за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Глава 14, где Никки снова идет в универ и снова все бросает патамушта еблан
14
14
В этой реабилитационной клинике пациенты должны вести дневники, и Ник делится с нами одной записью из своего: «Как, черт возьми, я сюда попал? Совсем недавно я был в гребаной команде по водному поло. Я был редактором школьной газеты, играл в пьесе весной, сходил с ума по одной девушке, обсуждал с одноклассниками Маркса и Достоевского. Ребята из моего класса теперь учатся в университетах. Это не печалит, а скорее обескураживает. В прежние времена все казалось таким безобидным и веселым».
Эти третьи по счету выходные, которые Ник проводит в госпитале, и я приехал сюда на очередное собрание для членов семей. После утренних групповых занятий, Ник, получив дневной пропуск, едет в гостиницу, где мы остановились. Он открыт и эмоционален, даже выражает благодарность за предоставленную возможность лечиться здесь. Он кажется искренним.
Потом он меняет тему. Спрашивает, может ли все еще рассчитывать на учебу в университете. Он знает, что совершил немало недопустимых ошибок, но готов сделать все, что угодно, лишь бы только снова попасть в Хэмпшир. Он в восторге от этого университета.
Поскольку он понимает, что проблема с наркотиками никуда не денется, то обещает регулярно посещать собрания АА и работать с наставником. Он слышал, что есть много общежитий, где запрещены любые сильнодействующие вещества и хочет попасть в одно из них. Он осознает, что если сорвется, то я выполню свою угрозу и оставлю его без какой-либо поддержки, он вылетит из университета и останется совсем один.
В машине, пока мы едем в гостиницу, чтобы встретиться с Карен, Джаспером и Дейзи, Ник объясняет мне почему изменил свое мнение. На одном из групповых собраний, другие пациенты услышали, что родители хотели отправить его в университет и дружно набросились на него.
Общее мнение хорошо выразил человек, чей алкоголизм и наркомания, отдалили его от родителей и братьев с сестрами.
— Ты совсем сбрендил?! — заорал он на Ника. — У тебя есть родители? Они любят тебя? Они все еще хотят послать тебя в университет? Ступай в университет. Не будь гребаным идиотом. Я бы все что угодно отдал за шанс закончить университет.
Я раздумываю над просьбой Ника.
— Мы с Карен это обсудим, — говорю я. — И я поговорю с твоей мамой. Мы должны четко определить условия соглашения. Думаю, что все получится, если ты действительно этого хочешь и веришь, что справишься.
Я до сих пор воображаю, что все может наладится. Ник останется «чист». Он осознает, что у него проблемы. Слава Богу, что он не разрушил свою жизнь — не нанес непоправимого вреда своему телу и мозгу — не лишился будущего. Он все еще может пойти в университет, получить диплом, устроиться на приличную работу, найти любовь… Все будет хорошо.
Мы доезжаем до гостиницы, этого запущенного здания, увитого виноградными лозами, с потрескавшимся бассейном, потрескавшимся теннисным кортом и старыми лошадями, которые бродят по территории. Ник нервничает, когда я проезжаю через ворота. Это будет его первая встреча с Джаспером и Дейзи, с тех пор, как он отправился в «Ohlhoff» три месяца назад. Ник переживает из-за предстоящей встречи, а Джаспер и Дейзи, несмотря на то, что сначала они не хотели ехать сюда (когда они видели Ника в последний раз, он мучался от ломки и был подавлен, истерил, уезжая в «Ohlhoff»), рады видеть его. Он возится с ними в ледяной воде, и они бросают туда-сюда теннисные мячи. Я сижу на скамейке в беседке, увитой виноградом, наблюдая за тем, как Карен присоединяется к ним и они вчетвером играют в крокет. Пока они бьют по шарам, Ник расспрашивает детей про учебу и их друзей и рассказывает им истории о кошке, которая живет на территории больницы.
Когда приходит пора отвезти Ника обратно в больницу, Джаспер и Дейзи кажутся озадаченными. Они стараются, как могут, пытаясь понять, что именно происходит с Ником, но по их мнению он выглядит здоровым. Они не понимают, почему он не может поехать домой вместе с нами.
По дороге к Сейнт Хелене Ник рассказывает мне о двух других событиях этой недели. Первое стало для него разочарованием. Стивен покинул больницу — просто и нагло ушел после полудня, пройдя пешком долгую дорогу из больницы в Калистогу. Позже пациентам сообщили, что он сорвался, напившись в баре. Ник говорит об этом с печалью в голосе, но без удивления.
— На первый взгляд казалось, что он настроился на трезвую жизнь, — говорит он, — он же знал, что может лишиться своей жены и их прекрасного малыша. Но он никогда не воспринимал лечение всерьез. Обвинял жену во всех их проблемах. Винил родителей. Винил всех вокруг, но не себя. Он так и не понял сути.
Что касается второго случая, то в него верится с трудом.
Всякий раз, когда кто-то заканчивает лечение, рассчитанное на 28 дней, для него устраивается прощальная церемония. «Выпускник» просит одного из других пациентов «подняться на сцену» и дать ему напутствие перед тем, как он отправится обратно в большой мир. Смысл этих церемоний в том, чтобы подбодрить «выпускников» и вдохновить «новичков».
Этим утром, Кевин, солдат, перед своим отъездом обратился к Нику.
— Ты смелый паршивец, — сказал он. — Этого у тебя не отнять.
После чего он, к изумлению Ника, попросил его выступить на церемонии прощания.
