ну вот, стоило поныть и фоточки выложили
Осом!
Выгляжу как богатый покупатель лакшери-андроидов.

@темы: We will be victorious, булочка на пивной тарелке, фотачки

---

Пчелка из ядовитого Сан-Франциско, где я, в компании книги Никки, тоже узнал, кажется, каждый уголок Благодаря раннему прибытию моего поезда, имел счастье наблюдать появление новых фоток в режиме реального времени.
Самое важное - с Никки! Они уже одеваются одинаково, ну все, точно хочу это шипперить. Котопес все еще форевер, но почему бы не интрижка с уклоном в селфцест по ходу промо-тура?

продолжение с Никки

이귀요미를어쩌지😭😭🤧🤧
😆✌️ pic.twitter.com/An2fJnxRFv

— becky 😈 (@bbbecky08) 7 октября 2018 г.

мусорный сын утешающий прекрасную пчелку, до чего чудесно

영화제 계정이 올렸었다는데 지금 들어가보니 없네;; 텀블펌
sandrafilter-new pic.twitter.com/WppoyVgaX1

— becky 😈 (@bbbecky08) 7 октября 2018 г.

и просто гора красивой худющей пчелки:

Видео

이 영상 첨부터 끝까지 미쳤다..
혀 낼름하고 입술 깨물때 죽고없음...😇
(ig rubyrainm) pic.twitter.com/xanbY6peSs

— 💫ᴏɴʟʏ (@ONLY_YUnique) 7 октября 2018 г.

Timothée on how he prepared for his role in Beautiful Boy
Via Quietgirls tumblr#TimotheeChalamet pic.twitter.com/ZVjWLVcJSc

— Timothée Chalamet ✌🏻❤️ ig: tchalametcn (@TChalametCN) 7 октября 2018 г.

Repost diginmag IG #TimotheeChalamet pic.twitter.com/qQhIiM54dO

— Timothée Chalamet ✌🏻❤️ ig: tchalametcn (@TChalametCN) 7 октября 2018 г.

“I will wear these”🤣🤣🤣🍑🍑🍑
Repost coconutcreature IG#MVFF41 #TimotheeChalamet pic.twitter.com/KPqwVNQvPu

— Timothée Chalamet ✌🏻❤️ ig: tchalametcn (@TChalametCN) 7 октября 2018 г.

Ждем появления кисы в подаренных носках с персиками

Timothée Chalamet on _harlowejames instagram story#TimothéeChalamet@beautifulboymov @MVFilmFest pic.twitter.com/Gear443RRc

— Manuela (@manueladb) 6 октября 2018 г.

“i dont wanna like bore ppl or anything” i can literally listen to this man talk all day and it could be about anything hes so interesting please pic.twitter.com/E6JLzl1djj

— 𝖆𝖓𝖌𝖊𝖑𝖆 (@peachesnscene) 6 октября 2018 г.

Фотки

Не знаю что там думает Ник, но я бы такую красоту точно увел на обзорную экскурсию по городу. Как минимум, может показать ему пляж, где с Лорен гулял.

Если Гэк еще не сторчался и жив, то представляю как он ржет над всем происходящим. Недавно носил человеку шоколадки на завтрак и искал для него бесплатный душ, вместе с ним закидывался метом в подворотнях, а теперь видишь как он тусил в компании голливудских знаменитостей.

@темы: шаламэ мое шаламэ, видяшки

---

Комиккон

Лишился комикконовской девственности, так сказать. Воочию полюбовался на монструозные очереди и ужасную организацию всего. В очереди на вход мы отстояли часа полтора, стотыщ развлекал меня и компанию парней перед нами зачитыванием отрывков из старой-доброй "Параноидальной шизофрении", изредка над нашими головами пролетал вертолет, не желавший скидывать гуманитарную помощь в виде пледиков и термосов с кофе, а полицейские, сволочи, прошли без очереди! Мы решили, что это был косплей на полицейских и на всякий случай их зашипперили.
Внутри с организацией не лучше - везде толпы, к гардеробу надо стоять еще полтора часа (так что мы на него забили и ходили с куртками), а приглашенных звезд почему-то даже обнять не разрешается. Орги утверждают, что это требования самих звезд, но я чот сильно сомневаюсь. Декарты выглядели максимально дружелюбными и настроенными на общение, не думаю, что они бы сломались от нескольких обнимашек. ну, по крайней мере, я потискал их за бочка и они сказали, что я отлично выгляжу. Они такие красивые и теплые, особенно Браян *____* Как живут на свете настолько красивые люди, я не знаю.
Фоток от оргов пока тоже не дождаться, так что похвалюсь потом.
мистер Рукер в последний момент слился (возможно, узнав побольше про кривую организацию мероприятия), а Петеньку, озвучивавшего Коннора в Рашке поймать так и не удалось. Точнее, когда мы в очередной раз дошли до его стенда и стояли там, негодуя на судьбу, то узрели как Петя быстрым шагом выходит из подсобки, попутно надевая пальто. С некоторой надеждой преследовали его до выхода, но на улице потеряли. Может, оно и к лучшему, потому что по отзывам других людей, Петечку успели достать намного раньше, еще до фотосета с Декартами, вот он и спрятался в кладовку аки Гарри в чулан у Дурслей. Жаль, что не довелось потискать эту сладкую булочку с корицей, ну да ладно. Может, он на Старфанс заглянет, мало ли. Звали же туда в прошлом году актеров озвучки. Может побыть специально приглашенным гостем из соседнего фандома.
Зато выступление Декартов смотрели с достаточно близкого расстояния и я успел заснять момент, как Брайан увидел себя на экране и перепугался:

A photo posted by Instagram

И накупил всяких ништяков:

A photo posted by Instagram

<

A photo posted by Instagram

В самом инстаче - больше.
Например, фотка того как стотыщ собирал деньги на бунд пока мы стояли сидели в очереди на фотосет с Декартами. Всюду очереди! Прямо как в лихие девяностые. Нынче на прилавки выбросили Декартов.

Пару раз во мне опознавали Критика, так что закос под него оправдал себя, но #большеникогда. Никогда не буду косить под кого-то, кто носит головной убор, это было еще тяжелее, чем в шляпе Хайзенберга на Слэшконе.

@темы: Эстер, булочка на пивной тарелке, фотачки, видяшки

---

06.10.2018 в 18:41

Пишет  Die Glocke:

Ааааааа как это клево!

Красота Соскучился я по Теннанту, очень.

@темы: сериалы, перепосты перепостов, видяшки

---

Я люблю тебя, папочка

Драмедия, написанная и снятая известным комиком Луи К. К, до того как ему было предъявлены обвинения в домогательствах. Вышло занятно, конечно. Сперва ты снимаешь явную, пускай и очень вежливую, с нотками восхищения, насмешку над историей Вуди Аллена, а потом тебя обвиняют в несанкционированном демонстрировании члена и вот ты уже не знаешь будешь ли когда-нибудь работать в прежнем ритме. Не рой другому яму...

Самая смешная шутка - отзывы к раздаче на рутрекере. Люди реально не видят, что Луи не "перенял традиции мастера", а намеренно копировал стиль Аллена во всем, от черно-белости до джазовой музыки. По сюжету Луи играет роль популярного сценариста, чья избалованная дочь однажды попадается на глаза известнейшему режиссеру. Режиссер намного старше и за плечами у него туманная педофильская история. То ли виноват он, то ли нет, но что великий творец - это однозначно. И как-то неловко запрещать дочери с ним видеться, хотя и очень хочется.
Смешно от самой драмедии, по-моему, будет только тем, кто понимает отсылочки к реалу. 6 из 10.

Человек, который убил Дон Кихота


Известный долгострой Терри Гиллиама. Знаете, тут сразу чувствуется насколько это личный проект и что во многом это теперь фильм о многотрудных съемках фильма, а не только о самом Дон Кихоте. Адам Драйвер снова доказал, что является замечательным актером и следить за его постепенным погружением в безумие было чертовски интересно. Помимо игры Адама мне больше все понравились "склейки" между реальностью и фантазиями, моменты, когда тебя оп, кувалдой по пушистой мордочке и спускают с небес на Землю, где мельницы по-прежнему не превращаются в великанов. Но значит ли это, что стоит перестать с ними бороться?)
Мораль хороша, Дон Кихот и правда будет жить вечно.
8 из 10


Человек на все времена


Историю безумных браков Генриха VIII я знаю, в основном, со стороны его и Анны Болейн, а тут упор делается на Томаса Мора, лорда-канцлера Генриха, человека великого ума и гуманизма. И на их конфликт с королем (весьма всрато изображенного).
Конфликт вкратце можно описать так:
- Скажи, что одобряешь мой упоротый брак.
- Не скажу.
И это растянуто на два часа. То, что фильм снят по пьесе достаточно сильно бросается в глаза. Он не скучный, но я снова немного удивляюсь выбору Академии и задаюсь вопросом не было ли в том году фильмов-конкурентов, которые зацепили бы меня больше. Борьба за свои идеалы это замечательно и я уважаю Мора за его стойкость, но... Ну, для меня его причины - не те причины, чтобы предпочесть тюремное заточение и смерть.
6 из 10

@темы: фильмы

---

Новые стиллы с Никки!







