В последнее время мне все чаще кажется, что люди, которые выбирают спортивную обувь, поступают мудро. Как женщины, так и мужчины. В повседневной жизни надо в первую очередь ориентироваться на удобство и собственный комфорт, а не на последние модные тренды в области обуви.
Недавно я приобрел кроссовки Рибок вот на этом сайте kross-line.ru/sneakers-kemerovo и хочу отметить, что сайт очень хороший, с большим ассортиментом спортивной обуви (от наиболее надежных и популярных брендов), а также аксессуаров к ним. Цены более чем разумные.
Головной офис магазина находится в Москве, но они отправляют товары и в другие регионы России. Оплату можно производить самыми разными способами, включая оплату наложенным платежом, то есть, производимую непосредственно при получении в почтовом отделении.

@темы: спортивная обувь, магазин обуви

---

Драбблик котопсовый, по одноименному рассказу Брэдбери (не прошло и полгода...). АУ про первую встречу в Париже. PG-13, романтика (чутка ангста, куда я без него). 4 страницы.

Жена попросила купить пиццу на ужин, это он помнил точно.
Как тут не запомнить. Совсем на нее не похоже. «Разве ты не на диете?» — чуть не спросил он, но сумел удержать язык за зубами. Раз в году даже постоянно худеющий человек может позволить себе вкусную пищу.
Итак, жена попросила купить пиццу, а ему самому просто захотелось прогуляться, пройтись вечером по самому романтичному городу на Земле.
На него напало сентиментальное настроение. Жаль, что только на него. Лиз (она не любила, когда ее называли так, поэтому прозвище обитало исключительно в мыслях Арми) в ответ на предложение о прогулке сказала, что она устала с дороги, к тому же успела нанести ночной крем и не собирается с ним расставаться, ведь потом пришлось бы наносить его по второму кругу.
За этими словами и последовала просьба о пицце. После чего Арми выдворили за дверь, попросив вести себя прилично.
А разве когда-то бывало иначе? Ха.

Вечерний Париж пах розами и винами. Отчасти вином пах и сам Арми, периодически прикладывающийся к горлышку бутылки, приобретенной им в ближайшем супермаркете.
На улицах города было довольно пустынно. На это Арми и рассчитывал. Он с прошлого визита сюда запомнил, что после шести-семи вечера Париж, подобно многим европейским городам, вымирает, оставляя центральные улицы на откуп импозантным алкоголикам и бестолковым влюбленным парочкам. Все влюбленные бестолковы, Арми был абсолютно уверен в этом.
Жаль, что его понемногу отпускала любовная лихорадка, а слова про любовь, живущую три года, переставали казаться глупой шуткой.

Погрузившись в горьковато-сладкие раздумья о природе любви, Арми далеко не сразу заметил, что сделался объектом внимания другого человека. Может, не заметил бы вовсе, если бы, вырулив на набережную Жоржа Помпиду, не решил обернуться, чтобы проверить, увидит ли он отсюда переливающуюся золотом Эйфелеву Башню.
Вместо нее он первым делом скользнул взглядом по очень худому молодому человеку, который поспешно отвернулся, запнулся на ровном месте и вынужден был схватиться за фонарный столб, чтобы не упасть на землю.
Наверное, трудно сохранять равновесие, когда у тебя такие тонкие ноги, — растерянно подумал Арми.
Пожалуй, молодой человек, омываемый золотистым светом фонаря, имел все шансы посоперничать в красоте с любой местной достопримечательностью, включая Башню. У него было невероятно красивое лицо: тонкие черты, пухлые губы, длинные ресницы, светло-зеленые глаза, кажущиеся почти прозрачными на свету. А какие кудри! Наверное, незнакомец не меньше часа проторчал перед зеркалом, чтобы добиться идеальной укладки. Пышные локоны доходили до середины шеи, несколько избранных прядей аккуратно обнимали уши.
Подумав, что молодому красавцу и без того достаточно неловко, Арми заставил себя прекратить пялиться на него и медленно двинулся дальше, слегка надеясь на то, что незнакомец пойдет в ту же сторону, что и он. Может, обгонит, и тогда представится шанс еще немного полюбоваться на его ноги.
Не то, чтобы Арми часто разглядывал представителей мужского пола, но в этом парне было нечто исключительное. Он и за столб хватался с какой-то особенной… грацией, что ли. Фыркнув на свои глупые рассуждения, Арми сделал новый глоток из бутылки.

Незнакомец догнал его несколько минут спустя и зашагал рядом, держась на расстоянии вытянутой руки. Арми делал один шаг, незнакомец — три. Он шел, покусывая губу, нервной пританцовывающей походкой и то и дело косился на Арми. Кажется, его щеки заливал румянец, трудноразличимый в полумраке.
Арми остановился. Незнакомец тоже.
Может, он хочет одолжить денег? Стрельнуть сигаретку? Попросить вина? Предложить наркотики? Предложить себя?!
Арми с трудом верилось в то, что этот парень является уличной проституткой, но черт, они же в Париже. Город любви любовью и приторговывает неплохо.
Указав на бутылку, Арми попытался заговорить с парнем на английском.
— Тебя угостить?
Смущенно улыбнувшись, парень покачал головой и затараторил что-то на французском. Арми разочарованно вздохнул. С тем же успехом парень мог попробовать объясниться с ним на финском или испанском.
По-испански Арми знал ровно одну фразу, причем даже ту трактовал неправильно, как ему недавно сообщили. А по-французски он общался на уровне «бонжур-мерси».
— Английский — нет? — на всякий случай уточнил Арми.
Парень покачал головой. Взметнулись кудри. Затрепетали ресницы.
— Французский — нет? — спросил парень, копируя интонацию Арми. В его голосе слышались чисто кошачьи мурлыкающие нотки.
— Нет, нет, — замотал головой Арми.
Ему все же удалось впихнуть в руки мурлыкающего незнакомца бутылку. Отпил тот из нее совсем чуть-чуть и вновь взглянул на Арми.
— Наш первый непрямой поцелуй, — пошутил Арми, не сомневаясь, что его опять не поймут, но на слове «поцелуй» парень встрепенулся и внезапно схватил его за руку, с явным намерением куда-то увести.
— Эй, куда ты? — удивленно спросил Арми. Тормозить из-за языкового барьера он, впрочем, не стал и послушно побрел вслед за французом.
Что-то во всем этом определенно было.
Настоящее приключение! — радостно думал Арми, волочась вслед за худощавым спутником. То, что приключение может закончиться плохо, ограблением или даже убийством, ему в голову не приходило. Ну не походил красавчик на бандита или чьего-то пособника. Да и слушать его было приятно, даром, что нихрена не понятно.
Несмотря на худобу, парень держал его крепко и тащил за собой с целеустремленностью французских революционеров, отправившихся на штурм королевского дворца.
Двигаясь быстрым шагом, он и Арми пробежались по нескольким пустынным улочкам и оказались в особенно узком проулке, наполовину перегороженном желтыми мусорными контейнерами.
Откуда-то справа доносилась громкая музыка, похоже, неподалеку находился ночной клуб.
В проулке было темно, и теперь Арми едва мог различить черты лица француза, видел только, как поблескивают в темноте его глаза.
Француз мягко толкнул его к стене дома и сам прижался следом. В свободной руке он все еще сжимал бутылку вина, которая теперь оказалась впечатана в бедро Арми.
«Это вино или ты просто рад меня видеть?» — хотел было пошутить Арми, но не успел этого сделать.
Поставив бутылку на мостовую, загадочный француз привстал на цыпочки, положил обе руки ему на плечи и, вкрадчиво прошептав «Поцелуй?», прижался губами к его губам.
После этого Арми некоторое время не думалось ни о чем. Совершенно.
Как же мудр оказался этот француз! В некоторых случаях люди могут прекрасно обходиться без слов.
Их языкам с легкостью удавалось улавливать желания друг друга, и всякий раз, как они сплетались воедино, Арми окатывала волна возбуждения, столь жгучего и сильного, словно он снова был подростком, впервые дорвавшимся до губ понравившейся девушки.
Француз целовался умело и пылко, успевая при этом постанывать, лихорадочно поглаживать Арми по шее и даже норовить забросить на него ногу, будто тот был деревом, на которое следовало вскарабкаться. Оценив его порыв, Арми обнял француза за талию и слегка приподнял над землей.
Несколько секунд судорожной возни спустя (сопровождаемой жалобными постанываниями) — и вот уже француз оказался прижатым спиной к стене дома. Арми без труда удерживал его на весу, в то время как француз обнимал его ногами, умудряясь даже в столь стесненных условиях постоянно двигаться, то прижимаясь чуть ближе, то отстраняясь. Стоило ему отстраниться, дразня, и Арми тут же сам тянулся к нему, обнимая крепче, чувствуя через одежду выступающие ребра.
Ему начинало казаться, что вскоре одежды на французе не останется. По крайней мере, некоторые вещи с него точно стоит бы снять. Скажем, брюки. Их — в первую очередь. Джинсы с дырками на коленях — это прекрасно, спору нет, они оставляют простор для воображения, но Арми остро хотелось увидеть голые ноги француза целиком, а не отдельные их части.
Отчаянно вцепляясь в своего (ну да, а разве нет?) чудесного озабоченного незнакомца, Арми подспудно боялся, что он, дивное видение, воплощение сути Парижа, ожившая сказка для взрослых, может вдруг раствориться в воздухе, легко ускользнуть из его рук, оставив разочарованным и перевозбужденным. Происходящее было безумием, и только сейчас Арми осознал, что именно безумия-то в его жизни и не хватало.
Запах, исходящий от волос незнакомца, пьянил лучше любого вина. Арми поцеловал прядку за его ухом и прихватил зубами мочку уха.
Из соседнего дома понеслись истеричные звуки песни «Rock Lobster», каким-то удивительным образом синхронизируясь с действиями Арми и француза. Мелодия отлично подходила к хаотичным движениям последнего, и во время коротких перерывов между поцелуями француз тихонько мурлыкал привязчивый мотив.

Окончательно распалившись, Арми как раз принялся стаскивать с него узкие джинсы, когда неподалеку послышались голоса и звуки шагов.
Почти что любовники замерли на месте. Казалось бы, стесняться им было нечего, ведь они не делали ничего запрещенного законом, но…
«Но» в ситуации определенно присутствовали. К тому же, в кармане Арми, как назло, завибрировал телефон.
Наверняка это пришла смс от Лиз, недоумевающей, куда подевался ее муж.
При мысли о жене возбуждение оказалось придавлено тяжелой плитой стыда.
Арми осторожно поставил француза обратно на землю. Француз поправил штаны и безуспешно попытался заодно пригладить вспушившиеся кудри, но те оказали достойное сопротивление.
Арми отметил мимоходом, что у француза подрагивали руки.
Наверное, он и сам сейчас выглядел не лучше.

Развеселая шумная компания, нарушившая их спонтанную идиллию, давно прошла мимо. В «клубном» доме подошел к концу запас интересных песен, и теперь оттуда доносились однообразные «бум-бум».
Арми подумалось, что он совершит новое предательство, если прямо сейчас полезет проверять смс от жены, так что они с французом некоторое время просто стояли рядом, смущенно глядя друг на друга и пытаясь отдышаться. Когда француз направился к выходу из проулка, Арми машинально последовал за ним.
Вновь оказавшись на ярко освещенной улице, француз обернулся и едва не ударился лбом о подбородок Арми. Арми ухватил его за острые плечи.
Это был хороший момент для последнего поцелуя, но они, вместо того, чтобы распрощаться в стиле голливудских кинолент, ограничились печальными взглядами.
— Тимоти, — негромко произнес француз, указав на себя пальцем. Точнее, произнес он какое-то более мудреное имя, отдаленное напоминающее «Тимоти».
— Ты — Тимоти? — на всякий случай уточнил Арми.
Француз кивнул.
— Окей. А я — Арманд.
Арми решил, что тоже должен выпендриться.
Тимоти улыбнулся.
— Для тебя — Тимми, — сказал он с заметным акцентом и показал руками сердечко.
Он был слишком милым. Как он до сих пор выживал в этом ужасном циничном мире, и это при его-то привычке беззаботно разгуливать по подворотням с незнакомыми мужчинами? Арми пришлось подавить желание взять его за руку и поцеловать каждый палец.
— А я для тебя — Арми, — подхватил он предложенную идею.
Они обменялись улыбками и вздохнули в унисон. Последний глоток чужого дыхания.
— В другой раз? — с тенью неуверенности в голосе спросил Тимми.
— В другой раз, — подтвердил Арми, неохотно отпустив его плечи.

