за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
26-тая часть истории Никки!
Поцелуи на могиле, охуительные истории из прошлого, крейзанутые бывшие мужья в настоящем и другие прелести жизни с Зельдой.
День триста пятьдесят первыйДень триста пятьдесят первый
Сегодня шестнадцатое февраля, годовщина смерти матери Зельды. Зельде было где-то двадцать пять, когда ее мать покончила с собой. С тех пор прошло более десяти лет, но Зельда все еще рыдает и злится, когда упоминает про ее кончину.
Мы поехали в Мемориальный парк Форест Лон, где ее мать похоронена. Мир снаружи такой яркий и хрустящий, что мне не обойтись без солнцезащитных очков. Холмов в долине по-прежнему не коснулись холода, они ухоженные, полные зелени. Мы едем в «Volkswagen Jetta», слушаем первый сольный альбом Дэвида Кросби. Я думаю о том, какой прекрасный сегодня день, как прекрасно выглядит Зельда и как невероятно то, что она взяла меня с собой на кладбище. Она уже сказала мне, что я первый человек, после ее бывшего мужа, который увидит могилу ее матери. А я в ответ снова повторил, что люблю ее и никогда не брошу. Она наклонилась и поцеловала меня, даже не сбавив скорости.
С тех пор, как мы воссоединились, я ни на одну ночь с Зельдой не расставался. Но я каждый день катаюсь на велосипеде со Спенсером или плаваю, или бегаю в парке Руньон Каньон — просто, чтобы некоторое время побыть вдали от нее. Я тренируюсь не меньше часа в день, вне зависимости от того рабочий день или выходной. И я так и не начал курить, в то время как она выкуривает по пачке в день. Мы со Спенсером перестали обсуждать Зельду. Теперь это тема под запретом.
Катаясь вместе, мы говорим о фильмах, Боге и «двенадцати шагах». Мои отношения с Зельдой должны восприниматься как данность, они ничем не отличаются от отношений Спенсера с Мишель.
Но я больше не сижу с их дочкой. И вообще мы со Спенсером теперь меньше общаемся, встречаемся реже. Я не могу долгое время оставаться вдали от Зельды. Она — самое важное.
Спенсер снова и снова повторяет, что это опасно. Продолжает говорить, что я должен «веселиться», а не относиться ко всему настолько серьезно.
— Тебе всего двадцать два, — говорит он, — у тебя вся жизнь впереди.
Очевидно, что он не понимает. Никто не понимает. Никто не может понять. Но, по крайней мере, на работе я стал кем-то вроде кумира для некоторых из стилистов. Аюна не может поверить, что я встречаюсь с бывшей женой актера, кузена ее знаменитого друга. На самом деле, это всех впечатляет, а я сам беспрерывно говорю о Зельде. Она даже однажды заехала проведать меня на работе.
— Ник, — сказала Аюна после ее ухода, — ты встречаешься с супермоделью.
Я просто отвел взгляд и улыбнулся, ничего не ответив.
Мать Зельды покоится в самой обычной могиле неподалеку от здания кладбищенской церкви. Зельда кивает в сторону этой церкви и говорит, что она там в туалете закинулась героином во время похорон. Мы паркуемся и проходим всего несколько ярдов, прежде чем оказываемся подле нужной могилы. Я читаю надпись на надгробии. Ее придумала Зельда. Сама Зельда ложится на траву и кладет цветы на надгробный камень. Она тихо обращается к маме, я не могу расслышать слов.
А чем занят я?
Пытаюсь представить какой была ее мать. Нет, вру. Я пытаюсь придумать, что сказать. Внезапно в моем мозгу вспыхивает видение Зельды-маленькой девочки. Я осознаю, что безмерно благодарен матери Зельды, женщине, которая подарила жизнь моей возлюбленной. Я начинаю благодарить ее. Снова и снова повторяю слова благодарности. Благодарю ее и реву.
Мы с Зельдой лежим на траве рядом друг с другом и целуемся. Я с силой сжимаю пальцами ее талию. Никогда ее не отпущу. Стану ее вечным защитником. Это желание глубоко укоренилось в моей душе. Мы оба плачем, и я чувствую ее слезы на своем лице. Я принадлежу ей. Она принадлежит мне. Мы являемся единым целым, и я ее безумно люблю. Правда. Я с ума по ней схожу. Только о ней одной и могу думать. Любовь поддерживает во мне жизнь. Я испытываю чувство абсолютного блаженства, может, оно даже мощнее, чем от мета. Зельда — мой мир.
