за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Четвертая часть увлекательных приключений Ника. БАЛЬШАЯ. Попытки стать крутым наркобароном и первые упоминания о работе проститутом прилагаются.
Стотыщ спасибо за редактуру :3
Tweak: Growing Up on Methamphetamines
День шестой
Когда я прихожу в себя, в ванной светло, а я так и валяюсь на кафельном полу, дрожа от холода. Встаю на ноги, желудок тут же скручивает узлом, и я блюю в унитаз. И снова блюю. Я задыхаюсь, горло словно огнем горит, а по лицу струятся сопли и слезы. Никаких звуков за дверью не слышно, так что, выпив немного воды из-под крана, я отпираю дверь и чуть ли не ползком возвращаюсь в комнату Лорен. Там никого нет. Свет погашен, комнату освещает солнце. Одевшись, я намереваюсь выбраться из дома тем же путем, каким вошел. Засунув руку в карман, обнаруживаю там записку. Писали ее явно второпях — мелким неровным почерком на желтой разлинованной бумажке.
Ник, если ты там, блядь, помер, я тебя прибью. Позвони мне СРАЗУ ЖЕ, как проснешься. Родители уезжают завтра около часа, так что после этого можешь перевозить сюда свои вещи. Черт, надеюсь, ты не умер. ПОЗВОНИ МНЕ. Лорен.
Я отхожу от дома Лорен на приличное расстояние и только потом набираю ее номер. Она отвечает шепотом, как будто ей сейчас неудобно разговаривать. На небе ни облачка, но со стороны Сан-Франциско дует сильный ветер, и волосы лезут мне в глаза.
— Ник, это ты?
— Ага.
— Господи, какого хрена с тобой вчера случилось?
— Да ничего. Понимаешь, я услышал, как твой отец в дверь стучит, и спрятался в ванной. Похоже, я там переборщил с дозой, вот и отрубился. Никто не слышал, как я упал?
— Ты вообще о чем?
— О том моменте, когда твой отец спустился вниз.
— Ник, такого не было.
— Но я же слышал. Слышал, как ты с ним разговаривала.
— Э, нет, не мог ты такого слышать.
— Блять.
— Ник, никогда больше так не делай, ясно?
— Да, извини.
— Придешь вечером?
— Конечно.
— А у тебя есть еще… ну ты понял?
— Ага.
— Отлично, тогда позвони мне попозже.
Я отключаюсь.
Гэк звонит мне примерно в полшестого. Большую часть дня я просто блуждаю по улицам, уставившись себе под ноги — высматриваю деньги, сигареты и всякие другие штуки, которые кто-нибудь мог обронить. Как-то раз я нашел черную кожаную барсетку с полным комплектом парикмахерских принадлежностей, пятью чеками и почти парой сотен баксов налички. Вот просто так нашел. Я находил пачки с сигаретами и пакеты с остатками еды. Даже пакетики с травой и коксом иногда попадались. Сегодня, однако, мне на пути не встречается ничего, кроме ненужной стереосистемы Aiwa.
Вообще-то я вижу еще и доверху переполненный пакет, привязанный к ручке чьей-то входной двери. Я голодный, а пакет на вид вроде похож на доставленную еду. Я быстрым шагом прохожу мимо, разворачиваюсь, хватаю его и убегаю. Свернув за угол, я вскрываю пакет, надеясь найти там китайскую еду, или тайскую лапшу, да хоть что-нибудь съестное.
В пакете собачье дерьмо. Целая куча дерьма. Я отшвыриваю его в сторону, а желудок уже тошнотворно сжимается из-за запаха.
Но, как я упоминал ранее, в полшестого звонит Гэк, и он сообщает, что, кажется, нашел для нас поставщика. По телефону он подробности рассказывать не хочет, так что мы договариваемся встретиться на Тендерлойн около восьми.
Еще Гэк говорит, что нужно принести триста баксов.
— Триста? — повторяю я. — Не больше?
— Пока что хватит.
Я снимаю деньги со своего счета. У меня остается немногим больше двух тысяч, но именно что немногим. Ноги болят после целого дня ходьбы, и когда я осматриваю подошвы своих кроссовок от Jack Purcell, то замечаю на подметке одной из них дырку, начинающую прорываться через пятку. Тем не менее, я иду дальше, зная, что перестану чувствовать боль, как только закинусь снова. Это и к горлу относится. Когда наркотическая эйфория немного отпускает, я понимаю, что заболел. Горло саднит, а нос забит соплями. Наверное, я где-то простыл. Но мет и об этом позаботится.
Темнеет. Небо окрашивается в желто-серо-анемичный цвет из-за городских огней. Тендерлойн ночью — настоящее хоррор-шоу. На каждом шагу к тебе пристают с просьбами подать немножко мелочи или предлагают наркотики и секс. Мужчины и женщины блуждают по улицам и аллеям, гонимые безжалостной нуждой. Наркоманы рыщут в поисках дозы, дилеры высматривают покупателей — каждый по-своему пытается утолить жажду, которая никак не может быть утолена.
Гэк курит сигарету перед закусочной Carl's Jr. и слушает музыку через наушники. Одет он так же, как и всегда.
— Ну как дела, чувак? — спрашивает он, обмениваясь со мной подобием рукопожатия. Взгляд у него блуждает туда-сюда.
— Это ты мне скажи.
Он ускоряет шаг, и я следую за ним.
— Короче. Есть один парень, его зовут Джо. Джо только откинулся и собирается валить куда-то далеко на Юг — в Джорджию или еще в какую жопу мира. Джо тут всех в округе знает, сказал, что может нас свести с поставщиками, чтобы мы могли брать товар прямо у них. Он нам типа эстафету передает, сечешь?
— Круто.
— Так что мы этих поставщиков испытаем. На триста баксов купим у них действительно годной наркоты. Поделим на дозы и продадим. Где-то половину оставим для себя.
— И ты этому Джо доверяешь?
— А то! Я его, блять, целую вечность знаю.
— Окей, тогда в этом я на тебя положусь.
— Идет.
Я не особо слежу за дорогой и сам не замечаю, как мы оказываемся в переулке, где мигает один-единственный тусклый фонарь. Мы останавливаемся перед ржавыми железными воротами, перекрывающими путь к многоэтажке. Гэк жмет на кнопку, говорит:
— Йо, это я, Гэк.
И нас пропускают.
В холле здания тесно, пахнет мочой и плесенью. Ковер на полу прожженный, облезлый, запачканный. Стены местами корявые, из-за чего создается ощущение, что мы раскачиваемся, как на корабле. Я прислоняюсь к грязно-коричневым перилам. В десяти метрах от нас распахивается дверь. В коридор выходит длинноволосый мужчина с черными густыми бровями, похожий на персидца.
— Он здесь, — говорит мужчина.
Мы следуем за ним в комнату, по размеру она не больше крохотной кухни. В комнате нет ничего, кроме кровати и телевизора, по которому идет порно-фильм. Толстяк (лет примерно пятидесяти пяти, с редеющими волосами) вдыхает дым через длинную стеклянную трубку. Он громко выдыхает и переводит взгляд на нас. Отодвигается в дальний угол кровати, прислоняется спиной к стене.
— Давно не виделись, Гэк.
— Ага, с возвращением. Знакомься, это Ник.
Джо протягивает мне руку, и я ее пожимаю.
Глаза у него тусклые, остекленевшие. Мясистые щеки прикрывает неряшливая борода. Губы толстые и влажные. Он передает мне трубку, я беру ее и делаю затяжку, даже не вытерев перед этим, хоть и очень хочется.
— Ну так что, Ник, — говорит Джо, чей голос подрагивает из-за воздействия наркотиков, — ты что же, решил заняться продажей этого дерьма?
Кивнув, я усаживаюсь на пол рядом с мужчиной-персом. Гэк садится на кровать рядом с Джо.
— Мы с Гэком будем работать вместе, — поясняю я.
— Все нормально, чувак, но я бы на твоем месте поосторожнее. Ну да ладно, давай сразу к делу. Телефон не одолжишь?
Я передаю ему свой мобильный, и он делает несколько звонков. Краем уха я прислушиваюсь к его разговорам, пока мы с Гэком передаем друг другу трубку. Мужчина-перс не произносит ни слова и предложенную мной трубку брать не желает.
— Ну вот, через полчаса сюда кое-кто подъдет. И с этими ребятами вам точно стоит сотрудничать. Гэк, блин, ты слушаешь?
Гэк возится с портативном CD-плеером, ковыряется в его внутренностях какой-то своей универсальной отмычкой. Он ненадолго поднимает голову.
— Давайте-ка начистоту. Прежде чем я передам вам, парни, свои контакты, вы должны кое-что уяснить. Гэк, у тебя котелок всегда хорошо варил. А что до тебя, Ник, то Гэк за тебя поручился, значит, ты нормальный пацан.
Следующие двадцать минут он распинается о том, что ни в коем случае нельзя позволить кому-то себя обдурить. Суть такова: самое важное всегда — деньги. Никогда никому не доверяй. Никому ничего не делай бесплатно. Это бизнес. Не сентиментальничай. Не бери других в долю. Сперва продавай дурь небольшими дозами, а когда клиенты крепко подсядут, снова урежь порции. Всегда имей при себе оружие. Лучше всего что-нибудь неприметное, типа скейтборда или барабанных палочек. Гэк делает попытку поспорить с ним, настаивает, что лучше торговать честно, если рассчитываешь на длительный успех. Джо категорически не согласен. Он напирает на преимущества хладнокровно-безжалостного подхода к делу. Я же просто слушаю и, стараясь завоевать его расположение, киваю, как будто действительно все понимаю.
Звенит дверной звонок и в здание заходят двое крупных мужчин. Один из них белый, другой похож на латиноса. В комнатку столько народу набилось, что я начинаю потеть. Знакомство много времени не занимает. Джо представляет Гэка как своего преемника, они пожимают ему руку, дают номер телефона, и на этом все заканчивается. Я отдаю им триста долларов за кусок мета размером с мяч для гольфа. Мет выглядит качественным, чистым. После этого мужчины уходят, и в комнате остаемся только мы с Гэком, Джо да мужчина-перс, который и трёх слов за весь вечер не проронил. Я передаю Гэку мет и чистые шприцы и прошу его сделать нам пару доз, чтобы проверить товар. Пока Гэк занят приготовлениями, Джо пристает ко мне с расспросами. Я рассказываю (возможно, чересчур откровенно) свою историю, упоминаю про деньги, которые собираюсь вложить в бизнес. Пока я говорю, он все пытается поймать мой взгляд, и я вынужден продолжать пялиться в пол.
Он говорит это, дождавшись, когда Гэк сделает мне укол. Я захожусь в приступе кашля, настолько сильно меня пробирает. В ушах звенит. Эффект такой мощный, что мне кажется, будто меня сейчас вырвет, но в то же время я этим наслаждаюсь. На мгновение тело полностью парализует. Я делаю долгий выдох, прикуриваю сигарету, смеюсь. У Гэка реакция почти такая. Похоже, товар чистейший.
— Нравится, да? — спрашивает Джо.
Я киваю.
— Знаешь, а я мог бы тебе подогнать лед в разы лучше этого.
— Серьезно?
— Абсолютно. Могу хоть сегодня. Сколько ты готов вложить?
— Не знаю. Наверное, максимум две сотни.
— Что ж, для начала хватит и этого.