— Я тебя уважаю, — сказал этот человек, — все это время я наблюдал за тобой и знаю, что именно ты, из всех нас, точно сможешь выкарабкаться. Ты еще молод и не успел полностью просрать свою жизнь. У тебя есть любящая семья. И ты гребаный умник. Я больше всего на свете хочу оставаться в завязке. Я собираюсь доказать тебе, что ты ошибаешься. Я справлюсь.
Ник согласился.
— Так что я дал ему напутствие, — говорит он, — сказал, что надеюсь и молюсь, что он он справится — что он продолжит работать над собой. Я сказал: «Желаю удачи тебе и твоей жене и вашим детям». Позже я видел, как они уходили вместе, он и его жена. Они оба меня обняли на прощание. И они держались за руки, когда покидали больницу.
Я нервничаю, когда спустя неделю Ник заканчивает лечение и я его забираю.
Стекла в машине опущены, на улице тепло. Ник радостно строит планы на будущее. Его оптимизм заметен не только в словах, но в том, как он держится, сильный и уверенный, и в его глазах, которые вновь наполнены светом. Он говорит, что приложит все усилия, чтобы держаться подальше от наркотиков. Я надеюсь на то же самое, но понимаю, что держаться как можно дальше от наркотиков намного проще в безопасной, структурированной среде реабилитационных клиник, поэтому мои надежды пропитаны неуверенностью. Мне нужно верить, что все будет хорошо, но у меня не получается.
Дома проще, хотя бывают напряженные моменты. Я волнуюсь, когда Ник уходит из дома на собрания АА. Волнуюсь, когда он кажется задумчивым или расстроенным. Волнуюсь, когда, в августе, наступает пора отправлять его в университет, который находится в трех тысячах миль отсюда. Хэмпшир-Колледж расположен на территории бывшего яблоневого сада и там до сих пор сохраняется атмосфера фермы. Восемьсот акров лугов и пасторальных видов. В колледже обширная, впечатляющая учебная программа по гуманитарным наукам, а также сотни различных специальностей и курсов. Если и этого недостаточно, то стоит вспомнить о том, что Хэмпшир-Колледж является частью консорциума из пяти университетов, в который входят Университет Массачусетса, Амхерстский колледж, колледж Смит и колледж Маунт Хольок. Ник может выбирать и из курсов предлагаемых в других кампусах. Между ними курсирует автобус.
Мы с Карен летим на восток вместе с Ником, чтобы помочь ему освоиться и подготовиться к мероприятиям, проходящим перед началом учебы.
Обедаем мы в индийском ресторане, который мы с Ником нашли во время прошлогоднего тура по университетам.
— Поворачивай направо, к свету! — кричит Ник. — Правее, правее, правее!
Утром мы едем в кампус.
Здесь тепло и солнечно. Семьи привозят детей к нужным общежитиям на микроавтобусах и универсалах. Есть даже один лимузин, в который втиснуты чемоданы, стойка с одеждой, стереосистема, ударная установка и несколько компьютеров.
Комната Ника в общежитии для завязавших небольшая, но уютная. Оставив там чемоданы, мы идем, ориентируясь по указателям, в центральный кампус, на барбекю для новоприбывших. Мы с Карен разговариваем с первокурсниками, пытаясь вычислить потенциальных наркоторговцев. Когда трапеза уже подходит к концу, деканы с разных факультетов выступают перед собравшимися семьями. После того как все заканчивается, я разыскиваю замдекана по работе со студентами и расспрашиваю ее насчет наркотиков в кампусах, объясняя, что мой сын только что вышел из второй по счету реабилитационной клиники. Она признает, что марихуаны тут много, но верно говорит об очевидном:
— Наркотики проникают на территорию каждого кампуса в колледжах Америки и в каждый город, поэтому все молодые люди должны учиться жить среди них.
Она отправляет меня к заведующей медицинским кабинетом колледжа, которая пишет на листке свое имя и телефонный номер и обещает, что поможет Нику всем, чем только сможет. Она будет отвозить его на собрания по «12 шагам» и познакомит с другими студентами, побывавшими в реабилитационных клиниках.
— Он здесь не один такой, — говорит она, — мы оказываем посильную помощь людям, которые в этом нуждаются.
— Привет, пап, — говорит Ник по телефону, после того как мы с Карен возвращаемся обратно в Калифорнию, — это я, Ник.
Он звонит из своего общежития. Пока он говорит, я представляю его одетым в поношенную футболку, в грязных обвислых штанах с черным шипастым поясом на бедрах, в кроссовках, с длинными вьющимися волосами, зачесанными назад. Кажется, он уже предвкушает начало учебы.
В этом раз, как и в прошлый, я окрылен надеждой и после того, как мы заканчиваем разговор, я воображаю, как он идет на занятия по территории кампуса, с рюкзаком за спиной. Представляю, как он дискутирует с другими, обсуждая диалектику империализма, Ницше, Канта и Пруста.
Спустя месяц его голос все еще звучит нормально, но я слышу, как он часто дышит. Слышу, как он тяжело вздыхает, прежде чем вешает трубку. Я знаю, как ему сейчас непросто. Мне и самому было нелегко привыкнуть к колледжу в свое время.
Помимо лекций, Ник регулярно ходит к психологу, специализирующемуся на проблемах алкоголизма и наркозависимости, рекомендованному руководством колледжа. Он посещает собрания АА, как мы и договаривались, и находит себе наставника — аспиранта из Университета штата Массачусетс, который каждое воскресное утро приглашает к себе домой группу студентов, заманивая их маффинами, кофе и разговорами.