После визита на кладбище, мы отправляемся обедать на Пико — Робертсон. Она заказывает еду для нас обоих, точно зная, чего хочет. Мы получаем по сэндвичу с фрикадельками, салат и кофе со взбитыми сливками. Идеально. Я в восторге от нее. Однако, сегодня вечером мы собираемся на скрининг фильма, и это уже моя заслуга. Я продолжаю регулярно писать рецензии на фильмы для Nerve с тех пор, как прислал им свою заметку про «Дурное воспитание». Более того, мне даже доверяли взять интервью у солиста группы «Mr. Bungle» Майка Паттона и у Юки Хонд, автора песен группы «Cibo Matto». За каждое интервью мне платят по триста баксов. Для меня это большие деньги. А сегодня я беру Зельду с собой на скрининг нового фильма от того самого режиссера, что снял «Город Бога». Фильм основывается на какой-то книге про шпионов, в главных ролях Райф Файнс и Рэйчел Вайс. Фильм называется «Преданный садовник» и я жажду его посмотреть. Но для Зельды скрининг-показы, похоже, являются делом обыденным, поскольку как только мы занимаем свои места, она засыпает, положив голову мне на плечо. Вот так я и сижу весь фильм, слушая, как она храпит мне в ухо. Мне неловко из-за этого и перед уходом я приношу извинения нескольким актерам, присутствовавшим на показе. Зельду трудно добудиться и мне приходится самому вести машину.
Я думаю, что она слишком устала и сажусь писать рецензию на своем ноуте, пока она спит на кровати.
Просыпается она примерно в час ночи. Вскакивает на ноги как раз тогда, когда я ложусь спать.
— Что?! Что происходит?! — восклицает она, практически кричит. Я смотрю на нее. Глаза у нее круглые от страха.
— Где я?! — спрашивает она.
Я крепко хватаю ее за плечи.
— Ты здесь. Ты здесь, в своей квартире. Ты со мной, с Ником.
— Ох, Ник, — говорит она, — я тебя люблю.
Я вздрагиваю всем телом, услышав это.
— Зельда, — произношу я, целуя ее в потный лоб, — я так тебя люблю. Ты уснула, помнишь?
— Ах да, — медленно проговаривает она. — Эм, Ник, я должна тебе кое-что рассказать. У меня, ну, нарколепсия. Ты должен об этом знать. А наставник не разрешает мне принимать никакие лекарства. После того, как я слезла с антидепрессантов и всего остального, мой доктор заявил, что я нарколептик. Он отличный специалист. Может, ты с ним еще встретишься. Его зовут доктор Е., я у него наблюдаюсь с тех пор как себя помню.
Нарколепсия? Мне хочется рассмеяться. Ну конечно же, у Зельды нарколепсия. Это превосходно сочетается со всеми прочими безумствами и катастрофами в ее жизни.
— Детка, мне так жаль, — сочувственно произношу я.
— Нет-нет, — отмахивается она, — все нормально.
Мы некоторое время разговариваем. По большей части говорит она, а я просто слушаю. Ни с того ни с сего она рассказывает мне про свой роман с солистом одной известной панк-группы.
— Ты уже слышал эту историю? — интересуется она.
Я качаю головой.
— Так вот, я в тот момент не употребляла и пошла потусоваться с друзьями. Когда я уже собиралась уйти из клуба, этот парень подошел ко мне, сунул свой номер и сказал, чтобы я ему позвонила, если отважусь. Мне понравился его подкат, а кто он такой я узнала позже.
Она рассказывает мне о том, как съехалась с тем парнем, Т., и впервые войдя в их общую квартиру, увидела, что он раскинулся на кровати в белоснежном пеньюаре и туфельках на высоком каблуке. Она с трудом сумела сдержать смех.
— Знаешь, — поясняет она, — это не совсем по моей части.