На первом Никки уже смутно подозревает, что приезд домой плохо закончится "Привет, брат, готовь свои бабки".

@темы: фильмы, шаламэ мое шаламэ

---

ну, Тимми, конечно, произвел фурор своими новыми фотками с Лили

кто-то кричит про происки голливудских продюсеров, кто-то верит в искренность внезапно вспыхнувшей страсти между молодыми людьми.
Лично мне кажется, что это не ради карьеры (карьера у Тимми и так в полном порядке, ну вы что), а назло Арми с его "никогда не будем вместе" из инста-стори и в виде защиты от безумных фанаток (привет, Испания). Лили вполне могла согласиться ему подыграть чисто по дружбе. И даже если у них правда будет романчик, почему нет. Желтая пресса уже соблазняет меня, предлагая представлять как они будут вместе щебетать по-французски.
Но, Тимми, осторожнее. Папа-Гриндевальд не дремлет
Про папу стоит упомянуть и потому что

мир - очень странное место. если вы не замутили с отцом, то можете попробовать добиться дочери.

@темы: шаламэ мое шаламэ

---

@темы: ангст на двадцать лет вперед (с), Музыка странного сна (с)

---

Купил билеты на фотосеты с Рукером и Декартом на грядущем Комикконе, чего еще от жизни надо
деняк. теперь мне снова надо будет многа работать. но оно того стоит.

@темы: We will be victorious, булочка на пивной тарелке

---

Саймон и программа Homo sapiens

В первую очередь, мне было интересно посмотреть на перевод, потому что издательство совсем молодое и оно собирается в будущем выпускать Назови меня своим именем. В принципе, все хорошо. Пара опечаток попалась и качество у бумаги среднее, но в целом славно.
Книга про Саймона еще менее конфликтная чем фильм. В смысле, в фильме не заморачивались и сделали сюжет по канонам мелодрам 90-тых, где во втором акте главный герой обязательно должен перессориться с людьми из своего окружения и думать ВСЕ ПРОПАЛО, а в книге ничего похожего нет. На него малость обиделась подруга (не влюбленная в него, а просто решившая, что новые приятели ему дороже старых) и его насильно аутнули в школе. Но Блю с ним общаться не переставал и никакой особой трагедии это не создало. Да и развиртуализация в конце у них была не на глазах у половины школы, а забавная, наедине, в аттракционе Чашки.
Только сейчас до меня дошло, что смущало в фильме. Он устаревший. Современный, но при этом как будто родом из девяностых, забрал оттуда многие штампы.
А книга легкая и милая, ее можно за день проглотить. Очень упрощенный язык.
Шипперить каноничную гейскую пару в книге про геев слишком просто, так что все еще шипперю Саймона с Кэлом. Он и в фильме был как-то милее и тут. К тому же, он би
---------------
У меня папа летом любит посещать Санаторий Виктория Ессентуки. Там не только красивые виды природы на территории санатория и вокруг него, но еще и большой выбор лечебных процедур. Таких как: кислородная барокамера, массажи и сеансы мануальной терапии, грязевые ванны и тд. И номера там отличные, комфортабельные. Вот так часть люкса выглядит:

@темы: бесстыжая пропаганда, любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно., санаторий ессентуки

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Слава Сатане, мы со стотыщ добили первую часть книги! Прощаемся с Сан-Франциско и его ебучими пригородами, перебираемся в знойный Л. А.

Tweak: Growing Up on Methamphetamines

День двадцать седьмой

День двадцать седьмой

Ночью меня все время рвет. Едва удается заснуть, как накатывает новый приступ тошноты, и я сгибаюсь над пластиковым мусорным ведром, кашляя всухую. Я валяюсь на тонком ковре. Лорен не оставляет попыток убедить меня перебраться на кровать, к ней, но стоит пошевелиться, как мой желудок снова скручивает в узел, так что я остаюсь лежать на прежнем месте. А тут еще ее запах, и запах всего их дома, и их собак, и сигарет, энергетиков, остатков китайской еды. Невыносимое зловоние. Рвотные позывы повторяются снова и снова. Все чувства обострены, и от этого еще сильнее воротит. В какой-то момент я вижу, как надо мной склоняется Жюль и протягивает таблетку метадона. Ее я тоже выблевываю. Рядом плачет Лорен, ноет, упрашивая обнять ее, а мне хочется только, чтобы она заткнулась.
— Тебе на меня плевать, — жалуется она. — Ты меня не любишь.
У меня чешется все тело, в том числе и затылок, и я расцарапываю там кожу до крови.
— Лорен, мне плохо, не видишь, что ли.
Я так устал. Это болезненная, смертельная усталость. Я хочу поспать, хочу, чтобы меня оставили в покое. Или пусть просто позволят мне тут умереть. Я этого не вынесу. Я то проваливаюсь в мир галлюцинаций, то выныриваю обратно. Мне чудится, что я шляюсь где-то с Гэком, а может, он находится здесь, в доме. Я больше не понимаю, что реально, а что нет. Пол царапает спину, но я не в состоянии сдвинуться с места, просто не могу. Я должен выбраться из этого, должен. Пожалуйста, пожалуйста, я на все готов.

Проспав еще некоторое время, я просыпаюсь ночью. Лорен рядом нет. Я вскарабкиваюсь на потертую кушетку, скидывая с нее одежду и другие вещи, которые там валялись.
В комнате темно. Я весь в поту. Дышу с трудом. Рубашки на мне почему-то нет, видны мои выступающие ребра, а также многочисленные следы от уколов на обеих руках.
Из-за того, что я часто промахивался мимо вен, пытаясь вколоть себе дозу, руки теперь опухли и болят. Да и вообще все тело болит. И я такой худой, совершенно отощавший. Я закрываю глаза и вдруг начинаю плакать. Я не знаю, что мне делать. Вспоминаю истории, которые слышал на собраниях "12 шагов". И слова своего наставника тоже вспоминаю.
Сломленные, отчаявшиеся, все эти люди просили помощи у той силы, которую называли Богом. Вот и я поступаю точно так же. Начинаю молиться. Молитва идет откуда-то из глубины души. Я возношу мольбы Богу, в которого даже не верю. Слова сами возникают в голове.
Спенсер раньше говорил со мной о Боге. Говорил много и часто, но я с ним не соглашался. Я был воинствующим атеистом. Был уверен, что вера в Бога — это нечто устаревшее, бредовое, глупое. Спенсер рассказывал мне про молитвы и медитации, но я даже пробовать ничего не желал. У меня просто не было веры, совсем. Однако Спенсер все равно продолжал мне обо всем этом рассказывать.

И вот сегодня ночью я молюсь. Может, и не первый раз в жизни, но впервые искренне. Я в отчаянии. Поэтому рыдаю и прошу помощи у Бога.
— Господи, — говорю я. — Знаешь, я вообще-то в тебя не верю, но если ты существуешь, прошу, помоги мне. Я так больше не могу. Я что угодно сделаю. ПОЖАЛУЙСТА.
Ничего не происходит. Никаких вспышек света, никаких горящих кустов — ничего.

