Очередной "смелый" подвиг от Арми

В смысле, да, крут, что ты сам это признаешь, но как насчет развода с Лиз. Шипперы не молодеют, часики тикают!

@темы: золотистая жопка, персиковые мужья

---

19.07.2019 в 15:37

Пишет  ILisssa:

Лайфхак

19.07.2019 в 14:35

Пишет  daily_kitten:

А как же прощальный тьмок?

via  LaLuna2706

Лол, это же Хакс едет уничтожать новые планеты и прощается с Реном

@темы: фашист и истеричка, может сила и пребудет с тобой (но особо не рассчитывай)

---

У Никки сегодня день рождения, дарю ему всю свою любовь за то, что его книги привели ко мне мою жену А батя Дэвид подарил ему новую доску для серфинга. И я как раз удачно закончил 12 главу его, батиной, книги. Инджой историей про девушку с улиц и второй рехаб в жизни Никки:

Красивый мальчик

12

12

Некоторые родители в какой-то момент свыкаются с саморазрушительными наклонностями их детей, но я - нет.
По крайней мере, порядок действий мне уже знаком. Обзваниваю полицейские участки и отделения скорой помощи. Ничего. Проходит день, другой, третий, а от него не слуху, ни духу. Я опять стараюсь объяснить Джасперу и Дейзи, что происходит. Они понимают только, что у Ника проблемы, а родители сходят с ума от беспокойства. Вспомнив инцидент с полицейскими в Инвернесс, Джаспер спрашивает:
— Ник за решеткой?
— Я звонил в полицию. Его там нет.
— Где же он спит?
— Я не знаю.
— Может быть, он ночует у своего друга.
— Надеюсь.

Я не оставляю попыток понять, что же происходит вокруг - не только с Ником, но с нашими жизнями, на которые он оказывает влияние. В присутствии наших детей я всегда сдерживаюсь, но срываю гнев на Карен. В основном, она спокойно относится к моим вспышкам бессильной ярости, но порой ясно дает понять, что сыта по горло мной и моей одержимостью Ником. Она все понимает, но иногда просто не может выносить этого и тут ничего не поделать.

Я плохо сплю.
Она просыпается посреди ночи и обнаруживает, что я сижу в гостиной, глядя на тусклый огонь в камине. Я сознаюсь, что не могу заснуть, потому что не в силах перестать представлять Ника-бездомного, на улицах Сан-Франциско. Я воображаю, что он попал в беду, что он ранен. Что он умирает.
— Я понимаю, — говорит она, — я тоже об этом думаю.
Это первый раз, когда мы плачем вместе.

Со все возрастающим отчаянием я думаю о том, что мне нужно, что я должен убедиться, в порядке ли он, и поэтому однажды утром я, осознавая, что веду себя как полный дурак, еду через мост Золотые ворота, планируя прошерстить районы Хейт-Эшбери и Мишен Дистрикт, где, по моим представлениям, Ник мог объявиться. Зря потратив время в Мишен, я еду в город, паркуюсь в Эшбери и пешком иду вниз по Хейт-стрит. Заглядываю в "Амебу" (его любимый музыкальный магазинчик), в кафе и книжные магазины. Несмотря на все усилия по облагораживанию территории, Хейт-стрит пропитана духом 60-тых и в воздухе витает аромат горящей марихуаны.
Бездомные - с крашенными волосами, татуировками, в хипперских футболках, со следами от уколов на руках, одурманенные наркотиками - стоят у каждой двери.
— Дети улиц все еще цепляются за свою воображаемую версию Хейт-Эшбери, только уже без любви и призывов к миру, — однажды заметил Ник, — теперь там только панк-рок, лень и наркотики. (Это применимо и к всем тем "ужасных подросткам-хиппи из Марин, требующих бессмысленных перемен" как заявлял Дэйва Эггерс в "Душераздирающая работа ошеломляющего гения").
Однажды я слышал, как девушка из реабилитационной клиники говорила о своем бывшем бойфренде, и вспомнил ее слова при взгляде на этих детей:
— У него черные ногти и он катается на катафалке. Все в его облике так и орет "Посмотри на меня, посмотри на меня", но как только ты это сделаешь, он заорет: "Какого хрена ты на меня пялишься?"
Если соглашаешься с мнением, что наркозависимость является болезнью, то начинаешь замечать, сколько, их, этих детей - с паранойей, с тревожностью, избитых, дрожащих, чахлых, а порой и сошедших с ума - страдающих от серьезного заболевания, медленно умирающих. Мы бы никогда не стали мириться с таким положением дел, если бы дети болели чем-то другим. Они все были бы в больницах, не на улицах. До чего нелепо, я спрашиваю некоторых из них, не знакомы ли они с моим сыном. Они либо игнорируют меня, либо молча разглядывают. Я прохожу мимо них или переступаю через них, смотрю на их лица и размышляю о них. Думаю про их родителей.
На Станьян-стрит я забредаю в парк Золотые Ворота, отправляюсь в маленький подлесок, уворачиваясь от людей на роликах и велосипедах, снующих по дорожкам. Неподалеку от карусели я обращаюсь к офицеру полиции, объясняю, что ищу своего сына, метного наркомана.
— Твикеров сложно пропустить, — отвечает он мне.
Он говорит, что знает, где они любят проводить время и ведет меня по одной из тропинок.
— Посмотрите вон там, — советует он, указывая на травянистый холм в тени магнолии, где собралась дюжина человек. Я подхожу к девушке, которая сидит на скамейке одна, поодаль от остальных. Она тоненькая и бледная, кутается в грязную тельняшку. Когда я подхожу ближе, то замечаю признаки, выдающие в ней метную наркоманку: сжатые челюсти и подергивающееся тело.
Я здороваюсь и она шарахается в сторону.
— Вы коп?
Я говорю ей, что нет, но поясняю, что именно коп привел меня сюда. Показываю на удаляющегося полицейского и она, кажется, успокаивается.
— Он нормальный чел, — произносит она, — наезжает только если доставляешь неприятности другим или закидываешься наркотой рядом с детской площадкой.
Она указывает на площадку. Разумеется, я ее знаю. Ник играл там в шпионов.

Обменявшись с девушкой несколькими фразами, я рассказываю ей о Нике и спрашиваю, не встречала ли она его. Она просит описать как он выглядит. Я рассказываю и она качает головой.
— Да здесь почти все ребята так и выглядят, — говорит она, — не знаю его. Если он не хочет, чтобы вы его нашли, то ни за что не отыщете.
— А ты хочешь перекусить? Я уже давно ничего не ел. Собираюсь зайти куда-нибудь и пообедать.
Она кивает, произносит: "Конечно", и мы идем в Макдональдс, где она с жадностью набрасывается на чизбургер.
— Я была на метной диете, — поясняет она.
Я хочу знать, как она сюда попала.
Она говорит тихим голосом, запинается, отвечая на мои вопросы.
— Хулиганкой я никогда не была, — замечает она в какой-то момент. — Меня считали милой.
Она рассказывает мне, что любила играть в куклы, была "королевой Твистера", пела в школьной группе в старших классах, любила историю и хорошо говорила по-французски.
— Comment allez-vous? OU est la bibliothèque, s'il vous plait?
Она упоминает, что запоем читала разные книги и перечисляет любимых авторов, загибая свои тонкие пальцы.
Ник мог бы назвать те же самые имена, по крайней мере, в свою бытность подростком. Харпер Ли, Толкиен, Диккенс, Э. Б. Уайт, Хемингуэй, Кафка, Льюис Кэрролл, Достоевский.
Достоевский.
— Федор был моим Богом, "Братья Карамазовы" - Библией, но сейчас я уже нихрена не читаю.
Она вскидывает голову и говорит:
— Знаете, я была чирлидершей. Серьезно. А вот на выпускной бал так и не попала, — она смущенно хихикает, прикрыв рот дрожащей рукой, а потом запускает пальцы в свои длинные волосы, — никакая фея-крестная меня не спасла.
Один мальчик дал ей попробовать мет, когда ей было четырнадцать. Это случилось пять лет назад.
Он делает глоток газировки, а затем добавляет, раскачиваясь на стуле туда-сюда:
— Мет... Даже если бы я знала какой ебанью это закончится и получила шанс все исправить, все равно поступила бы так же. Я не могу жить без дозы, не хочу жить без них. Вы и представить не можете, какой кайф ловишь, когда попадается чистый мет. Мне он необходим.
Она вытаскивает несколько кубиков льда из своего стаканчика с Кока-Колой, кладет их на стол и щелкает по ним ногтем, наблюдая за тем, как они скользят по пластиковой поверхности.
Она рассказывает мне, что ее отец - банкир, а мать - агент по недвижимости. Они живут в доме, где она выросла, в Огайо.
— Белый домик, розы, заборчик - все как полагается настоящим американцам, — говорит она.
Когда она сбежала из дома в первый раз, уехав с подругой в Сан-Франциско, ее родители наняли частного детектива. Детектив нашел ее в ночлежке для бездомных и уговорил поехать обратно вместе с ним. Когда она вернулась домой, родители отвезли ее в больницу, на детоксикацию.
— Это был настоящий ад. Я хотела умереть.
Она украла упаковку Валиума и передознулась им в день выписки.
После того, как она пришла в себя, родители отправили ее в Хазелден, широко известный реабилитационный центр для наркоманов в Миннесоте, но она и оттуда сумела сбежать.
Родители вновь отыскали ее и отправили в другую реабилитационную клинику.
— Херня это все, культ, — высказывается она насчет программ лечения, — вся эта срань про Бога.
Она снова сбежала, накупила мета у бывшего бойфренда и поехала обратно в Сан-Франциско автостопом, в основном, выбирая водителей грузовиков, которые и сами курили мет. Она поселилась на Хейт-стрит, где начала торговать и "хлопать" (то есть, колоться).
Она говорит, что живет в гараже с обогревателем, но без воды, и спит на старом матрасе. Говорит, что употребляет мет почти каждый день, курит и колется; остается на ногах по семьдесят два часа кряду, а то и дольше; когда удается поспать, то спит днями напролет; видит "странные" кошмары. Она трижды оказывалась в отделении скорой помощи, в первый раз из-за пневмонии, во второй - "из-за какой-то фигни с желудком, я кашляла кровью", а в третий раз потому что "сошла с ума". Она попрошайничает и вырученных денег хватает на сигареты и кофе. Однажды она пырнула человека ножом "всего лишь в ногу", и она получает мет, заключая удачные сделки.
— Когда у меня нет денег, то я делаю минеты и все такое. — Сказав это, она вдруг смущается, захваченная отголосками былого воспитания.
Она отворачивается и смотрит вниз. В профиль, когда немытые волосы закрывают большую часть ее лица, она кажется вдвое моложе.
— Если я не получаю дозу, то веду себя как сука, — говорит она. — А с метом все нормально.
— А как же твои родители?
— Вы о чем?
— Ты по ним не скучаешь?
— Не особо. Но да. Наверное.
— Тебе стоит с ними связаться.
— Зачем?
— Уверен, что они скучают по тебе и очень за тебя волнуются. Они смогут тебе помочь.
— Они меня снова упекут в реабилитационную клинику.
— Может, это не такая уж плохая идея.
— Это мы уже проходили.
— Хотя бы позвони им. Дай знать, что ты жива.
Она не отвечает.
— Позвони им. Они точно будут рады узнать, что ты жива.

Я еду домой. Без Ника. Размышляя о родителях этой девушки. Если они хоть немного похожи на те образы, что возникли в моей голове - похожи на меня самого - то чем бы они не занимались в этот момент, они все делают небрежно, часть их сознания занята совсем другими мыслями. Они ни на миг не перестают переживать о своей дочери. Постоянно гадают, в чем ошиблись. Задаются вопросом, жива ли она. Задаются вопросом, их ли это вина.
Я пытаю себя теми же бессмысленными вопросами:
Это я его испортил? Я был слишком добр? Я уделял ему недостаточно внимания? Или слишком много?
Если бы только мы никогда не переехали в этот город. Если бы я сам никогда не употреблял наркотиков. Если бы мы с его матерью не развелись.
Если бы, если бы, если...
Сожаление и чувство вины - стандартные эмоции у родителей наркозависимых. В "Наркоман в семье" - потрясающе написанной книге Беверли Коньерз, говорится: "Большинство родителей, оглядываясь назад, думая о выбранных методах воспитания, испытывают сожаление. Они могут полагать, что им следовало быть более или менее строгими, ожидать от детей меньшего или большего, уделять им больше времени или опекать не так сильно. Они могут размышлять о тяжелых временах в семье, о разводах или смертях близких родственников, считая такие моменты ключевыми для психического развития своих детей. Некоторые из родителей могут нести по жизни тяжелое бремя стыда за свои прошлые ошибки, к примеру, за недоверие, которое нанесло урон семье и спровоцировало отчужденность. Какими бы недостатками не обладали родители, наркозависимые, скорее всего, определят эти уязвимы места и используют их как преимущество в спорах с родителями... У наркозависимых может быть большой перечень жалоб, включая мелкие и крупные обиды, причиненные им ранее. На самом деле, некоторые из их обвинений могут быть вполне справедливыми. Члены семьи действительно могли причинять боль наркозависимому. Они действительно могли нанести ему серьезный вред. (В конце концов, разве существуют идеальные отношения?) Но наркозависимые перечисляют чужие былые грехи не ради того, чтобы окончательно прояснить ситуацию и залечить старые раны. Они вытаскивают их на свет лишь для того, чтобы вызвать чувство вины - их излюбленный инструмент для манипуляций, помогающий подпитывать их извечную зависимость".

Тем не менее: если бы только, если бы только, если бы только. Беспокойство, вина и сожаление могут выполнять определенную функцию - быть турбокомпрессором для совести - но в переизбытке бесполезны и лишь выводят из себя. И все же я не могу заставить их умолкнуть.

После нескольких дней молчания Ник звонит из дома своей бывшей подружки. Он быстро тараторит и явно лжет. Говорит, что смог завязать самостоятельно и не употреблял наркотики уже пять дней. Я отвечаю ему, что на мой взгляд у него есть всего лишь два варианта: либо он снова отправляется в клинику, либо будет жить на улице.
Мои жестокие слова идут вразрез с острым желанием броситься к нему и заключить в объятия. Он утверждает, что не нуждается в реабилитации - он и сам сможет остановиться - но я говорю ему, что это не обсуждается. Он неохотно соглашается попробовать еще раз, подытожив: "Да пофиг".
Я приезжаю к дому его подружки и жду снаружи, бездельничая в машине, припаркованной в тупике. Ник молча забирается внутрь. Я замечаю темный синяк на его щеке и рану на лбу. Спрашиваю, что с ним случилось. Он глядит на небо, а потом закрывает глаза.
— Да так, пустяки, — говорит он, — какие-то ублюдки избили меня и ограбили.
— И это ты называешь пустяками?! — восклицаю я.
Он кажется усталым и опустошенным. У него при себе нет ни рюкзака, ни сумки, ничего.
— Где твои вещи?
— Их украли.
Кто это? Мальчик, сидящий рядом со мной в машине - не Ник и совсем не похож на него.
Будто бы желая подтвердить мои худшие опасения, он говорит:
— Какого хрена я тут делаю? Это все брехня. Не нужны мне рехабы. Это все херня. Я ухожу.
— Уходишь?
— Ухожу.
— И куда ты пойдешь?
— В Париж, блять, улечу.
— В Париж, значит, вот как.
— Мне просто нужно выбраться из этой гребаной страны.
— И что же ты будешь делать в Париже?
— Мы с Томом и Дэвидом будем в метро играть, еще и обезьянку купим, будем совсем как старики-шарманщики.
В течение следующих двадцати четырех часов настроение Ника мечется от перевозбуждения к коматозному состоянию, а помимо плана с обезьянкой он также подумывает о побеге в Мексику, вступлении в Корпус Мира и о том, чтобы стать фермером в Южной Америке, но в конце концов, он неизменно приходит к мрачной уверенности в том, что рано или поздно все равно окажется в реабилитационной клинике.
Потом он опять говорит, что не хочет туда ехать, что он и так уже завязал с наркотиками и посылает меня на три буквы, а после этого заявляет, что отчаянно нуждается в наркотиках и не сможет жить без них.
— Жизнь отвратительна, именно поэтому мне и нужна дурь.

