Челябинск, где я сейчас проживаю, по праву считает городом заводов. Заводов у нас много, причем самых разных. Но и города-соседи от нас тоже не отстают. Например, в Екатеринбурге, от которого до нас добираться всего пару часов, есть Завод ЖБИ КСМК. В основном, как понятно и по названию там производят ЖБИ. ЖБИ широкого спектра, а также щебень. Кроме этого у них есть и дополнительная продукция. Среди которой можно выделить, например, бетонные кольца, кольца для канализации, тротуарные бордюры, которые все мы видим ежедневно, сваи под фундамент и заборы из бетона от производителя. Это не полный перечень, более подробно можете почитать на указанном сайте.
Завод считается надежным поставщиком в сфере строительных материалов и обеспечивает своей продукцией различные строительные площадки. Что, несомненно, дело полезное.

@темы: щебень, жби

---

Большая маленькая ложь

Во многом похоже на Отчаянных домохозяек (на переднем плане тоже несколько обеспеченных леди из благополучного района, со страшными темными тайнами в шкафах), только серьезнее. Очень здорово и правдоподобно раскрыта тема абьюза в семье, детально демонстрируется почему же женщины не могут "просто взять и уйти" и какие это эмоциональные качели, толкающие тебя то в пучину ада, то на вершину блаженства. Только блаженства все меньше, меньше, меньше, а уровень адка неуклонно нарастает. Николь Кидман идеальна для этой роли, больно смотреть как нечто настолько красивое и хрупкое планомерно уничтожают.
Остальные линии мне не так интересны, но они тоже вполне на уровне. То, что насильник у двух женщин один и тот же - это уже в конце притянуто за уши, по-моему, но видимо тут претензия к книге.
Во втором сезоне больше напирают на тему птср, которое бывает не только у людей вернувшихся с войны, что важно помнить. И Мэрил Стрип там блистает, конечно, как и в любой своей роли. Мерзейшая персонажка у нее, под конец вызывающая брезгливую, но все-таки жалость.
Опять-таки Николь Кидман и ее линия чудесны, абьюзер может не отпускать даже после своей смерти, на восстановление понадобится оочень много времени и душевных сил.
Тут мне не понравилась линия Ренаты, вот она показалась высосанной из пальца. В первом сезоне у нее был нормальный адекватный мужик, это она на его фоне казалась истеричной, а тут он и мошенник и банкрот и изменщик да еще и тупой до кучи. Может стоило прост меньше серий снять, если надо было чем-то время забить.

@темы: сериалы

---

Еретики Дюны

Непонятно зачем тут на обложке Пауль, действие романа происходит вообще спустя полторы тыщи лет после смерти Лето Второго, Червя-Императора нашего дорогого. А Пауль и вовсе остался в далеком прошлом.
К счастью, в этой части количество туманной философии снизилось и было заменено интригами и срачами. Священники срутся с Преподобными Матерями, Преподобные матери срутся с Матронами-шлюхами из других миров, тлейлаксу срутся с Преподобными Матерями. На Ракисе (в юности - Дюна) рождается наконец вменяемый наследник Атрейдесов, девочка, которая может управлять червями. Тем временем, неугомонные Преподобные матери в энный раз пересоздают гребаного Дункана Айдахо, чтобы скрестить его с ней, когда оба подрастут. Но этот план так и тонет в водовороте интриг.

По-моему, серию можно было спокойно закончить на Боге-Императоре, но ок, читаю последнюю "канонную" книгу и я свободен

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Глава 14, где Никки снова идет в универ и снова все бросает патамушта еблан

Красивый мальчик

14

14

В этой реабилитационной клинике пациенты должны вести дневники, и Ник делится с нами одной записью из своего: «Как, черт возьми, я сюда попал? Совсем недавно я был в гребаной команде по водному поло. Я был редактором школьной газеты, играл в пьесе весной, сходил с ума по одной девушке, обсуждал с одноклассниками Маркса и Достоевского. Ребята из моего класса теперь учатся в университетах. Это не печалит, а скорее обескураживает. В прежние времена все казалось таким безобидным и веселым».