— Окей.
Я оглядываюсь на Гэка, пытаясь понять, какое у него выражение лица, но ему до нашего разговора дела нет. Он снова ковыряется в чертовом CD-плеере. Мужчина-перс прислонился к стене и заснул. Зернистое изображение на маленьком экранчике телевизора демонстрирует, как какой-то парень трахает девушку сзади.
— Дай-ка мне снова свой телефон.
Я отдаю его, и Джо встает с кровати. Он еще толще, чем казалось, пока он сидел. Живот сильно свешивается над ремнем. Он выходит из комнаты и идет куда-то по коридору, а я жду. Гэк молчит. Я вытаскиваю из сумки записную книжку и начинаю рисовать — лица из множества резких линий, вырастающие из других лиц.
Джо возвращается.
— Обо всем договорился. Пошли к банкомату.
— Отлично.
— Тут один есть, ниже по улице.
Отправляемся к банкомату. После всего, что я выкурил и вколол себе, необходимость сохранять вертикальное положение и двигаться куда-то заставляет меня ощущать всё вокруг слишком остро. Кровь в моих венах циркулирует с удвоенной скоростью, и наркотик всеми доступными путями распространяется по телу. Мои нервы на пределе. Я чувствую, как компульсивно подергиваются пальцы ног в кроссовках.
В алкомаркете «Тres Amigos» есть банкомат, в задней части магазина, рядом с пачками чипсов по 99 центов. Когда я вытаскиваю карточку, Джо наклоняется ближе и разглядывает ее.
— Банк Америки, да? Имел я раньше с ними дело. Они все еще используют ту же последовательность цифр? Ага. Я цифры отлично запоминаю.
— А я нет, — отвечаю я. — Ничего не смыслю в таких делах.
Я вставляю карточку в банкомат и ввожу свой пин-код. Джо нависает надо мной, стоит так близко, что я чувствую запах пота, которым разит от его черной толстовки. Банкомат выдает двести баксов. Пока мы идем обратно в квартиру, Джо болтает без умолку. Рассказывает, как начнет новую жизнь где-нибудь в Джорджии. Он собирается все оставить позади — посредничество, мет — хочет начать заново, с чистого листа. Я его одобряю. Много киваю, соглашаясь. Он кладет руку мне на плечо.
— Знаешь, пацан, — говорит он, — а ты ничего. Справишься отлично. Просто запомни, что в этой игре никому доверять нельзя. Понял меня?
— Да, — откликаюсь я.
— Особенно в блядском Тендерлойне.
Мы заходим в здание и Джо снова просит одолжить ему телефон. Я отдаю.
— Этого моего знакомого ни с кем не сравнить, — обещает Джо, — ты и представить не можешь, как хороша у него дурь.
Он велит мне заранее приготовить деньги.
— Положи вот сюда, на комод.
Я слушаюсь.
Гэк внезапно вскидывает голову. Мужик-перс по-прежнему дрыхнет.
— Джо, какого хрена происходит?
— Ничего, Г., я просто хочу загнать твоему приятелю еще немного льда.
— От кого?
— Чувак, расслабься. Подожди минутку. Мне нужно еще один звонок сделать.
Он выходит из комнаты.
— Что-то здесь не так,— говорит Гэк. — Ты сколько денег принес?
— Две сотни.
— И где они?
— Тут, на комоде.
— Где?
Я оглядываюсь. Разумеется, денег уже нет.
— Блять! Жди здесь! — вопит Гэк.
И убегает. Я просто пялюсь в пустоту. Внутренности словно скручивает в узел. Это что, все было подставой? Я вообще еще когда-нибудь увижу Гэка? Мой телефон пропал, деньги тоже. Я не знаю, что делать.
Мужчина-перс неожиданно просыпается.
— Что происходит?
— Этот парень, Джо…
— Ну?
— Ты его хорошо знаешь?
— Типа того.
— Он меня только что обокрал.
— О.
— Гэк помчался его ловить. Вроде бы. Я не знаю. Не возражаешь, если я тут героином уколюсь?
— Не-не, не стесняйся. Дело дрянь, чувак. А сколько он украл?
Я называю сумму.
— Хреново. Я Али, кстати.
— Ник.
Он снова прислоняется к стене и пытается заснуть. Я загоняю в вену весь имеющийся героин. Может, хоть это поможет снять напряжение, пока я жду.
Фокусирую внимание на потолке, который то отдаляется, то приближается вновь. Проходит полчаса.
— Ну все, — говорю я. — Али, чувак, я сваливаю. Пиздец какой-то.
— Ладно, — отвечает он сквозь сон, едва приоткрыв глаза. — Осторожнее надо, чел.
Я собираю сумку, вешаю ее на плечо и направляюсь к выходу. Али пожимает мне руку на прощание. Я чувствую, как глаза начинает жечь от подступивших слез. Коридор разбухает и перекашивается вокруг меня. Ощущение, словно у меня выдрали все внутренности, становится непереносимым. Но затем я слышу, как меня окликает Гэк. Он стоит по другую сторону решетки, которой кончается лестница.
— Гэк, твою мать!
— Ник, мне так жаль.
— То есть, ты был не в курсе?
— Конечно нет, чувак. Я тебе, блять, поклясться могу. Слушай, вот какие дела: Джо слинял. Я только что из дома. Отец говорит, что, он, похоже, и нас обнес. Спер наш компьютер, отец по этому поводу психует. Но Джо уже точно слился. Никто не знает, где его искать.
— А компьютер-то он когда успел украсть?
— Да только что, чувак. У него был ключ от нашей комнаты.
— Гэк, это полная жопа.
— Не то слово. Но я поговорил с отцом. Мы со всем разберемся. Он мне свой телефон дал. У нас уже сейчас наклевывается сделка по продаже. Надо поделить товар и загнать это все поскорее. Живо свои деньги назад вернем.
— А дальше что?
— А все, что выручим сверх того, отдадим моему отцу, лады?
— Даже не знаю, чел. Может, мне лучше просто бросить это все.
— Да не, ты чего. Все точно получится.
Я закуриваю, но Гэку сигарету не предлагаю. Мы все еще стоим, прислонившись к облезлым белым стенам дома Али.
— Честно говоря, Гэк, я уже не уверен, что могу тебе доверять.
Он некоторое время молчит.
— Да, я понимаю. Правда. Но ей-богу, я тут совершенно не при чем. Я Джо с самого детства знаю. Говорю же, у него даже ключ от нашего дома был. Ему все доверяли. А он сегодня еще много кого наебал. Теперь все его ищут. Никуда не денется. Его уже к утру поймают, зуб даю.
— И ты понятия не имел, что он собирается меня обокрасть?
Он снова примолкает.
— Ну, может, я в какой-то момент и... заподозрил что-то. — Он сует руки в карманы. — Но что я должен был сказать? Ты же просто со всем подряд соглашался. Весь такой открытый и приветливый. Да тебя так без последнего гроша оставят. Они ведь такие штуки чуют, чел. Они с этого и кормятся. Если собираешься дальше работать, тебе еще многому надо научиться.
Настает мой черед надолго замолчать.
— Ты прав, — наконец говорю я.
— Вот именно, чел. Ты лучше особо не высовывайся и внимательно за мной смотри. Что я делаю, как себя веду. Я держу рот на замке, лишнего никогда не выдаю. Вот например, если у меня при себе пачка сигарет, я никогда ее не вытащу. Достану одну сигарету и буду смолить тихонько. Если кто попросит закурить, скажу, что у меня больше нет, даже если запросто мог бы поделиться. Никогда не надо палить, что у тебя есть что-то, чего нет у других, понимаешь?
Я киваю.
Гэк кладет руку мне на плечо.
— Ну все, чел, пошли.
И мы уходим.
Первую остановку мы делаем у какого-то дешевого жилого комплекса, находящегося к югу от Маркет-стрит. Фонари здесь не горят, и мы, обойдя здание, оказываемся практически в полной темноте. У гофрированной металлической двери гаража сидит, прислонившись к стене, фигура в капюшоне. На лицо, рассеченное шрамом, падает оранжевый отблеск от сигареты, выкуренной почти до фильтра.
— Извините, ребят, у вас мелочи не найдется? — интересуется этот человек, когда мы проходим мимо.
— Пуля? — спрашивает Гэк.
— Бля, Гэк, Ник, как дела?
— Привет.
Пуля поднимается с земли и бросает окурок куда-то в сторону проулка. От него воняет, как будто он неделю не менял одежду. Под глазами мешки, взгляд тусклый, уставшй. Когда мы спрашиваем, что он тут делает, он признается, что просто искал место для ночлега.
— Я так умаялся, парни. У вас найдется чем меня взбодрить?
Мне хочется ответить «да», дать ему дозу и вообще все, что он пожелает. Но я только качаю головой.
— У нас только на продажу.
Гэк рассказывает ему, как нас наебал Джо. Пулю это совсем не удивляет.
— Ну, а можно мне хоть у тебя в машине поспать, как думаешь? — просит он меня. — Обещаю, что ничего там не испоганю. Просто изнутри в ней запрусь, чел.
Я соглашаюсь, но ключи ему не отдаю. Вместо этого я провожаю Пулю туда, где припарковался, и запускаю внутрь. Он ложится на заднее сидение, накрывается одним из моих свитеров и тут же засыпает. Салон тут же начинает вонять, как он.
— Странно, что мы вот так на него наткнулись, — говорю я Гэку, вернувшись к дому.
— Совсем не странно, — отвечает он. — Так здесь все и устроено, ты что, еще не понял?
Я думаю, что, может быть, он и прав.
Гэк делает звонок по отцовскому телефону, и несколько минут спустя покупатель спускается к нам и открывает дверь. Мы уже отделили часть, которая на вид должна была сойти за грамм, но на самом деле, конечно, была меньше, и завернули в фольгу из моей сигаретной пачки. Покупатель должен дать нам за неё восемьдесят баксов.
Выглядит он так, словно годами не бывал на улице. Рыхлая бледная кожа, костлявое лицо, редеющие темные волосы и красный нос, как у заядлого алкоголика. Живот у него опухший настолько, что его можно принять за беременного. Говорит он отрывисто, требовательно — громким и визгливым голосом. Мы представляемся друг другу, но его имени я не запоминаю. Он проводит нас через обшарпанный вестибюль с ржавыми почтовыми ящиками на стенах, прямиком к отчаянно скрежещущему раздолбанному лифту. Двери открываются, и мы заходим внутрь. В кабине тесно, и я чую запах, похожий на аромат детской присыпки, исходящий от бледной кожи покупателя. Он запускает мясистую руку в свои спутанные волосы, затем тянется к кнопке и останавливает лифт где-то между вторым и третьим этажом. Лампы над нашими головами надсадно гудят. На лбу у мужчины выступает пот и стекает вниз, к ушам. Я задерживаю дыхание, ожидая чего-то.
— Ну че, чувак? — спрашивает Гэк.
— Показывай, — говорит мужчина.
Гэк вытаскивает сверток и крепко сжимает его в руках.
— Как-то маловато, — произносит мужчина.
— Маловато или нет, а товар что надо.
Мужчина смотрит на Гэка. Гэк глядит прямо в его белесые зеленые глаза. Мужчина отводит взгляд. Протягивает Гэку пачку денег.
— Ник, забери.
