь и в то же время нет — мы дрейфуем на ощущениях цвета и биения сердец, а наш пот капает вниз, вниз, вниз.

Мы занимаемся сексом так долго, что кровать буквально насквозь пропитывается потом, настолько его много. Мы целуемся, прижимаемся друг к другу, и все начинается по новой. Мы оба выдохлись, но не останавливаемся. Каждое ощущение в разы острее, чем обычно. Моя рука сжимает ее, живую, чувственную, горячую. Кровать трясется, стены дрожат, земля сотрясается вместе с полками, лампами и всем остальным, а нам плевать — плевать, и все. Я хочу, чтобы это длилось вечно, хочу навсегда остаться здесь, с Лорен, в наркотическом экстазе от мета и героина. Я будто достиг наивысшей точки своего существования — и не хочу, чтобы это прекращалось.

Проходит три с половиной часа. Я отодвигаюсь в сторону и замечаю, что весь в крови. Кожа стерта до крови. Но я совсем ничего не чувствую. Лорен закуривает сигарету, и мы передаем ее друг другу. Я хочу еще немного вмазаться, поэтому встаю на ноги и ощущаю головокружение, какое бывает перед обмороками. Я опускаю взгляд вниз, разглядываю собственное тело, поражаясь тому, как сильно уже похудел. Ноги начали поглощать жир с самих себя, а тазобедренные кости сильно выпирают. Я пробираюсь в ванную, справляю нужду, а затем оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти вату с остатками мета и героина. Именно в этот момент я слышу стук. Кто-то стучится в дверь комнаты Лорен, и меня тут же волной накрывает паника. Я запираюсь в ванной, едва дыша. Снаружи слышатся голоса, и я понимаю: блять, все пропало. И тут я вижу банку с ваткой и грязным шприцем. Раз уж мы все равно попались, я решаю добить остатки наркоты, пока меня не вышвырнули за дверь — или не упекли в тюрьму. Так что, стараясь действовать как можно тише, я усаживаюсь на унитаз и ищу подходящую вену. Ввожу.
На какой-то короткий миг в голове мелькает мысль «вот дерьмо», а потом я падаю вперед и врезаюсь в твердую стеклянную дверь душевой кабины. Отскочив, я обрушиваюсь на пол, и мир погружается в темноту.

@темы: Эстер, «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», шаламэ мое шаламэ

---

02.07.2018 в 17:37

Пишет  medveditsa:

Не о футболе
Это вообще не о футболе, это о кино. Пишет Алеся Казанцева, она же eprst2000 в ЖЖ, человек очень глубоко погружённый в отечественный кинематограф, телевидение и рекламу, потому что она работает ассистентом режиссёра и всем таким прочим. В общем, как это щас принято называть, мнение эксперта:

- ...А потом через много лет снимут фильм про это!
Сделают испанцев огромными злыми волосатыми громилами, чтобы усилить впечатление. Они будут сплевывать на газон прямо сразу кровь с зубами, такие свирепые они были. По второму плану их будут играть армяне, потому что «ну они там все на одно лицо, они же бегают, не различим, у нас нет денег на иностранный кастинг».
А наши будут тоже не совсем простые, а с каким-нибудь надрывом личным. Но надрыв должен быть в последний момент, только в последний. Потому что пока нас не надорвёшь, не пнешь берёзку кирзовым сапогом, мы не побежим. Типа: ТЫ ШУРКЕ НА НОГУ НАСТУПИЛ, ДА Я ЗА ШУРКУ!!!! Нет, это плохо, не цепляет. Или должен быть какой-то момент типа... который придумывают режиссёры обычно.... Например, злой испанец наклеил на мячик фото дочери российского футболиста (ПРЯМО СЛЮНЯМИ ПРИЛЕПИЛ) и пнул его! (Откуда у него фото??? ДА НЕ ВАЖНО, зритель простит!) И тут наш футболист такой АААААААА!!!!!! Дальше динамичная нарезка кадров.
А Акинфеев, когда отбил пенальти, кричал ЗА ПАЦАНОВ!!!.... это будет уже в замедленной съёмке, чтобы эхо протянуть.
Так все и было! Скажут, что так все и было.

В каментах начали уточнять детали...

- Да-да. Наши ещё будут все хромые и косые, с пороками сердца. Дзюбу сыграет Хабенский.

- У кого-то должен быть не просто протез, но он должен отлетать с ноги вместе с мячом во время гола. В рапиде, как мы любим. А это был типа секрет, что игрок играет на протезе. Его еще все фанаты высмеивают за длинные шорты. Но он всю жизнь мечтал играть в футбол (кадры, где пот льется прямо на пол лужами, когда безногий игрок сидит на тренажере). И тут раз, вдруг такое открывается! Человек играл на протезе и никто не знал. И он в итоге забил!