Я не уверен, будет ли какой-то толк от еще четырех недель в реабилитационной клинике, но понимаю, что попробовать стоит. На этот раз мне удается устроить его в клинику Адвентист Хелт Сейнт Хелена, расположенную (по иронии судьбы) в краю вина, в долине Напа.
Многие семьи тратят все сбережения до последнего цента, закладывают свои дома и разоряют счета, где были отложены деньги на колледж, так же как и пенсионные счета, отправляя своих наркозависимых детей в различные реабилитационные центры, учебные лагеря, лагеря в пустынях и на сеансы психотерапии.
Страховка матери Ника и моя страховка покрывают большую часть расходов на его лечение. Не знаю, что бы мы делали без них. За двадцать восемь дней в клинике нужно отдать почти двадцать тысяч долларов.

Следующим утром Ник, Карен и я проезжаем мимо бескрайних желтых и зеленых полей - горчичные цветы, аккуратные виноградники - направляясь в клинику. Добравшись до Долины Напа, я следую по Тропе Сильверадо и сворачиваю на Санаториум-роуд, где находится клиника.
Ник смотрит на табличку, качает головой и говорит с иронией в голосе:
— Супер. Лечебный лагерь. Снова-здорово.
Я паркую машину и вижу, как Ник оглядывается через плечо. Он явно думает о побеге.
— Не смей!
— Мне просто страшно, блин. Господи! — отвечает он. — Это будет кошмар.
— Даже если сравнивать с избиением и покушением на твою жизнь?
— Ага.

Мы идем в головное здание и, читая указатели, отправляемся в отделение наркологии. Поднимаемся на лифте на второй этаж и двигаемся вниз по коридоре. В отличие от "Ohlhoff Recovery", тут все стерильно, как и в любой другой больнице - серое ковровое покрытие, флуоресцентные лампы, бесконечные коридоры, медсестры в белом, санитары в синем.
Мы сидим на мягких стульях рядом с сестринским постом, заполняя необходимые формы. Мы не разговариваем. Потом за Ником приходит медсестра в розовых солнечных очках, с прической как у Харпо Маркса. Она объясняет, что ему предстоит пройти собеседование и медицинский осмотр, прежде чем он будет зачислен в программу лечения.
Мне она говорит:
— Это займет примерно час. Ждите его здесь.
Мы с Карен спускаемся по лестнице в больничный магазин с сувенирами и выбираем из скудного ассортимента некоторые туалетные принадлежности для Ника. Когда мы возвращаемся, Ник говорит, что ему уже пора идти в его палату.
Мы провожаем его до нее. Он держит меня за руку. Он кажется почти невесомым, того и гляди улетит на небо.
Мы все неловко обнимаемся.
— Удачи, — говорю я. — Береги себя.
— Спасибо, пап. Спасибо, КБ.
— Я люблю тебя, — говорит Карен.
— И я тебя люблю.
Глядя на меня, он произносит:
— Больше всего на свете.
Невозможно сдержать слезы.

Лечебная программа в Сейнт Хелене почти точно такая же как в обиталище Графа Лопуха, хотя включает в себя больше спортивных упражнений, йогу и плавание в больничном бассейне, сделанном в форме почек, а кроме того, тут проводятся сеансы со штатными психологами и психиатрами. Больным демонстрируются различные образовательные фильмы о химических реакциях в мозгу наркозависимого и проводятся лекции на ту же тему, проводятся регулярные собрания АА и АН, а два раза в неделю устраиваются также групповые собрания с членами семьи.
В данный момент я не особо верю в эффективность реабилитационных программ, но позволяю еще надеяться на лучшее. Как поется в одной песне Брюса Спрингстина:
"В конце каждого, заработанного тяжким трудом дня,
Люди всё ещё находят какие-то основания верить"
В моем случае надежда мешается с тенью облегчения из-за того, что я хотя бы опять знаю, где он находится. Я могу спать, хоть и беспокойным сном. В моих ночных кошмарах Ник принимает наркотики. Я злюсь на него. Я умоляю его. Я оплакиваю его. Он под кайфом, ему все равно. Обкуренный, он глядит на меня холодно и бесстрастно.

Другие люди ездят в край вина ради Каберне и Пино-нуар, ради грязевых ванн и вкусной еды. Мы с Карен каждые выходные совершаем паломничество на семейные собрания в больнице. Перед первым собранием в Сейнт Хелене, наставник сказала мне, что у наркозависимого больше шансов на выздоровление, когда его (или ее) родственники принимают участие в процессе лечения.
— Больше всего мы переживаем за одиноких пациентов, — сказала она, — Ник - один из счастливчиков.
— Вы заметите, что Николас сильно изменился, — замечает она, пока мы идем по белому коридору, — но ему тяжело. Так случается со всеми пациентами в период детоксикации, но метным наркоманам тяжелее всего.

Семейные собрания тут организованы иначе, чем у графа Лопуха. Сначала все мы направляемся в большую комнату с рядами стульев, выстроенными в шеренги перед кафедрой, и несколькими телеэкранами. По воскресеньям в клинике читают лекции по четырем различным курсам. В первый раз мы попали на лекцию "Зависимость: концепция болезни".
Мне эта идея кажется дичью. Разве у других заболеваний есть такой симптом, как личное желание больного? Каждый раз, когда Ник употребляет наркотики, это его выбор. (Разве нет?) Курильщики могут заработать рак легких из-за своей зависимости, но другие раковые больные не несут никакой ответственности за свою болезнь. Наркоманы - сами виноваты. (Разве не так?) Лекторка объясняет нам, что зависимость, по крайней мере предрасположенность к наркозависимости передается по наследству. Так что часть вины в случае с Ником можно возложить на причудливую смесь его генов: мои темнокожие предки и русские евреи, с примесью южан-методистов со стороны его матери. Ее отец скончался от алкоголизма, так что нам не надо даже смотреть на фамильное древо, чтобы понять откуда что берется, хотя никому доподлинно не известно, как именно передается зависимость. Она есть примерно у десяти процентов населения, говорит лекторка. Если эти люди начинают выпивать или употребляют наркотики, то "активизируют" заболевание.
— Все равно, что щелкнуть выключателем, — поясняет она.
После активации деактивация уже невозможно. Ящик Пандоры не захлопнешь.
Ее перебивает какой-то мужчина.
— Вы снимаете с них вину, — говорит он. — Никто не заставлял моего сына идти к наркодилеру, накуриваться, варить мет, вкалывать себе героин, воровать у нас, воровать в алкомаркете, воровать у его родных бабушки с дедушкой!
— Да, — отвечает она. — Да, никто не заставлял. Он сделал это сам. Но, тем не менее, он болен. Это коварная болезнь. Да, люди сами решают, как действовать, узнав о ней. Тут та же история, что с диабетом. Диабетик может следить за уровнем инсулина и принимать лекарства; наркоман может отправиться на лечение в реабилитационную клинику. В обоих случаях, если больные не пытаются вылечиться, то их состояние постепенно ухудшается и они могут умереть.
— Но — вновь перебивает ее тот же мужчина — диабетики не крадут, не манипулируют, не лгут. И диабетики не решают, что нужно на героин подсесть.
— Есть доказательства того, что наркозависимые люди страдают от того типа принуждения, что нельзя легко остановить или взять под контроль, —объясняет она. — Это все равно, что дыхание. Это не вопрос силы воли. Они не могут просто взять и остановиться, иначе давно бы так и поступили. Никто не хочет быть зависимым. Наркотик одерживает верх над человеком. Наркотик, а не мозг человека, заправляет всем. Мы учим наркоманов, как им справляться с их болезнью, постоянно трудясь ради своего выздоровления. Другого пути нет. Люди, утверждающие, что могут держать свою зависимость в узде, просто не понимают природу заболевания, потому что болезнь одержала над ними верх.
Нет, думаю я. У Ника все под контролем.
Нет, Ник утратил контроль над ситуацией.
После лекции настает черед вопрос и ответов. Потом мы отправляемся в другую комнату. Там есть круг из стульев. Еще один круг. Мы потихоньку привыкаем к этим сюрреалистичным круговым собраниям для родителей наркозависимых, их детей и других близких людей. Мы представляемся по очереди и делимся краткими версиями наших историй. Все они разные: разные наркотики, разная ложь, разные предательства - но в то же время они одинаковые, ужасные и душераздирающие, пронизанные сильнейшим страхом, печалью и осязаемым отчаянием.
Нас отпускают на обед, чтобы мы могли поесть вместе со своими родными-пациентами.

Ник плетется нам навстречу по коридору. Он мертвенно-бледный, двигается медленно, словно каждый шаг причиняет ему жгучую боль. Кажется, он действительно рад нас видеть. Обнимает, подолгу не выпуская из кольца рук. Его щека прижимается к моей. Мы берем сэндвичи в пластиковой упаковке, наливаем кофе в пластиковые стаканчики, ставим все это на поднос и направляемся вместе с ним к пустой скамейке на балконе. Откусив кусочек сэндвича и отложив его в сторону, Ник объясняет, почему он такой вялый. Его пичкают успокоительными, чтобы облегчить процесс детоксикации.
Он говорит, что лекарства выдают два раза в день, что распоряжается ими "медсестра Рэтчед" и пародирует Луизу Флетчер в "Пролетая над гнездом кукушки".
—Если мистер Макмёрфи не желает принимать лекарство орально, — произносит он, растягивая слова и сопровождая их угрожающим взглядом, — я уверена, что мы сможем найти другой способ.
Он хихикает, но это слабое выступление: он слишком безучастный из-за лекарств, чтобы играть с душой. После обеда он показывает нам свою комнату с двумя односпальными кроватями, тумбочками и небольшим круглым столиком с двумя стульями. Тут довольно уютно, похоже на номер в недорогом отеле. Указав на кровать рядом со стеной, Ник рассказывает о своем соседе.
— Он отличный парень, — говорит Ник, — работал шеф-поваром. Алкоголик. Женат, есть ребенок. Смотрите...
Он поднимает фотографию в бамбуковой рамке, стоявшую на тумбочке.
На фото - малышка-ангелок, на вид ей не больше двух лет, и ее красавица-мать, с большой копной желтых кудряшек и ласковой улыбкой.
— Она ему сказала, что это его последний шанс, — говорит Ник, — если он не завяжет, то она уйдет.
На прикроватной тумбочке Ника лежит книга "Анонимные Алкоголики: История того, сколько тысяч мужчин и женщин избавились от алкоголизма" и стопка других книг, посвященных борьбе с зависимостью.
Еще тут есть небольшой шкаф и комод, куда он и кладет небольшую кучку своей одежде, привезенную нами.
Потом он ведет нас на балкон, откуда открывается прекрасный вид на виноградники.
— Мне так жаль, что я все это делал, — выпаливает он.
Я смотрю на Карен.
Мы не знаем, что ответить.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик, никки сын метамфетамина

---

Мессия Дюны

Когда тебе с первой же страницы сообщают, что главный герой примет смерть мученическую, то это сразу настраивает на нужный (страдальческий) лад, конечно. С другой стороны - а чего ожидать после устроенного Паулем джихада. Жаль только, что он весь остался за кадром. Пауль за двенадцать лет, прошедших с момента первой книги, успел выкосить миллионы жителей разных планет и сделался чуть ли не Богом, но ничего этого не показывают.
А показывают дурацкий заговор и частые обсуждения кого же трахнет Пауль и кому оставит свои драгоценные гены. Преподобная Мать ему даже замутить с сестрой предлагала, раз уж жена не мила. И для сестры подогнали отдельного ухажера, оживив труп Айдахо, бывшего тренера Пауля, и наделив его новой личностью.
Пауль, в отличие от Энакина в ЗВ, зная, что его ждет ужасная смерть и много страданий перед этим, все равно не пытается пойти наперекор пророчествам, считая, что если он отклонится от этой линии, то будет только хуже. Он-то видит не один вариант возможного будущего, а тысячи их. В любом случае, что для Энакина, что для него итог неутешителен. Мертвая жена, оставшиеся без родителей разнополые близнецы.
Вот было бы здорово, если бы на роль подросшей Алии, сестры Пауля, взяли реальную сестричку Тимми - Паулину. Она бы вполне справилась с ролью этой воинствующей девственницы, по-моему
Герберту порой очень хочется посоветовать пойти и потрахаться с кем-то, больно много внимания он уделяет сексу и сексуальным желаниям в книгах, которые вроде как совсем не об этом. Девица 16 лет настолько хочет секса, что готова танцевать обнаженная среди ножей, лишь бы так снять напряжение? Будущее, сверхразвитые цивилизации и иные миры, а их авторы-мужики так и не в курсе про вибраторы и верят в незаменимость МПХ.
-------------
Всем юным бунтарям наверняка стоит смотреть сериал Общество, ведь в этом сериале рассказывается про мир без взрослых, где дети пытаются постепенно самостоятельно наладить быт, а заодно разобраться: куда же все-таки пропали их родители?
--------------
Ситуации в жизни бывают разные. Иногда приходится купить диплом, а не получить его обычным путем, отучившись где-то. Обращаясь в указанную компанию вы можете быть уверены, что получите настоящий диплом, с которым вам будет проще устроиться на хорошую, высокооплачиваемую работу.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно., сериал общество, купить диплом

---

Паста-машина и другое интересное оборудование

Я не так уж часто хожу по кафе и ресторанам, но когда делаю это, то стараюсь выбирать лучшие заведения, конечно же. Те из заведений, где на кухнях стоит современное оборудование. Думаю, что в наше время любой ресторан, пиццерия, кондитерская и тд. должны использовать в работе современное оборудование, чтобы обеспечивать своих клиентов едой наилучшего качества. Например, им точно требуются лучшие холодильники и холодильные камеры, чтобы быстропортящиеся продукты оставались в нормальном состоянии и не награждали посетителей пищевыми отравлениями.
Или, говоря про рестораны итальянской кухни, стоит вспомнить паста-машину. Паста-машины не помешали бы любому кафе или ресторану, где подаются различные блюда с макаронами. Если блюдо хорошо смотрится не только на картинке, но и вживую, то его и заказывать будут намного охотнее.
К слову, если кто-то не представляет как выглядят паста-машины, то посмотрите сюда:

У нее есть нечто общее и с мясорубкой и с раковиной.)
Данную фотографию я нашел на сайте оборудование для общепита. Это сайт компании Центр промышленного оборудования, как раз осуществляющую продажу промышленного оборудования для разного рода едален. Компания находится в Набережных Челнах, но они готовы отправлять заказы и в другие города России. Хорошее оборудование везде пригодится.) Кроме того, они еще и продают оборудование по выгодной цене, не то, что у их конкурентов. И гарантируют, что оборудование прослужит долго, а не сломается на следующий же день или через неделю после того как его подвезут.
Они даже помогают правильно установить и собрать оборудование, благо, в их компании работает достаточно профессиональных инженеров.
А если вы пока не знаете точно какое оборудование требуется конкретно вам, то можете позвонить и проконсультироваться со специалистами компании, чтобы они вам подсказали, что и когда лучше взять.
Думаю, что выгодные цены - это здорово, но именно надежность и гарантии качества позволили компании завоевать сердца клиентов и хорошо раскрутиться. Потому что если кафе часто приходится закрываться посреди бела дня из-за сломанных холодильников и тд, так клиенты быстро разбегутся и уже не вернутся. Риски-то надо заранее просчитывать, понимать, что заказ хорошего оборудования избавит от подобных бед)

@темы: промышленное оборудование, оборудование для кафе

---

15.07.2019 в 05:59

Пишет  Chrissy69:

(с)

Очень понравился этот комикс вчера в твиторе.