Я хватаю деньги и убираю их в свой карман. Гэк передает мужчине товар, и тот снова запускает лифт. Кабину покачивает, встряхивает, и она с трудом ползет на четвертый этаж.
— Спокойной ночи, парни, — прощается мужчина. Он выходит в коридор, а мы едем на лифте вниз.
Мы уже почти у входной двери, когда мне наконец приходит в голову вытащить деньги и их пересчитать.
— Гэк, тут двадцатки не хватает.
— Что?
Я показываю ему три банкноты по двадцать баксов.
— Твою ж мать.
— Что будем делать?
— Так, подожди секунду.
Он набирает номер покупателя. Ответа нет. Я приседаю на корточки и покачиваюсь с пятки на носок, прижав колени к груди.
— Иди за Пулей, — говорит Гэк.— Дашь ему дозу, окей? Я тут подожду, попытаюсь дозвониться отцу.
Я выхожу в ночь и поднимаю повыше воротник куртки, пытаясь укрыться от сырости, сгустившейся в воздухе. Кровь в ушах пульсирует все громко и громче, а руки дрожат. Я размышляю о большом охотничьем ноже Пули и о жирном мужике, пропахшем детской присыпкой.
Я стучу в окно машины, и Пуля просыпается.
— Что случилось?
— Дверь открой.
Я сажусь на переднее сиденье и сразу же начинаю готовить две дозы. Набираю героин в два шприца, попутно обрисовывая Пуле сложившуюся ситуацию.
Он издает громкий возглас.
— Окей, чел, за дело! Надерем этому парню жопу!
Я судорожно сглатываю.
— У тебя оружие есть? — спрашивает Пуля.
Я смеюсь.
— Да ты что, чувак, я в жизни даже не бил никого.
Такого он понять не может. Мы закидываемся, закуриваем и готовимся к бою. Пуля вытаскивает из заднего кармана отвертку и вручает ее мне.
— Держи, — говорит он, — но если придется бить, то бей ручкой. Мы же не хотим прикончить этого мужика.
Наверное, даже после всего героина мира у меня не перестало бы сводить судорогой желудок, но все же провести Пулю обратно к жилому комплексу мне удается. Гэк все еще говорит по телефону с отцом, но прерывается и впускает нас внутрь, когда мы стучимся в дверь. Мы втроем бродим по вестибюлю, переговариваясь на ходу. С того момента, как Пуля получил дозу, голос у него упал октавы на три.
— В общем, отец считает, что это просто какая-то ошибка.
— А в какой квартире этот парень живет, твой отец знает? — спрашиваю я.
Гэк качает головой.
Пуля абсолютно уверен, что покупатель решил нас кинуть. Он продолжает твердить о том, как выбьет из него все дерьмо. Мы с Гэком пока что не обращаем на него внимания. Решаем подняться на четвертый этаж и все там проверить. Может, услышим что-то. Попутно Гэк продолжает пытаться дозвониться покупателю. Ответа нет.
Лифт медленно поднимает нас на нужный этаж. Мы ступаем на темный заляпанный ковер, переговариваясь шепотом. Вдоль по коридору выстроились в ряд растения в горшках. Номера квартир криво прибиты к дверям — 401, 402, 403. Мы подслушиваем у каждой, дружно задерживая дыхание. Все тихо.
Именно я первым различаю стук. Он, слабый и ритмичный, доносится из последней квартиры, чья дверь находится рядом с окном и пожарной лестницей.
— Там.
Через замочную скважину слышится стон. Пуля вытаскивает нож. Мы продолжаем прислушиваться. Еще один стон, а затем раздается голос толстяка. Он говорит что-то вроде: «Не дергайся, не дергайся». Повторяет это снова и снова. Гэк кивает, и Пуля кулаком барабанит в дверь. На мгновение воцаряется полная тишина. Я отступаю, и Гэк кладет мне руку на плечо. Шепчет на ухо:
— Все путем.
Затем из-за двери, совсем близко, раздается голос толстяка:
— Кто там?
— Йо, это Гэк, сын Майка.
— Чего тебе надо?
Дверь совсем чуть-чуть приоткрывается, и Пуля тут же со всей дури бьет по ней ногой. Толстяк падает спиной на пол. На нем нет ничего, кроме белых трусов. Кожа висит на его теле складками. Падая, он запрокидывает голову и ударяется затылком о полированный деревянный пол.
— Боже мой, Боже мой, Боже мой, — твердит он, как заведенный.
Мы заходим в квартиру, и я затворяю за нами дверь. На валяющегося на полу человека я стараюсь не смотреть.
— Ты нам двадцатку должен, — говорит Гэк. — Насколько я помню, грамм идет по восемьдесят.
— Я тебе столько и отдал, клянусь!
— Ник?
Я вытаскиваю три банкноты по двадцать баксов. Пуля выхватывает их у меня, комкает и швыряет в покупателя.
— Сосчитай.
Мужчина корчится на полу, словно гигантский слизень.
— Простите. Честное слово, это случайно. Сейчас принесу деньги.
— То-то же, — говорит Пуля.
Внезапно из задней комнаты раздается. Похожий на кряхтенье.
— Это еще что за нахрен?
Пуля вооружается ножом, а я, прежде чем сам понимаю, что делаю, вытаскиваю отвертку и крепко сжимаю ее в руке. Мы движемся к спальне. Пуля толкает дверь, и в тот же момент мужчина на полу вскрикивает:
— Не надо!
В спальне оказывается чрезвычайно волосатый обнаженный мужчина, связанный таким образом, что лежит, распластавшись на кровати, лицом вниз. На глазах у него повязка, а во рту кляп. Он как будто бы слегка задыхается, поскольку из его горла доносятся странные хриплые звуки.
— Бля, милота какая, — произносит Пуля и начинает хохотать.
— Вы не имеете права так обращаться с людьми, — говорит толстяк, с опущенной головой проходя мимо нас на свою маленькую чистенькую кухню. Его штаны висят на стуле с высокой спинкой. Он запускает руку в передний карман, вытаскивает смятую двадцатку и бросает ее на пол к остальным деньгам. Гэк все подбирает. Он едва заметно кивает нам, и мы наконец-то покидаем эту проклятую квартиру. Я слышу, как в спину нам летят проклятья, и мне нестерпимо хочется вымыть руки.
Когда мы выходим на улицу, Гэк снова звонит своему отцу. Следующий наш клиент всего в трех кварталах отсюда. По словам отца Гэка, все подозревают, что Джо собирается утром сбежать на одном из автобусов "грейхаунд" . Мы решаем устроить засаду на автовокзале после того, как доставим еще несколько заказов. По правде говоря, больше всего идея с засадой нравится Пуле, он полон энтузиазма. Его преданность вроде и кажется трогательной, но вместе с тем от нее как-то жутко. Как бы то ни было, пока он продумывает лучшую стратегию нападения, я вдруг вспоминаю о своей кредитке. Туман настолько густой, что мы даже свет фонарей над нашими головами различить не можем, только тусклое, приглушенное свечение. У меня почему-то из головы не идет образ Джо, нависшего надо мной в алкомаркете. Он смотрел на меня, следил — зачем? Разумеется, чтобы увидеть мой ПИН-код.
— Блять, — говорю я. — Эй, Гэк, дай-ка телефон.
Я вытаскиваю кредитку и набираю номер, написанный на ее обороте. Молюсь, молюсь, молюсь, что еще не слишком поздно. Целую вечность спустя (как мне кажется) меня соединяют с каким-то парнем. Судя по голосу, его не особо-то волнуют мои истеричные просьбы заблокировать карту.
— Сэр, — продолжает повторять он. — Даже если вашу кредитную карту украли, никто не сможет получить доступ к вашему счету без ПИН-кода.
— Угу, но по-моему, кто-то видел, как я вводил код.
— Когда это произошло?
— Может, пару часов назад, не знаю точно. Слушайте, можете просто, ну, заблокировать карту?
— Конечно, сэр.
Я разламываю кредитку пополам и выбрасываю в мусорку. Кажется, в тот момент я размышляю о карме. Вспоминаю, сколько раз крал кредитки у своих родителей. Думаю о девушке из школы, чьей кредиткой Шеврон пользовался целый месяц, пока ее пропажу наконец не обнаружили. Когда я учился в колледже в Массачусетсе, то бродил по коридорам общежития, высматривая открытые комнаты, забегал в них и воровал столько денег и сигарет, сколько успевал найти. Еще был бассейн и тренировочный зал, где я раз в несколько дней шарил по чужим шкафчикам. Денег удавалось раздобыть не слишком много, но этого хватало, чтобы постоянно наполнять вены героином.
Я крал у подружек.
Крал у бабушек и дедушек.
Крал у дядюшек, тетушек и друзей.
Я крал, оправдывался и крал снова, все больше и больше.
Как же погано теперь оказаться по другую сторону баррикад. Я чувствую себя уязвимым, жертвой, потерявшей всякий контроль над ситуацией. Такое со мной однажды уже было — в Амстердаме, когда на улице в три часа ночи меня избил какой-то африканец. Даже находясь на улице и под кайфом, я почему-то был уверен, что защищен от любых неприятностей. Что со мной-то ничего дурного произойти на может. Блуждая по извилистым булыжным голландским улочкам, невменяемый от экстази и грибов, я безмерно удивился, когда этот парень реально мне врезал. И за что же? Он задал мне вопрос, а я не ответил — вот и все. Все произошло так быстро, так неожиданно. Я вмиг лишился наивной веры в собственную неуязвимость. Сегодня ночью я чувствую то же самое из-за Джо. Это паршивый мир, и жизнь в нем паршивая. Все вокруг хотят тебя поиметь. Те иллюзии, что у меня еще оставались, тут же разбились вдребезги. Я чувствую себя побежденным, понимаете?
Но у Гэка иное мнение на этот счет.
— Вот этого нам и не хватало, — говорит он. — Мотивации.
Мы шагаем быстро, разнося заказы. В какой-то момент мы узнаем о парне, торгующем очень дешевым льдом дальше к югу от Маркет-стрит. Качество у него не ахти какое, но мы покупаем целую кучу и начинаем подменять им свой товар. Нам уже удалось вернуть около двухсот баксов. Как будто совершенно не напрягаясь. В основном я просто следую за Гэком. Почти ничего не говорю, только наблюдаю. Если торговать наркотиками так просто и выгодно, вряд ли у меня будут с этим какие-то трудности. Я не собираюсь возвращаться к прежней жизни — питаться объедками из мусорных баков, обворовывать парней в гей-барах и торчать на углу Кастро и Восемнадцатой улицы, где кружат парни в модных спортивных автомобилях.
Первые несколько раз было так больно. Я даже думал, что меня вот-вот вырвет от боли — и молился, чтобы все поскорее закончилось, чтобы мой партнер уже кончил.
Они увозили меня в свои квартиры (или дома) неподалеку от Твин Пикс. И, конечно, иногда попадались жестокие — любители насилия, кожаных нарядов, всяких наручников и прочего. Тогда нужно было просто постараться перетерпеть — зато денег получить побольше.
Я твердо уверен, что больше ничем подобным заниматься не буду. Даже тошнит от одной мысли об этом. Работа дилера мне подходит. Я должен им стать. Из той передряги мне удалось выбраться только чудом. Нельзя снова полагаться на удачу.