Я звоню домой. Отец берет трубку на третьем гудке.
— Алло?
Этот голос, этот ласковый голос моего отца. Я захлебываюсь рыданиями.
— Папа... я...
— Господи, Ник! Почему ты сюда звонишь?
— Мне нужна помощь.
— Я тебе помочь не могу, мы это уже проходили.
— Пожалуйста, пап!
— Прости. Может, Спенсер и согласится поговорить с тобой, а я не могу. С меня хватит.
Он вешает трубку.
— Господи, — шепчу я вслух, сворачиваясь в клубок. Меня всего трясет от рыданий. — Прошу, помоги мне. Что мне делать?
Несмотря на то, что руки страшно дрожат, мне все же удается набрать номер Спенсера.
Он отвечает сразу.
— Спенсер?
— Ник, — говорит он, посмеиваясь в трубку. — Я уж заждался твоего звонка. Все, нагулялся?
— Да. Пожалуйста, скажи, что мне теперь делать?
— Возвращайся домой, приятель, мы все по тебе скучаем.
— Обратно в Л. А.?
— Ну да. Эрик так и не сдал твою комнату. Мы как чуяли, что ты скоро вернешься.
— Мне так хреново.
Он смеется.
— Приезжай домой, сопляк ты тухлый. Я тут жирею, потому что не с кем на великах погонять.
— Не уверен, что смогу на чем-нибудь гонять, Спенсер. Я едва на ногах стою.
— С чего ты снимаешься, с мета?
— И с героина.
— Очаровательно. Ну же, Ник, возвращайся домой. Больше не нужно никому ничего доказывать. Что скажешь?
— Моя тачка сдохла.
— Садись на самолет.
— Прямо сейчас?
— Да, прямо сейчас. А я тебя встречу.
— Нет, ты не обязан...
— Сам знаю. Что тут скажешь, я по тебе соскучился. Может, даже волновался немного. Ну же, давай. Ты там уже поразвлекся как мог. Дальше будет только хуже.
— Хуже?
— Ага, парень, ты дошел до точки.
Он опять смеется.
— Спенсер, — выдавливаю я в перерывах между всхлипываниями. — Я прямо сейчас поеду в аэропорт.
— Само собой, поедешь.
— И, Спенсер...
— Да?
— Спасибо.
— Да, да. Ты только шевелись давай.
— Хорошо.
— Позвони мне, когда будешь знать номер рейса.
— Ладно.
Я кладу трубку, а потом еще какое-то время опять плачу. Потом вызываю такси. Пытаюсь встать на ноги, но кровь резко приливает к голове, и я падаю обратно. Так что я решаю передвигаться ползком. Нахожу под кроватью свою скомканную рубашку. От нее так сильно воняет, что меня начинает тошнить, как только я ее надеваю, но блевать все равно уже нечем. Каким-то образом мне удается сгрести свои вещи в сумку. Одежда, диски и кое-какие другие вещи остались валяться в машине, но на них мне уже плевать. Я просто хочу домой.
Один мой кроссовок пропал — черный, от Jack Purcell. Я думаю, идти мне в одном кроссовке или совсем без обуви. Решаю, что если напялю какие-нибудь темные носки, то никто ничего и не заметит.
Так что я вешаю сумку через плечо, хватаю рюкзак и ковыляю вверх по лестнице. В кошельке лежит три сотни баксов. Все, что осталось. Если этого не хватит, то тогда я без понятия, что делать.

Все это время я продолжаю молиться. Это как голос в моей голове, непрекращающийся монолог: от обычных мыслей он перешел на молитвы.
"Пожалуйста, помоги мне. Будь со мной".
Я твержу эти слова снова и снова, пока поднимаюсь по лестнице.
Зайдя в гостиную, я сталкиваюсь там с Лорен. Она как раз направляется обратно к себе в комнату и тут видит меня, с сумкой и остальными вещами.
Она валится на пол, сворачивается в позу эмбриона и начинает плакать.
— Ты меня бросаешь, да?
— Я... да. Мне нужно вернуться обратно в Л. А. Я не могу... не могу так больше.
— Но ты обещал со мной остаться!
— Разве?
— Да, черт побери, ты обещал!
— Лорен, прошу тебя. Мы же оба понимаем, что если останемся вместе, то никогда не сможем завязать.
— Да пошел ты! Думаешь, ты чем-то лучше меня?! Да лучше бы я тебя никогда не встречала! Ты мне жизнь сломал!
— Мне... мне очень жаль.
— Не уезжай.
Она вскакивает с пола и пытается поцеловать меня, но от одной мысли о том, чтобы коснуться ее, меня снова начинает мутить. Так что я отстраняюсь.
— Я должен, — говорю я и ухожу, оставляя ее, кричащую и рыдающую, позади.
На улице ужасно холодно, ветер дует прямо с берега. Я засовываю руки под футболку, весь дрожа. И все равно этот холодный воздух словно очищает. Ночь ясная, и я гляжу на темное небо без звезд, чувствуя, как из кожи сочится пот.
Наконец приезжает такси, и я забираюсь внутрь, буквально падая на чистое сидение, пахнущее нейлоном.
— В аэропорт Окленд, — прошу я.
Таксист спрашивает, как я себя чувствую, и я признаю, что бывало и получше.
Я почти не в состоянии о чем-либо думать. Я, как уже говорил, просто молюсь, повторяя одни и те же слова раз за разом. Наблюдаю за тем, как исчезает вдалеке этот ядовитый город, пока такси едет по мосту Бэй-Бридж. Городские огни размываются.
Я вроде как засыпаю, потому что таксисту приходится меня тормошить, когда мы добираемся до места назначения. Поездка обходится мне в шестьдесят долларов. Я иду, а точнее ковыляю, к главному входу в международный аэропорт Окленд. Из-за пестрого узора на ковре меня снова начинает тошнить, а голова кружится. Отчаянно надеюсь, что меня не вырвет. Над головой сияют круглые люминесцентные лампы, и их яркий свет почти невыносим. Пошатываясь, я бреду к билетной кассе. Все еще без обуви.
— Добро пожаловать в аэропорт Окленд, чем я могу помочь? — говорит морщинистая женщина с волосами, выкрашенными в фиолетовый цвет, обилием помады на губах и улыбкой, которая, впрочем, быстро исчезает с ее лица, стоит ей получше ко мне присмотреться.
— Мне нужно попасть в Л. А. — отвечаю я.
— Хм, понятно, сэр. Так, посмотрим...
Ее пальцы быстро-быстро бегают по маленькой клавиатуре.
— Есть рейс на девять пятнадцать, там еще остались свободные места. Этот вариант вас устроит?
— Конечно.
— Вам понадобится обратный билет?
— Нет.
Минус двести баксов. Женщина распечатывает мой билет и велит отнести багаж на досмотр. Стоит мне передать сумку одному из носильщиков в форме, как я начинаю паниковать. Я ведь так и не проверил, не осталось ли там пакетиков из-под наркоты, шприцов, самой наркоты или каких-нибудь еще улик.
Женщина натягивает латексные перчатки и принимается копаться в моей сумке. Ее волосы собраны в тугой хвост на затылке, а на меня она смотрит с откровенным презрением. Она все ищет и ищет, я так и стою молча. Может, все еще молюсь.
Наконец досмотр заканчивается.
— Спасибо, сэр, хорошего вам дня.
— Угу.
Она кладет мою сумку на ленту конвейера, и я наблюдаю за тем, как она исчезает.
Пок я прохожу через металлодетектор, другие пассажиры все еще расстегивают ремни и снимают обувь, чтобы их вещи могли просветить рентгеном. По крайней мере, от этих затруднений я себя избавил. Миновав детектор, я звоню Спенсеру, и он говорит, что приедет за мной около десяти. Я покупаю кусок сладкого картофельного пирога в пекарне Your Black Muslim Bakery, но не могу толком его поесть. Стараюсь никому не попадаться на глаза, насколько это возможно.
Ожидание длится так долго.
В самолете мне, слава Богу, удается поспать, а когда я просыпаюсь, то обнаруживаю, что напускал слюней на рубашку.
Вот в таком виде я и встречаюсь со Спенсером. По правде говоря, как только я вижу Спенсера, меня опять разбирают слезы. Я не могу даже поднять на него глаза.
— Ну перестань, придурок, — говорит он мягко.
Он обнимает меня и даже вызывается сам нести мою сумку. За то время, что мы не виделись, у него отросла бородка, а в остальном он совершенно не изменился.
На нем черная кожаная куртка поверх черного пуловера. Мы забираемся в его BMW и уезжаем в лос-анджеловскую ночь.
Здесь тепло. В Л. А. всегда так тепло, черт возьми.
Мы почти не разговариваем. Он довозит меня до дома, советует поспать и спрашивает, не надо ли мне какой-нибудь еды. Я качаю головой.
— Увидимся завтра? — спрашиваю я.
— Конечно, — заверяет он. — Можем пойти на собрание в полдень.
— На собрание?
— Да, брат.
— Блять.
— А иначе никак.
— Да, — говорю я. — Знаю.

После этого я поднимаюсь в свою старую квартиру, открываю дверь прежним ключом.
Здесь все в точности так, как я и оставил.

@темы: Эстер, «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», шаламэ мое шаламэ, никки сын метамфетамина

---

просто забавно xD Тимми спалился, но не совсем так, как хотелось бы. Сперва лайкнул этот пост, потом убрал лайк, да только было уже поздно.