Он смотрел, как Тимми удаляется прочь с опущенной головой, и чувствовал себя до странного опустошенным, словно этот парень, которого он едва знал, уносил с собой некоторую часть его души, причем часть важную.
Увидеть Париж и лишиться части себя — это что-то новенькое. О таком не предупредит ни один туроператор.

Обратно в отель Арми шел быстрым шагом, желая обогнать невеселые мысли. Он напрочь забыл о брошенной на улице бутылке вина, а когда наконец вернулся в их с женой номер, то получил от нее нагоняй еще и из-за забытой пиццы. Помимо этого на ум пришло ее былое напутствие «вести себя прилично», и Арми окончательно уверился, что сегодня ошибся везде, где только мог.
Кратковременный приступ амнезии его вовсе не удивил.
Кто сказал, что он сам вернулся целым.
— Где ты пропадал? — в очередной раз спросила Элизабет, недовольно взиравшая на него из своей постельной «крепости». В окружении многочисленных подушек она напоминала королеву на троне. Того и гляди закричит «Голову с плеч!» и натравит на него пододеяльник.

— Проникался любовью к Парижу, — честно признался Арми. — И, кажется, он был готов ответить мне взаимностью.

Семейный скандал четы Хаммеров продолжался до трех часов ночи.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», персиковые мужья

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

после пяти часов напряженного ожидания купил нам с Эстер билеты в первый ряд на специальный фанатский показ "Арктики" с Мадсом!

Спасибо, Мироздание!
(пойду в свитере с трахающимися оленями, без вариантов)

@темы: Эстер, We will be victorious, quid pro quo

---

Привел-таки перевод Tweak в более-менее приличный вид, залил на Яндекс.Диск, и во Вконтач.
За частичное редактирование спасибо дорогому товарищу стотыщ проблем
Хотелось бы сказать "больше никогда", но еще два раза придется все это делать
Материальной выгоды все еще не извлекаем. Тащить можно куда угодно, но указывать ники переводчиков крайне желательно.

@темы: Эстер, любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно., «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина

---

Глава шестая, делится со Сью Эллен житейской мудростью и получает в ответ грустную историю ее жизни.
(опять из-за тебя, Никки, песни в голове застревают xD)

Мы все проебываемся

Перевод

Глава шестая

Глава шестая

Поскольку мой испытательный срок наконец подошел к концу, Мелани пошла дальше и соблаговолила отпустить меня на воскресную прогулку - в какой-то поход - в местечко под названием Скалы-Палатки. Вроде так оно зовется. В фургон еще десять-пятнадцать минут буду грузить все необходимые вещи, а я уже весь истомился в ожидании, очень уж хочется поскорее покинуть это проклятое место.
Хотя это будет уже не первый мой выезд за пределы территории центра. На этой неделе я несколько раз выбирался в город на встречи по "12 шагам", а помимо этого ездил вместе с другими в магазины Target and Borders. Разумеется, денег у меня по-прежнему нет, но мелкое воровство - хобби, с которым трудно расстаться. Когда я был с Зельдой, то питались мы исключительно наворованной едой, украденной из супермаркетов, аптек и других магазинов. Мы даже ездили в торговый центр Grove только ради воровства, ходили там из отдела в отдел, унося с собой книги, CD-диски, одежду, компьютерные аксессуары - буквально все, что удавалось стянуть незаметно.
Знаете, это какое-то безумие. Я никогда раньше не думал, что воровство тоже может перерасти в зависимость, однако вот, хоть я и "чист", а обнаружил себя покидающим магазин с книгами в руках и с конфетами, рассованными по моим гребаным карманам. А я ведь даже ничего из этого не хотел, мне это не нужно!
Это невероятно тупо.
Ну очень тупо.
Какая-то часть меня желает позвонить Зельде просто ради того, чтобы поинтересоваться есть ли у нее такая же проблема, но я догадываюсь, что просто ищу удобный повод, чтобы связаться с ней.

А я, блин, и так, начиная с момента пробуждения, целыми днями только тем и занимаюсь, что пытаюсь не думать о ней. Стараюсь отвлечься, занять себя чем-нибудь: бренчу на гитаре, болтаю с друзьями, играю в настольные игры (гребаный "Эрудит"), хожу на занятия. Черт, да на днях я потратил часа два, наблюдая за тем как парень по имени Кевин разгадывает кроссворд из New York Times. Думаю, я ему где-то три правильных ответа подсказал.

Даже сейчас, ожидая момента, когда можно будет забраться в фургон, я не могу спокойно стоять на одном месте и прогуливаюсь туда-сюда. Зажигаю сигарету, включаю старенький плеер - гоняю по кругу песни с альбома "The Rise and Fall of Ziggy Stardust". Дэвид Боуи поет о Человеке со звезды, ждущем на небесах. Вот бы там и правда кто-то был, кто-то, готовый избавить меня от всего этого.
Дэвид Боуи поет:
Если мы подадим сигнал, он может приземлиться.
Внезапно кто-то сильно бьет меня по плечу.
Вытаскиваю один из наушников и оборачиваюсь.
Не очень-то удивляюсь, увидев перед собой Сью Эллен.
Она снова бьет меня по плечу, на сей раз еще сильнее.
Меня это почему-то ужасно смешит.
Говорю ей:
— Ох, леди.
Она снова бьет меня.
— Что ты слушаешь?
Ее голос звучит резко, может, даже слишком уж резко.
Она стаскивает с головы свою бейсбольную кепку и встряхивает волосами, уставившись на меня прищуренными глазами. Она худенькая - изящная - в смысле, хрупкая на вид.
Она ловит мой взгляд.
— Эй... Ник...
На этот раз мне удается увернуться от ее удара.
— Черт, дамочка, полегче... Дэвид Боуи. Я слушаю "Ziggy Stardust". Знаешь этот альбом?
Ее зеленые глаза каким-то образом то ли светлеют, то ли что-то вспыхивает во взгляде.
— Ты серьезно? — Спрашивает она, слегка приоткрыв рот от удивления. — Это мой самый любимый альбом!
Я смеюсь.
— Отличный выбор. Не думал, что вы там, на Юге, сильно интересуетесь Дэвидом Боуи.
Она улыбается, убирает прядки волос за уши.
— Ага, ты еще много чего обо мне не знаешь.
Я собираюсь было ответить, но тут руку пронзает жгучая, острая боль, и я инстинктивно отбрасываю в сторону окурок сигареты, о которой совсем позабыл, громко при этом матерясь.
Сью Эллен заливается смехом. Натягивает на лицо кепку так, что я больше не вижу ее глаз.
— Прости, — извиняется она, голос звучит приглушенно, — я не хотела тебя обидеть. Я сегодня с пяти утра на ногах, писала это глупое прощальное письмо и все еще немного на взводе, понимаешь? Тебя тоже заставляли его писать?
Я покачал головой, но тут же вспомнил, что она меня сейчас не видит.
— Эм, нет, не писал. Ты о чем вообще? Что за прощальное письмо?
Она слегка приподнимает кепку, глаза выглядывают из-под козырька.
— Ой, знаешь, такое "классное" утреннее развлечение, отлично подходит для воскресенья. Моя наставница хочет, чтобы я написала прощальное письмо для всех своих друзей и близких, которые не заступились за меня или вообще отказались мне верить, когда я попала в беду. Мой папа вообще вел себя так, словно это я во всем сама виновата. Он даже смотреть на меня не мог. Так вот, я должна в письме распрощаться со всеми этими людьми, включая папу, парня, и практически всех моих школьных приятелей. Ради своего же блага, я должна перестать с ними общаться. Ты знаешь Эми, мою наставницу?
Я слегка киваю.
— Ну вот, она говорит, что я должна в полной мере прочувствовать горе из-за всего случившегося, а иначе никогда не смогу двигаться дальше. Ну, ты знаешь о чем я. Хотя, честно говоря, я не понимаю каким образом мне должно стать легче от постоянных мыслей обо всем этом дерьме.
— Ага, до меня тоже не доходит. Они тут все время талдычат про всю эту хуйню от Элизабет Кюблер-Росс, той докторши, которая придумала пять стадий горя или типа того. Отрицание, гнев, торг, депрессия и, гм, принятие, вроде так. Суть этой идеи в том, что для того, чтобы справиться с любой душевной травмой, надо пройти полный цикл и только тогда сможешь двигаться дальше.
Я ловлю себя на том, что вытворяю нечто странное со своими руками - перебарщиваю с жестикуляцией, веду себя словно политик на какой-то треклятой пресс-конференции. И не могу остановиться.
— Проблема в том, что большинство из нас застряли на одной из стадий. По крайней мере, Мелани мне так говорит. Она считает, что наркоманы обычно не могут справиться с отрицанием, то есть, гм, на первой же стадии останавливаются. Выходит, мы не позволяем себе ничего прочувствовать, потому что все время под кайфом. Тебе знакомо это состояние, когда хочется все послать на хуй?
Сью Эллен садится прямо на гравий, сквозь дырки в джинсах виднеются ее коленки.
— Да, конечно, — отвечает она. — Но я-то не наркоманка, так что со мной не так?
Она уставилась на что-то в отдалении или просто глядит в пустоту. Раскачивается туда-сюда, вцепившись обеими руками в кисточки на ее шерстяном вязаном шарфе.
— Стоп, что? — я опускаюсь на землю рядом с ней, сажусь достаточно близко, чтобы слышать шепот ее тела при каждом движении - тик-так, словно какой-то проклятый метроном.
— Погоди, так ты не наркоманка?
Она так крепко сжимает зубы, что чуть ниже щеки выступает кость.
Она топает сапогом по земле, от гравия поднимает пыль и висит в воздухе серебристой дымкой, покуда ветер, дуновение которого я даже не ощущаю, не рассеивает ее окончательно.
Лицо Сью Эллен багровеет.
— Нет. — цедит она сквозь крепко сжатые зубы. — Нет, не наркоманка. Не понимаю почему людям так трудно в это поверить. Я не из-за зависимости сюда попала. Я не сама себя во все это втянула. Все намного сложнее. Когда мама сюда позвонила, то ей наобещали, что здесь мне смогут помочь даже если я не алкоголичка и не наркоша, а теперь они никак не желают от меня отъебаться. Их послушать, так все вокруг алкоголики и у всех созависимые отношения и каждый первый одержим сексом, а вдобавок к этому страдает от пищевого расстройства. Полная херня!
Внезапно я понимаю, что смотрю в землю, когда отвечаю ей, избегая встречаться с ней взглядом. В ушах громко стучит.
— Ого, круто. В смысле, я согласен, что в этом-то главная проблема всех реабилитационных центров. Они считают, что мы, ну, пациенты, все одинаковые. Но это ложь. То есть, это же очевидно. Мы все по-разному справляемся со своими проблемами, да и проблемы у нас тоже разные. А у местных специалистов на все один ответ. По сути, они хотят, чтобы мы делали то, что они нам велят и никогда не задавали вопросов. Бля, это же смехотворно. Уж мне ты можешь поверить, я в семи разных реабилитационных клиниках успел побывать. Чтобы выжить в таких местах как это, надо научиться отсеивать девяносто пять процентов чуши, которой тут кормят, и сосредоточиться на пяти процентах полезных идей. Потому что да, по большей части, их разглагольствования - херня полная. У всех наставников раздутое эго и они тупо упиваются властью. К тому же, большинство их них сами раньше страдали от какой-либо зависимости, так что они не особо здоровее нас. Они настаивают на том, что у тебя есть какая-то зависимость, потому что не умеют мыслить самостоятельно, от отрыве от всех их гребаных учебников, целевых исследований и бла-бла-бла. Это даже хорошо, что они не могут разобраться с твоими проблемами. Значит, ты сложнее, чем цифры на какой-нибудь сраной диаграмме с кружочками.
Я кидаю на нее быстрый взгляд и наши глаза тут же встречаются. В смысле, она сидит, уставившись прямо на меня.
— Знаешь, — говорит она мне, — ты очень мудро рассуждаешь. Ты наркоман?
Я машинально киваю.
— Ага, из-за этого сюда и попал. Я более-менее подхожу под известные им модели поведения. Эм, а что с тобой приключилось? Расскажешь мне? Я пойму, если не захочешь.
Он запрокидывает голову, так что не могу не смотреть на ее шею, тянущуюся к ясному голубому холодному небу.
— Забавно. — Произносит он внезапно отстраненным голосом. — Раньше я ни с кем не могла поговорить о случившемся. Друзья со мной не общались. Отец не желал слушать. Все вокруг делали вид, что это я во всем виновата. Всем хотелось, чтобы я заткнулась и не обсуждала эту тему. Видимо, в конце концов, я так и сделала. Заткнулась. Заставила себя молчать. Но с тех пор, как я приехала сюда, окружающие люди только об этом и спрашивают. Каждый наставник и психолог желают, чтобы я рассказывала им эту историю снова и снова. Честно говоря, я не понимаю, каким это образом бесконечное пережевывание дерьма может кому-то помочь. Разве нам тут не должны помогать двигаться вперед? Вместо того, чтобы вынуждать упиваться жалостью к себе из-за прошлой хуйни? Но, к черту, если ты хочешь услышать эту историю - окей, я тебе расскажу. Все равно в ней нет ничего интересного.