@темы: перепосты перепостов

---

Глава двадцать пятая, где Никки пытается покончить с собой (триггер ворнинг тип)

Мы все проебываемся

Глава двадцать пятая

Глава двадцать пятая

Сью Эллен ушла на учебу рано. Хлопнула, закрывшись, дверь, и я тут же сел, навострив уши, чтобы убедиться, что она действительно уехала — двигатель машины гудит, колеса крутятся по гравию, издалека долетают едва различимые звуки музыки из проигрывателя в салоне автомобиля, который уезжает все дальше. Я прислушиваюсь до тех пор, пока не убеждаюсь окончательно. Разумеется, осторожность все равно не помешает. Она могла что-то забыть. Лекции могут отменить. Или вдруг она просто решит вернуться домой пораньше.
Серьезно, невозможно предусмотреть все. Но после того, как я прождал всю ночь и еще целый час (после того, как будильник прозвенел), старательно делал вид, что сплю, не уверен, что смог бы удержаться, даже останься она дома. Пусть это прозвучит нелепо, но я чувствую себя так, словно какой-то невидимый человек шепчет мне в ухо, повторяет снова и снова: «кокаин, кокаин, кокаин». Как будто разгоряченная, прекрасная женщина водит кончиками пальцев по моему горлу — скидывает с себя одежду — прижимается всем жаром своего тела к моему, и я ощущаю, что буквально каждый нерв в моем теле кричит от возбуждения.
Кокаин.
Мой язык распух.
Кокаин.
Я забыл все прочие слова.
Кокаин.
Я закрываю глаза и вижу перед собой Зельду, вонзающую иглу шприца мне в руку. Тонкая струйка крови стекает по моему предплечью. Мы целуем друг друга с отчаянной печалью и поспешностью, в то время, как кокаин взрывается в глубине нашего разума — оставляет нас задыхающимися — затопленными удовольствием — барьеры наши тел растворяются, наши легкие, мускулы, и вены сплетаются воедино — мы — едины. Вместе — вместе — мы одно — навсегда.
Кокаин вернул ее мне. Кокаин вернул меня к ней.
И я с отвращением взираю на все сделанные мной выборы. Как же я мог бросить ее? Как мог согласиться на эту гнилую заторможенную недо-жизнь, где вынужден пить алкоголь целыми днями напролет, лишь бы не думать о том, во что превращаюсь? Что мне действительно нужно, так это еще одна дорожка кокса.
Поэтому я коплю силы, стою, прислонившись спиной к дверному косяку, пока в теле беснуется первый приступ тошноты. Кажется, что в голове совсем не осталось крови, и я могу в любую минуту потерять сознание.
Мне приходится держаться за стол, свободной рукой вытаскивая из тайника за холодильником бутылку дешевой водки. Первые глотки обжигающего пойла заставляют меня закашляться, но благодаря им я уже крепче стою на ногах. Я чувствую, как тепло, разливающееся в желудке, укрепляет ноги и руки и у меня получается выпрямиться. Я допиваю бутылку и подхожу к окну, чтобы убедиться, что машины Сью Эллен на улице нет.
Все верно.
Ее место заняла всклокоченная кошка породы бобтейл, которая греется на солнышке, помахивает хвостом и смотрит в безоблачное светло-голубое небо над головой.
Очередной солнечный теплый денек.
Господи.
Я опускаю жалюзи и проверяю замок на двери, чтобы убедиться, что даже если Сью Эллен явится домой пораньше, у меня все равно будет в запасе немного времени, чтобы спрятать наркоту.
В голове прокручиваются разные варианты развития событий.
Больше всего я хочу просто закинуться остатками кокса и с его помощью написать что-то поистине классное — тем более, что черновик романа у меня почти готов. Кокс обеспечит мне новый взгляд на материал и, надеюсь, поможет наконец написать чертову концовку. Не знаю почему, но именно с концовкой у меня возникли самые большие проблемы.
Но кокс подарит мне вдохновение, необходимое для того, чтобы выдумать нечто потрясающее. Поможет мне увидеть истину.
По крайней мере, так я продолжаю убеждать сам себя. Блин, помню, как когда мы с Зельдой жили вместе, то закидывались коксом в ванной, а потом я выходил и писал тупую херню часами напролет, без остановки.
Вообще-то я не совсем уверен, что это была тупая херня — несмотря на то, что редактор продолжала говорить мне, что в этом нет смысла и мне нужно лечиться. Скорее всего, она говорила так только потому, что знала о моем срыве. Она, вероятно, просто хотела, чтобы я завязал с наркотиками.
А писал я хорошо. Во всяком случае, так мне тогда казалось. И я уверен, что кокаин вернет мне это чувство — вернет туда, где я могу писать без каких-либо сомнений и страхов — к источнику чистого вдохновения. Это важно, поскольку даже если вся моя оставшаяся жизнь будет сплошным недоразумением, до тех пор, пока я продолжаю писать, мне есть за что сражаться. И если мне нужен кокаин для вдохновения, то так тому и быть. Я потрачу свои чаевые, чтобы завтра купить грамм.
Никаких проблем.
Я включаю музыку.
Дэвид Боуи, конечно же.
«Aladdin Sane».
Делаю дорожку на кухонном столе. Хорошо бы сейчас под рукой была трубочка, но ее нет. Я занюхиваю дорожку, свернув в трубочку долларовую купюру.
В горле горький привкус — гнилостный.
Челюсти сильно сжимаются, по телу проносятся огненная вспышка возбуждения.
Представляю как Сью Эллен возвращается домой.
Я мог продемонстрировать ей темную сторону своей сексуальности, с которой она еще не сталкивалась. Мы бы занялись любовью так же, как я это делал с Зельдой.
Но нет, Сью Эллен не оценит.
Мне самому было бы стыдно, принудь я ее к такому.
То есть, она бы перепугалась и растерялась и в итоге я бы причинил ей еще больше боли, чем причиняю сейчас.
Я не могу так с ней поступить.
Меня едва не тошнит от одних только мыслей об этом.
Внезапно я делаюсь сам себе противен.
Я же люблю Сью Эллен.
Отношения с Зельдой были темными, извращенными, они будоражили кровь, но все в них было связано со смертью.
Черт, да в моей жизни все было связано со смертью.
Эта моя депрессия, мания, неутолимая жажда.
Я не мог предложить ничего хорошего.
Я был истощенной пиявкой, паразитом, питающимся чужими жизненными силами.
Сью Эллен такого не заслуживает.
Она достойна доброты. Достойна света.
А я могу предложить ей только саморазрушение — смерть.
Я уничтожу ее так же, как уничтожил все остальное.
Если только не покончу наконец с собой.
Уберусь прочь, чтобы не калечить жизни людей, которых люблю.
Блять.
Что, черт возьми, происходит?
Я же нюхнул кокса.
Должно было стать весело.
Но мне вдруг отчаянно захотелось снова стать нормальным — нормальным, таким как прежде — до того, как я подсел на наркотики, до того, как стал выпивать.
Ведь в то время я был счастлив, не так ли?
— Блять! — Громко матерюсь я сквозь сжатые зубы. — Твою же мать.
Я заставляю свои ноги двигаться к компьютеру.
Творчество поможет. Писательский процесс снова придаст жизни смысл.
Я зажигаю сигарету и пялюсь на слова на мониторе, пытаясь перечитать последний абзац. Руки дрожат над клавиатурой. Я пишу несколько предложений — останавливаюсь, начинаю заново и снова останавливаюсь — все слова скачут перед глазами — разум отказывается подчиняться мне — в мозгах крутится одна и та же мысль, снова и снова.
Разум заставляет меня пойти в ванную. Разум советует открыть шкафчик с лекарствами над раковиной. Разум велит взять в руки пузырек Тайленола. Я снимаю крышку и и высыпаю на полочку примерно двадцать сине-белых таблеток.
Если приму их разом, запив еще одной бутылкой водки, то все получится — размышляю я.
По щекам катятся горячие слезы.
Дыхание перехватывает, и я оседаю на плиточный пол, внезапно зарыдав так отчаянно, что даже вдохнуть больно.
Я кричу, просто для того, чтобы услышать звук собственного голоса.
Пора покончить со всем этим дерьмом.
Я знаю, что это правда.
Черт возьми, мне нужно было сделать это еще много лет назад, до того, как я навредил стольким людям.
Клянусь, я не испытываю никакой жалости к себе — это просто факт.
Миру будет лучше без меня. Сью Эллен будет лучше без меня. Моей семье будет лучше без меня. Они смогут наконец перестать беспокоиться. Я больше не буду ими манипулировать. Я больше не буду дарить им надежду, только для того, чтобы в следующий момент стереть ее в порошок — как это всегда бывало.
По телу пробегает холодная дрожь. Я приказываю себе сунуть руку в карман. Делаю это, достаю остатки кокаина, быстро бросаю пакетик в унитаз — тошнотворно — чувствую как пальцы словно током бьет, когда я давлю на кнопку слива, смывая наркотик.
Футболка насквозь мокрая, пот градом струится по спине.
Я приказываю себе взять горсть таблеток. Заставляю себя сделать это, начинаю глотать их по одной — громко считаю вслух — начинаю с одной — потом две — потом три.
Глаза закрываются и открываются.
Я откидываюсь назад, ударяясь головой об стену и теперь голова не только кружится, но и болит.
Я стараюсь вспоминать разное.
Стараюсь вспомнить лицо Зельды.
Стараюсь вспомнить своего отца.
Я помню его лицо.
Помню, как его загорелые руки ласково гладили меня по спине.
Помню его голос.
Помню, как искажались черты лица от беспомощных рыданий.
Помню, каким слабым и беспомощным он был после того, как чуть не скончался из-за кровоизлияния в мозг несколько лет назад.
Вспоминаю о том, что сейчас он жив.
Вспоминаю, что он получил второй шанс.
А потом я вспоминаю своих младших брата и сестру.
Вспоминаю игры, в которые мы играли все вместе и книги, которые читали.
Мне вдруг ужасно хочется узнать насколько сильно они изменились за последние годы.
Я хочу знать как они выглядят, какие у них характеры.
Черт, ребят, если бы я только мог вернуть все как было.
Но я не могу построить свою жизнь заново, просто не могу. Я не могу бросить пить. Я не в силах изменить все к лучшему.
Блин, я же только что снова сорвался и принял кокс.
Я — мусор.
А мусор следует отправлять туда, где ему, блять, самое место.
Эта мысль вызывает у меня смех.
Я смотрю на россыпь таблеток снотворного в руке.
А потом в мою голову внезапно забредает новая идея. И эта идея кажется довольно разумной.
Может быть… может быть, мне стоит просто поспать.
Хм, может быть мне стоит просто запереться тут, спать и смотреть фильмы и да, мне будет паршиво, но, полагаю, что смогу это пережить. Сью Эллен мне поможет. И я брошу пить. И я закончу книгу.
Может быть, я даже отправлю отцу емейл и спрошу, не хочет ли он начать снова со мной общаться.
Мои ноги двигаются.
Я встаю, осторожно кладу таблетки обратно в пузырек.
А потом я, пошатываясь, хожу по дому, вытаскиваю бутылки из тайников и выливаю их содержимое в раковину.
К уголкам глаз подбирается темнота.
Должно быть, принятые таблетки снотворного начинают действовать.
Мое тело тяжелеет под воздействием свалившейся на него темноты.
Я иду к кровати, раздеваюсь до нижнего белья, в голове — статические помехи, изображения вспыхивают и гаснут.
Я включаю телевизор.
Все звуки кажутся приглушенными, гудящим бормотанием — неразборчивым — как при замедленной съемке.
Я клюю носом и рывком просыпаюсь.
Снова опускаю голову.
Сон наваливается на меня со всех сторон.
Новое пробуждение.
Блять.
Мне нужно просто забыть обо всем.
Мне нужно обо всем забыть, но это так трудно.
Мои глаза закрыты.
Звуки — размытые цветные полосы.
Я должен обо всем забыть.
Должен.
Забыть.
Забыть.
Звуки пропадают окончательно.
И я засыпаю.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина, Проебы Никки

---

Человек-паук: Вдали от дома


Фильмы о Паучке кажутся мне самыми душевными в линейке Марвел. И второй, пожалуй, даже лучше первого. Приятно, когда сценаристы развивают линии, а не делают вид, что каждый раз мы начинаем с чистого листа. Много времени уделили травме Питера из-за смерти Тони Старка и его сомнениям относительно того сможет ли он оказаться достойным преемником. Второстепенные персонажи не кажутся картонными задниками. Зашипперил бестолковых учителей, ахах, они органично смотрелись.
Представляю как понравился злодейский план мастерам по спецэффектам, это уже матрешка какая-то иллюзорная.
Сцена с иллюзиями - шик. Динамично, жутко, мощно. Еще и отсылочку к Пауку-Гарфильду, потерявшему свою Эм Джей влепили.
ЭМ Джей сама по себе хороша, но не в пейринге с Питером. Для меня их отношения выглядят натужно-неловкими, это не мило, а глуповато и перебор. Тем более, на Питера столько разом навалилось и столько новых психотравм наложились на прежние психотравмы, что он вряд ли в полном адеквате и непрегоден для отношашек. Этим и объясняю его невероятную наивность в истории с Квентином. Будь он в порядке, то точно не отдал бы очки едва знакомому мужику. А Хэппи хочет "ящик водки и всех обратно", что заметно по сцене в самолете. Это трогательно и ужасно одновременно - что он, который по идее должен защищать Питера, на самом деле им же лечится, выталкивая на место Тони, как это делают и все остальные. Мягче чем Фьюри, но но но.
Разнообразие в локациях тоже порадовало. Люди в Голландии и правда настолько дружелюбные, поверьте Карлов Мост Лондон с Нью-Йорком разваливают постоянно, а вот Венеция и Прага в блокбастеры заглядывают намного реже.
8 из 10 #хватит-мучить-Питера

Боль и слава


Знаменитый режиссер на старости лет переосмысляет свою жизнь и выбор партнеров, доходя в воспоминаниях до первых робких ростков зарождения сексуальности. В переосмыслении ему помогает героин от одного из актеров, с которым режиссер не работал много лет подряд, поссорившись на съемках фильма.
Картина лишний раз напоминает, что гении - это чаще всего какие-то грустные пидорасы, возможно, сидящие на наркотиках и отношениях с кем-то кроме музы у них складываются ТЯЖЕЛОВАТО. Это еще в лучшем случае. Цветовая гамма там наиприятнейшая, яркие и сочные цвета, много красного, желтого (сигналов тревоги). Бандерас отлично сыграл, думаю, что соберет неплохой урожай наград, когда дойдет до церемоний награждения.

8 из 10

Маниакальный


Драма про реальную жизнь в психиатрической лечебнице, так как есть, без обожаемого Голливудом огламуривания всего и вся. Фильм снят в стиле любительского фильма, трясущаяся камера и тд., из-за чего лично мне было трудновато смотреть. Но он познавательный, очень правдивый (многих второстепенных персонажей сыграли обычные подростки, которые и правда лечились в психиатрической клинике) и будет интересен всем, кто хочет узнать больше о жизни пациентов в такого рода лечебных учреждениях. Без прикрас.
7 из 10

Габриэль


Тоже история про подростка с ментальным расстройством, который пять лет провел в психиатрической больнице, а теперь вот возвращается домой на автобусе и пытается начать жизнь заново. Наладить отношения с родственниками и поговорить с любимой девушкой. Правда, девушка и знать не знает, что ей скоро сделает предложение малознакомый паренек...
Главного героя жаль, хоть он отчасти и сам виноват в своих проблемах, потому что не хочет нормально лечиться и вовремя принимать таблетки. Но фильм тоже служит хорошим напоминанием о том, что люди с ментальными расстройствами - такие же человеки, как все остальные, и достойны любви.
6 из 10.

@темы: фильмы

---

Так как последние полгода я занимаюсь тем, что перевожу книги про наркомана (наркомана и его отца, если быть точным), то за эти месяцы узнал много нового (нового для себя) про саму наркоманию. Теперь я абсолютно уверен, что эта проблема - именно болезнь, а не личный выбор. И бороться с данным заболеванием надо соответствующими методами. То есть, не заговорами от бабушек и не прокачиванием силы воли, а при активной поддержке врачей, принимая прописанные таблетки.
Если же чувствуете, что вам совсем плохо и боитесь, что до утра можете не дотянуть, то тут точно надо вызывать неотложную наркологическую помощь psihiatrov.net/illnesses/neotlognaja_narkopomos...
Даю ссылку на центр наркологической помощи в Москве. И настоятельно советую обращаться туда, если у вас проблемы с психотропными средствами или если вы видите как ваш друг/знакомый/родственник перебрал с наркотиками и теперь находится чуть ли не при смерти.
Врачи, работающие в этом центре, применяют только проверенные, сертифицированные лекарственные препараты. Они не пытаются "вылечить" несчастного больного при помощи гипноза или чего-то подобного. Только адекватные методики, от врачей, а не шарлатанов.
После того как первая помощь будет оказана, врачи предложат наркозависимому отправиться в стационар и продолжать лечение уже там. Лучше всего, конечно, согласиться и проследовать за ними. В клинике-то будет постоянный присмотр со стороны врачей и хорошее питание. Про таблетки тоже стоит лишний раз упомянуть.
Наркомания - тяжелая болезнь. Но! Не неизлечимая. Об этом важно помнить, чтобы находить в себе силы для борьбы с зависимостью.