Видите ли, после того, как я украл деньги у младшего брата и свалил из дома, то понятия не имел, что делать дальше. Я отправился в дом неподалеку от Пресидио, к своему приятелю Акире. Он на некоторое время пустил меня пожить. Немного денег у меня оставалось, так что я продолжал сидеть на мете и героине, попутно пытаясь устроиться на работу в городе. В конце концов, меня взяли в кофейню рядом с Кастро. Менеджеру, очень благообразному и подтянутому мужчине-гею лет сорока, я наврал, что отец-тиран выгнал меня из дома, когда узнал, что я сплю с парнями. Менеджера это разжалобило, и он взял меня на работу, но получил я всего пару смен в неделю. А моя зависимость все усиливалась, и я отчаянно нуждался в деньгах.
Акира жил в том же доме, что и его мать, в квартире на цокольном этаже. Меня мать Акиры всегда ненавидела. В то время я не понимал, почему. Думал, что она просто злобная и напыщенная. Но теперь-то до меня, разумеется, дошло, что она просто боялась меня и переживала из-за влияния, которое я мог оказать на ее сына.
Так или иначе, однажды я пробрался наверх, пока она была на работе, и нашел чековую книжку, спрятанную в ее прикроватной тумбочке. Я выписал себе чек на сто баксов и обналичил его в одном из обменников в Филморе. Деньги я тут же спустил на наркотики, но сотрудники обменника связались с матерью Акиры, и она поняла, что это я спер деньги. Акиру это страшно огорчило, и он указал мне на дверь. Прежней наша дружба после этого уже не стала, и я чувствовал себя ужасно из-за того, что натворил.
Некоторое время после этого я жил в молодежном хостеле, а когда не мог себе этого позволить, ночевал в парке. Именно тогда я начал заниматься проституцией. Много заработать не удавалось, хватало только на еду и на дозы. Тем немногим приятелям, что у меня еще оставались, я никогда не рассказывал, как именно добываю деньги. Весь мой дневной рацион состоял в лучшем случае из одной шоколадки — Сникерс, как правило. Весил я очень мало. Бродил по ночам. Бродил днем. Идти было некуда. Однажды я узнал, что в кинотеатре Кастро устраивают ретроспективные показы фильмов одного старого друга нашей семьи. Он режиссер, причем достаточно знаменитый. А его сын, Джей Ти — актер, так что они оба должны были присутствовать на приеме перед началом показа. Я притащился туда в порванной вонючей одежде. Попытался зайти внутрь, но охрана меня не пустила. К счастью, Джей Ти меня заметил и сам вышел на улицу. Он обнял меня, едва не раздавив своим весом. Предложил мне сигарету.
— Как ты до такого докатился? — спросил Джей Ти. Голос у него был такой ласковый, добрый. Он снял очки и потер свои узкие темные глаза.
— Что с тобой случилось?
Это больше походило на мольбу, а не на вопрос.
—Я же помню, в детстве ты чуть ли не золотым мальчиком считался. Такой был счастливый… такой… светлый. Мы с тобой играли часами, и ты никогда не плакал, не расстраивался. Помнишь?
— Смутно.
— Ну, ты тогда был совсем маленький. И все равно такой открытый, искренний. Я смотрел, как ты взрослеешь, и так тобой гордился.
— А я тобой так восхищался. И музыку слушал, и книги выбирал — все с оглядкой на тебя.
— Так что же случилось? Мы когда в последний раз виделись, года три назад? Ты присматривал себе колледж на Манхеттене. Тебе так не терпелось туда отправиться. Стать писателем.
— Угу. Это все мет, чувак. Ей-богу, лучше бы я никогда не пробовал эту срань.
— Но ты же хочешь с него слезть?
— Не знаю. Но мне нужно.
— Так, смотри: я только что расстался с девушкой, так что вернулся домой пожить на несколько месяцев. Почему бы тебе у нас не погостить? Найдем тебе врача, лекарства какие-нибудь. Сможешь переломаться — и, глядишь, жизнь снова наладится. У нас сейчас квартира в нижней части Нью-Йорка, ты там еще не был. Когда поселишься там, мы приведем тебя в порядок. Папина массажистка тобой займется. Поможем тебе найти квартиру, на хорошую работу устроим. Все наладится.
Я согласился встретиться с ним в отеле «Четыре Сезона» на следующий день, а потом отправился к своему дилеру в Окленде. Потратил большую часть оставшихся денег на спиды и таблетки, а затем вернулся обратно в парк Форт-Мейсон. Там я долго сидел без сна, просто накачиваясь наркотой.
Из шкафчика в молодежном хостеле я забрал свой рюкзак с одеждой. На самом деле, сначала рюкзаков у меня было два, но потом мне в голову пришла блестящая идея: разрезать каждый сбоку и пришить друг к другу, превратив в один огромный СУПЕР-РЮКЗАК. Однако, закончив их разрезать, я очень устал и отрубился. А когда я проснулся, у меня уже не было ни супер-рюкзака, ни обычного. Так что я побросал все свои вещи в тележку для белья, которую украл в прачечной, вытолкал ее из парка и покатил вниз по Колумбус-авеню, держа путь к «Четырем Сезонам» на Маркет-стрит.
У дверей отеля стояли двое внушительных швейцаров с наушниками и рациями. Они не желали меня впускать — из-за рваной одежды, из-за тележки, доверху набитой моими вещами, из-за электрогитары, ну и из-за того, что я так накачался метом и героином, что с трудом мог связно говорить. Когда он спросили имена «постояльцев», к которым я иду, я только рассмеялся.
— Слушайте, вы мне все равно не поверите. Просто позвоните и узнайте, ожидает меня кто-нибудь или нет. Мне сказали, что имя запишут на регистрационной стойке, или как там это место называется. Я Ник Шефф.
Это не сработало. Они допытывались, к кому именно я пришел, поэтому в конце концов мне пришлось сказать правду. И стоило мне произнести имена друзей, как в ответ швейцары начали орать, что лучше бы мне убраться отсюда подобру-поздорову. Даже пригрозили, что вызовут копов. Но я отказывался уходить и настаивал, чтобы они проверили информацию, до тех пор, пока они не сдались.
После этого они раз сто передо мной извинились, даже принесли нам шампанское и корзину с фруктами. В тот же день мы вылетели в Нью-Йорк ночным рейсом. Я помню, как большую часть пути трепался с бортпроводницей, усевшись на пол в хвосте салона, где она раскладывала еду и занималась прочими делами. Все, что оставалось от спидов (примерно около грамма), мне пришлось употребить еще в туалете отеля, поэтому почти всю следующую неделю я был не в себе.
Пару месяцев мне удалось протянуть без тяжелых наркотиков, но затем я снова сорвался, и все стало еще хуже, чем было до этого.
Мы с Гэком и Пулей проходим как раз мимо тех самых «Четырех Сезонов», когда идем обратно к моей машине. Мы уже разобрались со всеми заказами — заработали примерно триста долларов. Кроме того, у нас осталось много качественной наркоты.
Начинается серое и промозглое утро. Фонари гаснут один за другим. Поднимается ветер, и вскоре мы все уже слегка дрожим. Сырой воздух окутывает нас, пропитывает насквозь, течет по венам. Мы курим сигареты, но они не очень-то согревают. Пока мы едем к автовокзалу, я включаю печку на полную мощность. Зубы я стискиваю так крепко, что челюсть щелкает, когда я открываю и закрываю рот.
Несмотря на все, что я успел употребить, меня все равно клонит в сон. В висках стучит — кровь отливает от головы. Я звоню Лорен из телефонной будки и рассказываю обо всем, что со мной случилось. Она соглашается оставить дверь незапертой, чтобы я смог пробраться внутрь после того, как поймаю Джо и отожму назад свои деньги. Кажется, она недовольна, что я до сих пор не вернулся, но мне плевать. Что на свете может быть лучше этого состояния, когда тебе на все плевать? Я так благодарен, что оно существует. Пока я жил без наркотиков, оно мне было недоступно.
Автовокзал окружен лагерем из палаток и картонных домишек. Одна моя знакомая из реабилитационного центра жила здесь, пока ее не отправили на лечение. Она жила в палатке вместе с тремя парнями, один из которых был ее женихом. Полицейские устраивают облавы на лагеря бездомных каждые пару месяцев. Кое-кого арестовывают, а потом снова оставляют их в покое, позволяя восстановить жилища.
Сейчас тут полно народу. Подростки-панки с ирокезами, в изрезанной одежде, которые выглядят очень злобно и отчаянно, ведут напряженную борьбу за сигареты, одеяла и банки с пивом. Мы с Гэком и Пулей решаемся разделиться, чтобы караулить у разных входов. Всего их четыре, поэтому Пуля говорит, что будет ходить по вестибюлю туда-сюда. Если честно, я даже не знаю, что буду делать, если увижу Джо. Не могу даже представить, как вступаю с ним в драку, надираю ему зад, вот это все. Тем не менее, я стараюсь настроиться на нужный лад. Сердце начинаеь стучать, как бешеное, каждый раз, как кто-то проходит через автоматические раздвижные двери. На самом вокзале почти никого. Звуки шагов редких пассажиров эхом разносятся по кафельным коридорам. В нескольких ободранных черных креслах спят мужчины и женщины, закутанные в несколько слоев всякой рванины. Двое полицейских пытаются разбудить парня, который соскользнул с сиденья на грязный линолеум. Кожа у этого парня блестит так, словно маслом намазана, а длинные волосы спутались в один большой дред. Борода у него тоже длиннющая. Копы — мужчины с короткими стрижками и квадратными челюстями — наклонились над ним и трясут за плечи. Оба в латексных перчатках. Я отхожу в туалет, а когда возвращаюсь, этой троицы уже нет. Джо пока что тоже не появлялся. Я сажусь в уголок и жду. Моргаю пару раз. На белой стене проступают розовые и зеленые геометрические конструкции. Из пола как будто вырастает сама собой башня, состоящая из светящихся треугольников. Я не могу перестать это видеть, но мне это не очень-то и мешает. Видывал я галлюцинации и похуже, чем эта.
Весь автовокзал гудит и мерцает пульсирующим светом. Я с трудом могу продолжать фокусировать внимание на двери.
Я встаю и иду к Гэку. Он уснул на посту. Я расталкиваю его.
— Блин, п-прости, чувак.
— Забей, пойдем отсюда.
— Уверен?
Я киваю.
— Он в любом случае еще свое получит, — говорю я. — Ну его на хер. Если ему так нужны эти деньги, пускай подавится. А я поехал спать.
— Да уж, — соглашается Гэк, — для Джо это точно добром не кончится.
Пуля все еще блуждает из угла в угол, словно дикое животное в клетке. Уговорить его уйти с нами удается с трудом. Мы возвращаемся в машину, и я решаю угостить всех завтраком.
— В Cala Foods можно купить четыре домашних пирожка всего за доллар, — говорит Пуля.
— Куплю, что захотите.
Я высаживаю их на Тендерлойн и еду к Лорен. Мы договариваемся встретиться позже. Пуле негде ночевать, но нам с Гэком ему предложить нечего. Я бы хотел ему помочь, правда, но я и себе-то едва могу помочь. Так что мы оставляем его блуждать по улицам и уславливаемся о следующей встрече.
Перед сном я выкуриваю несколько сигарет, возлежа на белой кровати Лорен.