Эти третьи по счету выходные, которые Ник проводит в госпитале, и я приехал сюда на очередное собрание для членов семей. После утренних групповых занятий, Ник, получив дневной пропуск, едет в гостиницу, где мы остановились. Он открыт и эмоционален, даже выражает благодарность за предоставленную возможность лечиться здесь. Он кажется искренним.
Потом он меняет тему. Спрашивает, может ли все еще рассчитывать на учебу в университете. Он знает, что совершил немало недопустимых ошибок, но готов сделать все, что угодно, лишь бы только снова попасть в Хэмпшир. Он в восторге от этого университета.
Поскольку он понимает, что проблема с наркотиками никуда не денется, то обещает регулярно посещать собрания АА и работать с наставником. Он слышал, что есть много общежитий, где запрещены любые сильнодействующие вещества и хочет попасть в одно из них. Он осознает, что если сорвется, то я выполню свою угрозу и оставлю его без какой-либо поддержки, он вылетит из университета и останется совсем один.
В машине, пока мы едем в гостиницу, чтобы встретиться с Карен, Джаспером и Дейзи, Ник объясняет мне почему изменил свое мнение. На одном из групповых собраний, другие пациенты услышали, что родители хотели отправить его в университет и дружно набросились на него.
Общее мнение хорошо выразил человек, чей алкоголизм и наркомания, отдалили его от родителей и братьев с сестрами.
— Ты совсем сбрендил?! — заорал он на Ника. — У тебя есть родители? Они любят тебя? Они все еще хотят послать тебя в университет? Ступай в университет. Не будь гребаным идиотом. Я бы все что угодно отдал за шанс закончить университет.

Я раздумываю над просьбой Ника.
— Мы с Карен это обсудим, — говорю я. — И я поговорю с твоей мамой. Мы должны четко определить условия соглашения. Думаю, что все получится, если ты действительно этого хочешь и веришь, что справишься.
Я до сих пор воображаю, что все может наладится. Ник останется «чист». Он осознает, что у него проблемы. Слава Богу, что он не разрушил свою жизнь — не нанес непоправимого вреда своему телу и мозгу — не лишился будущего. Он все еще может пойти в университет, получить диплом, устроиться на приличную работу, найти любовь… Все будет хорошо.
Мы доезжаем до гостиницы, этого запущенного здания, увитого виноградными лозами, с потрескавшимся бассейном, потрескавшимся теннисным кортом и старыми лошадями, которые бродят по территории. Ник нервничает, когда я проезжаю через ворота. Это будет его первая встреча с Джаспером и Дейзи, с тех пор, как он отправился в «Ohlhoff» три месяца назад. Ник переживает из-за предстоящей встречи, а Джаспер и Дейзи, несмотря на то, что сначала они не хотели ехать сюда (когда они видели Ника в последний раз, он мучался от ломки и был подавлен, истерил, уезжая в «Ohlhoff»), рады видеть его. Он возится с ними в ледяной воде, и они бросают туда-сюда теннисные мячи. Я сижу на скамейке в беседке, увитой виноградом, наблюдая за тем, как Карен присоединяется к ним и они вчетвером играют в крокет. Пока они бьют по шарам, Ник расспрашивает детей про учебу и их друзей и рассказывает им истории о кошке, которая живет на территории больницы.
Когда приходит пора отвезти Ника обратно в больницу, Джаспер и Дейзи кажутся озадаченными. Они стараются, как могут, пытаясь понять, что именно происходит с Ником, но по их мнению он выглядит здоровым. Они не понимают, почему он не может поехать домой вместе с нами.
По дороге к Сейнт Хелене Ник рассказывает мне о двух других событиях этой недели. Первое стало для него разочарованием. Стивен покинул больницу — просто и нагло ушел после полудня, пройдя пешком долгую дорогу из больницы в Калистогу. Позже пациентам сообщили, что он сорвался, напившись в баре. Ник говорит об этом с печалью в голосе, но без удивления.
— На первый взгляд казалось, что он настроился на трезвую жизнь, — говорит он, — он же знал, что может лишиться своей жены и их прекрасного малыша. Но он никогда не воспринимал лечение всерьез. Обвинял жену во всех их проблемах. Винил родителей. Винил всех вокруг, но не себя. Он так и не понял сути.
Что касается второго случая, то в него верится с трудом.