Должен признать, что в этот момент (хоть это и совершенно ебануто) я внезапно почувствовал, что у меня, гм, встал.И несмотря на то, что если бы мне сейчас пришлось подняться на ноги, то я оказался бы в весьма неловком положении, возбуждение для меня было сродни чуду. С тех пор, как я отправился на детоксикацию, у меня никаких подвижек в этом направлении не было. Думаю, часть меня пришла к выводу, что после отношений с Зельдой, никто другой меня привлекать уже не будет. В смысле, в Зельде ведь было все, что мне только может понравиться в женщине, она полностью удовлетворяла каждый аспект моего сексуального профиля. Спросите чертову Мелани, она подтвердит.
Истоки этой проблемы надо искать в детстве, она напрямую связана с отъездом матери, произошедшим, когда я был совсем маленьким и с моим стремлением во что бы то ни стало (вся эта фрейдистская хуйня, ну вы знаете) вытащить ее из нездоровых отношений с отчимом.
Зельда забралась глубоко мне под кожу.

Тем не менее, ощущать внезапный порыв влечения к другой девушке довольно-таки приятно. Может я и правда смогу разлюбить Зельду. Все, что мне нужно, это девушка типа Сью Эллен, которая поможет мне забыть о ней. Элементарно же. Понятия не имею, почему мне это раньше в голову не приходило. Может Сью Эллен и есть то гребаное чудо, на которое я все надеюсь.
Так что я внимательно слушаю ее историю. Она пересказывает ее быстро, словно стремится разобраться с этим до того, как поймет, что именно говорит.
Эту историю я уже слышал раньше. В смысле, миллион девушек ее поведать могут.
Сью Эллен ходила в школу в Калифорнии (точнее, в колледж), изучала искусство. Иллюстратором стать собиралась.
Проблемы начались в разгар учебного года, когда она была на втором курсе. Она жила в небольшом доме за пределами студенческого городка вместе с еще несколькими девушками. Ну, и ее подружки стали постоянно устраивать вечеринки, так что она была вынуждена все время находиться в окружении бухих людей.
Ситуация вышла из-под контроля.
Сью Эллен не объяснила мне, что именно случилось, просто сказала, что постоянно чувствовала себя раздраженной и одинокой. Друзья от нее отвернулись. А она и раньше-то не была особо популярной. Поэтому в итоге осталась в полной изоляции. Ей представлялось, что в колледже все сосредоточены на учебе, что другие студенты будут увлеченно обсуждать новые идеи и полученные знания. А вместо этого попала в какой-то балаган. Ей это совсем не нравилось. И с каждым днем ей все больше и больше казалось, что проблема в ней самой. Что это она - ошибка, она - неудачница.
Она совсем замкнулась в себе.
Перевелась в местную школу искусств, в Чарльстоне. Стала жить одна. Начала покуривать травку и пристрастилась к алкоголю. Соглашалась на свидания с каждым, кто уделял ей хоть каплю внимания. Маялась от безделья, стремилась к саморазрушению, прогуливала уроки.
В конце концов, когда она приехала домой к родителям на Рождество, то поняла, что больше не может всего этого выносить.
Она хотела исчезнуть.
Хотела, что все вокруг исчезло.
Она лежала в кровати. Бесшумно. Выжидая.
В тот момент ей казалось, что жизнь не стоит того, чтобы продолжать за нее бороться.
— Я всегда стараюсь взвешивать все плюсы и минусы, — объясняет она, подтянув колени к груди. — И на тот момент минусов намного больше набралось.
Так что она принялась планировать как именно покончит с собой. Всерьез приготовилась расстаться с жизнью.
Но ее мама что-то заподозрила, она волновалась за дочь.
— Она всю свою чертову жизнь в отрицании живет, — говорит мне Сью Эллен, — но тут уж даже она не могла не заметить, что со мной творится.
Мама Сью Эллен смогла убедить ее обратиться к врачу. А врач в свою очередь заявил, что ей необходимо долгосрочное лечение. Сперва Сью Эллен и ее мама отринули эту идею, но дела у Сью Эллен шли все хуже и хуже. Ей никакие другие варианты и идеи в голову не приходили. Она была в отчаянии. У нее ничего не осталось. И в конце концов, она согласилась. Сказала "да" врачам, сказала "да" матери, решила дать жизни еще один шанс. Ей подумалось, что хуже-то все равно уже не будет.
Две недели спустя она села на самолет, летящий рейсом до Феникса. И вот теперь она здесь - раскачивается туда-сюда сидя рядом со мной на камнях.
Девчонка из Чарльстона, из Южной Каролины.

Я вспомнил кое-что, что однажды написал о Зельде: пару строчек из короткого рассказа, который никому не показывал. Я написал, что моей главной сексуальной фантазией, связанной с ней является та, где я просто обнимаю ее, пока она плачет. Я хотел быть рядом с ней в этот момент.
Но сейчас у меня не осталось ничего кроме моих слов.
Они, конечно, бессмысленны, но я все равно их произношу.
— Мне очень жаль, — говорю я, — Бля... Люди такие мудаки, верно? А мы с тобой слишком уж чувствительные, у нас как будто все ощущения в разы острее, чем у нормальных людей. Понимаешь, что я имею в виду?
Она кивает, крепко прижав колени к груди.
— И, слушай, — говорю я ей, — стыдиться тут нечего. Я не хочу тебе мозг взорвать или типа того, но когда я был моложе, то зарабатывал проституцией... понимаешь? И я ни с кем не могу об этом поговорить, черт возьми. Потому что я проституцией не ради денег занимался. То есть, да, конечно, я был нищим и спал в парке, так что деваться было особо некуда. Но, знаешь, все равно, в первую очередь я делал это не ради денег, а потому что хотел почувствовать, что чего-то да стою. Типа если найдутся парни, которые захотят со мной спать и даже будут готовы платить за то, то может быть, я почувствую себя красивым или уверенность в себе появится. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло. Я только сильнее себя возненавидел. К тому же, меня избили и изнасиловали. После этого я очнулся в отделении скорой помощи. И мне все время было страшно, понимаешь, чертовски страшно.
Голос внезапно срывается.
Я громко сглатываю.
— Блин, извини. — Говорю я ей. — Не хотел на тебя все это вываливать. Я просто пытаюсь сказать, что, хоть это и прозвучит банально, ты не одна. И еще я должен сказать, что правда верю в здешние методики лечения. И, ну, я просто очень рад, что ты сюда попала. И, гм, я очень рад нашему знакомству. Я чувствую, что между нами существует связь. А теперь мне на самом деле пора бы заткнуться. Рановато делать такие громкие заявления. Я не совсем понимаю о чем вообще говорю.
Слава Богу, Сью Эллен смеется.
Громко сморкается. Вытирает слезы тыльной стороной ладони.
— Не извиняйся, — отвечает она, — я это ценю. Честно.
Она снова смеется.
— В смысле, спасибо тебе. Я, эм, тоже рада, что ты здесь. Правда.
Теперь моя очередь смеяться.
— Ладно, хватит об этом, — говорю я ей. — Давай поговорим о чем-нибудь более приятном?
— Ага. — Соглашается она. — Давай о приятном.
Она поднимается с земли, оборачивается и смотрит на меня.
— Пойдем? — Спрашивает она.
Я киваю.
Наши глаза встречаются.
Я говорю себе, что она - именно то, чего я хочу. В смысле, я уверен, что это отличная идея.
У нас все получится.
Вместе мы точно справимся.
И все будет хорошо.

@темы: Музыка странного сна (с), «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина, Проебы Никки

---

Арми такой негативист, госпади
Жара, автобус бы упал, крапива жгла, настроение было паршивое, Лука меня ударил, бубубу

А на самом деле наверняка наслаждался каждым мигом, проведенным рядом с кисой


А тут обсуждение всякой одежи, включая приснопамятные трахсьюты.
ну вот, насчет худшей стрижки теперь может отвечать "эта, я ее сам сделал".

Не обошлось и без комментариев от Тимми, само собой:
Timothée Chalamet on Armie

In the cover story GQ also speaks exclusivity to Armie Hammer’s co-star and close friend Timothée Chalamet, the pair having stared alongside one another in Luca Guadagnino’s Call Me By Your Name in 2017. Chalamet opens up about how Hammer has influenced both his personal and professional life, not least while shooting that now iconic movie set in Italy. “It’s a scary thing, as the last thing you want to do as an actor is throw your eyebrows all over an expression of love. Yet Armie had this idea of shooting the scene on a single track and Luca agreed. And it worked. I could never have offered something like that up and it just goes to show what a feel Armie has for the medium. I mean, he’s an amazing guy. He checks all ‘-isms’ at the door, if you know what I mean.”

@темы: золотистая жопка, персиковые мужья, видяшки

---

Главая пятая, где бедняга Ник переживает приступ паники в кабинете Мелани и получает увлекательный квест "Найди Высшие Силы за неделю".