Ник регулярно отчитывается о своих успехах, и я понемногу успокаиваюсь. Когда он более-менее привыкает к новому распорядку, то рассказывает больше о своих учителях. О новых друзьях. О собраниях АА и НА, куда ходит каждую неделю.
Но спустя месяц Ник вдруг перестает отвечать на мои звонки. Я предполагаю, что у него случился рецидив. Несмотря на его заверения и (может быть, я не уверен) благие намерения, и несмотря на наличие комнаты в общежитии, где нет места никаким вредным веществам — Ник с досадой утверждал позднее, что никаких веществ у него и не было, а в пятницу и субботу он просто напивался, спотыкался, падал и страдал от тошноты — шансов у Ника было не так уж много. Рискованно было отправлять его в колледж сразу после лечения в реабилитационной клинике, но все вокруг, включая его наставников из Сейнт Хелен, одобряли этот план, поскольку Ник так убедительно твердил, что справится.
Я прошу одного друга, который едет в Амхерст, заглянуть проведать его. Друг обнаруживает Ника в его комнате в общежитии, сильно обкуренного. Я готовлюсь привести свою угрозу в исполнении и лишить его всяческой поддержки, но сперва связываюсь с заведующей из системы здравоохранения Гэмпшира. Представляю, как она сидит за своим столом, рядом гудит обогреватель, за окном сугробы.
Я рассказываю ей про срыв Ника и после того, как я заканчиваю, она удивляет меня своей реакцией. Она советует запастись терпением, говорит, что «срывы часто являются частью выздоровительного процесса». Звучит нелогично. Все равно, что сказать, что падение самолета является частью обучающего процесса у пилотов. В «Ohlhoff Recovery» и Сейнт Хелене я слышал, что наркоманам труднее оправиться от повторяющихся рецидивов из-за прогрессирующего характера заболевания.
Однак, может пройти много времени, и человек может совершить новые ошибки, прежде чем полностью осознает силу пагубной зависимости и, что еще важнее, осознает, как легко сорваться.
Я слышал об этом, но не осмыслил до конца ужасную природу этого заболевания и его постоянство. Но также я не понял до конца и то, что срыв и даже череда срывов все равно могут в итоге привести к выздоровлению.
— Несмотря на то, что среди наркозависимых попадаются такие личности, которые однажды проходят лечение в реабилитационной клинике и больше никогда не притрагиваются к наркотикам, большинство несколько раз повторяют этот цикл, точно так же, как курильщикам требуется много попыток, чтобы избавиться от вредной привычки, а люди, желающие похудеть, снова и снова садятся на диету, — говорил доктор Роусон.
— Лечение в конце концов подействует, — заявлял Дуглас Англин, со-директор научно-исследовательского центра в Калифорнийском, занимающегося проблемами наркозависимости, в интервью для «The New York Times Magazine», посвященном реабилитационным клиникам, которое у него брала Пегги Орнстайн. — Героинщикам с пятилетним стажем может понадобиться десять или пятнадцать лет, чтобы избавиться от зависимости, но если начать в тот момент, когда им двадцать пять, то к сорока они будут более-менее здоровы. Если не начать, большинство из них скончаются до сорока.
Это не успокаивает.
Однако если рассматривать лечение как непрерывный процесс, не как мгновенное исцеление (что оптимистичнее, но совсем оторвано от реальности), то переосмысливаешь понятие успеха. Согласно Национальному Исследованию по оценке качества оказываемых медицинских услуг, несмотря на то, что у наркозависимых часто бывают срывы, спустя год после начала лечения они употребляют наркотики в 50 раз реже, а их нелегальная активность падает на 80 процентов. Также они реже занимаются незащищенным сексом и попадают в отделения Скорой Помощи. Другие исследования доказали, что почти никто из этих людей не нуждается в социальном пособии и что их психическое здоровье, в целом, улучшается.
Тем не менее, каждый рецидив может привести к летальному исходу. Это совсем нерадостный (и и пугающий) факт, что да, наркоман может отказаться от наркотиков и после редицива, если, конечно, выживет.
Понукаемый моим другом, Ник звонит домой. Он признает, что «облажался» и обещает завязать.
— Ник… — я слышу какой у меня тон голоса, этот торжественный, обвиняющий, разочарованный тон, свойственный отцам и понимаю, что он тут же переходит в оборону.
— Не говори ничего, я сам знаю, — произносит он. — Мне нужно пройти через это — заучить свой урок.
Ждать трудно, особенно будучи далеко от него, но я знаю, что если он сможет справиться с рецидивом, не попав снова в реабилитационный центр, то это будет значительный прогресс. Рецидив зачастую является частью выздоровительного процесса. Я говорю это себе снова и снова, прокручиваю эту фразу в голове и жду.
Он все время остается на связи и приезжает домой на зимние каникулы. Все проходит хорошо. Кажется, что он чувствует себя намного, намного лучше. Он разок оступился, только и всего. Зачастую рецидивы являются частью процесса лечения.
Он как-то раз осветлял себе волосы с помощью «Clorox» и получил ожоги головы, но сейчас с ним все в порядке.
Ник возвращается в Хэмпшир на весенний семестр и однажды вечером во время нашего разговора по телефону рассказывает мне, как волнуется из-за курсов писательского мастерства, которые ведет один известный писатель и уважаемый преподаватель.