Всякий раз, когда кто-то заканчивает лечение, рассчитанное на 28 дней, для него устраивается прощальная церемония. «Выпускник» просит одного из других пациентов «подняться на сцену» и дать ему напутствие перед тем, как он отправится обратно в большой мир. Смысл этих церемоний в том, чтобы подбодрить «выпускников» и вдохновить «новичков».
Этим утром, Кевин, солдат, перед своим отъездом обратился к Нику.
— Ты смелый паршивец, — сказал он. — Этого у тебя не отнять.
После чего он, к изумлению Ника, попросил его выступить на церемонии прощания.
— Я тебя уважаю, — сказал этот человек, — все это время я наблюдал за тобой и знаю, что именно ты, из всех нас, точно сможешь выкарабкаться. Ты еще молод и не успел полностью просрать свою жизнь. У тебя есть любящая семья. И ты гребаный умник. Я больше всего на свете хочу оставаться в завязке. Я собираюсь доказать тебе, что ты ошибаешься. Я справлюсь.
Ник согласился.
— Так что я дал ему напутствие, — говорит он, — сказал, что надеюсь и молюсь, что он он справится — что он продолжит работать над собой. Я сказал: «Желаю удачи тебе и твоей жене и вашим детям». Позже я видел, как они уходили вместе, он и его жена. Они оба меня обняли на прощание. И они держались за руки, когда покидали больницу.

Я нервничаю, когда спустя неделю Ник заканчивает лечение и я его забираю.
Стекла в машине опущены, на улице тепло. Ник радостно строит планы на будущее. Его оптимизм заметен не только в словах, но в том, как он держится, сильный и уверенный, и в его глазах, которые вновь наполнены светом. Он говорит, что приложит все усилия, чтобы держаться подальше от наркотиков. Я надеюсь на то же самое, но понимаю, что держаться как можно дальше от наркотиков намного проще в безопасной, структурированной среде реабилитационных клиник, поэтому мои надежды пропитаны неуверенностью. Мне нужно верить, что все будет хорошо, но у меня не получается.

Дома проще, хотя бывают напряженные моменты. Я волнуюсь, когда Ник уходит из дома на собрания АА. Волнуюсь, когда он кажется задумчивым или расстроенным. Волнуюсь, когда, в августе, наступает пора отправлять его в университет, который находится в трех тысячах миль отсюда. Хэмпшир-Колледж расположен на территории бывшего яблоневого сада и там до сих пор сохраняется атмосфера фермы. Восемьсот акров лугов и пасторальных видов. В колледже обширная, впечатляющая учебная программа по гуманитарным наукам, а также сотни различных специальностей и курсов. Если и этого недостаточно, то стоит вспомнить о том, что Хэмпшир-Колледж является частью консорциума из пяти университетов, в который входят Университет Массачусетса, Амхерстский колледж, колледж Смит и колледж Маунт Хольок. Ник может выбирать и из курсов предлагаемых в других кампусах. Между ними курсирует автобус.

Мы с Карен летим на восток вместе с Ником, чтобы помочь ему освоиться и подготовиться к мероприятиям, проходящим перед началом учебы.
Обедаем мы в индийском ресторане, который мы с Ником нашли во время прошлогоднего тура по университетам.
— Поворачивай направо, к свету! — кричит Ник. — Правее, правее, правее!
Утром мы едем в кампус.

Здесь тепло и солнечно. Семьи привозят детей к нужным общежитиям на микроавтобусах и универсалах. Есть даже один лимузин, в который втиснуты чемоданы, стойка с одеждой, стереосистема, ударная установка и несколько компьютеров.
Комната Ника в общежитии для завязавших небольшая, но уютная. Оставив там чемоданы, мы идем, ориентируясь по указателям, в центральный кампус, на барбекю для новоприбывших. Мы с Карен разговариваем с первокурсниками, пытаясь вычислить потенциальных наркоторговцев. Когда трапеза уже подходит к концу, деканы с разных факультетов выступают перед собравшимися семьями. После того как все заканчивается, я разыскиваю замдекана по работе со студентами и расспрашиваю ее насчет наркотиков в кампусах, объясняя, что мой сын только что вышел из второй по счету реабилитационной клиники. Она признает, что марихуаны тут много, но верно говорит об очевидном:
— Наркотики проникают на территорию каждого кампуса в колледжах Америки и в каждый город, поэтому все молодые люди должны учиться жить среди них.
Она отправляет меня к заведующей медицинским кабинетом колледжа, которая пишет на листке свое имя и телефонный номер и обещает, что поможет Нику всем, чем только сможет. Она будет отвозить его на собрания по «12 шагам» и познакомит с другими студентами, побывавшими в реабилитационных клиниках.
— Он здесь не один такой, — говорит она, — мы оказываем посильную помощь людям, которые в этом нуждаются.