@темы: наркозависимость, неотложная наркологическая помощь

---

Дюна

Через десяток лет после первого "блять што это" просмотра Дюны от Линча дошел до первоисточника. Спасибо Тимми за мою мотивацию.
Теперь еще интереснее выйдет ли что-то путное у Вильнева. Что красиво будет - это и так понятно, а вот сумеет ли он перенести на экран богатую мифологию фрименов с Арракиса, да так чтобы не перегрузить картину и не погрузить всех зрителей в сон? Очень надеюсь, что да, потому что мне про их обычаи было интересно читать. Это полностью продуманный мир. Несмотря на его первичную ебанутость (круговорот жидких испражнений гигантских червей в природе, изготавливаемый из этих отходов наркотик и езду на самих червях), у коренных жизнь жизнь распланирована до мелочей, обряды, ритуалы, "вода жизни", "вода смерти", "вода тела", т.е. заметно насколько автор заморачивался, чтобы мир смотрелся живым и уникальным, а не просто повтором Земли только с червями.
И Пауль (в моем переводе - Пауль, не Пол) оказался более сложным персонажем, чем казалось по фильму Линча. Это далеко не стандартный герой без страха и упрека. Из-за своего дара пророчества он постоянно мысленно блуждает в ветках вероятностей и окружающим кажется отстраненным. Жестокость тоже проявлять не гнушается, по некоторым слухам даже кожу с людей сдирал (хотелось бы посмотреть как Тимми это на экране приказывать будет). И смерти близких его не останавливают на пути к главной цели.
Дочки Императора, на которой он женится по расчету, в первом фильме, видимо, не будет, но на всякий случай представляю ее как Лили-Роуз Депп
Из Зендаи должна выйти прекрасная Чани. Правда, несколько огорчает, что несмотря на ее воинственность, силу и самостоятельность, она все равно не шлет Пауля куда подальше, услышав о его планах насчет императорских дочек. Стоило бы.
С некоторым удивлением узнал, что барон Владимир всю книгу насиловал мальчиков, потому что по фильму Линча он какой-то карлсон-вампир и их просто убивает. Хотелось бы увидеть "трахучую" версию. На Пауля у него тоже виды. И на своего племянника. (а Пауль, между прочим, его внук, какое-то Рик и Морти).
Для Тимми эта роль будет отличной возможность вытащить на экран свою холодность и стальной стержень, все то, что скрыто под амплуа милого красивого мальчика, со всеми вежливого и безупречно очаровательного.
----------------
Если кто-то из ваших близких или знакомых в данный момент времени проходит лечение или просто чувствует себя не лучшим образом, то вам пригодится молитва о здравии. Люди неоднократно выясняли, что прочтение молитв действительно помогает в лечении болезней.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно., шаламэ мое шаламэ, молитва о здравии

---

Глава двадцать четвертая, где Никки вновь воссоединяется с наркотиками (патамушта еблан)

Мы все проебываемся

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать четвертая

Сью Эллен разозлилась на меня из-за того, что я бросил работу в кофешопе — и особенно сильно ее раздражало то, что прошло больше месяца, прежде чем я устроился на новую работу. Но я это сделал. Да, я снова устроился на работу и пока что считаю, что нынешнее место мне куда больше подходит. К тому же, тут я зарабатываю больше и каждый день получаю выручку наличкой на руки, что круто, но, гм, не очень-то помогает завязать с алкоголем. Не говоря уже о том, что работаю я теперь в барбекю баре под названием Дороти, куда захаживают, в основном, ЛГБТ±представители Чарльстона, и на протяжении всей смены я имею полный доступ к заставленному бутылками бару. Получается так, что у меня постоянно припрятаны рядом водка и кола, на случай, если захочу выпить — а нынче это желание возникает постоянно. Разумеется, дома я тоже пью — и все еще пытаюсь работать над своей книгой в свободное время — периодически — но всегда занимаюсь этим будучи пьяным, или, по крайней мере, не совсем трезвым.
Я теперь и воздействия алкоголя-то почти не чувствую. Но мое тело все еще жаждет получать его. Каждое утро я просыпаюсь больным, голова раскалывается, а руки трясутся так сильно, что с трудом удается поднести бутылку к губам и сосредоточиться на процессе глотания, ожидая пока алкоголь достигнет желудка и тремор утихнет. Насколько я могу судить, Сью Эллен еще не догадалась, что со мной творится. Я по-прежнему прячу бутылки по всему дому, но не пью у нее на глазах. К тому же, даже если она найдет какую-то из бутылок и заставит выбросить ее, у меня все равно останутся другие. Дело в том, что мне, блять, это необходимо. У моего тела развилась физическая зависимость. Уж я-то точно знаю о чем говорю. Я сидел на тысячах собраний по «12 шагам» и выслушал тысячи историй алкоголиков, рассказывавших именно о том, с чем теперь сам имею дело. Они рассказывали о спрятанных бутылках, трясущихся руках, кровавом поносе и раздувшихся животах. Со мной в то время ничего подобного не случалось. Они были алкоголиками. Я — наркоманом. Но теперь я уже сомневаюсь в своих силах.
Мы навещали брата Сью Эллен, который живет в трех часах езды отсюда, в Гринвилле, Южная Каролина, и я там настолько напился, что на обратном пути постоянно закрывал один глаз, потому что перед глазами все двоилось. И, разумеется, я не мог попросить Сью Эллен сесть за руль, потому что она кое-чего не знала. Не знала, что я стащил из домашнего мини-бара ее брата целую бутылку текилы и выбухал до того, как мы сели в машину. Про закрытый глаз я помню, а кроме этого — ничего. Все остальное как в тумане.
Мир замкнулся на мне же. Я не могу тусоваться с Расселом, потому что не хочу, чтобы он видел меня таким. Я все время боюсь, как бы коллеги по работе не узнали сколько я пью. Я лгу своему нью-йоркскому редактору во время бесед по телефону, и маме с папой вру тоже. Мое тело ослабло и раздулось. Я медленно травлю себя и приближаюсь к смерти. А ведь прекрасно знаю, что алкоголь делает с людьми. Наиболее хуевый процесс детоксикации был именно у тех, кто пытался бросить пить. Это хуже, чем героин, хуже бензодиазепинов, хуже всего на свете. Алкоголь отравляет мозг — делает человека беспомощным как дитя — инфантильным — ссущим под себя — разглагольствующим безумцем — дезооринтированным — обозленным — испуганным. Но со мной-то этого не случится, такого просто не может быть.
Я могу ненавидеть себя. Могу фантазировать о суициде. Но я слишком тщеславен, чтобы позволить себе умереть от алкоголизма. В алкоголизме нет ничего привлекательного. Вы не покидаете этот мир как Ник Кейдж в «Покидая Лас-Вегас», в компании роскошной женщины, которая скачет на вас в постели до тех пор, пока ваше сердце не останавливается. Алкоголизм убивает медленно, по капли лишает вас достоинства — превращает вас в раздутого бредящего параноика.
Я до такого ни за что не опущусь. Только не я. Только не так.
Но есть одна загвоздка: я, гм, не могу остановиться. Каждую ночь, перед тем, как я засыпаю или теряю сознание, я обещаю себе, что завтра с утра пить не буду. Я ставлю перед собой маленькие цели: например, не пить до окончания смены или пить только вино и пиво. Но, ребят, на данный момент ситуация такова, что я не в силах дойти до работы без пары порций водки в своем желудке. Без алкоголя я даже нормальную беседу поддержать не в состоянии, не говоря уже о том, чтобы оставаться радостным и полным энтузиазма, каким и должен быть бармен за стойкой. Каждая ночь — это спектакль. Я надеваю свой костюм, улыбаюсь как идиот, болтаю со всеми, кажусь понимающим, веселым и умным. Честно говоря, это не особо отличается от проституции. В смысле, я всегда даю людям именно то, что они хотят получить. И становлюсь тем, кем они хотят меня видеть. Я флиртую, поддразниваю и слушаю. Лесбиянки считают меня милашкой. Геи выражают свою симпатию так же, как раньше: оставляют мне чаевые, номера своих телефонов, визитные карточки. И я продолжаю играть, лгу не задумываясь — прирожденная шлюха.
Разница лишь в том, что я теперь не принимаю наркотики и не занимаюсь сексом с клиентами. Вместо этого я все пью и пью и задаюсь вопросом, сколько денег мне должны предложить, чтобы я не смог отказать.
Подходящее предложение поступит. Я могу сопротивляться сколько влезет, но все равно итог будет прежним. А потом мне представится еще одна возможность продемонстрировать миру, что я все тот же слабак.
Подходящее предложение поступит.
То есть, уже поступило. Просто все случилось не так, как я ожидал.
Видите ли, сегодня со мной вместе работает новая девчонка. Она устроилась на работу всего несколько дней назад, и мы с ней почти не разговаривали, но вот она протягивает мне маленький пакетик и шепчет:
— Держи, спрячь в карман пока никто не увидел.
Двести грамм водки, выпитые мной перед работой, вероятно, не способствуют принятию правильных решений, но кого я обманываю? Уверен, что я бы в любом случае выполнил ее просьбу.
— Ч-что это? — спрашиваю я шепотом, вглядываясь в ее круглое ангельское личико.
Она невысокая маленькая девчушка с каштановыми кудрявыми волосами как у Ширли Темпл. На самом деле, она вообще очень похожа на Ширли Темпл, с этими ее ямочками на щеках и гребаным идеальным носиком-пуговкой. Зубки у нее мелкие и растут на расстоянии друг от друга, как у детей. Руки и пальчики тоже совсем миниатюрные. И голос детский, писклявый, как будто запись, которую прогнали на одном из старых катушечных магнитофонов. Разумеется, я хотел бы сказать, что замечаю в ее взгляде нечто зловещее и порочное, но на самом деле вижу я только то, что глаза у нее широко распахнуты и взгляд абсолютно невинный.
Поэтому я даже сомневаюсь правильно ли все расслышал, когда она говорит:
— Брось, ты ведь из наших?
Я киваю, хоть и не хочу уже, чтобы это было правдой.
— Ну, — говорит она, прижавшись губами к моему уху, — это всего лишь пробный образец от моего мужа. Он получил большую партию кокса на днях и продает его по очень выгодной цене. Так что ты попробуй и скажи, если захочешь добавки, окей?
В груди внезапно становится тесно — легкие сжимаются — из меня будто выбили весь воздух, чувство такое, словно я выпрыгнул из окна и распластался на тротуаре.
У меня в кармане почему-то оказалась небольшая доза кокса. И, признаться, меня это пиздец как пугает. Но я не подаю виду. Я благодарю девушку, записываю ее номер телефона и обещаю, что скоро с ней свяжусь.
Вот какой я воспитанный парень.
Господи.
Она возвращается за свою стойку, а я? Я иду прямиком в гребаную уборную. Глядя на белый порошок, я не могу удержаться от смеха. Блин, у меня и так уже ситуация с алкоголем вышла из-под контроля, будет просто потрясающе, если я сейчас снова перейду на тяжелые наркотики. Я же знаю во что наркотики превращают мою жизнь. Черт возьми, да ведь именно из-за них я застрял на проклятом Юге и вынужден работать в этой гребаной забегаловке. Наркотики уничтожили все, что у меня было.
И у меня отлично получалось держаться подальше от них.
Блять.
Когда я был наркоманом, незнакомые люди мне бесплатные дозы кокса в руки не совали. Если бы это случилось, я бы решил, что наступил счастливейший день моей жизни.
Но теперь-то, конечно, если я решил завязать с наркотиками, то кто-то просто является и кладет мне их в карман. Логично.
Именно так всегда и бывает в нашем насквозь прогнившем мире, верно?
Разумеется, я должен немедленно смыть эту хуйню в унитаз.
Но вместо этого я открываю пакетик, чтобы убедиться действительно ли порошок пахнет как кокс.
Пахнет.
Дозу она мне дала не слишком большую, но удалось бы словить нехилый кайф, будь у меня с собой шприц.
В голове прокручиваются разные варианты, где я мог бы его раздобыть.
Ничего толкового на ум так и не приходит.
Я окидываю быстрым взглядом все поверхности в уборной. Дорожку тут можно нормально выложить только на крышке бачка от унитаза, что довольно мерзко, но ведь я все равно уже делал так раньше.
К черту все это, говорю я себе.
Чем быстрее закончу, тем лучше, не придется больше об этом думать.
Я делаю дорожку.
Сомнения позади.
Я вдыхаю порошок своим гребаным носом.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина, Проебы Никки

---

Глава одиннадцатая, из которой вы можете многое узнать о методах лечения метамфетаминовой зависимости, изменениях в мозгах наркоманов и тд. Переводчик на всякий случай напоминает, что врачом не является и может лажать в некоторых моментах

Красивый мальчик

Ты в безопасности, — помню, как шептала это Кинтане, когда впервые увидела ее в реанимации в УКЛА, — Я здесь. С тобой все будет хорошо. У нее сбрили половину волос на голове во время подготовки к операции. Я видела длинный разрез и металлические скобы, благодаря которым, он оставался закрытым. Она снова могла дышать только через эндотрахеальную трубку.
Я здесь. Все хорошо…
Я смогу о ней позаботиться. Все будет в порядке. Но в тот же миг мне пришло в голову, что это обещание сдержать, возможно, не удастся. Я не смогу всегда о ней заботиться. У меня не выйдет остаться с ней навечно. Она больше не ребенок. Она повзрослела. Бывают в жизни события, предотвратить или исправить которые матерям не под силу.

Джоан Дидион, «Год магического мышления»

Часть третья

Не имеет значения

11

Я сижу за рулем старого Вольво, потускневшего и проржавевшего из-за соленого воздуха и получившего вмятины во время злоключений Ника. Здесь пахнет его сигаретами. Именно на этой машине он уезжал. Ник валится на сидение словно тряпичная кукла, придвигается как можно ближе к двери, чтобы быть как можно дальше от меня. Мы не говорим друг с другом. Электрогитара Ника маслянично-желтая с черным защитным щитком покоится на заднем сидении. Рядом с ней лежит и еще одно напоминание о его авантюре: затейливо разукрашенный бонг, сооруженный из мензурки и курительной трубки. Помимо этого там лежат: фонарик, книга Рембо с порванной обложкой, грязные джинсы, полупустая бутылка Gatorade, газета San Francisco Bay Guardian, его кожаный бомбер, пустая бутылка из-под пива, кассеты, залежалый сэндвич.

Он несколько раз пытается переубедить меня.
— Это глупо, — просит он слабым голосом, — я знаю, что облажался. Я усвоил урок.
Я не отвечаю.
— Я не могу этого сделать, —говорит он, — я не буду.
Он приходит в ярость.
Уставившись на меня он произносит:
— Я сбегу.
Говорит он высокомерно и снисходительно — заметно, что он практически в бешенстве.
— Ты, блять, вообразил, что знаешь меня! Ты ничего обо мне не знаешь! Ты вечно пытаешься меня контролировать!
Он кричит до тех пор, пока не срывает голос.
На середине его речи, когда я замечаю насколько невнятно он говорит, то осознаю, что он под кайфом. Опять. По-прежнему.
— Что ты принял сегодня, Ник? — В моем голосе слышится недоумение.
В ответ слышу злобный шепот.
— Да пошел ты.
Я гляжу на него, пристально вглядываюсь в его бесстрастное лицо. Ник унаследовал красоту своей матери. Как и она, он высокий и худой, с изящным носом и пухлыми губами. В детстве, до того как его волосы начали темнеть, они были такими же светлыми, как у нее. Несмотря на все это, иногда я смотрел в его лицо с мыслью, что словно гляжусь в зеркало. Я подмечал не только внешнее сходство. Я видел себя в его взглядах, в движениях. Это меня поражало. Возможно, каждый ребенок в процессе взросления перенимает черты и повадки своих родителей и все больше походит на них.
Нынче и я вижу в себе явное сходство с отцом, чего никогда не замечал в юности.
Однако, в машине я сейчас вижу незнакомца. Тем не менее, это незнакомец, которого я знаю досконально. Я помню его кроткий взгляд, когда он был в хорошем настроении и как он смотрел, когда был разочарован, помню, как бледнело его лицо во время болезни и когда он сгорал на солнце, его рот и даже все его зубы, залеченные во время визитов к дантистам и ортодонтам, его сбитые коленки, которые я заматывал бинтами, его плечи, блестящие от солнцезащитного крема, его ступни, из которых извлекал осколки стекла — каждую частичку его тела. Я знаю каждую частицу его личности, потому что присматривал за ним и жил с ним и был для него близким человеком — тем не менее, на пол-пути в Окленд, я замечаю его угрюмость, злость, опустошенность, его отчужденность и смятение, и думаю: Кто ты такой?