Стотыщ спасибо за редактуру :3
Tweak: Growing Up on Methamphetamines
День шестой
Когда я прихожу в себя, в ванной светло, а я так и валяюсь на кафельном полу, дрожа от холода. Встаю на ноги, желудок тут же скручивает узлом, и я блюю в унитаз. И снова блюю. Я задыхаюсь, горло словно огнем горит, а по лицу струятся сопли и слезы. Никаких звуков за дверью не слышно, так что, выпив немного воды из-под крана, я отпираю дверь и чуть ли не ползком возвращаюсь в комнату Лорен. Там никого нет. Свет погашен, комнату освещает солнце. Одевшись, я намереваюсь выбраться из дома тем же путем, каким вошел. Засунув руку в карман, обнаруживаю там записку. Писали ее явно второпях — мелким неровным почерком на желтой разлинованной бумажке.
Ник, если ты там, блядь, помер, я тебя прибью. Позвони мне СРАЗУ ЖЕ, как проснешься. Родители уезжают завтра около часа, так что после этого можешь перевозить сюда свои вещи. Черт, надеюсь, ты не умер. ПОЗВОНИ МНЕ. Лорен.
Я отхожу от дома Лорен на приличное расстояние и только потом набираю ее номер. Она отвечает шепотом, как будто ей сейчас неудобно разговаривать. На небе ни облачка, но со стороны Сан-Франциско дует сильный ветер, и волосы лезут мне в глаза.
— Ник, это ты?
— Ага.
— Господи, какого хрена с тобой вчера случилось?
— Да ничего. Понимаешь, я услышал, как твой отец в дверь стучит, и спрятался в ванной. Похоже, я там переборщил с дозой, вот и отрубился. Никто не слышал, как я упал?
— Ты вообще о чем?
— О том моменте, когда твой отец спустился вниз.
— Ник, такого не было.
— Но я же слышал. Слышал, как ты с ним разговаривала.
— Э, нет, не мог ты такого слышать.
— Блять.
— Ник, никогда больше так не делай, ясно?
— Да, извини.
— Придешь вечером?
— Конечно.
— А у тебя есть еще… ну ты понял?
— Ага.
— Отлично, тогда позвони мне попозже.
Я отключаюсь.
Гэк звонит мне примерно в полшестого. Большую часть дня я просто блуждаю по улицам, уставившись себе под ноги — высматриваю деньги, сигареты и всякие другие штуки, которые кто-нибудь мог обронить. Как-то раз я нашел черную кожаную барсетку с полным комплектом парикмахерских принадлежностей, пятью чеками и почти парой сотен баксов налички. Вот просто так нашел. Я находил пачки с сигаретами и пакеты с остатками еды. Даже пакетики с травой и коксом иногда попадались. Сегодня, однако, мне на пути не встречается ничего, кроме ненужной стереосистемы Aiwa.
Вообще-то я вижу еще и доверху переполненный пакет, привязанный к ручке чьей-то входной двери. Я голодный, а пакет на вид вроде похож на доставленную еду. Я быстрым шагом прохожу мимо, разворачиваюсь, хватаю его и убегаю. Свернув за угол, я вскрываю пакет, надеясь найти там китайскую еду, или тайскую лапшу, да хоть что-нибудь съестное.
В пакете собачье дерьмо. Целая куча дерьма. Я отшвыриваю его в сторону, а желудок уже тошнотворно сжимается из-за запаха.
Но, как я упоминал ранее, в полшестого звонит Гэк, и он сообщает, что, кажется, нашел для нас поставщика. По телефону он подробности рассказывать не хочет, так что мы договариваемся встретиться на Тендерлойн около восьми.
Еще Гэк говорит, что нужно принести триста баксов.
— Триста? — повторяю я. — Не больше?
— Пока что хватит.
Я снимаю деньги со своего счета. У меня остается немногим больше двух тысяч, но именно что немногим. Ноги болят после целого дня ходьбы, и когда я осматриваю подошвы своих кроссовок от Jack Purcell, то замечаю на подметке одной из них дырку, начинающую прорываться через пятку. Тем не менее, я иду дальше, зная, что перестану чувствовать боль, как только закинусь снова. Это и к горлу относится. Когда наркотическая эйфория немного отпускает, я понимаю, что заболел. Горло саднит, а нос забит соплями. Наверное, я где-то простыл. Но мет и об этом позаботится.
Темнеет. Небо окрашивается в желто-серо-анемичный цвет из-за городских огней. Тендерлойн ночью — настоящее хоррор-шоу. На каждом шагу к тебе пристают с просьбами подать немножко мелочи или предлагают наркотики и секс. Мужчины и женщины блуждают по улицам и аллеям, гонимые безжалостной нуждой. Наркоманы рыщут в поисках дозы, дилеры высматривают покупателей — каждый по-своему пытается утолить жажду, которая никак не может быть утолена.
Гэк курит сигарету перед закусочной Carl's Jr. и слушает музыку через наушники. Одет он так же, как и всегда.
— Ну как дела, чувак? — спрашивает он, обмениваясь со мной подобием рукопожатия. Взгляд у него блуждает туда-сюда.
— Это ты мне скажи.
Он ускоряет шаг, и я следую за ним.
— Короче. Есть один парень, его зовут Джо. Джо только откинулся и собирается валить куда-то далеко на Юг — в Джорджию или еще в какую жопу мира. Джо тут всех в округе знает, сказал, что может нас свести с поставщиками, чтобы мы могли брать товар прямо у них. Он нам типа эстафету передает, сечешь?
— Круто.
— Так что мы этих поставщиков испытаем. На триста баксов купим у них действительно годной наркоты. Поделим на дозы и продадим. Где-то половину оставим для себя.
— И ты этому Джо доверяешь?
— А то! Я его, блять, целую вечность знаю.
— Окей, тогда в этом я на тебя положусь.
— Идет.
Я не особо слежу за дорогой и сам не замечаю, как мы оказываемся в переулке, где мигает один-единственный тусклый фонарь. Мы останавливаемся перед ржавыми железными воротами, перекрывающими путь к многоэтажке. Гэк жмет на кнопку, говорит:
— Йо, это я, Гэк.
И нас пропускают.
В холле здания тесно, пахнет мочой и плесенью. Ковер на полу прожженный, облезлый, запачканный. Стены местами корявые, из-за чего создается ощущение, что мы раскачиваемся, как на корабле. Я прислоняюсь к грязно-коричневым перилам. В десяти метрах от нас распахивается дверь. В коридор выходит длинноволосый мужчина с черными густыми бровями, похожий на персидца.
— Он здесь, — говорит мужчина.
Мы следуем за ним в комнату, по размеру она не больше крохотной кухни. В комнате нет ничего, кроме кровати и телевизора, по которому идет порно-фильм. Толстяк (лет примерно пятидесяти пяти, с редеющими волосами) вдыхает дым через длинную стеклянную трубку. Он громко выдыхает и переводит взгляд на нас. Отодвигается в дальний угол кровати, прислоняется спиной к стене.
— Давно не виделись, Гэк.
— Ага, с возвращением. Знакомься, это Ник.
Джо протягивает мне руку, и я ее пожимаю.
Глаза у него тусклые, остекленевшие. Мясистые щеки прикрывает неряшливая борода. Губы толстые и влажные. Он передает мне трубку, я беру ее и делаю затяжку, даже не вытерев перед этим, хоть и очень хочется.
— Ну так что, Ник, — говорит Джо, чей голос подрагивает из-за воздействия наркотиков, — ты что же, решил заняться продажей этого дерьма?
Кивнув, я усаживаюсь на пол рядом с мужчиной-персом. Гэк садится на кровать рядом с Джо.
— Мы с Гэком будем работать вместе, — поясняю я.
— Все нормально, чувак, но я бы на твоем месте поосторожнее. Ну да ладно, давай сразу к делу. Телефон не одолжишь?
Я передаю ему свой мобильный, и он делает несколько звонков. Краем уха я прислушиваюсь к его разговорам, пока мы с Гэком передаем друг другу трубку. Мужчина-перс не произносит ни слова и предложенную мной трубку брать не желает.
— Ну вот, через полчаса сюда кое-кто подъдет. И с этими ребятами вам точно стоит сотрудничать. Гэк, блин, ты слушаешь?
Гэк возится с портативном CD-плеером, ковыряется в его внутренностях какой-то своей универсальной отмычкой. Он ненадолго поднимает голову.
— Давайте-ка начистоту. Прежде чем я передам вам, парни, свои контакты, вы должны кое-что уяснить. Гэк, у тебя котелок всегда хорошо варил. А что до тебя, Ник, то Гэк за тебя поручился, значит, ты нормальный пацан.
Следующие двадцать минут он распинается о том, что ни в коем случае нельзя позволить кому-то себя обдурить. Суть такова: самое важное всегда — деньги. Никогда никому не доверяй. Никому ничего не делай бесплатно. Это бизнес. Не сентиментальничай. Не бери других в долю. Сперва продавай дурь небольшими дозами, а когда клиенты крепко подсядут, снова урежь порции. Всегда имей при себе оружие. Лучше всего что-нибудь неприметное, типа скейтборда или барабанных палочек. Гэк делает попытку поспорить с ним, настаивает, что лучше торговать честно, если рассчитываешь на длительный успех. Джо категорически не согласен. Он напирает на преимущества хладнокровно-безжалостного подхода к делу. Я же просто слушаю и, стараясь завоевать его расположение, киваю, как будто действительно все понимаю.
Звенит дверной звонок и в здание заходят двое крупных мужчин. Один из них белый, другой похож на латиноса. В комнатку столько народу набилось, что я начинаю потеть. Знакомство много времени не занимает. Джо представляет Гэка как своего преемника, они пожимают ему руку, дают номер телефона, и на этом все заканчивается. Я отдаю им триста долларов за кусок мета размером с мяч для гольфа. Мет выглядит качественным, чистым. После этого мужчины уходят, и в комнате остаемся только мы с Гэком, Джо да мужчина-перс, который и трёх слов за весь вечер не проронил. Я передаю Гэку мет и чистые шприцы и прошу его сделать нам пару доз, чтобы проверить товар. Пока Гэк занят приготовлениями, Джо пристает ко мне с расспросами. Я рассказываю (возможно, чересчур откровенно) свою историю, упоминаю про деньги, которые собираюсь вложить в бизнес. Пока я говорю, он все пытается поймать мой взгляд, и я вынужден продолжать пялиться в пол.
Он говорит это, дождавшись, когда Гэк сделает мне укол. Я захожусь в приступе кашля, настолько сильно меня пробирает. В ушах звенит. Эффект такой мощный, что мне кажется, будто меня сейчас вырвет, но в то же время я этим наслаждаюсь. На мгновение тело полностью парализует. Я делаю долгий выдох, прикуриваю сигарету, смеюсь. У Гэка реакция почти такая. Похоже, товар чистейший.
— Нравится, да? — спрашивает Джо.
Я киваю.
— Знаешь, а я мог бы тебе подогнать лед в разы лучше этого.
— Серьезно?
— Абсолютно. Могу хоть сегодня. Сколько ты готов вложить?
— Не знаю. Наверное, максимум две сотни.
— Что ж, для начала хватит и этого.
— Окей.
Я оглядываюсь на Гэка, пытаясь понять, какое у него выражение лица, но ему до нашего разговора дела нет. Он снова ковыряется в чертовом CD-плеере. Мужчина-перс прислонился к стене и заснул. Зернистое изображение на маленьком экранчике телевизора демонстрирует, как какой-то парень трахает девушку сзади.