— Первокурсникам и второкурсникам практически невозможно попасть на его курсы, но я все равно хочу попытаться, — говорит он. — Вчера ночью я сидел допоздна, написал один рассказ и отправил его ему.
Профессор вывесит лист с именами зачисленных студентов на двери своего кабинета в пятницу.
Поздно вечером в пятницу Ник звонит, радуясь тому, что его имя попало в список, хоть и было написано самым последним, да еще и помечено звездочкой, указывающей на примечание внизу страницы.
Примечание гласило: «Зайди ко мне».
Ник тут же вошел в кабинет преподавателя.
Он нервничал («бабочки в животе»), когда садился напротив преподавателя, который без лишних предисловий сразу поинтересовался, наркоман ли он. Ник полагает, что он спросил об этом из-за темы его рассказа. Герои, выдуманные Ником, были основаны на характерах нескольких интересных пациентов, которых он встретил в «Ohlhoff Recovery» и Сейнт Хелене.
Ник ответил, что да, он наркоман в завязке.
— Значит так, — сказал преподаватель. — Если ты так и останешься в завязке, то я буду заниматься с тобой и помогу стать хорошим писателем. Если нет, то ты вылетишь. Решать тебе.
В понедельник Ник пришел на занятия и пожал этому преподавателю руку.
Судя по его телефонным отчетам, Ник всецело поглощен этими и другими курсами. Он кажется стабильным, регулярно ходит на собрания «12 шагов» и работает с наставником. Похоже, что он преуспевает на занятиях и влюбился в девушку, которая отвозит его на собрания.
Я посещаю Бостон в конце зимы. Ник с Джулией, его девушкой, приезжают из Амхерста, чтобы поужинать со мной. Добираются они уже ближе к ночи, по уши закутанные в теплые пальто и шарфы. За окнами моего отеля в Кембридже идет снег.
Мы ходим по Гарвард-сквер, разыскивая суши-бар.
Они обнимают друг друга, практически сплетаясь в единое целое, и шагают в ногу. Мы ужинаем втроем, а потом опять гуляем. Они увлеченно говорят о книгах — Гегель, Маркс, Томас Манн — о политике и о кино. Ник мучает нас игрой Шесть шагов до Кевина Бейкона, но в итоге Джулия чуть не загоняет его в тупик, выбрав из всех людей на планете Халка Хогана.
— Ок, — говорит Ник, принимая вызов. — Он снимался в «Рокки 4» с Сильвестром Сталлоне, который был в «Полицейских» с Рэем Лиотта, который сыграл в «Наркобароне» с Джейсоном Патриком, а тот снимался в «Пропащих ребятах» с Кифером Сазерлендом. — Ник довольно ухмыляется. — Ну, а Кифер Сазерленд снялся в «Коматозниках» с Кевином Бейконом.
Я приехал в Бостон вместе с близким другом семьи и героем моей будущей книги, который живет и работает в Шанхае. Мы втроем встречаемся с ним и пьем кофе. Ник и Джулия ему очень нравятся, и прежде чем они уезжают обратно в Амхерст, он интересуется, не хотят ли они провести лето в Китае. Он может помочь им устроиться на работу, где они будут обучать людей английскому, а также они могут поработать волонтерами, например, в детском дошкольном учреждении. Он даже знает, где они могут остановиться.
Они воспринимают эту идею с воодушевлением и благодарностью.
Я возвращаюсь домой успокоенным. Ник живет своей жизнью. Проблемы с наркотиками остались в прошлом.
Учебный год подходит к концу и на горизонте маячит поездка в Китай. Предполагается, что Ник с Джулией сначала поработают шесть недель в Шанхае, а потом отправятся в Юньнань и Тибет.
Но первым делом Ник в мае приедет домой и будет работать тут, чтобы скопить денег на поездку. Потом к нам заедет Джулия, и отсюда они уже отправятся в Китай. Ник, кажется, радуется и предстоящей поездке и возвращению домой — особенно встрече с Джаспером и Дейзи. Они тоже в восторге.
Его возвращение отмечено некоторой тревогой, но также является обещанием на будущее и именно поэтому признание, которое делает Ник, оказывает столь разрушительный эффект.
Он употреблял наркотики все то время, что был дома, употреблял на протяжении всего прошлого семестра.
Он убегает, хлопнув дверью. Я застываю на месте.
Нет, думаю я. Нет, нет, нет.
После школы Джаспер и Дейзи врываются в дом, и не найдя нигде их брата, спрашивают:
— А где Ник?
— Я не знаю, — отвечаю я.
Мне не удается сдержать слезы.
После ухода Ника, я вновь переживаю знакомое, жалкое и отвратительное недомогание, сменяющееся изнурительными приступами паники — каждую минуту я ощущаю его отсутствие.
Утром перекрестные деревянные балки под окном отбрасывают полосатые тени на стол.
Я сижу у окна в гостиной, читая и перечитывая первым абзац статьи, когда Джаспер, лохматый после сна, заходит в комнату, держа в руках атласную коробочку, в которой хранит свои сбережения (восемь долларов). Он выглядит озадаченным.
— Кажется, Ник забрал мои деньги, — говорит он.
Я смотрю на Джаспера, на его быстро растущее тело и растерянные глаза, и протягиваю ему руки, помогая забраться ко мне на колени.
Что бы вы сказали восьмилетнему ребенку, у которого украл деньги его обожаемый старший брат?