Я останавливаюсь перед зданием реабилитационного центра в Окленде и, миновав стеклянные двери, мы проходим внутрь, оказываясь в аскетичной комнате ожидания. Пока я сообщаю секретарше, что у нас назначена встреча, Ник стоит позади меня с воинственным видом, покачивается на пятках, скрестив руки на груди.
Секретарша просит нас подождать.
Наставница с черными глазами и волосами, собранными в длинный хвост на затылке, выходит к нам и представляется сперва Нику, потом мне. Он отвечает ей тихим ворчанием.
Ник проходит за ней в другую комнату, как и было велено. Он предчувствует недоброе. Едва переставляет ноги. Я листаю старый выпуск журнала People, а потом, спустя час, наставница возвращается и говорит, что хочет переговорить со мной наедине. Заметно взбешенный Ник занимает мое место в комнате ожидания. Я следую за женщиной в маленькую комнату с металлическим столом, двумя стульями и аквариумом с мутной водой.
— Ваш сын в большой беде, — говорит наставница, — он нуждается в лечении. Он легко может умереть от наркотиков, которые принимает.
— А какие…
— В свои восемнадцать лет он принимает наркотики в таких дозах и смешивает их в таких пропорциях, что не выдержали бы и многие люди постарше. У него неправильный настрой — он не осознает, что у него проблемы. Он воспринимает свою зависимость как достижение, носит ее, словно медаль на груди. Наша программа лечения ему не подойдет. Вы спохватились слишком поздно и на данном этапе он будет противиться лечению. Мы постоянно с таким сталкиваемся. Он на стадии отрицания. Это типично для наркозависимых, они продолжают употреблять и верят, что смогут прекратить в любой момент, как только захотят, что у всех остальных проблемы, но не у них, они в полном порядке, даже если лишились всего, что имели, даже если они живут на улице, даже если оказались в тюрьме или в больнице.
— Тогда что…
— Его необходимо отправить на лечение, во что бы то ни стало. Не в наш центр, но куда-то еще.
Она рекомендует другие лечебные программы. По ее тону голосу и мрачному выражению лица я догадываюсь, что на успех она особо не рассчитывает.
По пути домой напряжение в салоне автомобиля нарастает, а потом происходит взрыв.
В конце концов, Ник орет:
— Это полная херня!
Мы едем по автостраде и мне кажется, что он сейчас выпрыгнет из машины.
— Херня, и правда. — Огрызаюсь я в ответ. — Если хочешь прикончить себя, то я тебе мешать не стану.
— Это моя жизнь! — Хрипло орет он.
Безутешно, истерично плачет.Бьет кулаками по приборной панели и пинает ее.
Мы останавливаемся перед домом, но туда уже вернулись Джаспер с Дейзи, так что я не веду Ника внутрь. Я сижу с ним в машине еще полчаса, до тех пор, пока его истерика не утихает. Он вымотался — стал сонным из-за наркотиков и гневных тирад, его дыхание замедлилось и в конце концов он погрузился в глубокий сон.
Я оставляю его в машине и то и дело подхожу проверить, как он там.
Будешь заходить ко мне каждые пятнадцать минут?
Через некоторое время он заползает в дом и сразу идет в свою комнату. Джаспер и Дейзи молча наблюдают за тем, как вялое тело их брата дрейфует через гостиную.
Я обязан сейчас же найти для него подходящую программу лечения. Прежде чем потеряю его. Пока Ник спит в своей комнате, я говорю с детьми. Объясняю им, как могу, что Ник снова подсел на наркотики и заболел. Говорю, что пытаюсь найти больницу или реабилитационный центр для наркоманов, где ему смогут помочь.Говорю, что иногда братья и сестры или родители наркозависимого думают, что он страдает по их вине.
— Вы ни в чем не виноваты. Честное слово.
Они смотрят на меня печально и недоуменно.
— У Ника серьезные проблемы, но мы поможем ему получить необходимое лечение. Когда он подлечится, то будет в полном порядке.
Ник рвет и мечет в мучительном полузабытье, а я обзваниваю другие реабилитационные клиники. В одной, наркодиспансере Ohlhoff Recovery House в Сан-Франциско есть свободное место. Это известная лечебница, рекомендованная многими экспертами, живущими рядом с заливом. Одна подруга моей подруги рассказывала, что эта программа лечения кардинальным образом изменила жизнь ее сына-героинщика.
— Теперь он живет во Флориде, — сказала она. — Обзавелся собственной семьей. У него есть любимая работа, а кроме того он устроился волонтером, помогает подросткам с наркозависимостью.
Родители наркоманов живут такими вдохновляющими историями.
Когда Ник просыпается, я рассказываю ему, что нашел подходящую программу лечения в городе, и он с мрачным видом соглашается сходить на еще одну консультацию.
Он уныло плетется за мной к машине. " Ohlhoff Recovery» расположен в трехэтажном величественном, хоть и устаревшем особняке, построенном в викторианском стиле, с куполом и красивым вестибюлем, сложенным из деревянных панелей, где я сижу и жду, в то время, как Ник удаляется на консультацию, в этот раз с заведующей лечебной программы, рассчитанной на двадцать восемь дней. Это программа — только начало, нечто вроде начальной школы — первый шаг на пути к излечению и полной реабилитации.
Когда их разговор заканчивается, меня приглашают в очередной аскетичный кабинет, где я занимаю свободный стул. Мы с Ником смотрим на управляющую, восседающую за деревянным столом. По ее тону и усталым взглядам я догадываюсь, что Ник вел себя с ней так же воинственно, как с наставницей в «Дорога к победе», но эта женщина выглядит менее обеспокоенной.
Она начинает:
— Ник не осознает того, что является наркоманом.
— Потому что не являюсь.
Она продолжает, не обращая на него внимания:
— И утверждает, что пришел сюда только потому что вы его заставили.
— Это правда, — признаю я.
— Ничего страшного. Многие люди оказались тут не по своей воле. У них столько же шансов на выздоровление, сколько и у людей, приползших сюда с мольбами о помощи.
Я говорю:
— Ок.
Ник просто смотрит.
— Утром мы запишем его в ряды участников нашей двадцатидневной программы.

Ник прячется в своей комнате и пропускает ужин. Мы рассказываем Джасперу и Дейзи, что Ник завтра отправится на лечение и боится этого.
Я сижу с ними после того, как Карен заканчивает читать им сказку на ночь.
— Мне так жаль, что вы вынуждены проходить через все это вместе с Ником, — повторяю я в сотый раз. Как еще мне им помочь? — То, что нашей семье пришлось столкнуться с такой проблемой — ужасно. Я надеюсь, что вы обсуждаете эту ситуацию с учителями и друзьями в школе, когда хотите об этом поговорить. Вы всегда можете поделиться со мной или с мамой своими страхами или задать какие-то вопросы.
Джаспер кивает с торжественным видом. Дейзи притихла. Она начинает читать комикс про Гарфильда, но Джаспер вырывает журнал у нее из рук. Она царапает его, а он ее толкает. Они оба ревут.

Утром по дороге в город Ник сердит, но смирился со своей участью и почти ничего не говорит. Он осужденный заключенный, остолбеневший и покорный. С трудом сдерживает слезы. Я паркуюсь перед старым особняком и иду рядом с Ником, который тащит свои сумки с вещами. Ник утопает в своей безразмерной рваной футболке и широких джинсах, опустил голову, дрожит. Мы поднимаемся по ступенькам, минуя стайку наркоманов с сигаретами (по крайней мере, я предполагаю, что они тоже лечатся здесь) и останавливаемся у подножия внутренней лестницы. Меня тоже трясет. Обратив внимание на вещи Ника и его испуганные косые взгляды, некоторые из мужчин приветствуют его:
— Йоу!
— Привет!
— Добро пожаловать в дурдом!
Ник коротко переговаривается с заведующей программы все в том же деревянном кабинете и получает лист бумаги, где указано:
«Я, нижеподписавшийся, даю согласие на свое участие в Программе Лечения от Алко- и Нарко- зависимости» и тд. Он подписывает.
В холле, заведующая, стоя рядом с Ником, говорит мне:
— Можете попрощаться сейчас. В первую неделю пребывания здесь телефонные звонки запрещены.
Я поворачиваюсь к Нику.
Мы неуклюже обнимаемся, и я ухожу.
Оказавшись снаружи я ощущаю мимолетную вспышку восторга из-за свежего воздуха, но на обратном пути чувствую, что нахожусь на грани обморока из-за переизбытка эмоций. К несчастью, я чувствую себя так, словно предал Ника, отказался от него, бросил, хотя тот факт, что я по крайней мере знаю, где он сейчас находится, несколько утешает. Первый раз за неделю ночью я нормально высыпаюсь.
На следующее утро я захожу в его комнату, раздвигаю шторы и широко открываю окно, выходящее в сад. Темная комната с красными стенами завалена книгами, полу-раскрашенными холстами, грязной одеждой, колонками, а на кровати покоится желтая гитара. По стенам развешаны рисунки Ника, на которых изображены мужчины и женщины с удлиненными телами, чьи пропорции искажены. Комната хранит запах Ника — не тот сладкий детский запах, что был у него когда-то, а неприятный запах ладана и марихуаны, сигарет, лосьона после бритья, а также, возможно, след аммиака или формальдегида, остаточный запах сожженного мета. Запах подростка.
Карен наблюдает за тем как я выворачиваю карманы его одежды, обыскиваю комод, тумбочку и шкаф, разоряю его тайники: беру стеклянный бонг, метамфетаминовую трубку, папиросную бумагу, осколки разбитого зеркала, бритву с прямым резом, закончившиеся зажигалки, пустые бутылки — бросаю все это в пластиковый черный мусорный мешок, а потом отправляю в мусорный контейнер на улице.

В течение следующих нескольких дней к нам продолжает поступать множество советов от друзей и друзей друзей. Один друг Карен, узнав, что Ник сейчас находится в реабилитационной клинике, интересуется:
— Как долго он там пробудет?
Карен объясняет, что эта программа рассчитана на четыре недели.
Друг качает головой.
— Слишком мало.
— Почему это?
Он рассказывает про своего сына, который принял участие в двух лечебных программах по четыре недели, прежде чем его отправили в третью — ту, что длится целый год. Он все еще находится в реабилитационной клинике и не закончил старшую школу. Ему семнадцать и поэтому родители имели право насильно отправить его на лечение.
Друг Карен говорит:
— Мы не уверены, что и года-то хватит.
Другой друг заявляет, что Ника не стоило отправлять в реабилитационную клинику, а нужно было послать в школу наружного образования Outward Bound. Некоторые люди верят в целебный эффект от психотерапии, другие ее презирают. Мне кажется, что психологи и психиатры, к которым ходил Ник на протяжении всех этих лет, профессионалы, с которыми мы консультировались, которые обеспечивали мне необходимую поддержку, давали полезные советы и, возможно, Нику тоже чем-то помогали, несмотря на их безупречную репутацию и явную преданность своему делу, почти все ничего не смыслили в борьбе с наркозависимостью и не умели ее диагностировать.
У каждого есть свое мнение; запас советов, выдаваемых из лучших побуждений, не иссякаем. Мы с Карен внимательно слушаем. Хоть мы и игнорируем большинство их них, но все равно благодарны людям за их заботу. Мать ребенка, который учится в одной школе с Джаспером и Дейзи, рекомендует местного специалиста по наркозависимости, утверждая, что он помог ее другу больше, чем кто-либо другой из виденных ею экспертов. По какой-то причине мы прислушиваемся к этому совету и договариваемся о встрече с ним.
Офис этого психотерапевта располагается над художественным магазином в Сан Ансельмо. Офис выглядит скромно, по сравнению с другими, где нам доводилось побывать. Психотерапевт делит его с консультантом по разводам. Кажется, что мы уже успели встретиться со всеми консультантами, психологами и психиатрами, а районе залива Сан-Франциско, где каждый третий житель похож на психотерапевта.
Что это говорит о нас?
Скотт Пек утверждал, что на терапию ходят самые больные и самые здоровые люди. А мы в каком лагере?

У врача морщинистое лицо и спокойная улыбка. Он лысоват, носит рубашку с открытым воротом, надетую под шерстяной пиджак. Он кажется солидным, вежливым и чутким: по его поведению, манере общения, ласковому голосу и взглядам, мы понимаем, что он осознает в каком отчаянии мы сейчас пребываем, потому что и сам проходил через это. Мы рассказываем ему о Нике. Объясняем, что он сейчас на лечении в «Ohlhoff Recovery». Говорим, что сомневаемся в правильности этого решения. Говорим, что волнуемся за Джаспера и Дейзи. Говорим, что понятия не имеем, что будем делать, когда Ник вернется из лечебного центра. К нашему изумлению, врач не дает нам почти никаких советов, по крайней мере, насчет насчет помощи Нику, хоть и соглашается с нами, что его нужно было отправить на лечение. В основном, он старается помочь нам.
— Заботьтесь о себе, — говорит он. — Уделяйте внимание вашему браку. Браки зачастую разваливаются из-за наркозависмости детей.
Он считает, что мы не можем и не должны заранее решать, что будем делать, когда Ник вернется — к тому времени многое может измениться.
— Живите сегодняшним днем. Это клише №233 правдиво, — говорит он. В конце нашего сеанса он подается вперед и изрекает с убедительной вескостью:
— Сходите на свидание.
— Сходим. — сухо отвечает Карен. — Так вот что было нужно.
Мы с ней обмениваемся ироничными взглядами. Это правда, что много лет прошло с тех пор, как мы оставались наедине. Травмированные, мы хотели держаться поближе к дому и нервничали при мысли, что нужно будет оставить детей без присмотра.
Тем же вечером мы наконец оставляем детей с Нэнси и Доном.

Терапевт спрашивал, пробовали ли мы ходить на собрания Ал-Анон. Я ответил, что нет.
— Я думал, что Ал-Анон это для…
Я оборвал себя на полуслове.
— Возможно, попробовать стоит.

Телефонные разговоры может и под запретом, но на третий день своего пребывания в «Ohlhoff» Ник все равно умудряется позвонить и умоляет разрешить ему вернуться домой. Когда я отвечаю отказом, он бросает трубку. Волнуясь, я связываюсь с назначенной Нику наставницей. Она сообщает, что Ник угрюм, подавлен, спорит со всеми и грозится убежать.
— Но в начале лечения почти все так себя ведут, — добавляет она.
— Что будет если он сбежит?
— Мы не можем ему помешать. Он совершеннолетний.

Мы с Карен несколько раз навещаем консультанта по вопросам наркозависимости и алкозависимости. Он отличный слушатель и именно в таком человеке мы, возможно, сейчас больше всего и нуждаемся, но дело не только в этом. Он помогает нам осознать что мы можем и чего не можем сделать для Ника. Он говорит, что в случаях, когда у ребенка развивается наркозависимость, одной из самых трудных вещей является осознание того факта, что его зависимость нельзя взять под контроль. Мы не можем спасти Ника.
— В ваших силах поддерживать его на пути к выздоровлению, но вы не можете проделать этот путь вместо него, — объясняет он. — А вы пытаетесь спасти его. Родители пытаются. Именно этим родители всегда и занимаются.
Он цитирует нам три главные догмы Ал-Анон: «ты не являешься причиной этого, ты не можешь контролировать это, ты не можешь излечить от этого».
Каждый раз, когда мы покидаем его офис, он напоминает нам:
— Будьте союзниками. Помните о том, что нужно заботиться о себе. Вы никому не поможете — ни друг другу, ни своим детям — если забудете об этом.