Я слушаю истории про их безумный секс: Т. делал спидболы, закидывался разной наркотой, а ей, поскольку она не употребляла, втирал порошок прямо в лицо. Однажды он оставил рядом с кроватью свой дневник, открытый на странице с заголовком «Зельда: за и против». Первым пунктом в колонке «За» была указана ее связь с бывшим мужем. Похоже, он был настоящим зверем и плохо с ней обращался. Постоянно унижал. Он был одержим гитаристкой из своей группы. Зельда утверждает, что он болтал о ней без умолку. Зельда все сильнее ревновала его и мучилась из-за этого. В конце концов, она сорвалась и вколола себе героин. А на следующий день сказала Т., что между ними все кончено. Он не особо расстроился, но попросил напоследок оказать ему одну услугу. Захотел, чтобы она трахнула его в зад страпоном.
— Так я и сделала, — смеется она. — Подумала, а почему бы и нет? Я трахнула его так жестко, как только могла и, надо отдать ему должное, он хорошо держался.
— Господи, — говорю я.
У меня внутри все леденеет, по коже бегают холодные мурашки. Я знаю, что по идее эта история должна веселить, но чувствую себя потерянным, испуганным, недостойным Зельды. Это просто очередное доказательство того, что она куда искушеннее и круче, чем я когда-либо смогу стать. Большинство ее историй вызывают у меня схожие эмоции. На днях она перелистывала фотоальбом и выяснилось, что почти все ее бывшие парни были, ну, кем-то. Ее друзья — знаменитости и она знакома практически со всеми звездами. Мой жизненный опыт, каким бы безумным он не казался, ничто в сравнении с жизнью Зельды. Но из-за всего этого я хочу ее еще сильнее. Мне кажется, что если я останусь с ней, то докажу, что чего-то да стою. Если она меня выберет, то я наконец себе понравлюсь.
Зельда встает с кровати и уходит в ванную. Она закрывает дверь и я слышу щелчок замка. Повернувшись на другой бок, я крепко засыпаю.
Несколько часов спустя раздается стук в дверь. Оглядевшись по сторонам я понимаю, что Зельда, должно быть, все еще в ванной, поскольку дверь закрыта и свет пробивается в щель из-под нее. У меня желудок сводит, когда понимаю, кто стоит на лестнице.
— Зельда! — слышу я голос Майка.
Не зная, что мне делать, я кричу в ответ:
— Эй, Майк, чувак, сейчас не лучшее время для визита.
За этим следует долгая звенящая тишина.
Я чувствую себя так, словно корчусь на огне, это напряжение сжигает меня заживо. Что Майк тут делает? Мне казалось, что между ними все кончено. Я почти дрожу. Ненавижу ссоры.
Внезапно он снова кричит:
— Зельда, открой эту чертову дверь!
Зельда отпирает дверь и высовывает голову из ванной
— Кто там? — спрашивает она.
Я отвечаю.
— Вот черт!
Она спешно одевается и подходит ко мне. Стук в дверь не прекращается.
— Слушай, — обращается она ко мне, глядя прямо в глаза, — пожалуйста, не волнуйся и не лезь в это дело.
— Окей, — соглашаюсь я. Все равно понятия не имею, чем могу помочь.
Зельда открывает дверь и выходит в коридор. Я слышу как Майк кричит:
— Что, я тебе помешал?! Трахалась там с ним?! Да?
Потом я слышу как она просит его успокоиться. Они приглушенно спорят.
Я лежу на кровати, свернувшись калачиком, и тяжело дышу.
Я словно в детство вернулся и снова прикрываю уши во время родительской ссоры. Внутри все опять холодеет, и я вдруг начинаю бояться, что Зельда надумает со мной расстаться. Я хочу позвонить Спенсеру, но знаю, что он сейчас спит. Так что я просто лежу на кровати с закрытыми глазами, пытаясь абстрагироваться от происходящего. И вот тут-то я и вспоминаю про наркотики. Хотел бы я знать, где могу раздобыть мет. Одна доза — и от этой боли не осталось бы и следа, не пришлось бы ни о чем переживать. Но в данный момент я переживаю на полную катушку.
Я поплотнее заворачиваюсь в одеяло и накрываю ухо подушкой, чтобы не слышать как Майк с Зельдой орут друг на друга. Проходит пятнадцать минут, прежде чем Зельда возвращается обратно в комнату.
— Я вызвала копов. Сегодня он сюда не вернется.
Она разражается слезами, падает на пол и захлебывается рыданиями. Я обнимаю ее, а она все плачет и плачет. Я говорю как сильно ее люблю и какая она потрясающая, но все без толку. Она только твердит, что он наговорил ей ужасных вещей и ей очень плохо.
— Все это ложь, — успокаиваю ее я, — он не сказал ни слова правды.