Красивый мальчик
14
14
В этой реабилитационной клинике пациенты должны вести дневники, и Ник делится с нами одной записью из своего: «Как, черт возьми, я сюда попал? Совсем недавно я был в гребаной команде по водному поло. Я был редактором школьной газеты, играл в пьесе весной, сходил с ума по одной девушке, обсуждал с одноклассниками Маркса и Достоевского. Ребята из моего класса теперь учатся в университетах. Это не печалит, а скорее обескураживает. В прежние времена все казалось таким безобидным и веселым».
Эти третьи по счету выходные, которые Ник проводит в госпитале, и я приехал сюда на очередное собрание для членов семей. После утренних групповых занятий, Ник, получив дневной пропуск, едет в гостиницу, где мы остановились. Он открыт и эмоционален, даже выражает благодарность за предоставленную возможность лечиться здесь. Он кажется искренним.
Потом он меняет тему. Спрашивает, может ли все еще рассчитывать на учебу в университете. Он знает, что совершил немало недопустимых ошибок, но готов сделать все, что угодно, лишь бы только снова попасть в Хэмпшир. Он в восторге от этого университета.
Поскольку он понимает, что проблема с наркотиками никуда не денется, то обещает регулярно посещать собрания АА и работать с наставником. Он слышал, что есть много общежитий, где запрещены любые сильнодействующие вещества и хочет попасть в одно из них. Он осознает, что если сорвется, то я выполню свою угрозу и оставлю его без какой-либо поддержки, он вылетит из университета и останется совсем один.
В машине, пока мы едем в гостиницу, чтобы встретиться с Карен, Джаспером и Дейзи, Ник объясняет мне почему изменил свое мнение. На одном из групповых собраний, другие пациенты услышали, что родители хотели отправить его в университет и дружно набросились на него.
Общее мнение хорошо выразил человек, чей алкоголизм и наркомания, отдалили его от родителей и братьев с сестрами.
— Ты совсем сбрендил?! — заорал он на Ника. — У тебя есть родители? Они любят тебя? Они все еще хотят послать тебя в университет? Ступай в университет. Не будь гребаным идиотом. Я бы все что угодно отдал за шанс закончить университет.
Я раздумываю над просьбой Ника.
— Мы с Карен это обсудим, — говорю я. — И я поговорю с твоей мамой. Мы должны четко определить условия соглашения. Думаю, что все получится, если ты действительно этого хочешь и веришь, что справишься.
Я до сих пор воображаю, что все может наладится. Ник останется «чист». Он осознает, что у него проблемы. Слава Богу, что он не разрушил свою жизнь — не нанес непоправимого вреда своему телу и мозгу — не лишился будущего. Он все еще может пойти в университет, получить диплом, устроиться на приличную работу, найти любовь… Все будет хорошо.
Мы доезжаем до гостиницы, этого запущенного здания, увитого виноградными лозами, с потрескавшимся бассейном, потрескавшимся теннисным кортом и старыми лошадями, которые бродят по территории. Ник нервничает, когда я проезжаю через ворота. Это будет его первая встреча с Джаспером и Дейзи, с тех пор, как он отправился в «Ohlhoff» три месяца назад. Ник переживает из-за предстоящей встречи, а Джаспер и Дейзи, несмотря на то, что сначала они не хотели ехать сюда (когда они видели Ника в последний раз, он мучался от ломки и был подавлен, истерил, уезжая в «Ohlhoff»), рады видеть его. Он возится с ними в ледяной воде, и они бросают туда-сюда теннисные мячи. Я сижу на скамейке в беседке, увитой виноградом, наблюдая за тем, как Карен присоединяется к ним и они вчетвером играют в крокет. Пока они бьют по шарам, Ник расспрашивает детей про учебу и их друзей и рассказывает им истории о кошке, которая живет на территории больницы.
Когда приходит пора отвезти Ника обратно в больницу, Джаспер и Дейзи кажутся озадаченными. Они стараются, как могут, пытаясь понять, что именно происходит с Ником, но по их мнению он выглядит здоровым. Они не понимают, почему он не может поехать домой вместе с нами.
По дороге к Сейнт Хелене Ник рассказывает мне о двух других событиях этой недели. Первое стало для него разочарованием. Стивен покинул больницу — просто и нагло ушел после полудня, пройдя пешком долгую дорогу из больницы в Калистогу. Позже пациентам сообщили, что он сорвался, напившись в баре. Ник говорит об этом с печалью в голосе, но без удивления.
— На первый взгляд казалось, что он настроился на трезвую жизнь, — говорит он, — он же знал, что может лишиться своей жены и их прекрасного малыша. Но он никогда не воспринимал лечение всерьез. Обвинял жену во всех их проблемах. Винил родителей. Винил всех вокруг, но не себя. Он так и не понял сути.
Что касается второго случая, то в него верится с трудом.
Всякий раз, когда кто-то заканчивает лечение, рассчитанное на 28 дней, для него устраивается прощальная церемония. «Выпускник» просит одного из других пациентов «подняться на сцену» и дать ему напутствие перед тем, как он отправится обратно в большой мир. Смысл этих церемоний в том, чтобы подбодрить «выпускников» и вдохновить «новичков».
Этим утром, Кевин, солдат, перед своим отъездом обратился к Нику.
— Ты смелый паршивец, — сказал он. — Этого у тебя не отнять.
После чего он, к изумлению Ника, попросил его выступить на церемонии прощания.