— Дай-ка мне снова свой телефон.
Я отдаю его, и Джо встает с кровати. Он еще толще, чем казалось, пока он сидел. Живот сильно свешивается над ремнем. Он выходит из комнаты и идет куда-то по коридору, а я жду. Гэк молчит. Я вытаскиваю из сумки записную книжку и начинаю рисовать — лица из множества резких линий, вырастающие из других лиц.
Джо возвращается.
— Обо всем договорился. Пошли к банкомату.
— Отлично.
— Тут один есть, ниже по улице.
Отправляемся к банкомату. После всего, что я выкурил и вколол себе, необходимость сохранять вертикальное положение и двигаться куда-то заставляет меня ощущать всё вокруг слишком остро. Кровь в моих венах циркулирует с удвоенной скоростью, и наркотик всеми доступными путями распространяется по телу. Мои нервы на пределе. Я чувствую, как компульсивно подергиваются пальцы ног в кроссовках.
В алкомаркете «Тres Amigos» есть банкомат, в задней части магазина, рядом с пачками чипсов по 99 центов. Когда я вытаскиваю карточку, Джо наклоняется ближе и разглядывает ее.
— Банк Америки, да? Имел я раньше с ними дело. Они все еще используют ту же последовательность цифр? Ага. Я цифры отлично запоминаю.
— А я нет, — отвечаю я. — Ничего не смыслю в таких делах.
Я вставляю карточку в банкомат и ввожу свой пин-код. Джо нависает надо мной, стоит так близко, что я чувствую запах пота, которым разит от его черной толстовки. Банкомат выдает двести баксов. Пока мы идем обратно в квартиру, Джо болтает без умолку. Рассказывает, как начнет новую жизнь где-нибудь в Джорджии. Он собирается все оставить позади — посредничество, мет — хочет начать заново, с чистого листа. Я его одобряю. Много киваю, соглашаясь. Он кладет руку мне на плечо.
— Знаешь, пацан, — говорит он, — а ты ничего. Справишься отлично. Просто запомни, что в этой игре никому доверять нельзя. Понял меня?
— Да, — откликаюсь я.
— Особенно в блядском Тендерлойне.
Мы заходим в здание и Джо снова просит одолжить ему телефон. Я отдаю.
— Этого моего знакомого ни с кем не сравнить, — обещает Джо, — ты и представить не можешь, как хороша у него дурь.
Он велит мне заранее приготовить деньги.
— Положи вот сюда, на комод.
Я слушаюсь.
Гэк внезапно вскидывает голову. Мужик-перс по-прежнему дрыхнет.
— Джо, какого хрена происходит?
— Ничего, Г., я просто хочу загнать твоему приятелю еще немного льда.
— От кого?
— Чувак, расслабься. Подожди минутку. Мне нужно еще один звонок сделать.
Он выходит из комнаты.
— Что-то здесь не так,— говорит Гэк. — Ты сколько денег принес?
— Две сотни.
— И где они?
— Тут, на комоде.
— Где?
Я оглядываюсь. Разумеется, денег уже нет.
— Блять! Жди здесь! — вопит Гэк.
И убегает. Я просто пялюсь в пустоту. Внутренности словно скручивает в узел. Это что, все было подставой? Я вообще еще когда-нибудь увижу Гэка? Мой телефон пропал, деньги тоже. Я не знаю, что делать.
Мужчина-перс неожиданно просыпается.
— Что происходит?
— Этот парень, Джо…
— Ну?
— Ты его хорошо знаешь?
— Типа того.
— Он меня только что обокрал.
— О.
— Гэк помчался его ловить. Вроде бы. Я не знаю. Не возражаешь, если я тут героином уколюсь?
— Не-не, не стесняйся. Дело дрянь, чувак. А сколько он украл?
Я называю сумму.
— Хреново. Я Али, кстати.
— Ник.
Он снова прислоняется к стене и пытается заснуть. Я загоняю в вену весь имеющийся героин. Может, хоть это поможет снять напряжение, пока я жду.
Фокусирую внимание на потолке, который то отдаляется, то приближается вновь. Проходит полчаса.
— Ну все, — говорю я. — Али, чувак, я сваливаю. Пиздец какой-то.
— Ладно, — отвечает он сквозь сон, едва приоткрыв глаза. — Осторожнее надо, чел.
Я собираю сумку, вешаю ее на плечо и направляюсь к выходу. Али пожимает мне руку на прощание. Я чувствую, как глаза начинает жечь от подступивших слез. Коридор разбухает и перекашивается вокруг меня. Ощущение, словно у меня выдрали все внутренности, становится непереносимым. Но затем я слышу, как меня окликает Гэк. Он стоит по другую сторону решетки, которой кончается лестница.
— Гэк, твою мать!
— Ник, мне так жаль.
— То есть, ты был не в курсе?
— Конечно нет, чувак. Я тебе, блять, поклясться могу. Слушай, вот какие дела: Джо слинял. Я только что из дома. Отец говорит, что, он, похоже, и нас обнес. Спер наш компьютер, отец по этому поводу психует. Но Джо уже точно слился. Никто не знает, где его искать.
— А компьютер-то он когда успел украсть?
— Да только что, чувак. У него был ключ от нашей комнаты.
— Гэк, это полная жопа.
— Не то слово. Но я поговорил с отцом. Мы со всем разберемся. Он мне свой телефон дал. У нас уже сейчас наклевывается сделка по продаже. Надо поделить товар и загнать это все поскорее. Живо свои деньги назад вернем.
— А дальше что?
— А все, что выручим сверх того, отдадим моему отцу, лады?
— Даже не знаю, чел. Может, мне лучше просто бросить это все.
— Да не, ты чего. Все точно получится.
Я закуриваю, но Гэку сигарету не предлагаю. Мы все еще стоим, прислонившись к облезлым белым стенам дома Али.
— Честно говоря, Гэк, я уже не уверен, что могу тебе доверять.
Он некоторое время молчит.
— Да, я понимаю. Правда. Но ей-богу, я тут совершенно не при чем. Я Джо с самого детства знаю. Говорю же, у него даже ключ от нашего дома был. Ему все доверяли. А он сегодня еще много кого наебал. Теперь все его ищут. Никуда не денется. Его уже к утру поймают, зуб даю.
— И ты понятия не имел, что он собирается меня обокрасть?
Он снова примолкает.
— Ну, может, я в какой-то момент и... заподозрил что-то. — Он сует руки в карманы. — Но что я должен был сказать? Ты же просто со всем подряд соглашался. Весь такой открытый и приветливый. Да тебя так без последнего гроша оставят. Они ведь такие штуки чуют, чел. Они с этого и кормятся. Если собираешься дальше работать, тебе еще многому надо научиться.
Настает мой черед надолго замолчать.
— Ты прав, — наконец говорю я.
— Вот именно, чел. Ты лучше особо не высовывайся и внимательно за мной смотри. Что я делаю, как себя веду. Я держу рот на замке, лишнего никогда не выдаю. Вот например, если у меня при себе пачка сигарет, я никогда ее не вытащу. Достану одну сигарету и буду смолить тихонько. Если кто попросит закурить, скажу, что у меня больше нет, даже если запросто мог бы поделиться. Никогда не надо палить, что у тебя есть что-то, чего нет у других, понимаешь?
Я киваю.
Гэк кладет руку мне на плечо.
— Ну все, чел, пошли.
И мы уходим.
Первую остановку мы делаем у какого-то дешевого жилого комплекса, находящегося к югу от Маркет-стрит. Фонари здесь не горят, и мы, обойдя здание, оказываемся практически в полной темноте. У гофрированной металлической двери гаража сидит, прислонившись к стене, фигура в капюшоне. На лицо, рассеченное шрамом, падает оранжевый отблеск от сигареты, выкуренной почти до фильтра.
— Извините, ребят, у вас мелочи не найдется? — интересуется этот человек, когда мы проходим мимо.
— Пуля? — спрашивает Гэк.
— Бля, Гэк, Ник, как дела?
— Привет.
Пуля поднимается с земли и бросает окурок куда-то в сторону проулка. От него воняет, как будто он неделю не менял одежду. Под глазами мешки, взгляд тусклый, уставшй. Когда мы спрашиваем, что он тут делает, он признается, что просто искал место для ночлега.
— Я так умаялся, парни. У вас найдется чем меня взбодрить?
Мне хочется ответить «да», дать ему дозу и вообще все, что он пожелает. Но я только качаю головой.
— У нас только на продажу.
Гэк рассказывает ему, как нас наебал Джо. Пулю это совсем не удивляет.
— Ну, а можно мне хоть у тебя в машине поспать, как думаешь? — просит он меня. — Обещаю, что ничего там не испоганю. Просто изнутри в ней запрусь, чел.
Я соглашаюсь, но ключи ему не отдаю. Вместо этого я провожаю Пулю туда, где припарковался, и запускаю внутрь. Он ложится на заднее сидение, накрывается одним из моих свитеров и тут же засыпает. Салон тут же начинает вонять, как он.
— Странно, что мы вот так на него наткнулись, — говорю я Гэку, вернувшись к дому.
— Совсем не странно, — отвечает он. — Так здесь все и устроено, ты что, еще не понял?
Я думаю, что, может быть, он и прав.
Гэк делает звонок по отцовскому телефону, и несколько минут спустя покупатель спускается к нам и открывает дверь. Мы уже отделили часть, которая на вид должна была сойти за грамм, но на самом деле, конечно, была меньше, и завернули в фольгу из моей сигаретной пачки. Покупатель должен дать нам за неё восемьдесят баксов.
Выглядит он так, словно годами не бывал на улице. Рыхлая бледная кожа, костлявое лицо, редеющие темные волосы и красный нос, как у заядлого алкоголика. Живот у него опухший настолько, что его можно принять за беременного. Говорит он отрывисто, требовательно — громким и визгливым голосом. Мы представляемся друг другу, но его имени я не запоминаю. Он проводит нас через обшарпанный вестибюль с ржавыми почтовыми ящиками на стенах, прямиком к отчаянно скрежещущему раздолбанному лифту. Двери открываются, и мы заходим внутрь. В кабине тесно, и я чую запах, похожий на аромат детской присыпки, исходящий от бледной кожи покупателя. Он запускает мясистую руку в свои спутанные волосы, затем тянется к кнопке и останавливает лифт где-то между вторым и третьим этажом. Лампы над нашими головами надсадно гудят. На лбу у мужчины выступает пот и стекает вниз, к ушам. Я задерживаю дыхание, ожидая чего-то.
— Ну че, чувак? — спрашивает Гэк.
— Показывай, — говорит мужчина.
Гэк вытаскивает сверток и крепко сжимает его в руках.
— Как-то маловато, — произносит мужчина.
— Маловато или нет, а товар что надо.
Мужчина смотрит на Гэка. Гэк глядит прямо в его белесые зеленые глаза. Мужчина отводит взгляд. Протягивает Гэку пачку денег.
— Ник, забери.
Я хватаю деньги и убираю их в свой карман. Гэк передает мужчине товар, и тот снова запускает лифт. Кабину покачивает, встряхивает, и она с трудом ползет на четвертый этаж.
— Спокойной ночи, парни, — прощается мужчина. Он выходит в коридор, а мы едем на лифте вниз.