— Привет, пап, — говорит Ник по телефону, после того как мы с Карен возвращаемся обратно в Калифорнию, — это я, Ник.
Он звонит из своего общежития. Пока он говорит, я представляю его одетым в поношенную футболку, в грязных обвислых штанах с черным шипастым поясом на бедрах, в кроссовках, с длинными вьющимися волосами, зачесанными назад. Кажется, он уже предвкушает начало учебы.
В этом раз, как и в прошлый, я окрылен надеждой и после того, как мы заканчиваем разговор, я воображаю, как он идет на занятия по территории кампуса, с рюкзаком за спиной. Представляю, как он дискутирует с другими, обсуждая диалектику империализма, Ницше, Канта и Пруста.

Спустя месяц его голос все еще звучит нормально, но я слышу, как он часто дышит. Слышу, как он тяжело вздыхает, прежде чем вешает трубку. Я знаю, как ему сейчас непросто. Мне и самому было нелегко привыкнуть к колледжу в свое время.
Помимо лекций, Ник регулярно ходит к психологу, специализирующемуся на проблемах алкоголизма и наркозависимости, рекомендованному руководством колледжа. Он посещает собрания АА, как мы и договаривались, и находит себе наставника — аспиранта из Университета штата Массачусетс, который каждое воскресное утро приглашает к себе домой группу студентов, заманивая их маффинами, кофе и разговорами.
Ник регулярно отчитывается о своих успехах, и я понемногу успокаиваюсь. Когда он более-менее привыкает к новому распорядку, то рассказывает больше о своих учителях. О новых друзьях. О собраниях АА и НА, куда ходит каждую неделю.

Но спустя месяц Ник вдруг перестает отвечать на мои звонки. Я предполагаю, что у него случился рецидив. Несмотря на его заверения и (может быть, я не уверен) благие намерения, и несмотря на наличие комнаты в общежитии, где нет места никаким вредным веществам — Ник с досадой утверждал позднее, что никаких веществ у него и не было, а в пятницу и субботу он просто напивался, спотыкался, падал и страдал от тошноты — шансов у Ника было не так уж много. Рискованно было отправлять его в колледж сразу после лечения в реабилитационной клинике, но все вокруг, включая его наставников из Сейнт Хелен, одобряли этот план, поскольку Ник так убедительно твердил, что справится.
Я прошу одного друга, который едет в Амхерст, заглянуть проведать его. Друг обнаруживает Ника в его комнате в общежитии, сильно обкуренного. Я готовлюсь привести свою угрозу в исполнении и лишить его всяческой поддержки, но сперва связываюсь с заведующей из системы здравоохранения Гэмпшира. Представляю, как она сидит за своим столом, рядом гудит обогреватель, за окном сугробы.
Я рассказываю ей про срыв Ника и после того, как я заканчиваю, она удивляет меня своей реакцией. Она советует запастись терпением, говорит, что «срывы часто являются частью выздоровительного процесса». Звучит нелогично. Все равно, что сказать, что падение самолета является частью обучающего процесса у пилотов. В «Ohlhoff Recovery» и Сейнт Хелене я слышал, что наркоманам труднее оправиться от повторяющихся рецидивов из-за прогрессирующего характера заболевания.
Однак, может пройти много времени, и человек может совершить новые ошибки, прежде чем полностью осознает силу пагубной зависимости и, что еще важнее, осознает, как легко сорваться.
Я слышал об этом, но не осмыслил до конца ужасную природу этого заболевания и его постоянство. Но также я не понял до конца и то, что срыв и даже череда срывов все равно могут в итоге привести к выздоровлению.
— Несмотря на то, что среди наркозависимых попадаются такие личности, которые однажды проходят лечение в реабилитационной клинике и больше никогда не притрагиваются к наркотикам, большинство несколько раз повторяют этот цикл, точно так же, как курильщикам требуется много попыток, чтобы избавиться от вредной привычки, а люди, желающие похудеть, снова и снова садятся на диету, — говорил доктор Роусон.
— Лечение в конце концов подействует, — заявлял Дуглас Англин, со-директор научно-исследовательского центра в Калифорнийском, занимающегося проблемами наркозависимости, в интервью для «The New York Times Magazine», посвященном реабилитационным клиникам, которое у него брала Пегги Орнстайн. — Героинщикам с пятилетним стажем может понадобиться десять или пятнадцать лет, чтобы избавиться от зависимости, но если начать в тот момент, когда им двадцать пять, то к сорока они будут более-менее здоровы. Если не начать, большинство из них скончаются до сорока.