— Нет, — возражает она, — он прав. Ты меня не знаешь, малыш. Если бы я была с тобой полностью откровенна, ты бы давно выскочил за дверь.
— Ничего подобного, — говорю я.
Но она продолжает плакать, и я никак не могу ее успокоить. Не знаю, что именно Майк ей наговорил, но его слова попали точно в цель.
— Если бы он действительно тебя любил, но никогда бы не стал над тобой издеваться. Когда любишь по-настоящему, то желаешь любимому человеку только добра, что бы не происходило. Майка к тебе явно что-то другое привело. Это что-то нездоровое и эгоистичное. Точно не любовь.
— Ты прав, — повторяет она, но по ней заметно, что она все еще верит в правдивость его слов. Мне первый раз в жизни хочется избить другого человека. Я бы этого ублюдка на части разорвал. Желание возникает на уровне инстинктов.
— Зельда, что он тебе сказал?
Она молча плачет.
— Зельда, пожалуйста, расскажи мне.
Она отвечает, уткнувшись лицом мне в плечо:
— Он уверен, что я снова подсяду на наркоту и собирается помочиться на мою могилу, когда я умру. Он считает, что я бесполезна и покончу с собой в следующем году
— О Господи! — ужасаюсь я. — Он конченый мудак!
— Нет, — протестует она, — он знает меня лучше, чем кто-либо другой. В смысле, Ник, ты должен понимать, что какая-то часть меня все еще его любит. Я провела с ним последние три года. Не могу же я просто забыть об этом, пожив один месяц с тобой.
Мне так больно. Я просто уничтожен.
— Ты заслуживаешь кого-то получше, чем он, — наконец выдавливаю я.
— Знаю, — соглашается она. — Я знаю. Я люблю тебя, милый.
— Я тоже тебя люблю.
Зельда достает какие-то таблетки из своей сумочки, и мы ложимся на кровать. Она держится отстранено. Я обнимаю ее до тех пор, пока она не засыпает.
Мне очень страшно. Я чертовски напуган.
Поцелуи на могиле, охуительные истории из прошлого, крейзанутые бывшие мужья в настоящем и другие прелести жизни с Зельдой.
Tweak: Growing Up on Methamphetamines
День триста пятьдесят первыйДень триста пятьдесят первый
Сегодня шестнадцатое февраля, годовщина смерти матери Зельды. Зельде было где-то двадцать пять, когда ее мать покончила с собой. С тех пор прошло более десяти лет, но Зельда все еще рыдает и злится, когда упоминает про ее кончину.
Мы поехали в Мемориальный парк Форест Лон, где ее мать похоронена. Мир снаружи такой яркий и хрустящий, что мне не обойтись без солнцезащитных очков. Холмов в долине по-прежнему не коснулись холода, они ухоженные, полные зелени. Мы едем в «Volkswagen Jetta», слушаем первый сольный альбом Дэвида Кросби. Я думаю о том, какой прекрасный сегодня день, как прекрасно выглядит Зельда и как невероятно то, что она взяла меня с собой на кладбище. Она уже сказала мне, что я первый человек, после ее бывшего мужа, который увидит могилу ее матери. А я в ответ снова повторил, что люблю ее и никогда не брошу. Она наклонилась и поцеловала меня, даже не сбавив скорости.
С тех пор, как мы воссоединились, я ни на одну ночь с Зельдой не расставался. Но я каждый день катаюсь на велосипеде со Спенсером или плаваю, или бегаю в парке Руньон Каньон — просто, чтобы некоторое время побыть вдали от нее. Я тренируюсь не меньше часа в день, вне зависимости от того рабочий день или выходной. И я так и не начал курить, в то время как она выкуривает по пачке в день. Мы со Спенсером перестали обсуждать Зельду. Теперь это тема под запретом.
Катаясь вместе, мы говорим о фильмах, Боге и «двенадцати шагах». Мои отношения с Зельдой должны восприниматься как данность, они ничем не отличаются от отношений Спенсера с Мишель.
Но я больше не сижу с их дочкой. И вообще мы со Спенсером теперь меньше общаемся, встречаемся реже. Я не могу долгое время оставаться вдали от Зельды. Она — самое важное.
Спенсер снова и снова повторяет, что это опасно. Продолжает говорить, что я должен «веселиться», а не относиться ко всему настолько серьезно.