Мы уже почти у входной двери, когда мне наконец приходит в голову вытащить деньги и их пересчитать.
— Гэк, тут двадцатки не хватает.
— Что?
Я показываю ему три банкноты по двадцать баксов.
— Твою ж мать.
— Что будем делать?
— Так, подожди секунду.
Он набирает номер покупателя. Ответа нет. Я приседаю на корточки и покачиваюсь с пятки на носок, прижав колени к груди.
— Иди за Пулей, — говорит Гэк.— Дашь ему дозу, окей? Я тут подожду, попытаюсь дозвониться отцу.
Я выхожу в ночь и поднимаю повыше воротник куртки, пытаясь укрыться от сырости, сгустившейся в воздухе. Кровь в ушах пульсирует все громко и громче, а руки дрожат. Я размышляю о большом охотничьем ноже Пули и о жирном мужике, пропахшем детской присыпкой.
Я стучу в окно машины, и Пуля просыпается.
— Что случилось?
— Дверь открой.
Я сажусь на переднее сиденье и сразу же начинаю готовить две дозы. Набираю героин в два шприца, попутно обрисовывая Пуле сложившуюся ситуацию.
Он издает громкий возглас.
— Окей, чел, за дело! Надерем этому парню жопу!
Я судорожно сглатываю.
— У тебя оружие есть? — спрашивает Пуля.
Я смеюсь.
— Да ты что, чувак, я в жизни даже не бил никого.
Такого он понять не может. Мы закидываемся, закуриваем и готовимся к бою. Пуля вытаскивает из заднего кармана отвертку и вручает ее мне.
— Держи, — говорит он, — но если придется бить, то бей ручкой. Мы же не хотим прикончить этого мужика.
Наверное, даже после всего героина мира у меня не перестало бы сводить судорогой желудок, но все же провести Пулю обратно к жилому комплексу мне удается. Гэк все еще говорит по телефону с отцом, но прерывается и впускает нас внутрь, когда мы стучимся в дверь. Мы втроем бродим по вестибюлю, переговариваясь на ходу. С того момента, как Пуля получил дозу, голос у него упал октавы на три.
— В общем, отец считает, что это просто какая-то ошибка.
— А в какой квартире этот парень живет, твой отец знает? — спрашиваю я.
Гэк качает головой.
Пуля абсолютно уверен, что покупатель решил нас кинуть. Он продолжает твердить о том, как выбьет из него все дерьмо. Мы с Гэком пока что не обращаем на него внимания. Решаем подняться на четвертый этаж и все там проверить. Может, услышим что-то. Попутно Гэк продолжает пытаться дозвониться покупателю. Ответа нет.
Лифт медленно поднимает нас на нужный этаж. Мы ступаем на темный заляпанный ковер, переговариваясь шепотом. Вдоль по коридору выстроились в ряд растения в горшках. Номера квартир криво прибиты к дверям — 401, 402, 403. Мы подслушиваем у каждой, дружно задерживая дыхание. Все тихо.
Именно я первым различаю стук. Он, слабый и ритмичный, доносится из последней квартиры, чья дверь находится рядом с окном и пожарной лестницей.
— Там.
Через замочную скважину слышится стон. Пуля вытаскивает нож. Мы продолжаем прислушиваться. Еще один стон, а затем раздается голос толстяка. Он говорит что-то вроде: «Не дергайся, не дергайся». Повторяет это снова и снова. Гэк кивает, и Пуля кулаком барабанит в дверь. На мгновение воцаряется полная тишина. Я отступаю, и Гэк кладет мне руку на плечо. Шепчет на ухо:
— Все путем.
Затем из-за двери, совсем близко, раздается голос толстяка:
— Кто там?
— Йо, это Гэк, сын Майка.
— Чего тебе надо?
Дверь совсем чуть-чуть приоткрывается, и Пуля тут же со всей дури бьет по ней ногой. Толстяк падает спиной на пол. На нем нет ничего, кроме белых трусов. Кожа висит на его теле складками. Падая, он запрокидывает голову и ударяется затылком о полированный деревянный пол.
— Боже мой, Боже мой, Боже мой, — твердит он, как заведенный.
Мы заходим в квартиру, и я затворяю за нами дверь. На валяющегося на полу человека я стараюсь не смотреть.
— Ты нам двадцатку должен, — говорит Гэк. — Насколько я помню, грамм идет по восемьдесят.
— Я тебе столько и отдал, клянусь!
— Ник?
Я вытаскиваю три банкноты по двадцать баксов. Пуля выхватывает их у меня, комкает и швыряет в покупателя.
— Сосчитай.
Мужчина корчится на полу, словно гигантский слизень.
— Простите. Честное слово, это случайно. Сейчас принесу деньги.
— То-то же, — говорит Пуля.
Внезапно из задней комнаты раздается. Похожий на кряхтенье.
— Это еще что за нахрен?
Пуля вооружается ножом, а я, прежде чем сам понимаю, что делаю, вытаскиваю отвертку и крепко сжимаю ее в руке. Мы движемся к спальне. Пуля толкает дверь, и в тот же момент мужчина на полу вскрикивает:
— Не надо!
В спальне оказывается чрезвычайно волосатый обнаженный мужчина, связанный таким образом, что лежит, распластавшись на кровати, лицом вниз. На глазах у него повязка, а во рту кляп. Он как будто бы слегка задыхается, поскольку из его горла доносятся странные хриплые звуки.
— Бля, милота какая, — произносит Пуля и начинает хохотать.
— Вы не имеете права так обращаться с людьми, — говорит толстяк, с опущенной головой проходя мимо нас на свою маленькую чистенькую кухню. Его штаны висят на стуле с высокой спинкой. Он запускает руку в передний карман, вытаскивает смятую двадцатку и бросает ее на пол к остальным деньгам. Гэк все подбирает. Он едва заметно кивает нам, и мы наконец-то покидаем эту проклятую квартиру. Я слышу, как в спину нам летят проклятья, и мне нестерпимо хочется вымыть руки.
Когда мы выходим на улицу, Гэк снова звонит своему отцу. Следующий наш клиент всего в трех кварталах отсюда. По словам отца Гэка, все подозревают, что Джо собирается утром сбежать на одном из автобусов "грейхаунд" . Мы решаем устроить засаду на автовокзале после того, как доставим еще несколько заказов. По правде говоря, больше всего идея с засадой нравится Пуле, он полон энтузиазма. Его преданность вроде и кажется трогательной, но вместе с тем от нее как-то жутко. Как бы то ни было, пока он продумывает лучшую стратегию нападения, я вдруг вспоминаю о своей кредитке. Туман настолько густой, что мы даже свет фонарей над нашими головами различить не можем, только тусклое, приглушенное свечение. У меня почему-то из головы не идет образ Джо, нависшего надо мной в алкомаркете. Он смотрел на меня, следил — зачем? Разумеется, чтобы увидеть мой ПИН-код.
— Блять, — говорю я. — Эй, Гэк, дай-ка телефон.
Я вытаскиваю кредитку и набираю номер, написанный на ее обороте. Молюсь, молюсь, молюсь, что еще не слишком поздно. Целую вечность спустя (как мне кажется) меня соединяют с каким-то парнем. Судя по голосу, его не особо-то волнуют мои истеричные просьбы заблокировать карту.
— Сэр, — продолжает повторять он. — Даже если вашу кредитную карту украли, никто не сможет получить доступ к вашему счету без ПИН-кода.
— Угу, но по-моему, кто-то видел, как я вводил код.
— Когда это произошло?
— Может, пару часов назад, не знаю точно. Слушайте, можете просто, ну, заблокировать карту?
— Конечно, сэр.
Я разламываю кредитку пополам и выбрасываю в мусорку. Кажется, в тот момент я размышляю о карме. Вспоминаю, сколько раз крал кредитки у своих родителей. Думаю о девушке из школы, чьей кредиткой Шеврон пользовался целый месяц, пока ее пропажу наконец не обнаружили. Когда я учился в колледже в Массачусетсе, то бродил по коридорам общежития, высматривая открытые комнаты, забегал в них и воровал столько денег и сигарет, сколько успевал найти. Еще был бассейн и тренировочный зал, где я раз в несколько дней шарил по чужим шкафчикам. Денег удавалось раздобыть не слишком много, но этого хватало, чтобы постоянно наполнять вены героином.
Я крал у подружек.
Крал у бабушек и дедушек.
Крал у дядюшек, тетушек и друзей.
Я крал, оправдывался и крал снова, все больше и больше.
Как же погано теперь оказаться по другую сторону баррикад. Я чувствую себя уязвимым, жертвой, потерявшей всякий контроль над ситуацией. Такое со мной однажды уже было — в Амстердаме, когда на улице в три часа ночи меня избил какой-то африканец. Даже находясь на улице и под кайфом, я почему-то был уверен, что защищен от любых неприятностей. Что со мной-то ничего дурного произойти на может. Блуждая по извилистым булыжным голландским улочкам, невменяемый от экстази и грибов, я безмерно удивился, когда этот парень реально мне врезал. И за что же? Он задал мне вопрос, а я не ответил — вот и все. Все произошло так быстро, так неожиданно. Я вмиг лишился наивной веры в собственную неуязвимость. Сегодня ночью я чувствую то же самое из-за Джо. Это паршивый мир, и жизнь в нем паршивая. Все вокруг хотят тебя поиметь. Те иллюзии, что у меня еще оставались, тут же разбились вдребезги. Я чувствую себя побежденным, понимаете?
Но у Гэка иное мнение на этот счет.
— Вот этого нам и не хватало, — говорит он. — Мотивации.
Мы шагаем быстро, разнося заказы. В какой-то момент мы узнаем о парне, торгующем очень дешевым льдом дальше к югу от Маркет-стрит. Качество у него не ахти какое, но мы покупаем целую кучу и начинаем подменять им свой товар. Нам уже удалось вернуть около двухсот баксов. Как будто совершенно не напрягаясь. В основном я просто следую за Гэком. Почти ничего не говорю, только наблюдаю. Если торговать наркотиками так просто и выгодно, вряд ли у меня будут с этим какие-то трудности. Я не собираюсь возвращаться к прежней жизни — питаться объедками из мусорных баков, обворовывать парней в гей-барах и торчать на углу Кастро и Восемнадцатой улицы, где кружат парни в модных спортивных автомобилях.
Первые несколько раз было так больно. Я даже думал, что меня вот-вот вырвет от боли — и молился, чтобы все поскорее закончилось, чтобы мой партнер уже кончил.
Они увозили меня в свои квартиры (или дома) неподалеку от Твин Пикс. И, конечно, иногда попадались жестокие — любители насилия, кожаных нарядов, всяких наручников и прочего. Тогда нужно было просто постараться перетерпеть — зато денег получить побольше.
Я твердо уверен, что больше ничем подобным заниматься не буду. Даже тошнит от одной мысли об этом. Работа дилера мне подходит. Я должен им стать. Из той передряги мне удалось выбраться только чудом. Нельзя снова полагаться на удачу.
Видите ли, после того, как я украл деньги у младшего брата и свалил из дома, то понятия не имел, что делать дальше. Я отправился в дом неподалеку от Пресидио, к своему приятелю Акире. Он на некоторое время пустил меня пожить. Немного денег у меня оставалось, так что я продолжал сидеть на мете и героине, попутно пытаясь устроиться на работу в городе. В конце концов, меня взяли в кофейню рядом с Кастро. Менеджеру, очень благообразному и подтянутому мужчине-гею лет сорока, я наврал, что отец-тиран выгнал меня из дома, когда узнал, что я сплю с парнями. Менеджера это разжалобило, и он взял меня на работу, но получил я всего пару смен в неделю. А моя зависимость все усиливалась, и я отчаянно нуждался в деньгах.