- Ещё у одного должна быть непреодолимая психологическая травма, связанная с Испанией. Например, в 6-ти летнем возрасте на маму одного из футболистов опрокинулся чан с паэльей. Мама долго страдала, но все равно не дожила до ЧМ. И наш, превозмогая рис, преодолевает эту проблему.

- Или ещё боязнь! Боязнь круглых предметов. У одного футболиста. Может прыгать с девятого этажа через огненное кольцо, но пиздец боится круглых предметов. Но при этом реально самый лучший в сборной, если бы не эта хуевая фобия.

- Все усугубилось, когда Адидас сделал специальный мяч для play off, нанеся на него красные пятна. Но мудрый и находчивый тренер Стас решил проблему, напугав героя квадратом.

(C)

Так всё и будет, зуб даю.

@темы: перепосты перепостов

---

очень красивое стекло по Детройту, пусть будет тут





[x]
эта тема, когда один партнер смертный, а другой условно-бессмертный меня еще с Сумеречных охотников интересует.

@темы: булочка на пивной тарелке

---

теперь киса может не переживать, что только ей одной придется до старости подписывать персики фанатам. очевидно, что песю ждет та же участь

персики - дело семейное.

@темы: персиковые мужья

---

зашел наконец скинуть пачку своих невероятно гетеросексуальных гифок про ДРУЖБУ Чярльза и Себастьяна, но наверное надо и о самом сериале что-то отписать.
Возвращение в Брайдсхед
сериал превосходный, 10 из 10 трепещущих платочков. атмосфера изысканного угасания благородного рода, Джереми Айронс с его обычной бездной боли в глазах, юст, алкоголизм и красивые виды поместья. если знакомство с кем-то начинается с того, что он блюет тебе в окно в Оксфорде, а затем присылает тонну цветов знак извинения, то это любовь.
Опять романтическая поездка в Венецию, Венеция как будто только для того и существует, чтобы в ней томились мужчины с их сложными и не совсем традиционными отношениями. Чярльзу и Себастьяну вовсе не надо было добавлять экранный поцелуй как это сделали в поздней экранизации, они прекрасны со своей недосказанностью, робостью и неизбежными скатыванием в пропасть. Это тоже история про отношения, которые могли бы быть, про найденную дверь в зачарованный лес и счастливое лето. лето длиться вечно не может. нет, ну я бы с удовольствием посмотрел на вариант с полноценным романом между этими персонажами, но тогда требуется куда как более серьезная работа над сценарием, чем то, что сотворили в фильме, выставив Чярльза, эту интровертную пугливую булочку с оленьими глазами, придурком и абьюзером, забившим на дружбу с Себом ради ухлестываний за его сестрой. На фильм хочется говниться с чувством и долго, редко встретишь пример, когда то, что уже было экранизировано идеально берут и переснимают абсолютно бездарно.
а вот про католический пласт сюжета говорить хочется не очень, я не католик и вообще агностик, так что это все совершенно не близко. как по мне, матушка семейства очень знатно промыла всем мозги, особенно Джулии с Себом и это в ней корень всех бед. может перед смертью действительно и самому злому атеисту захочется на всякий случай перекреститься и получить отпущение грехов, но если вера в Бга требует отказа от любых шансов на личное счастье, то стоит ли оно того.
при этом даже набожная мать злодейкой не выставлена и Рекс никого не продает за картины (как в гребучем фильме, да). Это красивая неспешная история с очень красивыми начитками отрывков из книги в исполнении Айронса. после того как арка про дружбу Себастьяна и Чярльза завершилась, мне было труднее досматривать, но потом проникся симпатией и к Джулии, у нее тут целая отдельная серия, выделенная для раскрытия ее личности.


главное для меня, ето, конечно, естетика. естетика в каждом кадре. то, что смело можно назвать еИскусством.

когда увидел, что где-то в твиторе Айронса назвали дедом, то завис над этим сообщением. не могу представить его дедом, хоть и видел в некоторых поздних ролях. в моем воображении ему всегда максимум сорок. он где-то там в Венеции с Себом или в одноэтажной Америке со своей Ло, а может в Праге, блуждает Кафкой по безумным закоулкам своего же воображения, но он никогда не состарится.

"романтическая дружба" в ассортименте

@темы: сериалы, гифкопад

---

сочетание десять из десяти!

@темы: фильмы, видяшки

---

десять лет для культового сериала - только начало х)

@темы: heisenbitch

---

аааааааах боже мой, до чего же Тимми красивый пойду переводить книгу Ника с утроенным энтузиазмом.

@темы: фильмы, шаламэ мое шаламэ