Теперь, когда Ник в безопасности — на некоторое время — я больше работаю.
Однажды я беру интервью у выздоравливающего наркомана, а также у его отца. Я рассказываю ему, что недавно сам отправил сына на реабилитацию.
Он отвечает:
— Да поможет вам Бог. Я был на вашем месте. Это Ад. Но ваш сын в руках Господа.
Это меня пугает. Я упоминаю, что в нашей семье в Бога никогда не верили.
— Я бы хотел уверовать, — говорю я, — хотел бы переложить ответственность на кого-то другого. На кого-то могущественного и доброго. Но я в это не верю.
— Вы обретете веру в Бога до того, как все это закончится, — уверенно произносит он.

Я звоню наставнице Ника в «Ohlhoff». Понимаю, что она пытается бодриться, но ее обескураженность все равно заметна.
Она говорит:
— С метамфетамином все особенно сложно. Этот наркотик придумал сам Дьявол. Страшно смотреть, что он делает с людьми. — Она продолжает после паузы. — Но все равно еще слишком рано судить.

Это уже не первый раз, когда мне говорят, что мет опаснее большинства других наркотиков. Желая узнать почему, я продолжаю свои изыскания, встречаюсь со многими исследователями, занимающимися изучением метамфетамина. Они объясняют, что наркоманы, употребляющие другие наркотики, часто злоупотребляют ими, увеличивают дозы, пытаясь добиться того кайфа, что получили после первой дозы, но для наркоманов сидящих на мете, чей уровень дофамина в мозгу снижен до 10% процентов от первоначальных показателей, этот путь уже закрыт. Как и в случае с другими наркотиками, дефицит дофамина вызывает депрессии и неврозы, но с метамфетамином все еще хуже. Метные наркоманы вынуждены принимать все больше и больше, разрушая при этом все больше и больше нервных окончаний, тем самым увеличивая потребность в наркотике — образуя цикл, который приводит к зависимости и срывам. Многие ученые считают, что уникальная нейротоксичность данного наркотика означает, что употребляющие его люди, в отличие от наркоманов, принимавших другие вещества, никогда уже не оправятся полностью. Разумеется, у меня душа холодеет от такого вывода, и я понимаю, что с поисками информации медлить никак нельзя.

Администрация Клинтона выделила миллионы долларов на исследования методов лечения метамфетаминовой зависимости, когда эта эпидемия начала распространяться и выяснилось, что среди метных наркоманов неприемлемо высокий уровень рецидивов и что почти никто из них не задерживается в реабилитационных клиниках надолго. Одна из целей этих исследований заключалась в том, чтобы выяснить действительно ли в мозгу наркомана происходят необратимые изменения. Если так, то, как в случае с болезнью Паркинсона, остается только лечить симптомы и по возможности замедлять деградацию. Полное восстановление в этом случае было бы невозможным.
В 1987 году «Партнерство за Америку без наркотиков» начало антинаркотическую кампанию «Это ваш мозг на наркотиках». Но человеческий мозг после употребления мета не похож на яичницу. У него больше общего с ночным небом над Багдадом в первую неделю войны. По крайней мере, именно так это выглядит на экране компьютера, стоящего на столе Эдит Лондон, фармаколога по образованию, которая является профессором психиатрии и биоповеденческих наук в Медицинской школе Дэвида Геффена в Калифорнийском. Еще будучи студенткой. доктор Лондон сдала тест, который показал, что у нее есть способности к медицинской иллюстрации. Используя возможности функциональной нейровизуализации мозговой активности, она, в некотором смысле, занимается тем же самым. В 2000 году Лондон визуализировала работу мозга шестнадцати наркоманов, сидящих на метамфетамине. Как и большинство метных наркоманов, прекративших принимать наркотик, ее подопытные пациенты проспали в больнице больше двух суток подряд, когда только-только попали туда. Через несколько дней после того, как они проснулись, Лондон использовала позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ), чтобы отследить их мозговую активность. ПЭТ сканер регистрирует мозговую активность, исследуя кровообращение и биохимические реакции, фиксируя движение и концентрацию радиоактивных индикаторов. Результатом этого становятся изображения функций человеческого мозга — и изменения в мозговой активности в некоторых случаях можно связать с эмоциями. В зависимости от компонента или маркера, используемого в ходе тестирования, сканирование может отображать мозговую активность в целом, либо активность определенного нейротрансмиттера. Сканируя разум метных наркоманов, Лондон желала узнать больше о состоянии мозга наркомана, когда они находятся на начальном этапе лечения. То есть, в каком состоянии их разум, когда они попадают в реабилитационную клинику?
Доктор Лондон — черноволосая женщина с челкой, разговаривающая тихим голосом.
Когда я сижу напротив нее в ее маленьком кабинете в медицинском центре, она поворачивает ко мне монитор с плоским экраном, чтобы я смог увидеть изображение функционирующего (а точнее, неисправного) мозга наркомана. Она объясняет, что это изображение дает усредненное представление о мозговой активности тех самых шестнадцати наркоманов, объединившее в себе результаты ПЭТ, являющиеся хронологией мозговой активности и МРТ, обеспечивающее высокую точность фоновой структуры. А также тут есть изображение, демонстрирующее усредненные показатели мозговой активности у другой подконтрольной группы пациентов, не употребляющих наркотики. Лондон указывает на различные цвета на изображении. Результат передо мной: карта, демонстрирующая значительную разницу между мозгом наркомана и мозгом обычного человека. Боковые секции с серым веществом — структура от МРТ — серые. Синие пятна указывают на зоны мозга, активность в которых серьезно снижена по сравнению с уровнем мозговой активности у обычных людей. Желто-красные области именуются «горячими» — это означает, что в данных областях мозговая активность у наркоманов значительно выше, чем нужно. Лондон пристально смотрит на изображение. Спустя пару минут, она тяжело вздыхает.
— Красиво, но печально.
Мои мысли устремляются к Нику. Предполагая, что его можно считать таким же усредненным метамфетаминовым наркоманом, я сосредотачиваю внимание на поясничном отделе этой мозговой бесхвостой «мыши», где особенно много ярких пятен разной формы и размера. Указывая на один участок, желтый в центре и Хеллоуинско-оранжевый по краям, Лондон объясняет:
— То, что происходит здесь — это именно то, что бывает, когда люди испытывают боль.
Ключевое слово тут «боль».
Она продолжает:
— Вот что ждет человека, когда он прекращает употреблять метамфетамин.
Клиницисты, работающие с метамфетаминовыми наркоманами, уже знают, что такие наркозависимые зачастую впадают в депрессию, спорят, страдают от неврозов и отказываются от лечения — точно так же, как Ник — но данные сканирования от Лондон доказывают, что у этих состояний есть биологическая подоплека. Кроме того, они демонстрируют истинный уровень серьезности проблемы.
Это привело Лондон к выводу, что метные наркоманы могут быть невосприимчивы, нечувствительны ко многим привычным методам лечения зависимости, по крайней мере на ранних стадиях. Не личностные недостатки и нехватка силы воли, а повреждения мозга могут являться причиной срывов и рецидивов.
Лондон объясняет, что серьезные когнитивные нарушения могут лишить пациентов восприимчивости к методам терапии, требующим концентрации внимания, логики и хорошей памяти. Кроме того, пациенты с чрезвычайно высоким уровнем депрессии и нервных расстройств, и те, кто подвержен «хронической агонии» (как это описала Лондон) изначально находятся в невыгодном положении, становясь частью когнитивных и поведенческих программ лечения. Нет ничего удивительного в том, что Ник, едва начав лечиться, мечтает о побеге. На самом деле, результаты экспериментов от Лондон беспокоят меня потому что они, как и результаты других исследований на ту же тему, показывают, как много времени пройдет, прежде чем мозг вернется в свое обычное состояние — если вернется вообще. После месяца «воздержания» депрессия и боль, вызванные прекращением употребления наркотика, у некоторых бывших метных наркоманов слегка затихают, но большинство пациентов ни на шаг не приближаются к выздоровлению. Неудивительно, что шансы настолько ничтожны — неудивительно, что большинство программ лечения, применяемые во многих реабилитационных центрах, во многих городах, оказываются неэффективны. В некоторых лечебных центрах, куда я звонил, предлагается только детоксикация, занимающая несколько дней или неделю. Многие из таких программ, как в «Ohlhoff», рассчитаны на двадцать восемь дней, но лишь в нескольких городах есть долгосрочные программы лечения, финансируемые государством, и существует лишь несколько предложений по частному страхованию, включающие в себя покрытие расходов на интенсивное продолжительное лечение.
Долгосрочные программы, особенно стационарные, непомерно дороги для большинства людей. Несмотря на то, что за четыре недели метный наркоман может стать достаточно здоровым для того, чтобы осознать, что ему требуется длительное лечение, он и она на тот момент могут быть еще не готовы продолжить его. Изображения доктор Лондон объясняют, почему наиболее эффективными будут программы лечения, длящиеся несколько месяцев. Скорее всего, пациенту потребуется как минимум пара месяцев, чтобы настроиться на полноценное лечение.
Что остается делать пациентам, избравшим такие программы лечения? Было бы смехотворно лечить героинщиков с помощью методов когнитивной и поведенческой терапии сразу после того, как у них кончилась ломка — это очевидные постулаты программ реабилитации. В случае с героиновыми наркоманами существует ряд физических проявлений синдрома отмены — дрожь, конвульсии, и тд. Однако, когда речь идет о метамфетамине физические проявления таковы, что их проще связать с эмоциями и психологией, но — у доктора Лондон на экране ее компьютере видны сине-оранжевые доказательства — у них есть физическая подоплека.
Есть много «горячих» точек в мозгу, коррелирующих с временной (текущей) и постоянной (ситуационной) тревожностью, намного больше, чем у обычных людей. Лондон объясняет, что такая картина характерна только для потребителей этого конкретного наркотика.
— Сканирование мозга у людей, сидящих на героине, кокаине или страдающих от алкозависимости, дает совсем другие результаты.
Это изображение также демонстрирует наличие когнитивных нарушений. Голубое пятно в медиальной орбитофронтальной коре вызывает беспокойство у доктора Лондон, поскольку мозговая активность в этой области напрямую связана со способностью принимать осознанные решения. Цвет отчетливо синий, слегка беловатый в центре. В то же время, задняя поясная извилина, связанная с болью и эмоциями у обычных людей остается неактивной, но ярко подсвечена у метных наркоманов. Логично, что человеку трудно рассуждать здраво, когда наблюдается активность в той части их мозга, что ответственна за негативные эмоции.
— У метных наркоманов, как минимум в первые недели лечения, наблюдаются сильные когнитивные искажения, — объясняет Лондон.
Это значит, что помимо биологически обусловленного высокого уровня тревожности и сильнейшей депрессии, люди, пытающиеся избавиться от пристрастия к мету, страдают из-за когнитивных искажений в мозгу.

Я продолжаю собирать информацию и наталкиваюсь на исследование, которое было проведено за три года до эксперимента Лондон, Стивеном Кишем, врачом из Медицинского центра Университета Торонто, который вскрывал метамфетаминовых наркоманов. (Он исследовал мозг людей, умерших от передозировки метамфетамином или тех, у кого был высокий уровень содержания наркотика в крови на момент их убийства или гибели, вследствие несчастного случая).
В тех слайд-шоу, что на протяжении нескольких поколений демонстрируют ученикам старших классах на уроках здоровья, усохшее, обезвоженное, расплывшееся серое вещество в мозге алкоголиков сравнивают со здоровым мозгом, кремово-белым и губчатым. В отличие от алкоголиков, в мозгу метамфетаминового наркомана нет никаких изменений, заметных невооруженным глазом. Однако, на микроскопическом уровне, метафора с жареными яйцами «это-твой-мозг-под-воздействием-наркотиков» становится уместной.
Специалисты видели, что концы некоторых из нейронов существенно опалены.
Биопсия клеток мозга дает еще больше сведений. Для их изучения Киш использовал биохимические зонды и выскоблил двадцать миллиграмм мозга. Он определил число специфических нейротрансмиттеров и сравнил получившиеся результаты с количеством нейротрансмиттеров в мозгу здорового человека. Его исследование доказало умеренное снижение уровня серотонина и ряда других нейротрансмиттеров, но «чрезвычайно резкое снижение» — на 90-95 процентов — уровня дофамина. Заодно Киш проверил и наличие транспортера дофамина, вырабатывающего этот гормон. Он тоже оказался истощен. Другие ученые наблюдали схожую картину в мозгах мартышек, бабуинов, мышей и крыс, которым вкалывали мет, и пришли к выводу, что мет нейротоксичен, на физическом уровне он меняет мозг сильнее, чем кокаин и многие другие наркотики. Что приводит к ключевому вопросу — самому важному вопросу для меня: волнуясь, размышляя о будущем своего сына, я хочу знать восстановится ли мозг Ника, если он прекратит употреблять наркотики? Было доказано, что уровень дофамина резко падает, но не уничтожаются ли сами дофаминовые рецепторы?
Согласно заявлению доктора Киша, если наркотик навсегда разрушит рецепторы, то не останется практически никаких шансов на выздоровление.
Итак, в своих образцах мозга Киш взглянул на маркер под названием везикулярный моноаминный переносчик или V-MAT2. У пациентов с болезнью Паркинсона, которая сопровождается постоянной потерей дофаминовых нейронов, уровни V-MAT2 чрезвычайно низкие. Если бы то же самое наблюдалось и у метных наркоманов, то следовало бы, с большой дозой уверенности, говорить о потере нервных окончаний и необратимых повреждений в мозгу. Однако, когда Киш провел исследование V-MAT2, то обнаружил, что они находятся на нормальном уровне. Это было неожиданное, но обнадеживающее открытие. Это и последующие исследования доказывают, что «обгоревшие» нервные окончания, скорее всего, отрастают заново, но процесс восстановления может занять два года.
Два года.
Это значит, что метный наркоман может поправиться. Отличная новость для родителя наркомана. Разумеется, в первую очередь я хочу, чтобы Ник выжил, но ничего не могу поделать с тем, что желаю ему чего-то большего. Я хочу, чтобы его жизнь опять наладилась. Несмотря на то, что исследования продолжаются и их результаты вызывают дебаты в научном сообществе, они все-таки доказывают, что Ник вернется в норму, если откажется от наркотиков.
Если откажется от наркотиков.

Мы с Карен ужинаем на Хейт-стрит, а потом поднимаемся в гору к тому, что мы называем домом Графа Лопуха — Графа Олафа, злодея из серии книг «Тридцать три несчастья» Лемони Сникета, которые мы читаем Джасперу и Дейзи. Миновав стайку курильщиков, мы проходим через кованые ворота. После десятилетий поглощения сигаретного дыма и дыма от травки, растения во внутреннем дворике, похоже, не в состоянии продолжать бороться за жизнь.
Мы здесь, чтобы встретиться с Ником на групповом еженедельном собрании с членами семей.
Собрания проходят в отсыревшем помещении. Мы с Карен вместе с остальными родителями, партнерами и супругами, рассаживаемся по старым диванчикам и раскладным стульям. Бабуля-наставница с пропитым голосом (хотя она завязала с выпивкой еще двадцать лет назад) подталкивает нас к разговору.
— Ник, расскажи своим родителям, как много для тебя значит то, что они пришли сюда. — Сказала она во время нашего первого собрания.
— Да мне пофиг. Пришли и пришли.
Это напряженные, душераздирающие, врезающиеся в память собрания. Мы узнаем больше про других наркоманов и их семьи. Одна из наркоманок — девятнадцатилетняя девушка с миловидным личиком, растрепанными волосами кофейного цвета, заплетенными в две косички и тоскливым взглядом. Ее лишили родительских прав — ребенок родился больным из-за мета. Она и сама похожа на ребенка, если не обращать внимания на следы от уколов. Помимо этого среди пациентов есть героинщики, травокуры и те, кто сидел на таблетках, а также старые-добрые алкоголики, похожие на героев «Дней вина и роз».
Мы слушаем их истории.