Мы все проебываемся

Глава пятая

Глава пятая

Мелани вовсе не радуется моему приходу. Она пристальнейше смотрит мне в глаза, а я отвожу взгляд и бормочу глупости типа:
— Гм, простите за опоздание.
Издав какой-то кряхтящий звук, она втискивает свое массивное тело в дешевое офисное кресло. Полагаю, было бы преувеличением сказать, что она страдает от ожирения, но она действительно толстая и продолжает полнеть. Кроме того, она носит эти смехотворные обтягивающие наряды (мини-футболки, штаны с низкой талией, которые наверняка перекрывают циркуляцию крови в организме и босоножки на высоких каблуках, из-за которых вены на ее ногах только сильнее выпирают, вместе с жиром).
Не то, чтобы я хотел ее осуждать. Я просто злюсь, потому что она вечно третирует меня разговорами о питании и весе. Во время нашей последней встрече она заявила, что я всеми силами стараюсь остаться худым, потому что боюсь взросления и не хочу жить в теле взрослого мужчины.
Она даже заставляет меня показывать ассистентам в столовой свою тарелку после обедов и ужинов, чтобы они удостоверились, что я съел все до последней крошки.
Хуйня же полнейшая.
Я сажусь и сразу же скрещиваю ноги, но потом снова выпрямляюсь. Сгибаю правую руку и хватаю самого себя за левое плечо. Я чувствую, что Мелани смотрит на меня, но все еще избегаю зрительного контакта с ней.
— Слушайте, — делаю я еще одну попытку начать разговор, — я правда раскаиваюсь. Новенькая сама со мной заговорила в курилке, и я подумал, что не стоит ее сразу отшивать. В смысле, она решила мне о своих проблемах рассказать, я не хотел, чтобы она подумала будто мне насрать.
Подняв взгляд, я понимаю, что Мелани определенно не собирается наградить меня улыбкой. Она медленно качает головой, так что свет солнца освещает поры на ее щеках и становится заметен покрывающий их легкий пушок.
Я невольно задаюсь вопросом, бреется ли она.
— Ник, — произносит она, одарив меня устрашающим взглядом, — у меня создается впечатление, что ты вновь пытаешься вступить в созависимые отношения, вместо того, чтобы сосредоточиться на процессе лечения. Игнорируя собственные нужды, ты опять готов пожертвовать душевным покоем, лишь бы не пришлось расстраивать другого человека, человека, которого ты едва знаешь. И, разумеется, это девушка. Не видишь закономерности?
Я медленно киваю, полагая, что именно этого она от меня сейчас ждет.
— Я считаю, — продолжает она, — что ты занимаешься этим всю свою жизнь. Вспомни, как развивались твои отношения с биологической матерью, а потом и с Зельдой. Долго ли ты еще собираешься жертвовать всем ради других, пока у тебя самого ничего не останется? Я и саму твою жизнь имею в виду, Ник, не будем преуменьшать масштабы проблемы. Очевидно, что ты абсолютно себя не ценишь, раз позволяешь себе опаздывать на встречи со мной, от которых, между прочим, зависит твое здоровье.
Очень хочется закатить глаза.
В заключение она говорит мне, что я никогда не забывал принять очередную дозу наркотиков, а вот на встречи с ней смею опаздываю.
У меня уже шея болит от бесконечных кивков.
— Вы правы, — говорю я с запинкой. — Это безумие какое-то. Я раньше никогда об этом не думал. Как же странно, что ты можешь повторять одни и те же ошибки, даже не замечая этого. В смысле, даже не осознавая, что используешь прежние деструктивные схемы поведения.
Она выставляет руку вперед, призывая меня к молчанию, так что я затыкаюсь.
— Ник, ты пытаешься сказать, что это я руководствуюсь одними и теми же деструктивными схемами поведения?
Я не совсем понимаю, к чему она клонит, так что просто склоняю голову набок, как собака, внимательно прислушивающаяся к словам человека.
— Ник, ты сказал «ты можешь повторять». Но ты говорил не обо мне, не так ли? Ты имел в виду себя. Именно поэтому мы и настаиваем, чтобы клиенты использовали слово «я», когда делают подобные заявления. Каждый из нас должен в полной мере осознавать, что говорит только за себя, понимаешь?
Я вновь машинально киваю головой.
— Ага, — говорю я, — вы правы. Это я продолжаю совершать одни и те же ошибки снова и снова. Но я хочу измениться. Правда. И я пытаюсь это сделать. Делаю первые шаги в нужном направлении. Я знаю, с чего должен начать.
Я громко сглатываю, задыхаясь из-за невидимого ничего. К глазам подступают горячие слезы. Такого в моем плане не было. Я же просто собираюсь соврать Мелани, чтобы она вернула мне кое-какие привилегии.
Но когда я пытаюсь продолжить говорить, то мой голос ломается на первом же слоге.
Комната расплывается перед глазами. Я инстинктивно пытаюсь сделаться как можно меньше. Скрещиваю руки, обнимая себя за плечи, дрожу.
— Мне нужно — совладать с голосом удается, но кажется, что звучит он откуда-то издалека — расстаться с Зельдой.
По лицу текут слезы, нижняя губа дрожит, я раскачиваюсь в кресле взад-вперед, свожу колени, наступаю одной ногой на другую.
— У меня нет выбора, — слышу я собственный голос. — У нас нет ни единого шанса. Я должен отпустить ее. Должен. Вы все мне это говорили, а я все равно на что-то надеялся. Отказывался посмотреть правде в глаза. Но теперь, черт, теперь я не могу вернуться к прежним иллюзиям. Она — отрава для меня. Блять, ради нее я от всего отказался. Но этого оказалось недостаточно и всегда будет недостаточно, поэтому я должен порвать с ней прежде, чем снова сорвусь. Должен, блять, должен. У нас ничего не осталось, абсолютно ничего. Она ураган, она черная дыра. Я это вижу, черт, отлично вижу. И я знаю, что между нами все кончено. Но, Господи…
Мой голос снова срывается и теперь я уже не плачу, а рыдаю. Из носа текут сопли, желудок сводит судорогой.
— Мне так страшно. — Я говорю чистую правду. — Я в полном ужасе. Ведь я люблю ее. Безумно люблю. И сколько бы я не пытался перестать любить ее, ничего не выходило, я просто не в состоянии выкинуть ее из сердца. Я знаю, что никогда не найду человека, способного сравниться с ней. Никогда и никого не полюблю так же сильно, как ее. И еще я знаю, что никогда не перестану мечтать о ней. Каждый день, каждую ночь. Я должен продолжать жить с этим грузом, понимая, что она больше не будет моей. Должен. Но мне очень страшно.
Я закрываю лицо руками. Плакать больно, рыдания душат. Приходится бороться за каждый вдох. Глаза у меня зажмурены. Я забираюсь в кресло с ногами, съеживаюсь в комок.
— Эй! — кричит мне Мелани и дважды хлопает в ладоши. — Ник, зачем ты прячешься?
Я дышу, дышу, дышу, дышу, дышу.
— Ник, — повторяет она, наклоняясь вперед, упершись локтями в свои желеообразные колени. — Ник, послушай меня. Мне нужно, чтобы ты выпрямился. Окей? Выпрямись сейчас же.
Я пытаюсь сделать как она велит.
— Окей, славно. А теперь я хочу, чтобы ты опустил обе ноги на пол. Отлично. Почувствуй ковер под ногами. Я хочу, чтобы ты вновь обрел душевное равновесие. Когда у тебя начинается приступ паники, вот как сейчас, то ты своими действиями только ухудшаешь ситуацию. Паника — это план бегства, способ, который люди используют, чтобы уклониться от проживания настоящих эмоций. Паникуя, ты доводишь себя до такой степени неадекватности, что переживаешь уже не из-за реальных проблем, а из-за самого приступа паники. Понимаешь? Если все время бежать от своих чувств, то никогда не научишься справляться с ними. В данный момент ты напуган. И расстроен тоже, но, в основном, напуган. Поэтому я хочу, чтобы ты сейчас мысленно обследовал свое тело. Попытайся понять, где именно скрывается твой страх. В голове? В животе? В ногах? А потом прими страх. Исследуй его. Попытайся отыскать его истоки. Ник, поверь мне, боязнь страха всегда хуже, чем сам страх. Потому что, когда ты примиряешься со страхом, становишься с ним единым целым, то он утрачивает свою силу. И в конце концов исчезает полностью. После чего ты обретаешь свободу. Но Ник, если ты продолжишь убегать, то никогда не совладаешь со своими чувствами. Старые страхи и душевные травмы будут преследовать тебя до конца жизни. Ты меня понимаешь?
Я отвечаю, что да, вытирая нос рукавом. Я больше не плачу. Глаза опухли, в горле саднит.
— Отлично, — она резко выпрямляется, из-за чего ее спина хрустит. — Послушай, мне нужно обсудить с тобой еще кое-какие вопросы. Но сперва я хочу сказать тебе две вещи. Первое: поверь мне, ты абсолютно не способен кого-либо полюбить. Твои чувства к Зельде, на самом деле, следует называть иначе.
Я сжимаю руками металлические подлокотники и стискиваю зубы.
Но не говорю ни слова.
Равнодушно улыбнувшись мне, она продолжает:
— Зельда тебя использовала. Она начала стареть и наверняка испугалась, поскольку, судя по твоим словам, всегда была озабочена собственной внешностью. И тут появляешься ты — молодой, симпатичный, всецело преданный ей — чем она и решает воспользоваться. До твоего благополучия ей дела нет. С твоей помощью она удостоверилась, что все еще остается привлекательной, как на физическом уровне, так и на эмоциональном, а затем обманным путем вновь подсадила тебя на наркотики. Ты прав, Ник, она — черная дыра. Так что никакой любви между вами нет, как бы сильно тебе не хотелось в это верить. Только созависимость и взаимная эксплуатация.
Возражать ей я не могу, так что просто делаю глубокие вдохи через нос и киваю головой. Ну, а что мне еще остается? Мне нужна ее благосклонность, если хочу выбраться отсюда. Так что, я киваю и киваю, как полный идиот.
А Мелани все улыбается, раздуваясь от самодовольства.
— Напоследок я хотела бы еще обсудить с тобой твое расписание по «12 шагам». Помнится, ты говорил мне, что не веришь в программу «12 шагов», я права?
Я снова стискиваю зубы.
— Ну, нет, не совсем так. Я просто хочу сказать, что несколько разочаровался в ней, понимаете? Каждый раз, когда я возвращался к трезвой жизни, то фанатично следовал заветам программы. Я полностью посвящал себя ей: каждый день ходил на собрания, работал с наставником, штудировал заветы «12 шагов» и другую сопутствующую литературу столько раз, что уже наизусть эти книги могу цитировать. Но проблема в том, что несмотря на все мои усилия рецидивы продолжают повторяться, понимаете? И я понятия не имею, случается ли это из-за того, что программа мне не подходит или потому что я что-то делаю неправильно.
Теперь уже Мелани кивает с умным видом.
— А что насчет Высших Сил? Что ты можешь сказать по этому поводу?
Я хрущу костяшками левой руки.
— Не знаю. Наверное, проблема тут та же самая. Я отчаянно стремлюсь уверовать, понимаете? Молюсь, медитирую, изучаю соответствующую литературу. Но мне это никак не помогает, срывы продолжаются, и поймите, в глубине души, после всего, что было, я по-прежнему остаюсь атеистом.
Мелани почему-то продолжает кивать головой.
— Хорошо, Ник, это рядовая ситуация. Но дело в том, что без программы «двенадцать шагов» и без веры в Высшие Силы у тебя ноль шансов на «трезвую» жизнь. Я впечатлена твоим прогрессом в области отношений с девушкой и собиралась снять тебя с испытательного срока, чтобы ты мог выезжать за пределы центра вместе с другими клиентами, но, боюсь, что я не смогу сделать этого, если ты не согласишься ходить на собрания «12 шагов», как минимум, шесть раз в неделю. Мне нужно, чтобы ты как можно скорее выбрал себе наставника и вместе с ним начал работать над «шагами», хорошо? Это твой единственный шанс, Ник. Поверь мне, ты ничем не отличаешься от миллионов других людей, чьим жизни изменились благодаря программе «12 шагов».
— Ага, — отвечаю я, — все понятно. Я правда хочу снова стать участником программы. Ну, я же видел, как здорово она помогла моим друзьям из Л. А.
Мелани медленно поворачивается в своем кресле, берет со стола стопку бумаг и ручку.
— Значит, ты согласен посещать шесть собраний в неделю? — спрашивает она.
Я говорю, что да и она ставит маленькую галочку в углу одной из страниц.
— И ты подыщешь себе наставника к концу недели, верно? И найдешь Высшие Силы?
Я с трудом сдерживаю смех.
— Да, — отвечаю я. — Само собой.
Она ставит еще одну галочку и с улыбкой смотрит на меня.
— Ну вот, поздравляю. Твой испытательный срок официально закончен. Признаюсь, что я очень впечатлена твоими успехами, Ник. Так держать.
Я улыбаюсь в ответ.
А что еще делать-то?