— Я тебя уважаю, — сказал этот человек, — все это время я наблюдал за тобой и знаю, что именно ты, из всех нас, точно сможешь выкарабкаться. Ты еще молод и не успел полностью просрать свою жизнь. У тебя есть любящая семья. И ты гребаный умник. Я больше всего на свете хочу оставаться в завязке. Я собираюсь доказать тебе, что ты ошибаешься. Я справлюсь.
Ник согласился.
— Так что я дал ему напутствие, — говорит он, — сказал, что надеюсь и молюсь, что он он справится — что он продолжит работать над собой. Я сказал: «Желаю удачи тебе и твоей жене и вашим детям». Позже я видел, как они уходили вместе, он и его жена. Они оба меня обняли на прощание. И они держались за руки, когда покидали больницу.
Я нервничаю, когда спустя неделю Ник заканчивает лечение и я его забираю.
Стекла в машине опущены, на улице тепло. Ник радостно строит планы на будущее. Его оптимизм заметен не только в словах, но в том, как он держится, сильный и уверенный, и в его глазах, которые вновь наполнены светом. Он говорит, что приложит все усилия, чтобы держаться подальше от наркотиков. Я надеюсь на то же самое, но понимаю, что держаться как можно дальше от наркотиков намного проще в безопасной, структурированной среде реабилитационных клиник, поэтому мои надежды пропитаны неуверенностью. Мне нужно верить, что все будет хорошо, но у меня не получается.
Дома проще, хотя бывают напряженные моменты. Я волнуюсь, когда Ник уходит из дома на собрания АА. Волнуюсь, когда он кажется задумчивым или расстроенным. Волнуюсь, когда, в августе, наступает пора отправлять его в университет, который находится в трех тысячах миль отсюда. Хэмпшир-Колледж расположен на территории бывшего яблоневого сада и там до сих пор сохраняется атмосфера фермы. Восемьсот акров лугов и пасторальных видов. В колледже обширная, впечатляющая учебная программа по гуманитарным наукам, а также сотни различных специальностей и курсов. Если и этого недостаточно, то стоит вспомнить о том, что Хэмпшир-Колледж является частью консорциума из пяти университетов, в который входят Университет Массачусетса, Амхерстский колледж, колледж Смит и колледж Маунт Хольок. Ник может выбирать и из курсов предлагаемых в других кампусах. Между ними курсирует автобус.
Мы с Карен летим на восток вместе с Ником, чтобы помочь ему освоиться и подготовиться к мероприятиям, проходящим перед началом учебы.
Обедаем мы в индийском ресторане, который мы с Ником нашли во время прошлогоднего тура по университетам.
— Поворачивай направо, к свету! — кричит Ник. — Правее, правее, правее!
Утром мы едем в кампус.
Здесь тепло и солнечно. Семьи привозят детей к нужным общежитиям на микроавтобусах и универсалах. Есть даже один лимузин, в который втиснуты чемоданы, стойка с одеждой, стереосистема, ударная установка и несколько компьютеров.
Комната Ника в общежитии для завязавших небольшая, но уютная. Оставив там чемоданы, мы идем, ориентируясь по указателям, в центральный кампус, на барбекю для новоприбывших. Мы с Карен разговариваем с первокурсниками, пытаясь вычислить потенциальных наркоторговцев. Когда трапеза уже подходит к концу, деканы с разных факультетов выступают перед собравшимися семьями. После того как все заканчивается, я разыскиваю замдекана по работе со студентами и расспрашиваю ее насчет наркотиков в кампусах, объясняя, что мой сын только что вышел из второй по счету реабилитационной клиники. Она признает, что марихуаны тут много, но верно говорит об очевидном:
— Наркотики проникают на территорию каждого кампуса в колледжах Америки и в каждый город, поэтому все молодые люди должны учиться жить среди них.
Она отправляет меня к заведующей медицинским кабинетом колледжа, которая пишет на листке свое имя и телефонный номер и обещает, что поможет Нику всем, чем только сможет. Она будет отвозить его на собрания по «12 шагам» и познакомит с другими студентами, побывавшими в реабилитационных клиниках.
— Он здесь не один такой, — говорит она, — мы оказываем посильную помощь людям, которые в этом нуждаются.
— Привет, пап, — говорит Ник по телефону, после того как мы с Карен возвращаемся обратно в Калифорнию, — это я, Ник.
Он звонит из своего общежития. Пока он говорит, я представляю его одетым в поношенную футболку, в грязных обвислых штанах с черным шипастым поясом на бедрах, в кроссовках, с длинными вьющимися волосами, зачесанными назад. Кажется, он уже предвкушает начало учебы.
В этом раз, как и в прошлый, я окрылен надеждой и после того, как мы заканчиваем разговор, я воображаю, как он идет на занятия по территории кампуса, с рюкзаком за спиной. Представляю, как он дискутирует с другими, обсуждая диалектику империализма, Ницше, Канта и Пруста.
Спустя месяц его голос все еще звучит нормально, но я слышу, как он часто дышит. Слышу, как он тяжело вздыхает, прежде чем вешает трубку. Я знаю, как ему сейчас непросто. Мне и самому было нелегко привыкнуть к колледжу в свое время.
Помимо лекций, Ник регулярно ходит к психологу, специализирующемуся на проблемах алкоголизма и наркозависимости, рекомендованному руководством колледжа. Он посещает собрания АА, как мы и договаривались, и находит себе наставника — аспиранта из Университета штата Массачусетс, который каждое воскресное утро приглашает к себе домой группу студентов, заманивая их маффинами, кофе и разговорами.