приятно знать, что он следит за мемесами про себя.

@темы: шаламэ мое шаламэ

---

The new trailer for #BeautifulBoy is here. Starring @stevecarell, @realchalamet, Maura Tierney and Amy Ryan. In theaters October 12. pic.twitter.com/48py8C7j2d

— Beautiful Boy (@beautifulboymov) 19 сентября 2018 г.

оооо мне так нравится его срыв в кафе! и мокрая кисанька под дождем! это они, кажется, сами придумали, не помню такого в книге.

@темы: фильмы, шаламэ мое шаламэ

---

прямо-таки старые ЭМОЦИИ от этого клипа всколыхнулись, захотелось поскорее вторую часть посмотреть.

@темы: грешноватая подворотня, видяшки

---

13 причин почему

Первый сезон - не идеальное, но целостное произведение, важная история о том как множество мелочей могут сложиться в огромную трагедию, как ваши действия могут повлиять на других людей самым неожиданным образом. Про травлю в школе и другие остросоциальные темы.
Второй сезон - наглядное пособие, что бывает, если авторы сериала прислушиваются к критике людей с тамблером головного мозга или как превратить хороший сюжет в нудную и бесполезную агитку за 13 серий.
Мне обидно за этот сериал, ей-бгу. То, за что его ругали как раз является его достоинством, а его попытки разжевывания для наиболее отсталых слоев населения мысли "самоубийство - это плохо, ммм, понятненько?" лишь испортили нужный проект.
Первый сезон было чертовски увлекательно смотреть. Мне нравилось, что девушка покончившая с собой не лишена здоровой злости и мне хотелось узнавать, что же будет дальше, чье же имя прозвучит на следующей кассете. Думаю, что в первом сезоне лишним был только эпизод с изнасилованием в джакузи. Не потому что он, блин, детально показан и это неприятная сцена. сцены изнасилований и самоубийств должны быть неприятными, они должны шокировать и вызывать эмоциональный отклик, господи. Если обкладывать тумблероребенка подушками в виде миллиона предупреждений о травмирующем контенте, это не спасет его от столкновений с реальностью, о которой он будет знать меньше, чем мог бы! Так вот проблема не в том как сцена показана, а в том, что она не являлась необходимой. У Ханны и без нее уже набралось достаточно причин для суицида.
И мне, например, нравилось, что разговор со школьным психологом оставался в "серой" зоне и нельзя было с уверенностью сказать грамотно он провел беседу с Ханной или нет. А во втором сезоне его сделали рыцарем в сверкающих доспехах, умирающим от чувства вины.
Хуже всего речи, которые впихнули в уста персонажам в зале суда. Абсолютно безжизненные и дурацкие, как будто можно поверить, что обычные подростки разговаривают подобными гладкими фразами. Это подходит только Брайсу, его-то адвокаты для допроса натаскивали. А остальные должны были нервничать и истерить, путаться в показаниях, давиться словами и тд. ну знаете, как это бывает с живыми людьми.
Вторая большая проблема второго сезона - флешбеки о Ханне. Не представляю в чью гениальную голову (надеюсь, Никки, что это был не ты) пришла идея добавить Ханне летний роман. Остальные флешбеки плохи, но вот этот резкий скачок от "он выкинул мою записку в коридоре" до "мы трахались все лето" был откровенным пиздецом. И не потому что это каким-то образом подтверждает ее репутацию шлюхи. Тут сериал неловко пытается прикрыться мыслью "если тебе не нравится этот сюжетный ход - ты занимаешься слатшеймингом", но на самом деле сюжетный ход просто тупой и бесполезный, а заодно ломает образ Ханны из первого сезона.
Третья проблема - недопризрак Ханны. Что это было-то вообще? В некоторые моменты можно поверить, что это реально призрак, а в другие они повторяет как заевшая пластинка фразы с кассет и походит на глюк Клэя. Ее уход в свет видимо должен был окончательно вытереть сопли всем расстроенным тумблеродетям, но кого успокаивает картон? А кого успокоит скомканная картонная линия Скай аля "резать руки тоже плохо, детишечки"? И я могу долго продолжать в том же духе. Проще сказать, что по-настоящему понравилась мне во втором сезоне лишь линия няши-наркомаши Джастина и некоторые моменты его дружбы с Брайсом. Вот в истории Джастина точно чувствуется рука Ника Шеффа, он опять взялся пересказывать свою жизнь. Все еще интересно. Последние серии сезона, когда наконец бросили пережевывать тему с Ханной, в принципе, были поживее остальных. У сериала есть некоторый шанс спастись, если они вернутся к тому, что было и отсеют вредную критику.
Хочется верить

@темы: сериалы

---

Кристина

Классическая классика Кинга. В смысле, я знал, что это история про злую машину задолго до того, как взял книгу в руки. История отличная, ведь это мои любимые кинговские времена, когда он мало заботился о благополучии главных героев. "Поздний" Кинг относится к ним добрее и старается не убивать без лишней на то необходимости.
А тут неудачник купил машину у озлобленного старика, влюбившись в нее с первого взгляда, и машина постепенно сожрала его душу. Страшно мне от похождений Кристины не было, по идее эта из "ужастиков", но мои фобии лежат совсем в других областях. Но было здорово. Люблю, когда рассказчики меняются по ходу действия.

Заодно стоит упомянуть о первом сезоне Касл Рок. Он неплохой, там есть одна великолепная серия и еще девять "нормуль". В сериале чувствуется любовь к Маэстро и достаточно точно воссоздана гнетуще-ебанутая атмосфера всеми любимого городка. Разве что концовка подкачала. Я понимаю, что это планировалось как Открытая Концовка Заставляющая Думать, но как по мне, то она просто выставляет главного героя мудаком. Ведь буквально все указывало на то, что Сатана из клетки говорил правду, а Генри... Генри на корню зарубил слабые симпатии к нему. Я не знаю зачем было так поступать. Это вам не Бьюик из потустороннего мира, чтобы повторять троп из книги про него.

@темы: сериалы, Эстер, любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Тест "50 лет кинематографа - угадай фильм по кадру": www.buzzfeed.com/jamiejones/the-ultimate-movie-...
You got 47 out of 50 right!
You're a movie genius! From Hollywood classics to today's blockbusters, you know a little something about everything related to the big screen. Congrats!

Там, в принципе, легко угадать даже если не смотрел фильм xD

@темы: тестиги, фильмы

---

моя любимая табличка для аватарок, похоже, померла, уааааау. почему лучшие из нас уходят так рано...
сделал немного авок с кисей (в основном), в общем, пока лавина фоток Тимми не накрыла с новой силой.

1	2	3	4	5
6	7	8	9	10
11	12	13	14	15
16	17	18	19	20
21	22	23	24	25

Вопрос: кнопка фидбека

1. <3		27	(100%)
Всего:		27

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, шаламэ мое шаламэ, золотистая жопка, персиковые мужья

---

Сегодня у нас с ув. редактором стотыщ аттракцион невиданной щедрости: сразу две части (девятая и десятая) приключений Ника. В программе: Пасха, жуткий мужик с огромным членом, "последний" героиновый забег Ника с Лорен и демонстрация безграничной толерантности ее же родителей.
А еще я нашел классное музыкальное сопровождение ко всему этому адку

Tweak: Growing Up on Methamphetamines

День двадцать третий

День двадцать третий

Воскресное утро, пять часов. Перед рассветом, как обычно, холодно. Я дрожу, дрожу и все никак не могу перестать. Мы с Гэком и Пулей стоим перед отелем Fairmont. Мы прождали здесь всю ночь, и я даже толком не знаю, как нас сюда занесло. Последние пять дней мы только тем и занимаемся, что торчим, продаем тут и там пакетики с метом, ночуем в моей машине, а есть ходим в Глайд. Или воруем сэндвичи в Старбаксе. Однажды мы находим выброшенную коробку с половиной пиццы, а в другой раз натыкаемся в Марина на тарелку с остатками риса и рыбы, поставленную на мусорку. Про пацана с ирокезом все как будто бы забыли, но товар все равно расходится плохо. К тому же, мы сами его слишком часто употребляем. С Лорен я вижусь всего пару раз, и то мельком, только дозы ей успеваю передавать.
Завтра должна состояться встреча с ее мозгоправом. Я нервничаю, но все равно обещал прийти. Честно говоря, я не уверен, как долго еще смогу продержаться в таком темпе. У меня в желудке словно горят семь свечей. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Семь свечей пылают, дымят и коптят. Семь огоньков: сомнение, страх, печаль, боль, транжирство, безнадежность, отчаяние. Они очерняют мое нутро, покрывая его пеплом и золой. В глубине моих глаз растет нечто, растет и давит, горячее, словно пламя от семи свечей, которые никому не под силу задуть. Я воображаю, как выпиваю несколько стаканов воды. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Я погружаюсь в бассейн с чистейшей водой. Закапываюсь в жесткий, сухой песок. Горстями глотаю белую соль. Но пламя продолжает разгораться: ярче, горячее, проникая глубже. По позвоночнику струится пот, добираясь до выпирающих костей на бедрах. Я расцарапываю поджившие порезы, появившиеся за последние недели, но не могу избавиться от них. Вокруг меня роятся мухи, а над головой кружат стервятники. Огонь пожирает мою плоть. Огонь распространяется по телу. Огонь течет в моих венах. Огонь добирается до моих мышц, сухожилий, костного мозга. Я сижу на углу улицы, раскачиваясь туда-сюда. Нет, я так больше не могу. Просто не выдержу.