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина, Проебы Никки

---

— «Фаворитка» — ваш первый фильм в жанре костюмно-исторической драмы. Хотелось бы узнать, насколько вам было комфортно отступать от своего абсурдистского метода. Все-таки это кино по мотивам реальных событий.

— Ну, таким его видела Дэвис. А мне-то хотелось создать что-нибудь более остроумное и занимательное, передать другое видение прошлого. Снимать обыкновенную костюмную драму, делая вид, что разбираешься в истории, — это слишком банально и скучно. Мне нравится, что действие происходит в прошлом потому, что так сюжет автоматически получается условным и вымышленным. Прошлое создает дистанцию, возбуждает фантазию.

Когда я снимаю фильмы в современном антураже, то большую часть времени ломаю голову на тем, как придумать занимательную историю, чтобы она походила на реальность, но все же была условной. Меня же никогда не интересовала реальность, в кино я пришел именно за возможностью создать свой условный мир. Я хотел сделать историю Анны актуальной и понятной сегодняшнему зрителю, поэтому язык в картине современный. А когда мы создавали исторические костюмы, то пользовались современными материалами и технологиями. Мои герои беседуют, танцуют и прогуливаются так, как это делали бы люди сегодня. Да, мы используем барочную музыку, но разбавляем ее композициями наших дней. Мне не нравится, когда исторические и костюмные драмы снимаются с претензией на точное воспроизведение прошлого. Как будто мы можем что-то точно знать о живших тогда людях! Думаю, подобные попытки приближения к реальности, лишь отдаляют ее от нас. Правды нет, точнее, она всегда субъективна, и в своей картине я довольно ясно даю понять, что меня не интересует историческая правда. Так честнее.

[x]

Вот да, согласен с Лантимосом. Странные люди те, кто ждал от его "Фаворитки" историчности

@темы: фильмы

---

Для порядка принесу наши со стотыщ смешнявочки по Салли Фейс и сюда

@темы: фотошоп сделал мне хорошо, Эстер, Когда Ларри встретил Салли

---

Глава вторая, где Дэвид продолжает делиться милыми историями из жизни Никки и рассказывает как именно познакомился с Карен.

Красивый мальчик

2

Проооосыпайтесь!
Проснитесь! Проснитесь! Проснитесь!
Да, именно вы!
Вам уже пора вставать!
С вами говорит Мистер Сеньор Любимый Дэдди.
Ваш драгоценный радиоведущий.
Единственный человек в мире, готовый пахать двенадцать часов кряду, здесь, на радиостанции МЫ ЛЮБИМ, 108 FM.
Последние в вашем списке радиостанций, но первые — в ваших сердцах.
Вы знаете, что я говорю правду.

Сегодняшнее холодное осеннее утро начинается с того, что Ник декламирует вступительный монолог из одного своего любимого фильма — «Делай, как надо!». Мы одеваемся и идем в парк Золотые Ворота.
— Посмотри на эти, оранжевые! — восклицает Ник, пока мы прогуливаемся по цветочной оранжерее. — Ой, а вот зеленые и красные и золотые! Тут как будто великаны прошлой ночью прогулялись и все красками разрисовали.
Когда мы возвращаемся домой, Ник помогает мне приготовить тесто для блинов. Он согласен делать все, что угодно, только яйца разбивать не готов, не хочет, чтобы к рукам липла «гадость». Он говорит, что блины по размеру должны быть такими же, как у Дядюшки Бака.
В одноименном фильме блины получились настолько большими, что дядюшке Баку пришлось использовать лопату для снега вместо обычной кулинарной лопатки.

У нас по всей квартире разбросаны детские вещи, хотя я неоднократно пытался ограничить сферу влияния Ника пределами его комнаты.
Можно каждый день убираться, а детская одежда так и будет валяться повсюду. Еще на полу лежат настольные игры (вчера ночью он мучил меня игрой в «Стратего»), коробочки с видеоиграми (мы дошли до предпоследнего уровня в «Зельде»), а в центре гостиной разлилось разноцветное море деталей Лего.
По правде говоря, детали Лего можно найти где угодно: в ящике со столовым серебром, под диванными подушками, в горшками с комнатными растениями.
Однажды у меня сломался принтер и вызванный мастер обнаружил, что причиной неисправности послужила деталь Лего, застрявшая в лепестковом сцеплении.

Дожидаясь пока приготовятся блинчики, Ник сидит за кухонным столом, под коллекцией собственных рисунков, развешанных по стенам, и что-то пишет большим красным карандашом на линованной бумаге.
— Мы вчера пекли пиццу в школе, — говорит он, — нам разрешили выбрать между чеддером и Монтерей Джеком. Эй, а ты знаешь, что означает «ооо»? Кто-то сказал, что Джейк поцеловал Елену, и все дети такие: «оооооо». А ты знал, что совы могут поворачивать голову на сто восемьдесят градусов?
Я ставлю перед ним тарелку с блинчиками (удручающе среднего размера). Ник поливает их кленовым сиропом с криком:
— Поберегииись! Горячая лава!
Я в это время кладу в его коробку для ланча бутерброд с арахисовым маслом, сэндвич с джемом, морковные палочки, яблоко, печенье и коробочку с соком.
Он собирается в школу. Напевает «Eensy Weensy Spider», пока завязывает шнурки. Мы опаздываем, так что я поторапливаю его. Вскоре он уже сидит на заднем сидении в машине и плюется в своего плюшевого Папу-медведя.
— Что ты делаешь?
— Он в яме со слизью. Почеши мне колено?
Я тянусь назад и щекочу его ногу, из-за чего он тут же начинает истерично хихикать.
— Все, все, перестань! Я просто хотел вспомнить, что чувствуешь, когда тебя щекочут.
Сменив тему, Ник спрашивает, можно ли ему изучать в школе не испанский, а клингонский.
— Почему именно клингонский?
— Тогда мне не придется читать субтитры в фильмах Стар Трек.
Я паркуюсь рядом со школой за несколько минут до звонка. Умение привозить его в школу вовремя я считаю своим величайшим ежедневным достижением, но сегодня что-то идет не по плану. Где же другие машины, где куча спешащих к дверям детей и где учитель, который должен встречать их на пороге?
До меня вдруг доходит.
Сегодня же суббота!

Я не верю в существование кармы, но зато постепенно уверовал в концепцию мгновенного возмездия, высказанную в одноименной песне Джона Леннона. Суть концепции сводится к «что посеешь — то и пожнешь» и верность этих слов лишний раз подтверждается, когда моя девушка поступает со мной точно так же, как я обошелся с женой (на самом деле, ее действия менее предосудительны: она-то сбегает с Южную Америку с парнем, которого едва знает). Я, само собой, впадаю в отчаяние и Нику приходится не только справляться с моей тоской, но и терпеть вереницу девушек, появляющихся в моей жизни одна за другой, на протяжении следующих нескольких жалких месяцев, пока я пытаюсь залечить душевные раны. Некоторые из девушек дарят Нику подарки, но никто из них не может заменить ему мать. Происходящее походит на сюжет ситкома «Ухаживание за отцом Эдди», вот только Эдди никогда не встречался утром с леди в кимоно, поедающей на кухне его хлопья «Lucky Charms».
— Вы кто? — спрашивает Ник.
Нетвердой походкой он направляется к кухонному столу, пересекая ярко освещенную комнату с черно-белым клетчатым линолеумом на полу. На нем пижама и тапочки в виде Оскара, персонажа Улицы Сезам. Его вопрос адресован женщине с кучей афрокосичек на голове. Она художница, на одной из ее недавних выставок была коллекция раскрашенных вручную фотографий интимных частей ее тела.
Женщина представляется и говорит:
— А я и так знаю, кто ты такой. Ник. Я о тебе наслышана.
— Я о вас не слышал ничего, — отвечает Ник.

В другой раз мы с Ником ужинаем в итальянском ресторане на Честнат-стрит в компании кудрявой блондинки с бутылочно-зелеными глазами. На свидания к ней я хожу вместе с Ником, мы уже успели поиграть во фрисби в парке Марина Грин, а в воскресенье ездили на матч команды Сан-Франциско Джайентс, где Ник поймал улетевший за пределы поля мяч.
Вернувшись в квартиру после ужина, мы все вместе смотрим «5000 пальцев доктора Т.». Девушка листает журналы в гостиной, пока я укладываю Ника спать и читаю ему вслух до тех пор, пока он не засыпает.
Как правило, я соблюдаю осторожность и запираю дверь в свою спальню, но в этот раз забываю об этом.
Утром Ник забирается ко мне в постель. Когда он замечает девушку, которая просыпается и встречается с ним взглядом, то спрашивает:
— Что ты тут делаешь?
Она выдает гениальный ответ:
— Я здесь ночь провела.
— А, — говорит Ник.
— Это как вечеринка с ночевкой.
— А, — снова повторяет Ник.
Я отправляю Ника в его комнату, велю ему одеться.
Позже я пытаюсь объяснить ему, что произошло, но отлично понимаю, что совершил огромную ошибку.

Вскоре я осознаю, что образ жизни «папаши-холостяка» не очень-то хорошо сказывается на воспитании Ника и поэтому временно завязываю со свиданиями. Решив больше не повторять позорные и чрезвычайно болезненные ошибки, которые и привели к моему разводу, а также к череде расставаний с другими женщинами, я провожу дни в одиночестве, посещаю психолога и занимаюсь самоанализом.

В наших с Ником жизнях воцаряется покой. На выходных мы гуляем по набережной Эмбаркадеро, минуем район Телеграф Хилл и поднимаемся к Башне Койта, ездим по канатной дороге в Китайский квартал за дим-сам и петардами, ходим вместе с нашими соседями, неофициальными крестными родителями Ника, смотреть фильмы в кинотеатр Кастро, где органист играет «Whistle While You Work» и «Сан-Франциско» на позолоченном органе от Wurlitzer перед началом сеансов.
Ездим на электропоезде в Беркли и гуляем там по Телеграф-Авеню, наблюдая за нашими старыми знакомыми, такими как: женщина, к чьей одежде прилеплены десятки кусочков тостов и Обидчивый Обнаженный Мужчина, проходящий мимо нас небрежной походкой.
По вечерам в будние дни, после того, как Ник заканчивает с домашней работой, мы играем в разные игры. Часто готовим вместе. И читаем. У Ника много любимых книг: «Излом времени», произведения Роальда Даля, «Неудачники», «Хоббит».
Однажды вечером, перед одним из многочисленных не-праздничных застолий Ника, к которым он пристрастился после прочтения «Алисы в стране Чудес» и «Алисы в Зазеркалье», мы подходим к делу особенно серьезно, накрываем на стол и тщательно рассаживаем плюшевых зверей. Так и ужинам в окружении плюшевых игрушек, восседая на мягких подушках, словно султаны.