Ник регулярно отчитывается о своих успехах, и я понемногу успокаиваюсь. Когда он более-менее привыкает к новому распорядку, то рассказывает больше о своих учителях. О новых друзьях. О собраниях АА и НА, куда ходит каждую неделю.
Но спустя месяц Ник вдруг перестает отвечать на мои звонки. Я предполагаю, что у него случился рецидив. Несмотря на его заверения и (может быть, я не уверен) благие намерения, и несмотря на наличие комнаты в общежитии, где нет места никаким вредным веществам — Ник с досадой утверждал позднее, что никаких веществ у него и не было, а в пятницу и субботу он просто напивался, спотыкался, падал и страдал от тошноты — шансов у Ника было не так уж много. Рискованно было отправлять его в колледж сразу после лечения в реабилитационной клинике, но все вокруг, включая его наставников из Сейнт Хелен, одобряли этот план, поскольку Ник так убедительно твердил, что справится.
Я прошу одного друга, который едет в Амхерст, заглянуть проведать его. Друг обнаруживает Ника в его комнате в общежитии, сильно обкуренного. Я готовлюсь привести свою угрозу в исполнении и лишить его всяческой поддержки, но сперва связываюсь с заведующей из системы здравоохранения Гэмпшира. Представляю, как она сидит за своим столом, рядом гудит обогреватель, за окном сугробы.
Я рассказываю ей про срыв Ника и после того, как я заканчиваю, она удивляет меня своей реакцией. Она советует запастись терпением, говорит, что «срывы часто являются частью выздоровительного процесса». Звучит нелогично. Все равно, что сказать, что падение самолета является частью обучающего процесса у пилотов. В «Ohlhoff Recovery» и Сейнт Хелене я слышал, что наркоманам труднее оправиться от повторяющихся рецидивов из-за прогрессирующего характера заболевания.
Однак, может пройти много времени, и человек может совершить новые ошибки, прежде чем полностью осознает силу пагубной зависимости и, что еще важнее, осознает, как легко сорваться.
Я слышал об этом, но не осмыслил до конца ужасную природу этого заболевания и его постоянство. Но также я не понял до конца и то, что срыв и даже череда срывов все равно могут в итоге привести к выздоровлению.
— Несмотря на то, что среди наркозависимых попадаются такие личности, которые однажды проходят лечение в реабилитационной клинике и больше никогда не притрагиваются к наркотикам, большинство несколько раз повторяют этот цикл, точно так же, как курильщикам требуется много попыток, чтобы избавиться от вредной привычки, а люди, желающие похудеть, снова и снова садятся на диету, — говорил доктор Роусон.
— Лечение в конце концов подействует, — заявлял Дуглас Англин, со-директор научно-исследовательского центра в Калифорнийском, занимающегося проблемами наркозависимости, в интервью для «The New York Times Magazine», посвященном реабилитационным клиникам, которое у него брала Пегги Орнстайн. — Героинщикам с пятилетним стажем может понадобиться десять или пятнадцать лет, чтобы избавиться от зависимости, но если начать в тот момент, когда им двадцать пять, то к сорока они будут более-менее здоровы. Если не начать, большинство из них скончаются до сорока.
Это не успокаивает.
Однако если рассматривать лечение как непрерывный процесс, не как мгновенное исцеление (что оптимистичнее, но совсем оторвано от реальности), то переосмысливаешь понятие успеха. Согласно Национальному Исследованию по оценке качества оказываемых медицинских услуг, несмотря на то, что у наркозависимых часто бывают срывы, спустя год после начала лечения они употребляют наркотики в 50 раз реже, а их нелегальная активность падает на 80 процентов. Также они реже занимаются незащищенным сексом и попадают в отделения Скорой Помощи. Другие исследования доказали, что почти никто из этих людей не нуждается в социальном пособии и что их психическое здоровье, в целом, улучшается.
Тем не менее, каждый рецидив может привести к летальному исходу. Это совсем нерадостный (и и пугающий) факт, что да, наркоман может отказаться от наркотиков и после редицива, если, конечно, выживет.
Понукаемый моим другом, Ник звонит домой. Он признает, что «облажался» и обещает завязать.
— Ник… — я слышу какой у меня тон голоса, этот торжественный, обвиняющий, разочарованный тон, свойственный отцам и понимаю, что он тут же переходит в оборону.
— Не говори ничего, я сам знаю, — произносит он. — Мне нужно пройти через это — заучить свой урок.
Ждать трудно, особенно будучи далеко от него, но я знаю, что если он сможет справиться с рецидивом, не попав снова в реабилитационный центр, то это будет значительный прогресс. Рецидив зачастую является частью выздоровительного процесса. Я говорю это себе снова и снова, прокручиваю эту фразу в голове и жду.
Он все время остается на связи и приезжает домой на зимние каникулы. Все проходит хорошо. Кажется, что он чувствует себя намного, намного лучше. Он разок оступился, только и всего. Зачастую рецидивы являются частью процесса лечения.
Он как-то раз осветлял себе волосы с помощью «Clorox» и получил ожоги головы, но сейчас с ним все в порядке.
Ник возвращается в Хэмпшир на весенний семестр и однажды вечером во время нашего разговора по телефону рассказывает мне, как волнуется из-за курсов писательского мастерства, которые ведет один известный писатель и уважаемый преподаватель.
— Первокурсникам и второкурсникам практически невозможно попасть на его курсы, но я все равно хочу попытаться, — говорит он. — Вчера ночью я сидел допоздна, написал один рассказ и отправил его ему.