Акира жил в том же доме, что и его мать, в квартире на цокольном этаже. Меня мать Акиры всегда ненавидела. В то время я не понимал, почему. Думал, что она просто злобная и напыщенная. Но теперь-то до меня, разумеется, дошло, что она просто боялась меня и переживала из-за влияния, которое я мог оказать на ее сына.
Так или иначе, однажды я пробрался наверх, пока она была на работе, и нашел чековую книжку, спрятанную в ее прикроватной тумбочке. Я выписал себе чек на сто баксов и обналичил его в одном из обменников в Филморе. Деньги я тут же спустил на наркотики, но сотрудники обменника связались с матерью Акиры, и она поняла, что это я спер деньги. Акиру это страшно огорчило, и он указал мне на дверь. Прежней наша дружба после этого уже не стала, и я чувствовал себя ужасно из-за того, что натворил.
Некоторое время после этого я жил в молодежном хостеле, а когда не мог себе этого позволить, ночевал в парке. Именно тогда я начал заниматься проституцией. Много заработать не удавалось, хватало только на еду и на дозы. Тем немногим приятелям, что у меня еще оставались, я никогда не рассказывал, как именно добываю деньги. Весь мой дневной рацион состоял в лучшем случае из одной шоколадки — Сникерс, как правило. Весил я очень мало. Бродил по ночам. Бродил днем. Идти было некуда. Однажды я узнал, что в кинотеатре Кастро устраивают ретроспективные показы фильмов одного старого друга нашей семьи. Он режиссер, причем достаточно знаменитый. А его сын, Джей Ти — актер, так что они оба должны были присутствовать на приеме перед началом показа. Я притащился туда в порванной вонючей одежде. Попытался зайти внутрь, но охрана меня не пустила. К счастью, Джей Ти меня заметил и сам вышел на улицу. Он обнял меня, едва не раздавив своим весом. Предложил мне сигарету.
— Как ты до такого докатился? — спросил Джей Ти. Голос у него был такой ласковый, добрый. Он снял очки и потер свои узкие темные глаза.
— Что с тобой случилось?
Это больше походило на мольбу, а не на вопрос.
—Я же помню, в детстве ты чуть ли не золотым мальчиком считался. Такой был счастливый… такой… светлый. Мы с тобой играли часами, и ты никогда не плакал, не расстраивался. Помнишь?
— Смутно.
— Ну, ты тогда был совсем маленький. И все равно такой открытый, искренний. Я смотрел, как ты взрослеешь, и так тобой гордился.
— А я тобой так восхищался. И музыку слушал, и книги выбирал — все с оглядкой на тебя.
— Так что же случилось? Мы когда в последний раз виделись, года три назад? Ты присматривал себе колледж на Манхеттене. Тебе так не терпелось туда отправиться. Стать писателем.
— Угу. Это все мет, чувак. Ей-богу, лучше бы я никогда не пробовал эту срань.
— Но ты же хочешь с него слезть?
— Не знаю. Но мне нужно.
— Так, смотри: я только что расстался с девушкой, так что вернулся домой пожить на несколько месяцев. Почему бы тебе у нас не погостить? Найдем тебе врача, лекарства какие-нибудь. Сможешь переломаться — и, глядишь, жизнь снова наладится. У нас сейчас квартира в нижней части Нью-Йорка, ты там еще не был. Когда поселишься там, мы приведем тебя в порядок. Папина массажистка тобой займется. Поможем тебе найти квартиру, на хорошую работу устроим. Все наладится.
Я согласился встретиться с ним в отеле «Четыре Сезона» на следующий день, а потом отправился к своему дилеру в Окленде. Потратил большую часть оставшихся денег на спиды и таблетки, а затем вернулся обратно в парк Форт-Мейсон. Там я долго сидел без сна, просто накачиваясь наркотой.
Из шкафчика в молодежном хостеле я забрал свой рюкзак с одеждой. На самом деле, сначала рюкзаков у меня было два, но потом мне в голову пришла блестящая идея: разрезать каждый сбоку и пришить друг к другу, превратив в один огромный СУПЕР-РЮКЗАК. Однако, закончив их разрезать, я очень устал и отрубился. А когда я проснулся, у меня уже не было ни супер-рюкзака, ни обычного. Так что я побросал все свои вещи в тележку для белья, которую украл в прачечной, вытолкал ее из парка и покатил вниз по Колумбус-авеню, держа путь к «Четырем Сезонам» на Маркет-стрит.
У дверей отеля стояли двое внушительных швейцаров с наушниками и рациями. Они не желали меня впускать — из-за рваной одежды, из-за тележки, доверху набитой моими вещами, из-за электрогитары, ну и из-за того, что я так накачался метом и героином, что с трудом мог связно говорить. Когда он спросили имена «постояльцев», к которым я иду, я только рассмеялся.
— Слушайте, вы мне все равно не поверите. Просто позвоните и узнайте, ожидает меня кто-нибудь или нет. Мне сказали, что имя запишут на регистрационной стойке, или как там это место называется. Я Ник Шефф.
Это не сработало. Они допытывались, к кому именно я пришел, поэтому в конце концов мне пришлось сказать правду. И стоило мне произнести имена друзей, как в ответ швейцары начали орать, что лучше бы мне убраться отсюда подобру-поздорову. Даже пригрозили, что вызовут копов. Но я отказывался уходить и настаивал, чтобы они проверили информацию, до тех пор, пока они не сдались.
После этого они раз сто передо мной извинились, даже принесли нам шампанское и корзину с фруктами. В тот же день мы вылетели в Нью-Йорк ночным рейсом. Я помню, как большую часть пути трепался с бортпроводницей, усевшись на пол в хвосте салона, где она раскладывала еду и занималась прочими делами. Все, что оставалось от спидов (примерно около грамма), мне пришлось употребить еще в туалете отеля, поэтому почти всю следующую неделю я был не в себе.
Пару месяцев мне удалось протянуть без тяжелых наркотиков, но затем я снова сорвался, и все стало еще хуже, чем было до этого.
Мы с Гэком и Пулей проходим как раз мимо тех самых «Четырех Сезонов», когда идем обратно к моей машине. Мы уже разобрались со всеми заказами — заработали примерно триста долларов. Кроме того, у нас осталось много качественной наркоты.
Начинается серое и промозглое утро. Фонари гаснут один за другим. Поднимается ветер, и вскоре мы все уже слегка дрожим. Сырой воздух окутывает нас, пропитывает насквозь, течет по венам. Мы курим сигареты, но они не очень-то согревают. Пока мы едем к автовокзалу, я включаю печку на полную мощность. Зубы я стискиваю так крепко, что челюсть щелкает, когда я открываю и закрываю рот.
Несмотря на все, что я успел употребить, меня все равно клонит в сон. В висках стучит — кровь отливает от головы. Я звоню Лорен из телефонной будки и рассказываю обо всем, что со мной случилось. Она соглашается оставить дверь незапертой, чтобы я смог пробраться внутрь после того, как поймаю Джо и отожму назад свои деньги. Кажется, она недовольна, что я до сих пор не вернулся, но мне плевать. Что на свете может быть лучше этого состояния, когда тебе на все плевать? Я так благодарен, что оно существует. Пока я жил без наркотиков, оно мне было недоступно.
Автовокзал окружен лагерем из палаток и картонных домишек. Одна моя знакомая из реабилитационного центра жила здесь, пока ее не отправили на лечение. Она жила в палатке вместе с тремя парнями, один из которых был ее женихом. Полицейские устраивают облавы на лагеря бездомных каждые пару месяцев. Кое-кого арестовывают, а потом снова оставляют их в покое, позволяя восстановить жилища.
Сейчас тут полно народу. Подростки-панки с ирокезами, в изрезанной одежде, которые выглядят очень злобно и отчаянно, ведут напряженную борьбу за сигареты, одеяла и банки с пивом. Мы с Гэком и Пулей решаемся разделиться, чтобы караулить у разных входов. Всего их четыре, поэтому Пуля говорит, что будет ходить по вестибюлю туда-сюда. Если честно, я даже не знаю, что буду делать, если увижу Джо. Не могу даже представить, как вступаю с ним в драку, надираю ему зад, вот это все. Тем не менее, я стараюсь настроиться на нужный лад. Сердце начинаеь стучать, как бешеное, каждый раз, как кто-то проходит через автоматические раздвижные двери. На самом вокзале почти никого. Звуки шагов редких пассажиров эхом разносятся по кафельным коридорам. В нескольких ободранных черных креслах спят мужчины и женщины, закутанные в несколько слоев всякой рванины. Двое полицейских пытаются разбудить парня, который соскользнул с сиденья на грязный линолеум. Кожа у этого парня блестит так, словно маслом намазана, а длинные волосы спутались в один большой дред. Борода у него тоже длиннющая. Копы — мужчины с короткими стрижками и квадратными челюстями — наклонились над ним и трясут за плечи. Оба в латексных перчатках. Я отхожу в туалет, а когда возвращаюсь, этой троицы уже нет. Джо пока что тоже не появлялся. Я сажусь в уголок и жду. Моргаю пару раз. На белой стене проступают розовые и зеленые геометрические конструкции. Из пола как будто вырастает сама собой башня, состоящая из светящихся треугольников. Я не могу перестать это видеть, но мне это не очень-то и мешает. Видывал я галлюцинации и похуже, чем эта.
Весь автовокзал гудит и мерцает пульсирующим светом. Я с трудом могу продолжать фокусировать внимание на двери.
Я встаю и иду к Гэку. Он уснул на посту. Я расталкиваю его.
— Блин, п-прости, чувак.
— Забей, пойдем отсюда.
— Уверен?
Я киваю.
— Он в любом случае еще свое получит, — говорю я. — Ну его на хер. Если ему так нужны эти деньги, пускай подавится. А я поехал спать.
— Да уж, — соглашается Гэк, — для Джо это точно добром не кончится.
Пуля все еще блуждает из угла в угол, словно дикое животное в клетке. Уговорить его уйти с нами удается с трудом. Мы возвращаемся в машину, и я решаю угостить всех завтраком.
— В Cala Foods можно купить четыре домашних пирожка всего за доллар, — говорит Пуля.
— Куплю, что захотите.
Я высаживаю их на Тендерлойн и еду к Лорен. Мы договариваемся встретиться позже. Пуле негде ночевать, но нам с Гэком ему предложить нечего. Я бы хотел ему помочь, правда, но я и себе-то едва могу помочь. Так что мы оставляем его блуждать по улицам и уславливаемся о следующей встрече.
Перед сном я выкуриваю несколько сигарет, возлежа на белой кровати Лорен.
@темы: Эстер, «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», шаламэ мое шаламэ
Эзра совсем топом стал, даром, что розовый гриб в чулках. самая фантастическая тварь второго фильма. 
вы понимаете. из Хэнков видимо выходят лучшие на свете полицейские. Они могут вести себя как хуилы, но в самые напряженные моменты на них можно полностью положиться. 
Вот что значит соулмейт.
Упс, случайно вышло!