Однажды вечером, летом 1989 года, я ужинаю в гостях у друзей, а напротив меня сидит женщина, которая приехала из Манхэттена, чтобы навестить своих родителей в Марин.
Карен, темно-каштановые волосы, простое черное платье, работает художником. Помимо этого она пишет (и сама же иллюстрирует) детские книги.
Карен говорит, что завтра улетает обратно в Нью-Йорк, а я упоминаю в разговоре, что поеду туда на следующей неделе, чтобы взять одно интервью.
Воцаряется неловкое молчание.
Друг, сидящий рядом со мной, протягивает мне бумагу с ручкой и шепчет на ухо: «Возьми ее номер».
Так я и поступаю.

На следующий день звоню ей в дом к ее родителям. Я слышу, как она просит мать сказать, что ее нет дома, но мать эту просьбу игнорирует и все равно подзывает Карен к телефону.
Да, говорит она, я встречусь с вами в Нью-Йорке, когда будете там.
Наше первое осторожное свидание проходит на вечеринке у друзей в Верхнем Ист-Сайде. Из музыкального центра гремят песни «Fine Young Cannibals», официанты снуют по залу, предлагая гостям канапе и шампанское, а позже я веду ее сквозь душную ночь через весь Манхэттен, провожая до ее лофта в центре. Прогулка занимает пару часов и все это время мы болтаем без умолку. Всякий раз, как на глаза попадается продуктовые магазины, мы покупаем там фруктовый лед.
Когда мы прощаемся у ее входной двери, за окнами уже занимается рассвет.

Мы с Карен общаемся по телефону и шлем друг другу письма. Встречаемся каждый раз, как она приезжает навестить родителей или я отправляюсь по делам в Нью-Йорк.

Спустя шесть месяцев, во время ее очередного визита в Сан-Франциско, я знакомлю Карен с Ником. Она показывает ему свои наброски, и они несколько часов подряд рисуют кадры для мультфильма. Они трудятся целыми днями напролет, разрисовывая длинные полоски уплотненной бумаги, создавая тщательно продуманную сценку в парке, с участием Оскара Ворчуна, пухлого человека, поедающего сэндвич с тунцом на скамейке, тощего мистера Лаудла вместе с его малышом-лопухом, Мистера Парика и семейной пары мистер и миссис Без Тел (у них нет тел).

Прожив шесть лет на пятом этаже в здании, находящемся в тени Всемирного Торгового Центра, Карен переезжает к нам, в Сан-Франциско.
Возможно, Ник просто стремится воспользоваться новоприобретенными возможностями, чтобы заслужить чужое одобрение, когда окончательно осознает, что Карен останется с нами надолго, но вот что он пишет о ней в одном из своих школьных сочинений:
«Она жила в большом лофте над рестораном «Ham Heaven». Лофт у нее был классный, можно было жечь фейерверки на крыше… Она решила вернуться в Сан-Франциско, чтобы жить здесь с ее новой семьей, то есть, со мной и с моим папой».

Вскоре мы арендуем дом в Саусалито, расположенный неподалеку от моста ведущего в город, потому что хотим, чтобы у нас был задний дворик. Наш дом считается одним из старейших зданий в городе. Это дом, построенный в викторианском стиле, покосившийся, с дырявой крышей. Внутри теплее, чем снаружи, но ненамного. Чтобы справиться с холодом, мы все время поддерживаем огонь в камине, а на ночь укрываемся толстыми стегаными одеялами. Закутавшись в пуховики, мы втроем прогуливаемся вдоль берега и переправляемся в Сан-Франциско на пароме, проплывая мимо острова Алькатрас.

Мы едем в школу Ника вместе с другой родительской четой, чей ребенок ходит в тот же класс, что и он.
Ник, сейчас он учится в четвертом классе, играет в местной команде Малой бейсбольной лиги. Мы с Карен приехали поболеть за него.
Он — второй бейсмен, стоит на поле, сосредоточенный и спокойный, в своей зеленой бейсбольной футболке и в кепке с логотипом «Брэйвз». Другие мальчишки вовсю дурачатся, но Ник держится торжественно. Его тренер рассказывает нам, что в своей команде Ник считается лидером, остальные дети обращаются к нему за советом.
Родители часто расхваливают своих детей, но спросите любого из знакомых Ника и сами услышите, какой он веселый, креативный, заразительно-жизнерадостный.
Без каких-либо видимых усилий, Ник частенько оказывается в центре внимания, вне зависимости от того, участвует ли в школьных спортивных соревнованиях или веселится на вечеринке.

Однажды к нему в школу наведывается кастинг-директор, наблюдает за детьми на детской площадке, а потом разговаривает с некоторыми из них. Тем же вечером она звонит нам домой и спрашивает, не буду ли я возражать, если Ник снимется в телевизионном рекламном ролике. Я обсуждаю с ним этот вопрос и Ник говорит, что затея ему по душе, поэтому я даю свое согласие.
Мы разрешаем ему потратить десять долларов, а остальные вырученные деньги кладем на его счет для колледжа.

Рекламный ролик, снятый для автомобильной компании, начинается с того, что зрителям показывают группу детей, сидящих кружком на полу в детском саду. Их учительница, устроившаяся на детском стульчике, читает вслух, а потом закрывает книгу и кладет ее к себе на колени.
— Итак, дети, — говорит она, — что вы поняли из истории про Дика и Джейн?
Маленькая девочка с большими голубыми глазами и волосами заплетенными в косичку говорит:
— Дом — это мама.
После нескольких подобных ремарок, серьезный темноволосый мальчик спрашивает:
— А что насчет Спота?
Ник поднимает руку и учитель обращается к нему.
— Николас?
— Спот — это внутреннее я, животная сила, ищущая освобождения.
Девочка с большими карими глазами, чьи волосы собраны в хвостик на затылке, закатывает глаза и передергивает плечами.
— Вечно Николас приплетает Фрейда, — сердито замечает она, подпирая подбородок кулаком.
Ролик заканчивается сценой, где все дети покидают школу после окончания уроков. Они бегут к машинам своих родителей, выстроившихся в линию рядом с учебным заведением. Ник усаживается на заднее сидение «Хонды», и мама спрашивает его:
— Николас, как прошел день в школе?
Он отвечает:
— Да так, ничего нового.

Спустя месяц или два с того момента, как рекламу начали крутить по телевидению, мы отправляемся в кино. Какой-то-то мужчина в кожаной куртке с шипами и черных мотоциклетных сапогах узнает Ника.
— О Боже! — громко восторгается он, указав на него. — Это же Николас!

В мае мы с Карен женимся на заднем дворе дома ее родителей, под аркой украшенной розами и бугенвиллией. Ник (ему сейчас девять), чьи худенькие руки и шея торчат из оксфордской рубашки с короткими рукавами, сильно нервничает, несмотря на все наши попытки успокоить его.
Однако, на следующее утро он, похоже, испытывает огромное облегчение.
— Все по-старому, — говорит он, обведя взглядом меня, Карен, комнату, и вновь посмотрев на меня. — Это так странно.

— Мисс Эми, она была скупой старой сукой. Все мачехи такие, — Трумен Капоте неплохо подытоживает общее мнение о мачехах.
Ничего нового.
Еще Еврипид писал: «Лучше слуга, чем мачеха».
И все же Ник и Карен постепенно сближаются.
Может, я вижу только то, что хочу видеть?
Надеюсь, что нет. Мне так не кажется.
Они продолжают рисовать вместе мультфильмы и картины. Они всегда занимаются «совместным рисованием», то есть, сперва один что-то добавляет на рисунок, потом второй, и так далее.
Они изучают книги об искусстве и обсуждают различных художников. Карен водит Ника по музеям, где он сидит на полу в галереях, с блокнотом на коленях. Он делает лихорадочные наброски и зарисовки, вдохновляясь работами Пикассо, Элмера Бишоффа и Зигмара Польке.
Карен учит его французскому и проверяет, хорошо ли он запомнил те или иные слова во время их поездок на машине, а еще они ведут очень забавные разговоры про их любимые книги, про его одноклассников и про фильмы. Особенно они любят те, где снимались Питер Селлерс и Лесли Нильсен («Инспектор Гаджет», «Аэроплан!», «Голый пистолет» и его сиквелы).
По какой-то причине они «убивают» четыре вечера подряд на попытки посмотреть «Полианну», но каждый раз начинают клевать носом и выключают фильм. Однако, в пятый вечер им все же удается досмотреть его до конца. После этого у них входит в привычку перебрасываться фразочками оттуда.
— Карен, не суй свой маленький любопытный носик куда не следует, — говорит Ник, подражая выговору Агнес Мурхед.

Ник пытается уговорить меня поиграть в видеоигру под названием «Street Fighter II», но я быстро устаю от всех этих драк, боданий и укусов. А вот Карен не только наслаждается игрой, но и умудряется обыгрывать самого Ника. Кроме того, она любит ту же музыку, что и он и, в отличие от меня, никогда не просит его убавить звук.

Ник и Карен дразнят друг друга. Постоянно. Иногда она перебарщивает и он злится.

Когда мы выбираемся куда-то поесть, они вечно заказывают молочные коктейли. Ник пьет медленно, наслаждаясь вкусом, а Карен мигом выпивает свою порцию и пытается украсть коктейль Ника.

Они играют в одну словесную игру и смеются до упаду.
Карен говорит:
— Дейв.
Ник:
— Живет.
Карен:
— С.
Ник:
— Обезьяньей.
Карен:
— Задницей.
Я поднимаю взгляд от журнала и говорю:
— Очень смешно.
Ник отвечает:
— Прости. Жил…
Карен:
— Был.
Ник:
— Некий.
Карен:
— Парень.
Ник:
— Который.
Карен:
— Сказал.
Ник:
— Что.
Карен:
— У Дейва.
Ник:
— Обезьянья.
Карен:
— Задница.
Они продолжают играть, повторяя эту фразу на разные лады. Я закатываю глаза.

Карен много работает и не хочет взваливать на себя еще и материнские обязанности, но она все чаще подвозит Ника в школу, а однажды вечером готовит на ужин мясной рулет. Рулет получается ужасным и Ник отказывается его есть.

Карен постоянно напоминает Нику, что ему нужно класть салфетку на колени, чем выводит его из себя.