Один алкоголик неоднократно бросал своих детей и супругу на произвол судьбы, уходя по-английски. Потом возвращался домой и просил прощения.
— После первых четырех-пяти раз извинения утратили всякое значение, — говорит он.
Он отправился в реабилитационный центр, когда жена ушла от него.
Другой мальчик, чуть постарше Ника, с прозрачными глазами и обесцвеченными волосами — из Нью-Йорка.
Он приехал в Сан-Франциско, чтобы изучать архитектуру, но, цитирую: «метамфетамин изменил мои планы». Неудивительно, что в реабилитационном центре в Сан-Франциско почти половина пациентов являются гомосексуалами, употреблявшими наркотик Тина (это их кодовое название для метамфетамина). По словам Стивена Шоптау, психолога с факультета семейной медицины в Калифорнийском, наркотики — бич многих городских гей-общин «, переносящие их в 1970-тые — время, когда еще никто не знал о СПИДе».
По оценке экспертов из области здравоохранения, примерно сорок пять процентов геев в Сан-Франциско, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе пробовали мет.
Среди новых ВИЧ-инфицированных тридцать процентов — наркоманы. У геев в Калифорнии, употребляющих наркотики, вероятность заражения ВИЧ в два раза выше, по сравнению с теми, кто обходит наркотики стороной. Гетеро и гомосексуалы, мужчины и женщины используют мет во время секс-марафонов. «Секс под кайфом» может быть продолжительным и чувственным. Действительно, на ранней стадии развития зависимости, наркотик может заставить потребителя чувствовать себя «энергичным, общительным, уверенным в себе и сексуальным», как выразился Гантт Галловей, ученый из научно-исследовательской фармацевтической лаборатории, занимающейся вопросами наркозависимости в медицинском исследовательском центре Калифорния Пасифик в Сан-Франциско. «Но вскоре оказывается, что человек больше не может возбудиться без наркотика. Обнаружив это, потребитель с высокой долей вероятности начнет заниматься сексом, исключительно находясь в состоянии наркотического опьянения, и это будет незащищенный секс — способствующий распространению вируса».
ВИЧ-позитивный гей из группы Ника, наркоман, который сидел на мете семь лет, говорит исключительно дрожащим шепотом.
— У меня почти все зубы выпали, — произносит он, демонстрируя пару одиноко торчащих пеньков коренных зубов. — У меня дыры в легких.
Трясущимися руками он задирает свою футболку и показывает раны на распухшем животе.
— Эта хуйня не заживает. Я кашляю кровью. Я выкашливаю кусочки желудка. Мне все время больно.

Во время третьего по счету группового собрания, Ник, заручившись поддержкой своего наставника, говорит нам с Карен, что не пойдет в университет.
— Я хотел туда попасть, чтобы тебя порадовать, — говорит он. — А сам я хочу найти работу. Хочу некоторое время побыть один. Мне нужно стать самостоятельным.

Когда мы с Карен выходим из дома графа Олуха, на нас накидывается резкий, порывистый ветер. Мы поплотнее закутываемся в свои пальто и медленно бредем по Филлмор-стрит, а потом направляемся в Гражданскому центру. Карен, как и я, шокирована решением Ника касательно университета. Честно говоря, я до сих пор не верю, что Ник — наркоман. Да, ему необходимо подлечиться, но потом он снова будет в полном порядке, вот как я думаю. Я не могу сравнивать его с другими наркоманами из его группы. Ник — умный парень, который временно утратил контроль над ситуацией.
Выбросив из головы предостережение от нашего друга, я верю, что за эти четыре недели Ник достаточно сильно испугается и осознает, что едва не разрушил свою жизнь. Вот и все.
Он вернется в университет, закончит обучение и заживет… заживет нормальной жизнью. Не желая расставаться с этой мечтой, я негодую на наставников из реабилитационного центра, чьи мотивы очевидны. Они сосредоточены на процессе выздоровления пациентов. Все остальное их не волнует.
Но к тому моменту, как мы возвращаемся домой, я придумываю новую интерпретацию событий. Нику просто нужно отдохнуть от учебы. Только и всего. Его можно понять. Я приспосабливаюсь к новому положению дел.
Нику всего восемнадцать. Многие люди заканчивают университет в зрелом возрасте. Обычное дело.

Во время четвертого общего собрания Ник снова удивляет нас. Теперь он утверждает, что пришел к выводу, что ему потребуется больше времени на лечение и спрашивает, может ли переехать в общежитие при реабилитационном центре.
Доктор Лин говорит:
— После того, как человек перестает употреблять наркотики, ему желательно еще некоторое время оставаться под наблюдением врачей.
Насколько бы пугающей ни была эта перспектива — я хочу, чтобы все это закончилось, хочу, чтобы он поправился- план звучит разумно. К тому же, я признаю, что опасаюсь и его возвращения домой.
И поэтому мы соглашаемся разрешить ему переехать в общежитие от «Ohlhoff».

Он заселяется туда, а три дня спустя, когда я звоню, чтобы узнать, как он себя чувствует, то выясняю, что он пропал.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

Любовь, смерть и роботы

Антология мультипликационных короткометражек, большинство из которых тесно связаны с научной фантастикой. Антология неровная, конечно, как это обычно с ними и бывает, но больше половины серий - очень даже достойны. Особо хочется отметить сатирическую серию про йогурт, захвативший Землю, про троих роботов-туристов путешествующих в условиях пост-апокалиптики и обсуждающих повседневные дела вымерших людей, серию про лисицу-оборотня, которая из-за прогресса утратила часть своих магических сил и была вынуждена работать проституткой (прекрасное сочетание стимпанка и азиатской мифологии) и «Зи́ма Блю» - глубокую историю про поиск своего предназначения через творчество и возвращение к истокам. Также мне очень понравилась «Fish Night», про призраки рыб в пустыне (ведь раньше на месте пустынь были моря) и было увлекательно представлять кроссовер ее с брба. Ночь, фургон, Джесси вылезает на крышу и любуется хороводами радужных рыб... Поскольку Джесси по жизни и так доставалось много дерьма, брать концовку из серии я не стал бы, оставил просто созерцательной зарисовкой (какая жалость, что не умею рисовать).
Еще среди достойных:
- «Lucky 13» - про челнок-развалюху с характером, фанаты МЕ, влюбленные в свои Нормандии, поймут.
- «Suits» - простые фермеры-реднеки отражают инопланетные нашествия, забавный концепт, пусть и недоработанный (овцы и коровы от жизни такой давно кончились бы).
- «The Dump» - бомж со свалки воспитывает большого дружелюбного монстрика из мусора.
Остальное по большей части фигня, но для антологии и это уже хороший результат.

@темы: сериалы, heisenbitch

---

Драбблик по мотивам зимней еботни Арми, отвечающий на вопрос почему Тимми расстался с Лили-Роуз Депп
PG-13, три страницы, романтика и херт/комфорт.

Одним днем

Одним днем
Открыв дверь, Арми застывает на пороге, а глаза его распахиваются шире, чем дверная створка.
— Тимми! — удивленно восклицает он, не до конца уверенный в том, радоваться ему надо или беспокоиться.
Тимми хмурится, губы сжаты в тонкую нить. К тому же, глаза покрасневшие. Больше доводов в пользу того, что с радостью стоит повременить.
— Поверить не могу, что ты пошел на такое, — мрачно, тихо произносит Тимми, просачиваясь мимо него в дом. Выглядит это именно как просачивание — Тимми по-прежнему такой худой, что ему достаточно скользнуть под руку Арми, чтобы миновать его.
— Пошел на что?
Степень изумления Арми растет.
— На попытку самоубийства. Это же все из-за Лили, не так ли? Не думал, что ты зайдешь настолько далеко из-за пары фальшивых поцелуев и отдыха на Карибах!
Место действия перемещается в гостиную — светлую и просторную, с плетеной мебелью и панорамным окном с видом на пляж. Тимми встает как раз около окна, и солнечные лучи принимаются усердно золотить его каштановые волосы.
— Да о чем ты? — спрашивает Арми с долей отчаяния. Несколько минут назад он готовил себе коктейль с ромом и размышлял, успеет ли спрятать улику-бокал до того, как с пляжа вернутся Лиз и дети, а теперь должен будет успеть как-то утихомирить Тимми и спрятать его.
— О твоей фотографии со скатами, конечно же! Господи, Арми, ну как ты мог? Зачем? Такой громадный риск, и ради чего, спрашивается? Ты ведь знаешь, что мы с Лили не встречаемся по-настоящему и между нами ничего не было — поцелуи не в счет!
— Но эти скаты…
Тимми не слушал.
— Что же, ты можешь собой гордиться, — продолжает он свой монолог, — эта избитая манипуляция сработала. Мы с Лили расстались. Сам объясняй это Брайану, как хочешь. Он будет в ярости. Не больше, чем я сейчас, но уж будь уверен, ему это совсем не понравится. Теперь и я, и Лили будем выглядеть дураками, зато Арми Хаммер сохранит свою жизнь и достоинство! Жену, детей и меня — полный набор!
— Тимми, Тимми, дай же мне сказать! — Арми предпринимает еще одну попытку объясниться. — Это скаты манта, они никому не причиняют вреда! Просто оригинальное развлечение для туристов.
Пауза. Осмысление. Негодование на лице Тимми сменяется растерянностью и снова превращается в злость.
—…Очень оригинально!
Тимми плюхается на один из стульев и запускает пальцы в свои густые (к счастью, быстро отрастающие) кудри. По-прежнему косится на Арми с недоверием.
— Это правда? Твоя фотография не являлась скрытым намеком на суицид?
— Честное слово, нет! Это ты у нас мастер по тайным намекам в инстаграме, а у меня все очевидно. Мясо на гриле является мясом, тупой подкол Лиз — тупым подколом, а скаты — невинным развлекаловом. Я бы не стал…
— Не стал бы кончать с жизнью из-за меня? Ладно.
Тимми закусывает краешек губы.
Теперь ты обижаешься, что я не хотел кончать с собой?
— Блин, ну уж точно не в компании скатов! Есть более простые и эффективные методы.
— Знаю. И это сейчас неважно. Черт, как глупо… — Тимми закрывает лицо руками и говорит глухо: — Ты творил столько всякой ерунды в последнее время, что я действительно не знал, чего еще от тебя ожидать. Вот зачем поставил ногу на стол во время интервью? Зачем подстригся по-дурацки?
— Эй! — Арми собрался было обидеться, но бросил мимолетный взгляд в зеркало, висящее на стене, и передумал. — Про стрижку и ногу ты прав. В определенном смысле. У меня было дерьмовое настроение из-за ты-сам-понимаешь-каких фотографий, поэтому я и занимался всякой ерундой. Но о самоубийстве не задумывался. Я в курсе, что не имею право ставить тебе ультиматумы насчет Лили, и не пытался этого делать.
Тимми протяжно вздыхает.
— А теперь тебе тем более не придется переживать. Я все испортил сам.
— Не испортил. Все равно ваш пиар-роман большинство фанатов только бесит.
— Так уж и большинство…
— Ты бы почитал комментарии в сети.
О том, что несколько негативных анонимных комментариев к «поцелуйным» постам он написал лично, Арми рассказывать, конечно же, не собирается.
— Послушай, — увещевает он рассудительным тоном, — ты всего лишь ускорил события. А Лили сильно злилась?
— Сильно, — мрачно подтверждает Тимми.
Мысленно ликуя, Арми пододвигает другой стул к стулу Тимми, садится и кладет руку Тимми на плечо. В животе у Арми плавают огромные радостные скаты, заменяя бабочек. Как оказалось, в некоторых ситуациях достаточно вести себя глупо и по-детски, чтобы решить проблему в личной жизни.
— Все будет хорошо, поверь мне. Расставание — это тоже информационный повод, не хуже романтических свиданий. И подумай о миллионах своих фанаток! К ним снова вернется приятная иллюзия того, что они могут на что-то рассчитывать. Хотя бы на идиотский поцелуй в шею.
Тимми слегка морщится и дергает плечом, сбрасывая руку Арми.
— Надеюсь, подобного больше не повторится.
— Я надеюсь, что и пиар-романы у тебя повторяться не будут.
Тимми поднимает голову и смотрит ему в глаза. Есть в его взгляде нечто такое, от чего Арми делается стыдно. Удар чувствительный, но не очень. Возникает ощущение, что он держит этого человека в плену, но даже сильнейшие уколы совести не убедили бы его, что пора отпустить пленника на свободу. Тимми слишком важен. Слишком нужен. Он не может позволить ему уйти.
Да и уйдет ли он? Был ли роман с Лили попыткой постепенно отдалиться? Может показаться, что идея неплохая и хвост кошке можно рубить по частям, однако одна дурацкая фотография — и Тимми снова тут, сидит на его стуле, в его доме. Предложи ему уйти — разозлишь и разочаруешь еще сильнее.
Вероятно, их отношения всегда спасало и продолжает выручать наличие прочного фундамента из неразбавленного итальянского счастья. Стремясь вернуться к нему, они то преуспевают, то соскальзывают обратно в глубины отчаяния, но никогда, никогда не прекращают надеяться.
— Извини, — пристыженно шепчет Арми, и Тимми прижимается лбом к его плечу. Похоже, именно этого слова и не хватало для них окончательного примирения.
Сегодняшнего.
— Ничего. Роман и правда вышел так себе, поэтому я был не прочь его закончить. Что до тебя, то ты, конечно, тот еще чудила, но… Ты мой чудила. Который должен оставаться живым.
— Это приказ?
— Именно. Приказ.
Тимми кладет свою небольшую руку поверх его ладони и впивается в нее ногтями.
— Ауч! — восклицает Арми, не убирая руки. — Кот, едва вернувшийся домой, не должен быть настолько вредным.
— Много ты понимаешь в психологии котов!
— Ну, я достаточно давно знаком с одним представителем…
— И до сих пор не додумался, что сейчас он ждет от тебя поцелуя. Вот же. Не только чудик, но и дурик.
— Зато я точно знаю, где надо пощекотать кота, чтобы доставить ему максимальные неудобства, чтобы он взял назад обидные слова!
Арми вырывает свою руку из цепких когтей Тимми и тянется к его выступающим ребрам, попутно задирая на нем светлую рубашку.
Тимми начинает хихикать еще до того, как Арми касается его.
Они вместе валятся со стульев на жесткий пол, возятся и ведут шуточную борьбу в лучах солнечного света, озаряющего не только их тела, но и души. Кажется, что вот оно, лето, замерло на пороге, и стоит лишь достаточно долго оставаться в одном из солнечных кругов, как перенесешься обратно в Крему, сбросив по пути груз ответственности. И будешь, как тогда, путать реальность с горячечными фантазиями героев книги, черпая в них эмоции и сливаясь с ними в единое целое, сливаясь воедино с партнером по съемкам, не рассчитывая, не планируя, не представляя, насколько больно будет в будущем вновь разрываться на две неравные половины. Не ведя обратный отсчет, (не) надеясь на чудо.
Они целуются только с закрытыми глазами — так проще отречься от реальности. Они счастливы, безусловно.
Сегодня. На данный момент.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», ебливая кисуля, золотистая жопка, персиковые мужья

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Тука и Берти


Что-то вроде Боджека, но ориентированный на женскую аудиторию. Про антропоморфных птичек-подружек, одна из которых тусовщица-экстраверт, а другая тихая мечтательница, любящая готовить булочки и прочую сдобу. Сериал весьма забавный и жизовый, чувствуются руки сценаристов, а также художников из команды того же Боджека. Единственное, что не понравилось - очередное педалирование темы сексуальных домогательств. Не то, чтобы там был непорядок с подачей - просто переел уже. Как будто любой проект в этом году пытается впихнуть в себя тему сексуальных домогательств, потому что это актуально и тренд. В Боджеке, например, хотя бы посмотрели на ситуацию с необычного ракурса, а вот "спаси своего внутреннего ребенка со дна" - тоже из раздела очевидных метафор, как сказал бы Бэдкомедиан. Так что где-то на 7 из 10 от мира сериалов.
Может, со временем будет повышать уровень качества, пусть его продлят.
Сиськастому домику из заставки - отдельный зачет, хехехехе.
---------------------
Не раз видел в ленте положительные отзывы на сериал Тьма, думаю, что тоже попробую посмотреть сериал Тьма 1 сезон, чтобы лично убедиться так ли он хорош) Слышал, что там про разные временные линии и пропавших детей.