Профессор вывесит лист с именами зачисленных студентов на двери своего кабинета в пятницу.
Поздно вечером в пятницу Ник звонит, радуясь тому, что его имя попало в список, хоть и было написано самым последним, да еще и помечено звездочкой, указывающей на примечание внизу страницы.
Примечание гласило: «Зайди ко мне».
Ник тут же вошел в кабинет преподавателя.
Он нервничал («бабочки в животе»), когда садился напротив преподавателя, который без лишних предисловий сразу поинтересовался, наркоман ли он. Ник полагает, что он спросил об этом из-за темы его рассказа. Герои, выдуманные Ником, были основаны на характерах нескольких интересных пациентов, которых он встретил в «Ohlhoff Recovery» и Сейнт Хелене.
Ник ответил, что да, он наркоман в завязке.
— Значит так, — сказал преподаватель. — Если ты так и останешься в завязке, то я буду заниматься с тобой и помогу стать хорошим писателем. Если нет, то ты вылетишь. Решать тебе.
В понедельник Ник пришел на занятия и пожал этому преподавателю руку.
Судя по его телефонным отчетам, Ник всецело поглощен этими и другими курсами. Он кажется стабильным, регулярно ходит на собрания «12 шагов» и работает с наставником. Похоже, что он преуспевает на занятиях и влюбился в девушку, которая отвозит его на собрания.
Я посещаю Бостон в конце зимы. Ник с Джулией, его девушкой, приезжают из Амхерста, чтобы поужинать со мной. Добираются они уже ближе к ночи, по уши закутанные в теплые пальто и шарфы. За окнами моего отеля в Кембридже идет снег.
Мы ходим по Гарвард-сквер, разыскивая суши-бар.
Они обнимают друг друга, практически сплетаясь в единое целое, и шагают в ногу. Мы ужинаем втроем, а потом опять гуляем. Они увлеченно говорят о книгах — Гегель, Маркс, Томас Манн — о политике и о кино. Ник мучает нас игрой Шесть шагов до Кевина Бейкона, но в итоге Джулия чуть не загоняет его в тупик, выбрав из всех людей на планете Халка Хогана.
— Ок, — говорит Ник, принимая вызов. — Он снимался в «Рокки 4» с Сильвестром Сталлоне, который был в «Полицейских» с Рэем Лиотта, который сыграл в «Наркобароне» с Джейсоном Патриком, а тот снимался в «Пропащих ребятах» с Кифером Сазерлендом. — Ник довольно ухмыляется. — Ну, а Кифер Сазерленд снялся в «Коматозниках» с Кевином Бейконом.
Я приехал в Бостон вместе с близким другом семьи и героем моей будущей книги, который живет и работает в Шанхае. Мы втроем встречаемся с ним и пьем кофе. Ник и Джулия ему очень нравятся, и прежде чем они уезжают обратно в Амхерст, он интересуется, не хотят ли они провести лето в Китае. Он может помочь им устроиться на работу, где они будут обучать людей английскому, а также они могут поработать волонтерами, например, в детском дошкольном учреждении. Он даже знает, где они могут остановиться.
Они воспринимают эту идею с воодушевлением и благодарностью.
Я возвращаюсь домой успокоенным. Ник живет своей жизнью. Проблемы с наркотиками остались в прошлом.
Учебный год подходит к концу и на горизонте маячит поездка в Китай. Предполагается, что Ник с Джулией сначала поработают шесть недель в Шанхае, а потом отправятся в Юньнань и Тибет.
Но первым делом Ник в мае приедет домой и будет работать тут, чтобы скопить денег на поездку. Потом к нам заедет Джулия, и отсюда они уже отправятся в Китай. Ник, кажется, радуется и предстоящей поездке и возвращению домой — особенно встрече с Джаспером и Дейзи. Они тоже в восторге.
Его возвращение отмечено некоторой тревогой, но также является обещанием на будущее и именно поэтому признание, которое делает Ник, оказывает столь разрушительный эффект.
Он употреблял наркотики все то время, что был дома, употреблял на протяжении всего прошлого семестра.
Он убегает, хлопнув дверью. Я застываю на месте.
Нет, думаю я. Нет, нет, нет.
После школы Джаспер и Дейзи врываются в дом, и не найдя нигде их брата, спрашивают:
— А где Ник?
— Я не знаю, — отвечаю я.
Мне не удается сдержать слезы.
После ухода Ника, я вновь переживаю знакомое, жалкое и отвратительное недомогание, сменяющееся изнурительными приступами паники — каждую минуту я ощущаю его отсутствие.
Утром перекрестные деревянные балки под окном отбрасывают полосатые тени на стол.
Я сижу у окна в гостиной, читая и перечитывая первым абзац статьи, когда Джаспер, лохматый после сна, заходит в комнату, держа в руках атласную коробочку, в которой хранит свои сбережения (восемь долларов). Он выглядит озадаченным.
— Кажется, Ник забрал мои деньги, — говорит он.
Я смотрю на Джаспера, на его быстро растущее тело и растерянные глаза, и протягиваю ему руки, помогая забраться ко мне на колени.
Что бы вы сказали восьмилетнему ребенку, у которого украл деньги его обожаемый старший брат?
@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик
Здорово посмотреть до чего дошел прогресс в области спецэффектов, животные смотрятся хорошо и натуралистично, без приветов Зловещей Долине. 