Она нанимает его для выполнения нехитрой работы по дому, просит, чтобы он убивал слизняков в саду. Ник получает по десять центов за каждого слизня. Он кладет их на лопату и перебрасывает через забор, в лес.
Сама Карен, которую Ник зовет мамой, мамаситой или КБ (она в ответ называет его Спутником) признает, что такого рода отношения для нее в новинку.
Как-то раз, когда она сидит в машине вместе с Ником и Нэнси (своей матерью), усталый Ник, внезапно расстроившийся из-за какого-то пустяка, начинает плакать. Это сбивает Карен с толку. Она спрашивает у Нэнси:
— Что с ним такое?
Нэнси отвечает:
— Он же маленький мальчик. Маленькие мальчики плачут.
В другой раз они с Ником проводят вечер в доме ее родителей и Карен замечает, что когда они собираются у телевизора, то Нэнси прижимает Ника к себе и гладит его по спине. Ему это, похоже, очень нравится.
Карен рассказывает мне об этом, как о каком-то божественном откровении.
Она говорит, что поначалу Ник казался ей чужаком. Раньше ей не доводилось подолгу общаться с детьми.
— Я этого не ожидала, — сказала она, — понятия не имела, сколько всего упускаю.
Она не всегда радуется общению с ним. Порой Ник ведет себя грубо. Мне он тоже грубит, но мачехам и отчимам вечно достается сильнее. Время от времени Карен сетует, что хотела бы быть настоящей матерью Ника, но она отлично осознает, что никогда ею не станет. У него уже есть мать, он ее обожает и всецело ей предан. Карен постоянно напоминают о том, что она мачеха, а не мать. На нее возложена огромная ответственность, но она лишена родительского авторитета.
Иногда я отмалчиваюсь, стоит ей завести разговор о локтях на столе, но, несмотря на то, что я вечно призываю ее открыто высказывать свое мнение, чаще встаю на сторону Ника.
— У него хорошие манеры, — принимаюсь настаивать я и только позже понимаю, что опять подрываю ее авторитет.
Хуже всего, пожалуй, то, что Ник испытывает чувство вины из-за своей привязанности к женщине, не являющейся его матерью. В книгах, где рассказывается о том как стать хорошей мачехой (они лежат у Карен на прикроватном столике), сказано, что это распространенное явление.
Порой отсутствие Вики чувствуется особенно остро. В те моменты, когда Ник скучает по ней, на помощь приходит телефон, хотя, послушав ее голос, он, бывает, грустит еще сильнее. Мы внушаем ему, что он волен ездить к ней так часто, как это только возможно, и может сколько угодно говорить с ней по телефону. Пытаемся заставить его обсуждать с нами эту тему.
Больше ничего в голову не приходит.
Я ощущаю, что в душе Ник идет тяжелая борьба, его словно тянут в разные стороны, как канат.
Он все еще хранит плюшевого краба и панд, но вешает на стену в своей комнате плакат Нирваны. Хотя он по-прежнему старается плыть против течения и сражается с шаблонными идеями и стереотипами, но с каждым днем на его поведении все сильнее и сильнее сказывается давление со стороны сверстников.
В десять лет он неуклюжий и скрытный, часто надевает неряшливую фланелевую одежду и шаркает по дому в паре громоздких ботинок Dr. Martens. На глаза свешивается челка (аля Курт Кобейн) и он красит волосы хной. Я разрешаю ему сделать это, предварительно взвесив все «за» и «против», но заставляю постричься, несмотря на бурные протесты. Прежде чем вступить с ним в спор, я обязательно обдумываю, действительно ли это необходимо. Порой Ник капризничает, но не больше, чем другие знакомые нам дети.
Он получает несколько замечаний от учителей, например, за то, что пишет в тетрадке «София отстой» (София — своевольная девочка из его класса).
Однажды его вынуждают письменно извиниться за сорванный урок испанского.
Но, в основном, Ник все еще остается прилежным учеником.
Классный руководитель пишет в табеле успеваемости о его «расцветающем чувстве доброты и эмпатии» и заканчивает свою заметку словами: «Ник, несомненно, сделает наш мир лучше, и я задаюсь вопросом, какой именно способ он для этого изберет».
------------
Перейдя по ссылке http://bobsluggish.livejournal.com/4983.html вы можете посмотреть небезыинтересное видео, где (в режиме слоумошена) демонстрируется уничтожение игрушечной модели машины Chevrolet Suburban 1950 года. Смотрится эффектно)

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

киса ушла в в загул с кумиром детства и текилой (и травкой). Текила на вечеринках чревата новым секс-опытом, маленькая киса... Хотя мне кажется, что киса это прекрасно знает в какой момент текилу стали пить с живота Тимми, мм?

Timothée Chalamet having fun is my favourite thing in the entire world 🤘🏼 pic.twitter.com/dluceTbiXi

— 𝔠𝔥𝔞𝔩𝔞𝔪𝔢𝔱 𝖆𝖗𝖙 (@dettchalamet) 31 января 2019 г.

@темы: шаламэ мое шаламэ, видяшки

---

Рами очень смешная лягушка)

@темы: видяшки

---

смеюс.
фотограф, решивший снять кису в туалете слишком много знает


Шалама в туалете (выжидает)

и еще немного слитых фоток с недавних фотосессий

@темы: шаламэ мое шаламэ

---

Сид и Нэнси


Вот сложно было Олдмену за эту роль Оскар выдать? Тут-то он заслужил.
Судя по статье из Вики, сразу после выхода фильм обвинили в романтизации наркомании и нехватки морали. Не знаю жив ли тот критик, кто это писал, но если да, хотелось бы показать ему КМ с его посредственными рейтингами и отзывами и спросить, все еще ли он уверен в своей позиции. Дурость несусветная, по-моему, обвинять "Сид и Нэнси" в романтизации чего-либо. В фильме полно эпизодов, наглядно демонстрирующих, что главные герои были теми еще дегенератами и героиновая зависимость им счастья не принесла.
Это как с недавно вышедшим трейлером фильма про Банди.
Реальный Банди: очаровал дохуя народу.
Фильм: демонстрирует, что Банди очаровал дохуя народу.
Общественность: негодует.
Если человек не в состоянии без шпаргалки понять, что быть маньяком или наркоманом плохо - это не проблема киноискусства. А отрицать, что наркоманы все еще могут любить, пусть их любовь и нездорова, тоже дико.
Мне все очень понравилось. Сюжет, актеры, операторская работа. Замечательно, когда оператор с режиссером шарят в цветовых схемах.

10 из 10.

Кэнди


Люк Дейвис, написавший сценарий к Кэнди (в основе лежит его же роман), работал и над сценарием КМ (ну, видно, не шибко работал), а еще в фильме одну из главных ролей сыграл Хит Леджер, как тут пройдешь мимо. Хит, похоже, для роли наркомана не особо пытался худеть, что становится особенно ужасно-ироничным с учетом его дальнейшей судьбы. В фильме рассказывается история художницы и несостоявшегося поэта, постепенно скатывающихся на дно из-за пристрастия к наркотикам.
Художница еще в первой половине фильма отправилась работать на панель и я было приготовился негодовать, что тут продают второй "Реквием по мечте", но потом она стала настойчиво гнать на панель и Хита-поэта. Вот это равноправие в семье, это я понимаю
Друг молодой героиновой семьи, пожилой гей-наркодилер (Джеффри Раш), тоже советовал поэту пойти на панель, суля большую выручку за продажу своей жеппы, но в последний момент поэт испугался (а вот Никки...) и вместо того обокрал одного из потенциальных клиентов.
После этого герои еще немножко пожили счастливо, но героиню на героине угораздило забеременеть, а беременность плохо совместима с попытками в детоксикацию на дому. И дальше у них все было только хуже, хуже, хуже. Отличная драма без одноногих собачек, со светлым финалом. Тут, кстати, тоже немного затронули тему жития-бытия родителей наркомана и неплохо осветили этот вопрос.
Больше всего запомнились сцены с разрисованными стенами и небольшой монолог художницы о том, что она с детства живет со "сжатыми кулаками" и никак не может расслабиться из-за давления со стороны авторитарной матери.
8 из 10.
Какой же Леджер был талантливый(


Полярный


Новый задорный трешак от Нетфликс, с Мадсом-киллером в главной роли. "Мадс-киллер против пенсионной реформы". Только мы со стотыщ в начале фильма восхитились тем, что бывают преступные организации, оплачивающие киллерам пенсии, как оказалось, что преступные организации жмоты не хуже правительства России и ты поди попробуй из них эту пенсию выбить.
Услада глаз для тех, кто хочет лишний раз полюбоваться задницей Мадса, Мадсом в цепях, Мадсом в снегах, Мадсом, раздающим заслуженные пиздюли... Фильм несколько неровный, быть одновременно разухабистым трэшем веселеньких расцветок и драмой - сложная задача. Последние десять минут лучше всего остального, они неожиданно вытаскивают фильм куда-то на уровень Леона.

6 из 10.



Сможете ли вы меня простить?


Основанная на реальных событиях история, про писательницу с дурным характером, решившую начать подделывать письма знаменитостей прошлых лет, чтобы подзаработать. Ее главный талант - умение растворяться в чужой личности, в то время как она сама людей умеет только отталкивать. Грант же играет ее друга-гея-алкоголика-подельника. Играет отлично, но его второстепенная роль - обычная второстепенная роль, т. е., процентов 40 от всего экранного времени. Проще говоря, сравнив всех кандидатов этого года, я теперь уверен на сто процентов, что Али собирает награды заслуженно. Потому что ему чертовски повезло с фильмом, где, по сути, две главные роли. Что, естественно, никак не оправдывает отсутствие номинации на Оскар у Шаламы.
"Сможете ли вы меня простить?" менее печальный, чем я думал, ироничный, славный. Хоть бы раз ошибиться насчет смерти домашнего животного в фильме!
7 из 10.
-----------
А из новых интересных сериалов советую обратить внимание на Сериал Розуэлл, Нью-Мексико 2019. Особенно если вы любитель Кинга. Потому что тут тоже есть маленький городок, переполненный сверхъестественными событиями. Например, хороший знакомый главной героини - инопланетянин, много лет живущий на Земле.

@темы: фильмы, Эстер, страна муми-троллей, Сериал Розуэлл, видяшки

---

28.01.2019 в 19:51

Пишет  Elnelle:

28.01.2019 в 18:08

Пишет  let|s play murder:

Мадс в России
если кто-то еще не в курсе, 18-го февраля Мадс впервые приедет в Москву с премьерой Арктики

Пока еще не совсем понятно как там и что будет, куда кидать деньги, чтобы пожамкать Мадса, но блять, я хочу его увидеть, конечно же!

@темы: перепосты перепостов, quid pro quo

---

Церемония SAG Award 2019 прошла, в принципе, как и ожидалось. Главным сюрпризом для меня было то, что за второстепенную женскую роль наградили актрису из "Тихого места". Все остальные церемонии его игнорируют. "Лучшим фильмом" стала не Рапсодия, а Пантера (полагаю, отчасти сказался новый виток скандала про Сингера), но это ваще не утешает.
Рад трем победам миссис Мейзел, хоть один проект в дурдоме этого года собирает награды заслуженно. Сола как обычно проигнорили, Тимми тоже.
Зато Тимми продолжает продавливать БДСМ-тему, после сбруи перешел к кожаным штанам

мне кажется, что стоит взять Тимми в фильм-приквел к "Клану Сопрано". Он и сейчас выглядит как парень вступивший в мафию.
кстати, сильно порадовало, что играть молодого Тони будет настоящий сын Джеймса. Это супер-мило и правильно. узнал новость из твиттера Никки, лол, кажется, он сына лично знает.


после трех наград, словно после трех рюмок, лягушка стала увереннее в себе


ужасная попытка повторить успех сбруи
















Бейл точно успел стать лучшим другом xD

baby 😔 pic.twitter.com/MKTAAt6coq

— carla (@ChalametBagels) 28 января 2019 г.

Тимми уже и не ждал. Никто не ждал.







Из-за того, что Тимми угораздило читать меню во время вступительного слова со сцены

интернет построил миллион теорий о том, что же он читал

очень напоминает историю про Боджека и сыр из пятого сезона:

осторожнее надо быть в такие моменты, в общем



-----------------
Любителей сериала Виктория порадует новость, что Виктория 3 сезон онлайн уже есть в свободном доступе. Именно что онлайн) Это самый удобный способ просмотра сериалов, на мой взгляд. Поклонникам исторических драм определенно стоит заценить Викторию.

@темы: фильмы, шаламэ мое шаламэ, сериал виктория, видяшки

---

считаю, что сериал вышел идеальным и тихо надеюсь, что больше книги Лемони Сникета экранизировать не будут, поскольку лучше не сделать, а вот испортить - легко. Дух книг передан максимально точно.

Ночь смотрит тысячами глаз,
А день глядит одним;
Но солнца нет — и по земле
Тьма стелется, как дым.

Ум смотрит тысячами глаз,
Любовь глядит одним;
Но нет любви — и гаснет жизнь,
И дни плывут, как дым.

@темы: сериалы, видяшки

---

Глава четвертая, где Никки начал было всерьез размышлять про суицид, но тут Мироздание подсуетилось и выдало ему новую девушку.

Песня упоминается в главе, пусть будет.