@темы: сериалы, тьма, Привет. Мы будем счастливы теперь - и навсегда (с)

---

Трилогия о Мистере Мерседес, Стивен Кинг

Трилогия и Кинг смог выдать 0 слитых концовок, это успех. Очень люблю истории про пьющих ворчливых детективов на пенсии (или где-то около пенсии), расследующих безнадежные дела, так что первая часть замечательно проехалась по личным предпочтениям. И злодей тут с сексуальными девиациями и детективу достается (ненадолго) прекрасная дама и верные помощники у него тоже имеются.
Вторая часть "Кто нашел, берет себе" на удивление поэтичная. Основная идея примерно та же, что у Щегла. Ради искусства можно пойти на многое. Тут Кинг хватается за еще одну любимую тему с писателями и их идеями, меняющими чужие судьбы. Преступник, убийца, низшее создание, готовый пожертвовать всем ради прочтения новых частей книг про любимого персонажа, того, на кого он ровнялся всю свою жизнь - это красиво. Как и смертельно-очищающее завершение его пути. Сильно захотелось прочитать вымышленные книги, их настолько сочно описывали!
Третья книга возвращает к злодею из первой, он за то время, пока старый детектив Ходжес от него отвлекся, успел обзавестись телекинезом и пытается организовать волну подростковых самоубийств, проникая в головы людей через допотопные игровые приставки. А Ходжес успел обзавестись только раком. Ну епта, Маэстро.( Маэстро в последнее время вроде бы подобрел и не убивает второстепенных персонажей и собак, которых раньше мочил в своих книгах без разбору, зато главного героя раком-то надо было наградить(
Тихо шипперил Ходжеса с Холли и тут Кинг засыпал целую тарелку стекла и пригласил садитесь жрат пожалуйста.
Мне понравились все книги этой трилогии и было необычно, что в каждой помимо базового детектива замешаны разные жанры.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Глава двадцать третья, где Никки пьет еще больше и бросает свою неказистую работу.

Мы все проебываемся

Глава двадцать третья

Глава двадцать третья

Неужели это все, что на что я способен: придумывать для себя несложные задачи, чтобы выдержать еще один день — снова и снова прокручивать в голове суточный план дел, чтобы точно ничего не забывать и ни на минуту не останавливаться?
Я пишу пять страниц. Завариваю чай, выкуриваю сигарету, отхлебываю из бутылки с водкой, которую спрятал под задним крыльцом — что-то ем — пишу еще пять страниц, курю сигарету, делаю еще один глоток из бутылки — пытаюсь не пьянеть слишком сильно, но куда важнее для меня не быть чересчур трезвым.
Слушаю Сида Барретта, Джона Колтрейна, Роберта Джонсона, Марка Болана, The Yardbirds, Joy Division, Ника Дрейка. Включаю кассету с мюзиклом The Who's Tommy и оставляю играть на фоне, а сам возвращаюсь к работе.
Еще пять страниц.
Глоток из бутылки.
Следующая сигарета.
Душ.
Три раза чищу зубы, чтобы скрыть запах алкоголя.
Полощу рот с жидкостью для полоскания.
Одеваюсь.
У меня сегодня сокращенный рабочий день, останусь до закрытия кафе — с трех до восьми.
Важно не быть слишком пьяным.
Важно не быть слишком трезвым.
Я работаю на пару с этой чертовой, супер-ответственной Элайной и уж точно не желаю быть трезвее, чем это необходимо. Несмотря на то, что в данный момент я нехило набрался, алкоголь точно выветрится из организма раньше, чем кончится моя смена, поэтому жизненно-необходимо успеть зайти в алкомаркет перед началом работы. Моя жизнь зависит от этого. Однако, к сожалению, все свои деньги я уже потратил и поэтому вынужден рыться в баночке с мелочью, стоящей на комоде у Сью Эллен.
Набирается чуть меньше пяти баксов, но я думаю, что сейчас и этого будет достаточно, верно ведь? Я забираю деньги, монеты тяжелые и оттопыривают мои карманы — звенят при ходьбе, словно я какой-то глупый кот с колокольчиком на шее. Небо снова прояснилось, грозовые тучи, похожие на черные горы, плывущие в вышине, скрылись за горизонтом. Резиновые подошвы моих ботинок буквально липнут к асфальту, и я замечаю, что всерьез молюсь о дожде — очищающем для всех нас.
Хотя тут и дождь не поможет.
Чарльстон — болото. Когда тут идет дождь, то мы остаемся плавать в переполненном, залитом теплой мочой туалете. Водосточные желоба забиваются — в парках размывает дороги — крысы забираются на телефонные провода, смотрят на нас сверху и ржут, надувая жирные животы.
Я захожу в винный магазин, охлаждаемый мощным кондиционером.
Очень громко вздыхаю, вытираю пот со лба краем своей футболки и говорю:
— Черт, как же жарко.
Женщина за прилавком поднимает взгляд от журнала, который читала — на кончике маленького приплюснутого носа у нее красуются толстенные очки.
— Послушай-ка, мальчик, — произносит она без намека на улыбку. — Здесь нельзя ругаться. Это христианский магазин. Здесь не место таким, как ты.
Интересно, это потому что я ругаюсь или потому что белый? Задавшись сейчас этим вопросом, я понимаю, что никогда не видел в этом магазине белых. Тем не менее, с расизмом я тут еще никогда не сталкивался, так что будем считать, что я просто обидел старую деву. «Христианский магазин», божечки. Ну, может, она проявит немного христианского милосердия и подождет, пока я пересчитаю всю свою мелочь, вывалив ее на пластиковый прилавок.
— Прошу прощения, мадам, — извиняюсь я перед ней, раскладывая по разным кучкам пятаки, четвертаки и центы.
— Я не хотел грубить, — продолжаю я, слегка спотыкаясь о собственные слова, — просто, эм…простите. Тяжелый выдался денек.
Она смотрит на колонны, поддерживающие свод магазина, подняв одну бровь значительно выше другой.
— Понятно, — произносит она.
Уголки ее красных губ опущены вниз, темно-пурпурный карандаш, которым они обведены, теряется в носогубных складках.
— Нельзя ли побыстрее?
Она постукивает ногтями по поверхности прилавка — тук-тук, тук-тук.
Мои руки дрожат — пальцы становятся совершенно бесполезными — один из столбиков монет опрокидывается, и я окончательно сбиваюсь со счету.
— Твою ж мать! — восклицаю я, пытаюсь оборвать себя на середине слова, но выходит не очень и поэтому я просто прикрываю рот обеими руками.
— Из-звините, — заикаюсь я. — Я…блин…не знаю, что со мной такое.
Я смотрю на кучу монет, раздумывая не стоит ли плюнуть на все это и попытать удачу в другом месте. На самом деле, я как раз собираюсь запихнуть монеты обратно в карманы, когда продавщица вдруг заливается смехом, чертовски меня этим пугая- смеется громко, от души.
— Ох черт, — говорит она, радостно хихикая, — я же просто подшучивала над тобой. Видел бы ты сейчас свое лицо, парень! Христианский магазин! Ха. Мне удалось тебя обдурить, верно?
Я двигаю головой вверх-вниз — рот у меня открыт, а все тело словно парализовало. Женщина все смеется и смеется, утирает слезы с глаз и изредка делает паузы, чтобы отдышаться, с протяжным «уууух»
— Да уж, вам точно удалось меня обдурить, — говорю я, все еще ошеломленный.
Она изо всех старается успокоиться, говорит:
— Здорово, правда? Удачная шутка получилась.
Я издаю короткий смешок.
— Ладно, проехали, — продолжает она, — чем я могу вам помочь, молодой человек? Похоже, у вас есть где-то пять долларов — верно?
Она, не считая, скидывает монеты в коробку из-под сигар, и я просто прошу ее продать мне самую дешевую бутылку виски, которой оказывается литровая бутыль с Black Velvet. Помимо этого она дает мне три крохотные бутылочки с водкой Smirnoff, возможно, в виде извинения за то, что заставила меня почувствовать себя полным придурком.
— Меня зовут Кэндис, — представляется она, протягивая мне холодную руку, на ощупь напоминающую слегка скомканную папиросную бумагу и энергично встряхивая мою руку.
— Ник, — отвечаю я.
Она говорит, что я могу заходить сюда в любое время и, разумеется, я ее благодарю, а потом глупо машу рукой на прощание.
Я возвращаюсь во влажную, липкую жару и сворачиваю в узкий переулок, чтобы сделать несколько глотков перед работой. Темные облака исчезли окончательно — небо чистейшее и ясное.
— Видишь, — обращаюсь я к себе, — все будет хорошо.
Я прикладываю горлышко бутылки к губам. Я пью.

Стоит отметить, что на работу я прихожу уже прилично подвыпившим, болтаю со всеми, шляюсь туда-сюда. Время летит незаметно и я, похоже, дремлю на ходу — память начинает подводить. У меня не получается запоминать заказы и в конце концов я сжигаю кучу различной жратвы. Когда я прибираюсь на кухне, то случайно переворачиваю ведро и серая вода, скользкая от жира, льется на все бытовые приборы, так что потом я еще добрых сорок пять минут оттираю пол, приводя его в более-менее приличный вид. После этого, когда я вытаскиваю мусор, пластиковый пакет рвется всего в нескольких шагах от задней двери — на свежевытертый пол выплескиваются килограммы кофейной гущи, падают тонны остатков еды и скомканных салфеток.
Элайна, как вы уже наверное догадались, к тому моменту, давно перестала со мной разговаривать, что, пожалуй, даже к лучшему, поскольку от меня сейчас адски разит дешевым виски. В смысле, бутылка почти опустела. Не то, чтобы я хотел настолько напиться. Просто старался держать ситуацию под контролем. Честно говоря, я и сам не понимаю как так вышло. Вот я открываю бутылку, а в следующий момент я уже тут: блюю в раковину на кухне, едва стою на ногах, пачкаю себя. Мир сходит с ума — пол тает под ногами — мое тело оказывается прижатым к стене — будто я каким-то образом оказался на одном из ярмарочных аттракционов — в центрифуге — а живот скручивает судорога. Не знаю насколько я ясно сейчас мыслю, но я абсолютно уверен, что никогда сюда не вернусь. Если начальство предложит обсудить мое неподобающее поведение, я этого не вынесу. Я им не позволю себя уволить. То есть, да, я и так знаю, что проебался — выпил слишком много. Но черта с два я дам им шанс заговорить о том, что у меня проблемы с алкоголем. Кроме того, я все равно ненавижу эту работу. И это работа виновата в том, что я столько выпил. Если бы я не был пиздец каким несчастным, находясь тут, то никогда бы не учудил подобного. Пора убираться отсюда. Не хочу и минуты тут больше оставаться. Мои ноги двигаются зигзагами и заплетаются, пока я поднимаюсь к Элайне, стоящей за стойкой. Хотите верьте, хотите нет, но тут на меня нападает икота.
— Привет, — говорит Элайна, опуская тряпку и бутылку с чистящим средством, с помощью которого она протирала выставочный прилавок. — Замени меня, пока отойду позвонить. Почему бы тебе не разобрать кофемашину? А когда я вернусь, то почистишь ее нормально.
Я киваю и она удаляется прочь. Может, я занимаюсь самообманом, но мне кажется, что она ничего не заподозрила. Третирует меня не больше, чем обычно. Наверное, я притворяюсь успешнее, чем думал. Мне бы все это даже может с рук сойти. Потому что, если бы Элайна решила, что я пьян, то устроила бы мне разнос немедля, в этом сомневаться не приходится. Черт, да она бы была в восторге.
Так что да, вероятно, она ничего не заметила. Но рисковать я все равно не буду. Ни за что не доставлю этим ублюдкам удовольствия, не позволю себя уволить. Лучше уйду сам. Иного выхода нет.
Итак, я икаю. И глотание воды не помогает. Появляется клиент и заказывает капучино — настойчиво жаждет поболтать со мной, несмотря на то, что я икаю, как дебил. Он столь любезен, что делится кое-какими советами, предлагает поднести ложку к переносице, в то время, как я пью воду в течение десяти секунд, не сделав ни вздоха. Он наблюдает за тем, как я стараюсь лечиться от икоты по его методике. Это не помогает. Он рассказывает мне про девушку, которую видел на телешоу Today — она икала три месяца подряд.
Я смеюсь.
— Ну, все равно спасибо за совет, — благодарю я его, прерываясь из-за чертовой икоты.
До чего же стыдно. У меня нет проблем с алкоголем, но мне определенно стоит научиться лучше себя контролировать. И я ведь даже зарплату за этот месяц получить не смогу. Ни за что сюда больше не приду.
Решив, что это достаточное оправдание, я быстро вытаскиваю из кассы две двадцатки — именно столько нужно, чтобы купить у Кармен еще восемь граммов. Я убираю купюры в карман и хватаю свою сумку.
Икота не прекращается. Я открываю бутылку виски и залпом допиваю ее, тут же переключаясь на один из бутыльков с малиновой водкой.
Теперь все наладится. Мне просто нужно бросить эту работу и тогда я опять буду пить не чаще, чем любой нормальный человек.
Ведь это все, чего я хочу.
Быть нормальным.
И пить.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина, Проебы Никки

---

For the first time ever, after four decades buried deep in the vaults, a previously unreleased version of ‘Time’, recorded in 1986 by Freddie Mercury for the concept album of the hit musical of the same name, has finally emerged after two years of work by the globally successful musician, songwriter and producer Dave Clark, a long-time friend of Freddie’s, using the song’s full title, ‘Time Waits For No One’

@темы: Музыка странного сна (с), видяшки

---

Когда я переехал в свою квартиру, то стиралка тут уже была. Обычная такая стиральная машина-автомат, в рабочем состоянии, целехонькая. Даже слегка возвышающаяся над полом, стоящая на специально для нее сделанном постаменте. До недавних пор я жил с этой стиралкой в мире и согласии, но в последние пару недель она начала барахлить. И вызванный мастер сообщил, что мою стиральную машину пора бы отправить на покой, переместив в Рай для всей бытовой техники. То бишь, на свалку.
Поэтому в данный момент я занят подбором новенькой молодой стиралки. Мне больше по душе стиральные машины узкие, не занимающие много места (и так у меня унитаз с ванной находятся в одном помещении), поэтому выбираю стиралку именно на указанном сайте. Там большой ассортимент узких стиралок, причем предлагаются они по вполне умеренным ценам, что позволяет не только приобрести важный предмет из разряда "бытовая техника", но и не умереть с голоду при этом.
На данный момент моим фаворитом является она:

Называется Zanussi ZWSE6100V. В описании как раз делается акцент на то, что она подходит для небольших помещений и при этом с функциональностью у нее тоже все в полном порядке. Отзывов на нее пока никаких нет, но думаю, что обязательно оставлю свой, после того как попользуюсь ею некоторое время. Надеюсь, она меня не подведет и будет стирать вещи качественно.
Что касается доставки, то и в этом плане все очень удобно. Можно приехать и забрать купленную технику самостоятельно, а можно заказать доставку до дому (или экспресс-доставку, если вы самый торопливый). Есть доставка по Украине и доставка конкретно по Киеву. Кроме того, филиалы магазина существуют в разных городах Украины, так что если вы, как и я, любите забирать купленное самостоятельно, без всякой возни с курьерами, но живете не в столице, то у вас все равно остается шанс это сделать. Я люблю получать товары самостоятельно, потому что днем не так уж часто бываю дома и с курьерами не всегда получается "состыковаться".
И, кстати, не думайте, что в указанном магазине продаются только стиральные машины. Совсем нет, там огромный каталог бытовой техники, а также много всего другого! Товары для дачи и сада, для детей, для дома и офиса... Есть ноутбуки, планшеты, сотовые телефоны и другие мобильные устройства... Любители яблокофонов (собратья!) тоже найдут чем себя порадовать. Помимо самих телефонов есть и защитные пленки и чехлы и наушники и зарядные устройства (что особенно актуально, зарядки - вещь недолговечная). Я этот магазин точно оставлю в закладках, не раз туда загляну в будущем.

@темы: бытовая техника, стиральные машины