Пуля вколол себе последнюю дозу героина. Он узнал, что сегодня утром его мать скончалась от рака лимфомы, и я не смог ему отказать. Еще я отдал ему кучу сигарет. Он не плачет, но все время ломает всякую фигню. Вот сейчас разломал на части ящик с газетами. Бормочет что-то о том, как мама водила его в парк, когда он был маленьким. Голос его звучит невнятно из-за героина. Гэк пытался вступить с утешениями, но Пуля только на него наорал. Я же почти ничего не говорю. Я три дня не переодевался. Привык уже к собственной вони. Деньги заканчиваются. Вены на руках исчезли, и теперь чертовски сложно сделать себе укол. Приходится вгонять иглу глубже, как это было с Лорен. Я даже пытаюсь колоться в ладони, ноги и ступни. Гэк говорит, что с ногами шутки плохи, мол, если попадешь не туда, то потом от боли ходить толком не сможешь. Но я его не слушаю.
Как бы там ни было, Пуля продолжает бубнить о том, что ходил в парк с мамой. Или что хочет пойти в парк сейчас. Никак не пойму. Но мы проходим по Калифорния-стрит мимо отеля Fairmont, потому что пытаемся отыскать для Пули хоть какое-нибудь подобие парка, чтобы он наконец заткнулся.
Я смутно помню, что здесь неподалеку есть детская площадка. Большой игровой комплекс с оранжевой горкой, туннелями и лесенками. Мы с Гэком собираемся чем-нибудь закинуться до того, как туда отправимся, а еще нам нужно решить, попытаться попасть в туалет Fairmont или не стоит. В пять утра туда явно невозможно пробраться незаметно, не привлекая к себе внимания. Пуля закидывается на пороге дома, расположенного ниже по улице, так что мы возвращаемся туда. Пуля стоит на стреме, пока мы с Гэком тоже делаем себе по дозе. Больше у нас не осталось. Гэк умудряется найти вену на моем предплечье, делает укол, после которого я кайфую примерно минуту. Потом все приятные ощущения пропадают. Я знаю, что по-прежнему под дозой, но ничего не чувствую.
Восходит солнце, и небо светлеет. Окружающий мир становится ясным, свежим и светло-серым. На крышах появляются розоватые отблески. Мы поднимаемся на холм, к детской площадке. Ноги у меня ноют от боли. Тело готово сдаться. Мы добираемся до площадки, и я вижу, что она куда меньше, чем мне запомнилось. Удивляться нечему, в последний раз я бывал здесь еще ребенком. В парке, на самом деле, полно народу. В основном это азиаты в спортивных костюмах, двигающиеся очень-очень медленно. Вытягивают руки, затем делают шаг вперед. Поднимают одну ногу, опускают, поднимают вторую — двигаются так, словно находятся под водой или у них гири к ступням привязаны.
Мы останавливаемся и смотрим на них.
— Тай-Чи, — говорю я.
Потом вокруг нас внезапно начинают тормозить машины — лимузины, линкольн-таункары, БМВ, мердседесы. Мужчины и женщины, молодые и старые, в красивых нарядах (смокинги, длинные вечерние платья), с цветами и дорогущими сумочками — все идут мимо нас, направляясь… Куда? К Собору Грейс.
— Что, черт возьми, происходит? — вопрошаю я.
— В душе не ебу.
Гэк отбегает, чтобы расспросить одного из прохожих. Он подходит к молодой девушке в розовом платье с рюшами. Она выглядит довольно дружелюбной, но застывает на месте, увидев Гэка. Тем не менее, ему удается ее разговорить.
— Сегодня Пасха! — кричит он нам с того места, где стоит.
— Да иди ты! — восклицает Пуля. — Ебать, Пасха. Мне надо в церковь.
— Что? — изумляюсь я. — Пуля, ничего не выйдет.
— Ты что, не понимаешь? Вот что нас сюда привело.
— Возможно, но вряд ли тебя в таком виде пустят в церковь.
— Ты о чем?
Я сдаюсь. Возвращается Гэк, и Пуля ему тоже сообщает, что собрался в церковь.
— Делай что хочешь, — говорит Гэк. — Но я туда, блять, и шагу не ступлю.
Пуля раз десять вопрошает у нас, какова была вероятность, что мы окажемся тут, причем именно в Пасху.
— Это знак свыше!
— Ага, — отвечает Гэк, — знак, что если ты сунешься в церковь, там вызовут копов по твою душу. Посмотри, как все эти идиоты разряжены. Хочешь в церковь? Так пошли обратно в Тендерлойн.
Но Пулю переубедить не удается, и мы наблюдаем, как он исчезает в толпе. Я смеюсь. Я ржу до упаду, и Гэк вместе со мной.
— Как же все это унизительно, — наконец произношу я. — Нельзя дальше так жить.
— А что нам еще остается?
— Будем его ждать?
— Да ну на хуй.
Мы снова идем мимо детской площадки и спускаемся вниз по склону. Солнце уже высоко, небо чистое.
— Обожаю этот город, — говорю я.
— Я тоже, — соглашается Гэк.
— Но он нас скоро прикончит.
— Это да.
— Ты не думал о том, чтобы отсюда свалить?
— Неа.
Ноги у меня ужасно болят, они все покрыты мозолями из-за того, как много я хожу пешком. Я рассказываю Гэку про Лорен и что завтра мне предстоит встреча с ее родней. Говорю, что подумываю опять завязать с наркотой. Он считает, что это пустая трата времени.
— Для чего нужна жизнь, если и не живешь толком?
— А это разве жизнь?
— Мы свободны.
— Вроде бы.

По улицам Тендерлойна уже бродят толпы людей, выискивающих, где бы поесть, или закинуться, или еще чего. Пасхой тут и не пахнет. Я курю, пока Гэк отправляется к себе, чтобы что-то там взять. Хорошо бы принять душ и переодеться перед встречей с Лорен. Создать минимальную видимость того, что у меня все под контролем. Гэку больше не разрешается приводить в отель гостей, поэтому надо найти поблизости какое-нибудь другое место, где можно помыться. В большинстве здешних домов есть общий душ на этаже, так что нужно лишь придумать, как пробраться внутрь. Гэк надеется, что какой-то его знакомый, живущий чуть ниже по улице, впустит нас.
Он приносит мне Сникерс на завтрак.