Мы все проебываемся

Глава четвертая

Глава четвертая

Ну вот я и проснулся, ага? Даже раньше, чем прикроватный будильник начал трезвонить.
Некоторое время я просто лежу в постели, до подбородка натянув на себя толстое стеганое одеяло и пялюсь в чертов потолок, похожий на детали конструктора Lincoln Logs. Комнату затапливает серый, тусклый утренний свет.
Я поворачиваюсь на бок. Закрываю глаза. Снова их открываю. Пытаюсь заткнуть голоса в голове. Мной завладевает это чувство… даже не знаю.
Безнадежности, наверное.
Пока мой взгляд не сфокусирован, мозг проецирует на сетчатку глаз сцены суицида.
Кровь превращается в яд… бензин… огонь повсюду.
К моему виску прижат пистолетный ствол. Тяжелый, прохладный, осязаемый. Мой палец нажимает на курок, руку отбрасывает назад. Шум в ушах такой громкий, что барабанные перепонки лопаются.
В голову, за ухом, вонзается кухонный нож, разрезая жизненно важные артерии.
Вокруг шеи у меня обмотан собачий ошейник и поводок, другой конец поводка привязан к тяжелой деревянной балке под потолком.
Я выталкиваю из-под себя стул, чувствую тяжесть собственного тела, ощущаю как металлическая пряжка ошейника врезается в горло.
Спазмы в легких, конвульсивно дергающиеся ноги, судороги в животе.
Сексуальное возбуждение. Непроизвольное мочеиспускание.
Но, честно говоря, если я соберусь это сделать, то есть, на полном серьезе буду планировать, то выберу самый легкий способ, единственный возможный способ: вкачу себе такую огромную дозу героина, что рука устанет давить на поршень шприца.
Никакой боли.
Чистое блаженство.
Самая последняя доза.

Я пересказывал Мелани эти идеи, поскольку фантазии о смерти вообще-то выбивают меня из колеи. Она ответила, что для таких мыслей есть специальный термин, так что я и тут не уникален.
Суицидальные мысли.
Уверен, что они именно так и именуются.
Еще она сказала мне, что самоубийство было бы необратимым решением временной проблемы.
Но дело в том, что проблемы не кажутся мне временными.
В смысле, а из-за чего, как вы думаете, я начал употреблять наркотики?
Мне было двенадцать лет. Брат моего друга принес нам немного травы, всего-то одну дозу.
Мы спустились к ручью, протекавшему возле дома его родителей. Пробрались сквозь лесную чащу, где грязь и ветки плюща тянулись к нашим ногам словно тысячи цепких пальцев.
Запах.
Гнилостный, сырой, сладкий.
Мы жались друг к другу, боясь, что нас заметят копы или родители или кто-то из друзей родителей.
Бонг перешел ко мне.
Я затянулся и замер, стараясь удержать дым в своих легких как можно дольше… ощутил как наркотик проникает мне в мозг, плетет там паутину из пыльцы феи-крестной и сладкой ваты.
Я почувствовал себя (чего раньше никогда не случалось) невинным ребенком, открытым, взирающим на мир с радостным удивлением.
Мне вдруг разрешили делать все, что угодно, вести себя так, как я захочу.
Я был под кайфом.
Этого и добивался.
Но главным было другое: травка подарила мне ощущение свободы.
Меня больше ничего не тревожило.
Не нужно было пытаться помирить родителей.
Не нужно было спасать маму от жестокого мужа.
Не нужно было волноваться из-за того, что отец любит свою новую жену и детей больше, чем меня.
И ничего на свете, никто на свете, не мог меня задеть.
Мгновенное облегчение.
Цена: всего-то двадцать баксов за грамм.
Но к сожалению никто не рассказал мне, что из-за постоянного употребления со временем разовьется привыкание.
Учась в старших классах, я курил целыми днями напролет, начинал с утра и не расставался с косяками до поздней ночи, но травка на меня больше не действовала.
Мне с трудом удавалось словить хоть какой-то кайф.
Чувство облегчения испарилось.
Мне снова стало больно жить.
Требовалось нечто другое, что-то, что спасло бы меня от страданий.
А потом я подсел на тяжелые наркотики. По сравнению с ними, ребята, травка все равно, что детский аспирин.
И я рухнул на дно.
«Вниз, вниз, вниз.
Усни в постели дьявола».
Выражаясь словами Тома Уэйтса.
Но знаете, теперь, спустя столько лет, на меня даже тяжелые наркотики особого влияния не оказывают. Это-то больше всего и пугает. Потому что если я не смогу найти никакого другого способа примириться с самим собой, то тогда да, похоже, что придется покончить жизнь самоубийством.
Не самый плохой вариант, на самом деле.
Скоро до него дойду.
Но, наверное, я смогу продержаться хотя бы еще один день.
Они же именно это всем здесь в головы вбивают, верно?
Каждый день важен.
Даже каждая чертова секунда важна.

Утро вторника. Шесть часов, пятьдесят пять минут, хрен-знает-сколько секунд.
Мне просто нужно вылезти из кровати.
Это я и делаю.
Ну, то есть, я сажусь, а простыня и одеяло сползают до талии.
Сосед по комнате, Дэвид, чья кровать стоит прямо напротив моей, видимо, ушел в спортзал или куда-то еще, потому что в постели его нет.
Мудак, он, наверное, выключил обогреватель, потому что я точно помню как вставал посреди ночи и включал его, а сейчас в комнате опять холодрыга.
Вот же черт.
Мне с трудом удается натянуть на себя одежду, так сильно я дрожу.
К тому же, как я уже говорил, брюки у меня всего одни, узкие дурацкие брючки доставшиеся от почти-что-бывшей-подружки вместе с другой ее одеждой.
Втискиваться в них довольно сложно, хотя, учитывая то, что за последние шесть месяцев я сбросил примерно семь кг., это не такая уж серьезная проблема.
Клянусь, мое тело пожирало само себя, понемногу, день за днем. Когда я был «чист», ребята, то доводил себя до изнеможения различными упражнениями. Каждый день. Тренировался для забегов и триатлона, гонял, как одержимый, на велосипеде, плавал, бегал. Я был сильным, реально сильным.
Но если посмотреть на меня сейчас, то поверить в это невозможно.
Я даже на тот холм, где у нас зона для курения расположена, не могу взобраться без мысли, что сейчас блевать начну. Я слабый, бледный, болезненный.
Все руки в шрамах. Кожа трескается. Острые кости выпирают тут и там, на бедрах, на плечах. Каждый позвонок на спине виден.
Но зато я без особого труда могу влезть в хреновы джинсы.
Ура-ура.
Помимо этих брюк, почти вся одежда, которую я привез с собой, на самом деле является собственностью Зельды. Или ее знаменитого бывшего мужа. Или была куплена Зельдой для меня.
Футболка с длинными рукавами в которой я спал. Обрамленный бахромой пиджак, похожий на старый коврик. Нил Янг мог бы сняться в этом пиджаке для обложки одного из своих первых альбомов. Кеды Rod Laver от Адидас, которые Зельда мне купила, потому что ненавидела мою старую обувь. Вязаная шапка, связанная ее кузеном, которую она мне подарила. А на безымянном пальце левой руки красуется большое серебряное кольцо из ее шкатулки с украшениями — символ нашей помолвки.
Я вставляю в плеер поцарапанный CD-диск и засовываю наушники в уши.
Диск тоже ее.
Название альбома написано от руки, черным фломастером Sharpie, ее неразборчивым угловатым почерком. Некоторые буквы стерлись. «If I Could Only Remember My Name». Дэвид Кросби.
Я нажимаю «play» и выхожу навстречу холодному безмолвному утру.
Дыхание перехватывает от холода.
Я поплотнее закутываюсь в легкую куртку.
Выпью кофе, выкурю сигарету, может, успею перехватить несколько тостов с джемом.
Встречусь с Мелани, скажу ей, что все кончено и я готов двигаться дальше.
Тупая корова.
Она будет безумно горда, запишет в перечень личных заслуг удивительные перемены, произошедшие со мной. Посчитает, что это результат ее глубинного понимания человеческой натуры… ее прекрасных навыков на ниве наставничества… ее умения разбираться в хитросплетениях человеческой психологии… Ее изумительности… Похуй.
Плевать.
Пусть любуется собой сколько влезет.
Мне нужно двигаться дальше.
Других вариантов нет.
Музыка гремит в ушах.
Играет песня «Music Is Love».
Я иду к центральному зданию.
Огонь в камине пылает вовсю, свет мерцает, на стульях и столах беснуются тени.
Я опускаю голову. Наливаю слабенький растворимый кофе Folgers в фарфоровую чашку, добавляю немного ванильных сливок, размешиваю.
Беру упаковку хлеба с корицей, кладу пару ломтиков в тостер, и направляюсь к боковой двери, намереваясь покурить. Во время своей последней поездки в город Джонатан купил мне пачку сигарет (моей любимой марки), что было супер-мило с его стороны.
Толкаю тяжелую деревянную дверь.
Но тут за моей спиной раздается:
— Эй.
Я оборачиваюсь.
Местные специалисты полагают, что ненависть к себе тоже является формой нарциссизма и, видимо, Мелани не зря считает меня нарциссом, потому что услышав «эй» я тут же решаю, что человек обращается ко мне.
Поразительно, но в этот раз предположение оказывается верным.
Новая девушка (Сью Эллен, кажется?) сидит прямо у камина, читая раздел «Искусство и отдых» в New York Times (ну да, что же еще ей читать).
На голове у нее эти модные очки в стиле ар-деко, похожие на кошачьи глаза, и полосатая шерстяная шапочка. Темные волосы всклокочены. Она выгибает свою длинную изящную шею, глядя на меня.
Я сдуру указываю на себя пальцем.
— Это ты мне?
Она смеется.
— Да, тебе. Откуда ты? Твое лицо кажется мне знакомым.
С меня мигом слетает сонливость.
— Ну, вроде как из ЛА. Но рос я в Сан-Франциско. А ты?
Она наклоняет голову.
— Чарльстон, Южная Каролина. Но я бывала в Сан-Франциско. Как тебя зовут?
Я представляюсь, но она все еще не может понять откуда меня знает.
— Хм, странно, могу поклясться, что я тебя где-то видела.
— Ну, — говорю я, — моя мама с Юга. Но я там никогда не был. Боюсь, что меня сразу линчуют или типа того.
Она внезапно выпрямляется.
— Не все жители Юга — консервативные фанатики, знаешь ли. Довольно иронично, что у большинства либералов с Севера, которых я встречала, головы забиты тупыми стереотипами насчет южан, но они все равно уверены, что это мы свои стереотипы распространяем на весь остальной мир.
Я чешу в затылке, некоторое время просто изучая ее, глядя как взволнованно трепещут ее ресницы и думая о том, что она и правда очень красивая.
У нее изящные черты лица: выступающие скулы и пухлые розовые губы. Она прячет лицо за волосами, совсем как я. Кожа у нее мертвенно-бледная. Длинные, тонкие руки постоянно в движении. Ногти обкусаны, ладони исцарапаны и кровоточат.
Я перевожу взгляд на стену, покрытую желтой краской.
— Хорошо-хорошо, — отвечаю я ее, — справедливое замечание. И все равно сейчас еще слишком рано для таких разговоров. Мне нужно покурить.
Закрыв газету, она внезапно вскакивает на ноги.
— Я с тобой. Кстати, ты классно одеваешься. Давно хотела это сказать.
Я толкаю дверь и придерживаю ее, пропуская Сью Эллен вперед.
Успеваю вдохнуть ее запах. По телу прокатывается волна возбуждения.
Я закрываю глаза и открываю их вновь.
Внезапно меня разбирает смех.
До чего же это нелепо, все повторяется по кругу, снова и снова.
Сью Эллен прижимается ко мне.
— Над чем смеешься?
Я отвечаю:
— Просто так.

@темы: Музыка странного сна (с), никки сын метамфетамина, Проебы Никки