— Тебе всего двадцать два, — говорит он, — у тебя вся жизнь впереди.
Очевидно, что он не понимает. Никто не понимает. Никто не может понять. Но, по крайней мере, на работе я стал кем-то вроде кумира для некоторых из стилистов. Аюна не может поверить, что я встречаюсь с бывшей женой актера, кузена ее знаменитого друга. На самом деле, это всех впечатляет, а я сам беспрерывно говорю о Зельде. Она даже однажды заехала проведать меня на работе.
— Ник, — сказала Аюна после ее ухода, — ты встречаешься с супермоделью.
Я просто отвел взгляд и улыбнулся, ничего не ответив.
Мать Зельды покоится в самой обычной могиле неподалеку от здания кладбищенской церкви. Зельда кивает в сторону этой церкви и говорит, что она там в туалете закинулась героином во время похорон. Мы паркуемся и проходим всего несколько ярдов, прежде чем оказываемся подле нужной могилы. Я читаю надпись на надгробии. Ее придумала Зельда. Сама Зельда ложится на траву и кладет цветы на надгробный камень. Она тихо обращается к маме, я не могу расслышать слов.
А чем занят я?
Пытаюсь представить какой была ее мать. Нет, вру. Я пытаюсь придумать, что сказать. Внезапно в моем мозгу вспыхивает видение Зельды-маленькой девочки. Я осознаю, что безмерно благодарен матери Зельды, женщине, которая подарила жизнь моей возлюбленной. Я начинаю благодарить ее. Снова и снова повторяю слова благодарности. Благодарю ее и реву.
Мы с Зельдой лежим на траве рядом друг с другом и целуемся. Я с силой сжимаю пальцами ее талию. Никогда ее не отпущу. Стану ее вечным защитником. Это желание глубоко укоренилось в моей душе. Мы оба плачем, и я чувствую ее слезы на своем лице. Я принадлежу ей. Она принадлежит мне. Мы являемся единым целым, и я ее безумно люблю. Правда. Я с ума по ней схожу. Только о ней одной и могу думать. Любовь поддерживает во мне жизнь. Я испытываю чувство абсолютного блаженства, может, оно даже мощнее, чем от мета. Зельда — мой мир.
После визита на кладбище, мы отправляемся обедать на Пико — Робертсон. Она заказывает еду для нас обоих, точно зная, чего хочет. Мы получаем по сэндвичу с фрикадельками, салат и кофе со взбитыми сливками. Идеально. Я в восторге от нее. Однако, сегодня вечером мы собираемся на скрининг фильма, и это уже моя заслуга. Я продолжаю регулярно писать рецензии на фильмы для Nerve с тех пор, как прислал им свою заметку про «Дурное воспитание». Более того, мне даже доверяли взять интервью у солиста группы «Mr. Bungle» Майка Паттона и у Юки Хонд, автора песен группы «Cibo Matto». За каждое интервью мне платят по триста баксов. Для меня это большие деньги. А сегодня я беру Зельду с собой на скрининг нового фильма от того самого режиссера, что снял «Город Бога». Фильм основывается на какой-то книге про шпионов, в главных ролях Райф Файнс и Рэйчел Вайс. Фильм называется «Преданный садовник» и я жажду его посмотреть. Но для Зельды скрининг-показы, похоже, являются делом обыденным, поскольку как только мы занимаем свои места, она засыпает, положив голову мне на плечо. Вот так я и сижу весь фильм, слушая, как она храпит мне в ухо. Мне неловко из-за этого и перед уходом я приношу извинения нескольким актерам, присутствовавшим на показе. Зельду трудно добудиться и мне приходится самому вести машину.
Я думаю, что она слишком устала и сажусь писать рецензию на своем ноуте, пока она спит на кровати.
Просыпается она примерно в час ночи. Вскакивает на ноги как раз тогда, когда я ложусь спать.
— Что?! Что происходит?! — восклицает она, практически кричит. Я смотрю на нее. Глаза у нее круглые от страха.
— Где я?! — спрашивает она.
Я крепко хватаю ее за плечи.
— Ты здесь. Ты здесь, в своей квартире. Ты со мной, с Ником.
— Ох, Ник, — говорит она, — я тебя люблю.
Я вздрагиваю всем телом, услышав это.
— Зельда, — произношу я, целуя ее в потный лоб, — я так тебя люблю. Ты уснула, помнишь?