Жилой дом, к которому мы подходим, то ли пяти-, то ли семиэтажный. С белой отшелушивающейся штукатуркой, кривой обшивкой сайдингом и такими же белыми облезлыми воротами, преграждающими путь к лестнице. Гэк тыкает в одну из кнопок на домофоне, но оказывается, что это просто звонок. Я выкуриваю еще одну сигарету и мечтаю о воде. Несколько потыканных кнопок спустя мы все еще стоим на улице. Решаем обойти здание сзади. Гэк предполагает, что взобравшись по водосточной трубе, он, может быть, сумеет добраться до открытого окна. Но на другой стороне дома висят камеры, да и вообще вся эта затея чертовски ненадежная. К задней двери тоже не подобраться.
В переулке воняет то ли пивом, то ли мочой, а может, и тем, и другим. Он заканчивается тупиком, высокой бетонной стеной с колючей проволокой.
Мы обсуждаем, что делать дальше, когда видим весьма фигуристую чернокожую женщину с длинными нарощенными волосами, уверенно цокающую на высоких каблуках по направлению к задней двери.
Остановившись у самой двери, она запрокидывает голову. На лице у нее полно косметики.
— Эй, Кевин, придурок, скинь мне сраные ключи! — орет она на здание. — Йо, ублюдок, ключи дай!
Из окна высовывается голова какого-то лысого парня. Он просит ее не орать так громко, а потом кидает вниз связку ключей, и та приземляется точно у ее ног. Она осторожно подцепляет связку розовыми акриловыми ногтями. Когда она открывает дверь и заходит внутрь, Гэк рывком бросается вперед и хватает дверь.
Женщина оборачивается и смотрит на него.
— Не-не-не, не вздумай.
— У меня тут кузен живет, — говорит Гэк.
— Вот пусть кузен твою жопу сюда и впускает. Свали.
Гэк отступает, и дверь захлопывается прямо перед его носом. Мы снова возвращаемся к парадному входу.
— Ну все, забей, — говорю я. — Ничего не выйдет.
И тут, именно в тот момент, когда выглядывает солнце, освещая крышу здания и заодно заливая всю улицу полуденным светом, из дома выходит старушка-азиатка — сгорбленная, седовласая, в круглых очках. Она толкает вперед металлическую тележку и тащит еще несколько сумок. Я мчусь ей навстречу, чтобы рыцарским жестом придержать дверь, и Гэк делает то же самое.
Проводив ее взглядом, мы заходим в дом. Изнутри здание выглядит точно так же, как любая сраная развалюха в этом районе: прокуренная, с грязными коврами на лестницах и кишкообразными коридорами.
— Душ там, — указывает Гэк. — Вот, я тебе полотенце взял.
От вытаскивает из сумки какую-то мятую влажную рваную тряпку, и я благодарю его. Заодно он прихватил бутылку с каким-то шампунем. Вооружившись, я иду к ванной и пытаюсь открыть дверь, но она заперта.
— Бля. Думаешь, там кто-то есть?
— Вряд ли.
Он стучит в дверь. Нет ответа.
— Давай попробуем на другом этаже.
Мы разворачиваемся, собираясь направиться к лестнице, и обнаруживаем, что позади нас кто-то стоит. Высокий мужчина с заметным пузиком и красным ирокезом. На вид ему около сорока. Глаза у него малость выпученные, а губы чуть вытянуты вперед, как будто он собирался кого-то поцеловать, но рот так и заклинило. На нем только азиатский шелковый халат, который почти ничего не прикрывает. Грудь и ноги покрыты густыми волосами.
— Ага, — произносит мужчина. — Душевые начали запирать после того, как сюда повадилась шастать уличная ребятня.
Голос у него усталый и какой-то... ленивый, что ли. Как будто он все на свете уже повидал и ему это все чертовски скучно. Пожалуй, можно сказать, что он звучит высокомерно. Да, точно.
— А ключ есть? — спрашивает Гэк.
— Есть, но уж проще вам пойти помыться у меня. Там есть и ванна, и шампунь, и все, что хотите. Уверен, что вы предпочтете этот вариант.
— Да, спасибо, — соглашается Гэк.
В моем животе будто разом принимаются ворочаться, шевеля хвостами, угри. Но Гэк никаких признаков беспокойства не выказывает, так что я прохожу вслед за ними несколько лестничных пролетов вверх.
— Простите за беспорядок, — говорит незнакомец. — Я недавно переехал сюда из комнатки поменьше и не успел распаковаться. А на кухне спит мой бывший. Точнее, он там просто вырубился. Уверен, вы, мальчики, понимаете, как оно бывает.
Насчет беспорядка он не соврал. По комнате разбросаны трусы, одеяла, одежда, мусор и прочее барахло. На кухне, несмотря на холод, на горе из одежды, журналов и другой фигни валяется молодой обнаженный парень. Мне приходится перешагнуть через него, чтобы добраться до ванной. Там полно разного мыла, шампуней и прочих банных принадлежностей. Есть массажная деревянная щетка для тела, бритвы, лосьоны для бритья и еще куча всего. На шланге для душа, подведенном к кранам с водой, нет насадки, но сам он на месте. Мне приходится присесть в ванне на корточки, балансируя на пятках, чтобы удерживать равновесие. Очень напоминает европейские душевые. Через маленькое окошко наверху едва просачивается свет.
Я стараюсь помыться как следует. В тот момент, когда я смываю шампунь с волос, дверь в ванную открывается, и я на секунду замираю от страха. Вошедший мужчина в халате говорит «не обращай внимания», проходит чуть дальше и начинает мочиться в унитаз. У него очень большой член, с чрезмерно выпирающими венами. Я стараюсь не замечать, как он на меня пялится. Продолжаю мыться. Он все смотрит и смотрит. Наконец выходит из комнаты. Я вздыхаю с облегчением.
Помывшись и одевшись, я возвращаюсь в главную комнату. Неизвестный парень все так же валяется на кухне. Я опять переступаю через него.
Гэк сидит на полу, возится с каким-то маленьким радиоприемником.
— Пошли? — спрашиваю я его.
— Да, да.
Мы уже почти у двери, когда хозяин квартиры вдруг хватает меня за руку и мягко тянет назад.
— Если вам нужно будет где-то переночевать, обязательно свяжитесь со мной, помогу. Вот мой номер. Кстати, меня зовут Дэрил.
Он протягивает мне маленький клочок бумаги, и я убираю его в карман.
— Ага, спасибо.
Мы покидаем его квартиру. Меня подташнивает.
— Ну и жуткий мужик, — говорит Гэк.
— Да уж.
Но у меня не так много вариантов. Еще чуть-чуть, и я только на придурков вроде Дэрила и смогу рассчитывать. Но Гэку я такого сказать не могу. Мы доезжаем на автобусе до того места, где я бросил машину, и там я переодеваюсь, а потом ввожу себе остатки героина. Гэк считает, что мы должны закупить новую партию и попытаться подзаработать, но денег у меня так мало, так что я предпочел бы отложить это до завтра. И все-таки ему удается убедить меня пойти купить еще дозу, чтобы на ночь хватило. Мы идем на Хэйт-стрит. Там полно народу — кто шопингом занят, кто еще чем. Вообще я чувствую себя довольно неплохо, хотя время от времени выпадаю из реальности, пока мы идем. Сигарету ронял уже раз десять.
Как бы то ни было, пока Гэк рыщет в поисках мета, я иду в Амебу. И как-то даже слегка теряюсь поначалу — кругом столько дисков, столько покупателей. Я иду в секцию с новинками. Здесь куча альбомов, которые я при других обстоятельствах заимел бы — или, по крайней мере, с нетерпением ожидал бы выхода. У Secret Chiefs 3 вышел новый альбом, у Тревора Данна, у Эйвинда Канга. Разумеется, теперь я ничего купить не могу. Внезапно я осознаю, что даже не знаю, что за фильмы сейчас в прокате, да и вообще ни о чем не знаю. Я нахожусь в изоляции — заперт в крошечном мирке, где только и нужно, что наскрести денег, чтобы купить наркотики, употребить их, а потом начать сначала.

Гэку удается найти в парке какого-то пацана, который продает дурь по пятьдесят баксов за грамм. Пацан носит дутую грязную куртку, утыканную булавками. У него рыжеватая борода и безумный взгляд параноика. Товар выглядит не особо хорошо, но зато его много. Хватит надолго. Так что мы покупаем наркоту, и после этого в кошельке у меня остается лишь две сотни баксов.

Мы с Гэком закидываемся в туалете закусочной на Клейтон. Меня вставляет — это все, что я могу сказать. Но бездонная пустота в моем желудке, тошнота и ноющая боль никуда не исчезают. Все это глубоко засело во мне и пожирает изнутри. Хочется просто свернуться клубком на полу и корчиться там, заливаясь слезами. Мне нужны тысячи фунтов героина. Мне нужно захлебнуться метамфетамином. Мне нужны таблетки, травка, ампулы с кислотой. Или же, возможно — допустим эту мысль — мне нужно завязать с наркотиками.
Только об этом я и могу думать. Гэк спрашивает, все ли со мной в порядке, и я отвечаю, что хочу побыть один. Прогуляться немного. Гэк не в обиде, предлагает созвониться позже. После этого я ухожу.
Си Клифф далеко отсюда, но я все равно решаю пойти туда. Шагаю вниз по Станьян-стрит, прохожу через парк Пресидио и двигаюсь по Клемент-стрит. Слушаю Live-Evil Майлза Дэвиса. Сердце все стучит, стучит, стучит.
Я думаю о Джаспере и Дейзи. О моем отце и мачехе. О Спенсере и друзьях из реабилитационной группы. Думаю о маме о ее муже и их двух собаках. Вспоминаю, как работал в клинике. Как начинал заниматься в колледже Санта Моники. У меня была жизнь.
Внезапно я осознаю, что даже не могу вспомнить, из-за чего снова подсел. К горлу подкатывает тошнота. Я обливаюсь потом и в то же время ужасно мерзну. На улицах пусто, как и всегда, но у меня такое ощущение, будто люди пялятся на меня из окон, когда я прохожу мимо. Хотя я понимаю, что это далеко не самая здравая мысль на свете.
Я звоню Лорен из телефона-автомата, и она тут же снимает трубку.
— Лорен, — говорю я, и мой голос дрожит. — Мне нужна помощь. Кажется, я готов отправиться на лечение.
— Ох, милый, — отвечает она. — Где ты сейчас?
— Рядом с твоим домом?
— Тогда иди сюда.
— Ты уверена?
— Да, я сейчас одна.