— Ах да, — медленно проговаривает она. — Эм, Ник, я должна тебе кое-что рассказать. У меня, ну, нарколепсия. Ты должен об этом знать. А наставник не разрешает мне принимать никакие лекарства. После того, как я слезла с антидепрессантов и всего остального, мой доктор заявил, что я нарколептик. Он отличный специалист. Может, ты с ним еще встретишься. Его зовут доктор Е., я у него наблюдаюсь с тех пор как себя помню.
Нарколепсия? Мне хочется рассмеяться. Ну конечно же, у Зельды нарколепсия. Это превосходно сочетается со всеми прочими безумствами и катастрофами в ее жизни.
— Детка, мне так жаль, — сочувственно произношу я.
— Нет-нет, — отмахивается она, — все нормально.
Мы некоторое время разговариваем. По большей части говорит она, а я просто слушаю. Ни с того ни с сего она рассказывает мне про свой роман с солистом одной известной панк-группы.
— Ты уже слышал эту историю? — интересуется она.
Я качаю головой.
— Так вот, я в тот момент не употребляла и пошла потусоваться с друзьями. Когда я уже собиралась уйти из клуба, этот парень подошел ко мне, сунул свой номер и сказал, чтобы я ему позвонила, если отважусь. Мне понравился его подкат, а кто он такой я узнала позже.
Она рассказывает мне о том, как съехалась с тем парнем, Т., и впервые войдя в их общую квартиру, увидела, что он раскинулся на кровати в белоснежном пеньюаре и туфельках на высоком каблуке. Она с трудом сумела сдержать смех.
— Знаешь, — поясняет она, — это не совсем по моей части.
Я слушаю истории про их безумный секс: Т. делал спидболы, закидывался разной наркотой, а ей, поскольку она не употребляла, втирал порошок прямо в лицо. Однажды он оставил рядом с кроватью свой дневник, открытый на странице с заголовком «Зельда: за и против». Первым пунктом в колонке «За» была указана ее связь с бывшим мужем. Похоже, он был настоящим зверем и плохо с ней обращался. Постоянно унижал. Он был одержим гитаристкой из своей группы. Зельда утверждает, что он болтал о ней без умолку. Зельда все сильнее ревновала его и мучилась из-за этого. В конце концов, она сорвалась и вколола себе героин. А на следующий день сказала Т., что между ними все кончено. Он не особо расстроился, но попросил напоследок оказать ему одну услугу. Захотел, чтобы она трахнула его в зад страпоном.
— Так я и сделала, — смеется она. — Подумала, а почему бы и нет? Я трахнула его так жестко, как только могла и, надо отдать ему должное, он хорошо держался.
— Господи, — говорю я.
У меня внутри все леденеет, по коже бегают холодные мурашки. Я знаю, что по идее эта история должна веселить, но чувствую себя потерянным, испуганным, недостойным Зельды. Это просто очередное доказательство того, что она куда искушеннее и круче, чем я когда-либо смогу стать. Большинство ее историй вызывают у меня схожие эмоции. На днях она перелистывала фотоальбом и выяснилось, что почти все ее бывшие парни были, ну, кем-то. Ее друзья — знаменитости и она знакома практически со всеми звездами. Мой жизненный опыт, каким бы безумным он не казался, ничто в сравнении с жизнью Зельды. Но из-за всего этого я хочу ее еще сильнее. Мне кажется, что если я останусь с ней, то докажу, что чего-то да стою. Если она меня выберет, то я наконец себе понравлюсь.
Зельда встает с кровати и уходит в ванную. Она закрывает дверь и я слышу щелчок замка. Повернувшись на другой бок, я крепко засыпаю.
Несколько часов спустя раздается стук в дверь. Оглядевшись по сторонам я понимаю, что Зельда, должно быть, все еще в ванной, поскольку дверь закрыта и свет пробивается в щель из-под нее. У меня желудок сводит, когда понимаю, кто стоит на лестнице.
— Зельда! — слышу я голос Майка.
Не зная, что мне делать, я кричу в ответ:
— Эй, Майк, чувак, сейчас не лучшее время для визита.
За этим следует долгая звенящая тишина.
Я чувствую себя так, словно корчусь на огне, это напряжение сжигает меня заживо. Что Майк тут делает? Мне казалось, что между ними все кончено. Я почти дрожу. Ненавижу ссоры.