Пока я добираюсь до дома Лорен, солнце заходит. Когда она открывает дверь, я обнимаю ее и начинаю плакать. Просто отчаянно реву. Вокруг скачут эти их чертовы корги, скулят и пытаются лизать мне руки, а я все плачу и плачу. Не помню, когда в последний раз вот так плакал. Много воды утекло. Пока Лорен меня обнимает, я вдыхаю запах шампуня, исходящий от ее волос. Никак не могу успокоиться.
— Все будет хорошо, малыш.
Лорен просто повторяет эти слова, снова и снова. В конце концов, мы спускаемся в ее комнату и там занимаемся любовью, хотя я все еще продолжаю плакать.
Трещина в полу расширяется, и мы проваливаемся в нее, поглощенные эротизмом секса и нашей близостью к смерти. Наши кости склеиваются воедино, а суставы трещат. Я будто ослеп — совершенно дезориентирован. В этой белоснежной пустоте я в какой-то момент словно покидаю собственное тело и перестаю чувствовать связь с ним.
Примерно на этом моменте я и засыпаю. Сны мне не снятся.

Когда я просыпаюсь, то с трудом могу двигать челюстью, так сильно стискивал зубы во сне. Лорен трясет меня за плечи.
— Пошли, — говорит она. — Нам надо валить отсюда, родители вернулись.
— А мне точно не разрешат остаться?
— Кэнди звонила. — Лорен полностью одета и готова к выходу. — Получила партию действительно хорошего героина. Хочет с нами сторговаться, типа того.
— Но детка, у меня денег почти не осталось.
— У меня есть немного, — настаивает Лорен, чуть ли не стаскивая меня с кровати. — Обещаю, после этого сразу завяжем.
— Ладно, — соглашаюсь я. — Есть у меня на примете один подходящий отель рядом с Грант. Можем там зависнуть, пока героин не кончится.
— А потом вернемся, и мои родители нам помогут.
— Я тебя люблю, — говорю я.
— Да, я тебя тоже.
И мы быстренько сваливаем из дома.

План я считаю разумным. Просто совершим еще один забег и покончим со всем этим. Я уверен, что все будет нормально.
Мы закидываемся большой дозой мета, сидя в машине Лорен в квартале от ее дома. Она почти ничего не употребляла последние несколько дней, поэтому сейчас ее вставляет как следует.
Машину веду я.
В отеле «San Remo» номер стоит пятьдесят баксов за ночь, но там неплохо. Панели из темного дерева, странные горшки с папоротниками и толстые ковры. Прямо как корабль: кривой, неровный, тонущий.
Мы покупаем у Кэнди кучу черного смолистого героина и собираем еще кое-какие вещи, а потом отправляемся в нашу маленькую комнатку.
Здесь есть две односпальные кровати.
Я смотрю в окно, любуясь ясным небом светло-голубого цвета. Солнце по-прежнему греет, но скоро закат, и листья на тротуаре расцвечиваются всеми оттенками желтого под угасающими лучами света. Я смотрю на покачивающиеся ветви деревьев, на траву, пробивающуюся сквозь трещины в поблекших бетонных плитках, на виноградные лозы, оплетающие каменную стену по другую сторону улицы — в таком свете они кажутся не зелеными, а красно-коричневыми. Вид просто чудесный. Но потом я задергиваю занавески и поворачиваюсь к Лорен.
— Ну что, поехали, — говорю я. — Ты готова?
— Да, малыш. Давай сделаем это.
Я готовлю дозы, густую черную смесь из героина, и добавляю туда же остатки мета. Лорен легко удается уколоться, а вот мне, блять, опять приходится выискивать вену. Клянусь, буквально все вены на моих руках пропали из виду.
В конце концов удается найти одну на задней стороне руки.

Кровать промокает и начинает пахнуть от нашего пота, но ночь сменяет день, день сменяет ночь, после этого снова наступает рассвет, а мы по-прежнему торчим в номере. В дверь периодически стучат уборщицы, но мы велим им проваливать. Может, они сплетничают о нас, а может и нет. Я курю в окно, а потом еще и блюю. Питаемся мы одними сладостями из торгового автомата в холле гостиницы. Воду пьем прямо из-под крана.
Так проходит четыре дня. Телефон Лорен разрывается от звонков, но мы не отвечаем — до тех пор, пока у нас не заканчивается героин (а вместе с ним и деньги).

— Пап, — невнятно произносит Лорен в трубку. — Пап, я готова. Готова лечь в клинику.
Он велит ей возвращаться домой.
— А Ник?
Он хочет, чтобы я подождал до завтрашней встречи с ее психотерапевтом, но Лорен настаивает, что мне должны позволить переночевать у них. Он уступает.
Мы собираем вещи и быстро уходим. По пути к машине Лорен меня снова рвет. Мир все кружится и кружится перед глазами, и я чувствую, что скоро вырублюсь.

Тучи в небе серые, полные серого же дождя, готовые сбросить свою тяжелую ношу на улицы города. Мне так холодно, что зубы стучат, а желудок сжимается в тугой-тугой комок. Сесть за руль приходится Лорен. Мы оба плачем, подъезжая к ее дому. Я кладу руку ей на бедро.

Когда мы подъезжаем к парадному входу, к машине подбегает отец Лорен. Он невысокий, полноватый и лысеющий, с маленькой головой и волосами, крашеными в каштановый цвет. Он плачет, прижимая Лорен к себе. Потом неловко пожимает мне руку, а я только и думаю, как бы не заблевать его с ног до головы.
— Пап, пожалуйста, — говорит Лорен. — Нам нужно поспать.
— Хорошо, милая. Жюль скоро приедет, привезет тебе лекарства.
Лорен приходится поддерживать меня, пока мы идем в дом. Мне в самом деле намного хуже, чем ей. Собаки путаются под ногами и тявкают на меня. От их запаха мне становится дурно. Я опять выпадаю из реальности.

Я лежу на белоснежной кровати Лорен и стараюсь сосредоточиться на вдохах и выдохах, представляя, как легкие расширяются и снова сжимаются. Я начинаю задыхаться и пытаюсь успокоиться, но получается плоховато. Лорен обнимает меня, но чувство соприкосновения с ее кожей внезапно вызывает отвращение.
— Пожалуйста… Пожалуйста… Мне просто нужно полежать.
Это все, что мне удается выговорить. Кажется, потом я снова вырубаюсь и прихожу в себя только для того, чтобы выпить таблетки, которые мне сует прямо под нос Жюль.
— Спасибо, — говорю я, но потом выблевываю все, что он мне дал, чем бы оно ни было. Я скатываюсь с постели на пол и блюю в голубое пластиковое мусорное ведро.
Засыпаю там же, на ковре.

День двадцать шестой

День двадцать шестой

Когда я снова просыпаюсь, то чувствую себя немного лучше. Тошнота слегка утихла. Одежда вся пропиталась потом, поэтому я надеваю один из свитеров Лорен, прежде чем сползаю вниз по лестнице в гостиную. На улице идет дождь, и я словно ощущаю влагу на собственной коже.
Лорен, ее отец, Жюль и еще какая-то женщина сидят за столом в гостиной. Лорен очень бледная, отстраненная. Мне предлагают кофе, и я соглашаюсь. Сыплю в чашку много сахара. Заодно съедаю кусочек тоста, ощущая на себе взгляды всех присутствующих. Такое чувство, словно я произвожу безумно много шума, просто пережевывая пищу.
— Мы как раз обсуждали варианты лечения для вас обоих, — говорит Жюль, чей голос все еще звучит как запись с кассет по медитации. Убаюкивающий и безмятежный. — Пожалуйста, присаживайся.
— Спасибо.
Меня представляют Кэти, мачехе Лорен. Она явно не в восторге от нашего знакомства. У нее светлые крашеные волосы и морщинистое, чрезмерно загорелое и сильно накрашенное лицо. На тонких губах, сжатых в ниточку, слой ярко-красной помады. Она почти ничего не говорит. Жюль объясняет, что хочет обеспечить нас с Лорен личным жильем — отправить в меблированный отель у Ван Несс, где можно жить месяцами. Он знаком с владельцем отеля, и тот обязательно будет приглядывать за нами. Кроме того, несколько раз в неделю мы должны будем сдавать анализ на наркотики. И посещать еженедельные собрания по программе «12 шагов», а также дважды в неделю видеться с Жюлем — отдельно друг от друга. Нам обоим придется найти работу, причем Лорен больше не позволят работать у ее матери.
Еду и жилье нам будут оплачивать родители Лорен.
Я просто киваю головой. Для меня все складывается идеально, понимаете? Обо мне будут заботиться. Не придется париться из-за денег и всего остального.
— Что случится, если анализ покажет плохой результат? — спрашивает Лорен.
Жюль переводит взгляд на отца Лорен.
— В этом случае сделка отменяется. — отвечает он. — И тогда ты либо отправишься на лечение в клинику, либо остаешься вообще без поддержки.
— Ну, я не знаю, — говорит Лорен. Она пускается в объяснения, почему считает вариант, предложенный родителями, нечестным, и теперь уже я убеждаю ее согласиться. Ее отец и Жюль, похоже, только рады моему энтузиазму. Мы объединяем усилия, чтобы переубедить ее.
И вскоре все уже решено.
Им предстоит заботиться о нас с Лорен, пока мы не придем в норму. Мы пожимаем друг другу руки, а потом отец Лорен спрашивает, может ли он переговорить со мной наедине. Положив руку мне на плечо, он ведет меня в свой кабинет. Там повсюду полки с книгами, а на полу лежит шкура белого тигра.
— Ник, — говорит отец Лорен. — Я ценю твои старания. Я знаю, как сильно ты переживаешь за Лорен, и это много для меня значит. Но я прошу оказать мне еще одну услугу и несколько дней с ней не видеться. До тех пор, пока мы не обустроим все для вас. Я хочу, чтобы Лорен некоторое время побыла здесь одна. Нам с ней нужно обсудить еще кое-какие вопросы, и мне так будет спокойнее.
— Да, конечно, я понимаю.
— Правда? Замечательно. Спасибо.
Он снова трясет мою руку, а я пытаюсь поймать его взгляд. Глаза у него прозрачные, совсем как у Лорен.
Когда мы сообщаем Лорен, что я должен на время уехать, она устраивает истерику. Но я всего лишь пытаюсь все так повернуть, чтобы она не рассорилась с отцом. Нельзя же упускать такую охуенную возможность, верно? Я намереваюсь во всем его слушаться. К тому же, я снова чувствую себя не очень хорошо и думаю, что должен, как минимум, попрощаться с Гэком. И, может быть, с Кэнди. Возможно, стоит еще раз закинуться. В самый последний-распоследний раз. У меня еще осталось немного денег.

Мы с Гэком договариваемся пересечься на углу Черч и Маркет. Дождь уже прекратился, так что я без проблем дохожу до автобусной остановки пешком и еду к месту встречи. Сидя в задней части салона, я разглядываю граффити, нарисованное на спинке сидения передо мной. Пока автобус качается и трясется, проезжая по Гири, я думаю о том, велика ли вероятность мне снова не сорваться в этом городе. Опять начинает казаться, что это невозможно. Не то чтобы я не хотел, но ведь это так просто: запрыгнуть в автобус, позвонить Гэку, придумать себе какое-нибудь оправдание. Наверное, в любом городе все точно так же, просто именно этот я успел досконально изучить.
Пугающая мысль.
Гэк приносит с собой пакет с несколькими чистыми шприцами, а удаляется прочь с моими двадцатью баксами в кармане, пока я остаюсь ждать Кэнди.
Я прислоняюсь спиной к стене салона видеопроката и наблюдаю за уличными мальчишками, которые пытаются разными способами выманить деньги у случайных прохожих. Некоторые из них мошенничеством не занимаются, а тупо попрошайничают.
Меня снова прошибает холодный пот из-за героиновой ломки и все тело ноет, ноет, ноет.
Несколько минут спустя приезжает Кэнди, и я сажусь в машину рядом с ней. На лице у нее свежая россыпь прыщей, а тушь растеклась, но выглядит она все равно охрененно.
— Сегодня только полграмма берешь?
— Ага, — говорю я. — Больше не надо. Я собираюсь завязать.
Вздохнув, она закуривает сигарету «Парламент» с ментолом.
— Уедешь отсюда?
— Нет, останусь.
— Тогда номерок мой не выбрасывай.
— Нет, с этим все кончено.
— Ну посмотрим.
Она передает мне шарик, завернутый в вощеную бумагу, и говорит, что ей пора ехать.
— А тебе самой завязать не хочется? — спрашиваю я.
Она надевает солнечные очки с большими стеклами, прежде чем поворачивается ко мне.
— Дорогуша, да мы все в какой-то момент пытались. Еще увидимся. Хороший ты парень.
Я ухожу.

Гэк реагирует на мои слова примерно так же, как и Кэнди. Мы добираемся до парка Мишен Долорес и там закидываемся спидами (а я еще и героином) под чьей-то дверью. В голове у меня внезапно все проясняется. Я ощущаю всплеск энергии и начинаю снова и снова прокручивать в голове слова Кэнди.
— Ну да, — говорил Гэк, прогуливаясь по все еще мокрой детской площадке. — Я ведь тоже на собрания «12 шагов» ходил и все такое. Особо не проникся. Они там болтают, что заядлым наркошам вроде нас в среднем больше трех лет не прожить. А я вдвое дольше протянул и ничего, пока живой. Так что фигня это все.
— Но я даже кайф больше нормально словить не могу. Да и деньги все закончились.
— Деньги раздобыть всегда можно. Что-нибудь придумаем.
— Может, ты и прав.
— Уж поверь, — говорит он. — Жизнь-то у нас всего одна. Я лучше мало проживу, но ярко, чем прозябать в скукоте и одиночестве лет до девяноста.
— Да, об этом я тоже думал.
После этого мы оба затихаем на какое-то время. По крайней мере, я. Гэк что-то болтает, как обычно, но я почти не прислушиваюсь. Я пытаюсь вспомнить: а был ли я вообще счастлив до вот этого всего? Гребаная наркота не дает сосредоточиться. Внушает мне, что нет, не был.
— Это и есть настоящая жизнь, — говорит Гэк, встряхивая меня за плечи. — Вот что значит быть живым. Когда каждый день — приключение.
— Ну, не знаю, — возражаю я, чуть помолчав. — каждый день похож на предыдущий. Гэк, я тебя, конечно люблю за все, что ты для меня сделал, но я правда больше так не могу. Может, тебе и самому стоит обратиться за помощью.
— Спасибо, обойдусь, — отвечает он, улыбаясь. — но я тебя тоже люблю. И мы все равно скоро снова увидимся. Тебе реально пойдет на пользу какое-то время без наркоты посидеть. Особенно без вот этой хуйни. Она пиздец ядреная.
— Точняк.
— Ага.
Мы вместе шагаем вниз по Валенсия-стрит, болтая обо всякой фигне. Просто хотим расстаться на хорошей ноте.
Мы добираемся пешком до самого Тендерлойна. На улицах темнеет, и снова начинает накрапывать дождик.
Я прощаюсь с Гэком и звоню Лорен.
Она упрашивает меня пробраться в дом тайком и провести ночь с ней. Я прикидываю, что раз уж пошел дождь, то это действительно лучший вариант. Может, ее отец проявит понимание, а может, нет. Мне плевать. Я закидываюсь остатками дури и снова забираюсь в автобус. Руки у меня дрожат так сильно, что я даже не могу засунуть долларовую бумажку в маленький кассовый аппарат. Приходится обратиться за помощью к водителю. Он кажется усталым или недовольным, а может, и то, и другое.

Лорен даже не пытается как-то скрыть мое присутствие. Впускает через переднюю дверь и тащит меня, упоротого, вниз по лестнице. Когда она понимает, что я под кайфом, то просит поделиться, но у меня ничего не осталось. Она делает вид, будто не сердится.

И весь мой мир растворяется в опиатных галлюцинациях.

@темы: Эстер, Музыка странного сна (с), «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», шаламэ мое шаламэ, никки сын метамфетамина