Внезапно он снова кричит:
— Зельда, открой эту чертову дверь!
Зельда отпирает дверь и высовывает голову из ванной
— Кто там? — спрашивает она.
Я отвечаю.
— Вот черт!
Она спешно одевается и подходит ко мне. Стук в дверь не прекращается.
— Слушай, — обращается она ко мне, глядя прямо в глаза, — пожалуйста, не волнуйся и не лезь в это дело.
— Окей, — соглашаюсь я. Все равно понятия не имею, чем могу помочь.
Зельда открывает дверь и выходит в коридор. Я слышу как Майк кричит:
— Что, я тебе помешал?! Трахалась там с ним?! Да?
Потом я слышу как она просит его успокоиться. Они приглушенно спорят.
Я лежу на кровати, свернувшись калачиком, и тяжело дышу.
Я словно в детство вернулся и снова прикрываю уши во время родительской ссоры. Внутри все опять холодеет, и я вдруг начинаю бояться, что Зельда надумает со мной расстаться. Я хочу позвонить Спенсеру, но знаю, что он сейчас спит. Так что я просто лежу на кровати с закрытыми глазами, пытаясь абстрагироваться от происходящего. И вот тут-то я и вспоминаю про наркотики. Хотел бы я знать, где могу раздобыть мет. Одна доза — и от этой боли не осталось бы и следа, не пришлось бы ни о чем переживать. Но в данный момент я переживаю на полную катушку.
Я поплотнее заворачиваюсь в одеяло и накрываю ухо подушкой, чтобы не слышать как Майк с Зельдой орут друг на друга. Проходит пятнадцать минут, прежде чем Зельда возвращается обратно в комнату.
— Я вызвала копов. Сегодня он сюда не вернется.
Она разражается слезами, падает на пол и захлебывается рыданиями. Я обнимаю ее, а она все плачет и плачет. Я говорю как сильно ее люблю и какая она потрясающая, но все без толку. Она только твердит, что он наговорил ей ужасных вещей и ей очень плохо.
— Все это ложь, — успокаиваю ее я, — он не сказал ни слова правды.
— Нет, — возражает она, — он прав. Ты меня не знаешь, малыш. Если бы я была с тобой полностью откровенна, ты бы давно выскочил за дверь.
— Ничего подобного, — говорю я.
Но она продолжает плакать, и я никак не могу ее успокоить. Не знаю, что именно Майк ей наговорил, но его слова попали точно в цель.
— Если бы он действительно тебя любил, но никогда бы не стал над тобой издеваться. Когда любишь по-настоящему, то желаешь любимому человеку только добра, что бы не происходило. Майка к тебе явно что-то другое привело. Это что-то нездоровое и эгоистичное. Точно не любовь.
— Ты прав, — повторяет она, но по ней заметно, что она все еще верит в правдивость его слов. Мне первый раз в жизни хочется избить другого человека. Я бы этого ублюдка на части разорвал. Желание возникает на уровне инстинктов.
— Зельда, что он тебе сказал?
Она молча плачет.
— Зельда, пожалуйста, расскажи мне.
Она отвечает, уткнувшись лицом мне в плечо:
— Он уверен, что я снова подсяду на наркоту и собирается помочиться на мою могилу, когда я умру. Он считает, что я бесполезна и покончу с собой в следующем году
— О Господи! — ужасаюсь я. — Он конченый мудак!
— Нет, — протестует она, — он знает меня лучше, чем кто-либо другой. В смысле, Ник, ты должен понимать, что какая-то часть меня все еще его любит. Я провела с ним последние три года. Не могу же я просто забыть об этом, пожив один месяц с тобой.
Мне так больно. Я просто уничтожен.
— Ты заслуживаешь кого-то получше, чем он, — наконец выдавливаю я.
— Знаю, — соглашается она. — Я знаю. Я люблю тебя, милый.
— Я тоже тебя люблю.
Зельда достает какие-то таблетки из своей сумочки, и мы ложимся на кровать. Она держится отстранено. Я обнимаю ее до тех пор, пока она не засыпает.
Мне очень страшно. Я чертовски напуган.
@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина
(Ник, как ты там). Тимми пообщался по телефону с Гарри Стайлзом, им давно уже прочили встречу. Ну вот, с чего-то надо начинать. 
И хочет любить открыто. И не раскрывает кто тот единственный человек, с кем бы он провел всю жизнь