Это не успокаивает.
Однако если рассматривать лечение как непрерывный процесс, не как мгновенное исцеление (что оптимистичнее, но совсем оторвано от реальности), то переосмысливаешь понятие успеха. Согласно Национальному Исследованию по оценке качества оказываемых медицинских услуг, несмотря на то, что у наркозависимых часто бывают срывы, спустя год после начала лечения они употребляют наркотики в 50 раз реже, а их нелегальная активность падает на 80 процентов. Также они реже занимаются незащищенным сексом и попадают в отделения Скорой Помощи. Другие исследования доказали, что почти никто из этих людей не нуждается в социальном пособии и что их психическое здоровье, в целом, улучшается.
Тем не менее, каждый рецидив может привести к летальному исходу. Это совсем нерадостный (и и пугающий) факт, что да, наркоман может отказаться от наркотиков и после редицива, если, конечно, выживет.

Понукаемый моим другом, Ник звонит домой. Он признает, что «облажался» и обещает завязать.
— Ник… — я слышу какой у меня тон голоса, этот торжественный, обвиняющий, разочарованный тон, свойственный отцам и понимаю, что он тут же переходит в оборону.
— Не говори ничего, я сам знаю, — произносит он. — Мне нужно пройти через это — заучить свой урок.

Ждать трудно, особенно будучи далеко от него, но я знаю, что если он сможет справиться с рецидивом, не попав снова в реабилитационный центр, то это будет значительный прогресс. Рецидив зачастую является частью выздоровительного процесса. Я говорю это себе снова и снова, прокручиваю эту фразу в голове и жду.

Он все время остается на связи и приезжает домой на зимние каникулы. Все проходит хорошо. Кажется, что он чувствует себя намного, намного лучше. Он разок оступился, только и всего. Зачастую рецидивы являются частью процесса лечения.
Он как-то раз осветлял себе волосы с помощью «Clorox» и получил ожоги головы, но сейчас с ним все в порядке.

Ник возвращается в Хэмпшир на весенний семестр и однажды вечером во время нашего разговора по телефону рассказывает мне, как волнуется из-за курсов писательского мастерства, которые ведет один известный писатель и уважаемый преподаватель.
— Первокурсникам и второкурсникам практически невозможно попасть на его курсы, но я все равно хочу попытаться, — говорит он. — Вчера ночью я сидел допоздна, написал один рассказ и отправил его ему.
Профессор вывесит лист с именами зачисленных студентов на двери своего кабинета в пятницу.
Поздно вечером в пятницу Ник звонит, радуясь тому, что его имя попало в список, хоть и было написано самым последним, да еще и помечено звездочкой, указывающей на примечание внизу страницы.
Примечание гласило: «Зайди ко мне».
Ник тут же вошел в кабинет преподавателя.
Он нервничал («бабочки в животе»), когда садился напротив преподавателя, который без лишних предисловий сразу поинтересовался, наркоман ли он. Ник полагает, что он спросил об этом из-за темы его рассказа. Герои, выдуманные Ником, были основаны на характерах нескольких интересных пациентов, которых он встретил в «Ohlhoff Recovery» и Сейнт Хелене.
Ник ответил, что да, он наркоман в завязке.
— Значит так, — сказал преподаватель. — Если ты так и останешься в завязке, то я буду заниматься с тобой и помогу стать хорошим писателем. Если нет, то ты вылетишь. Решать тебе.
В понедельник Ник пришел на занятия и пожал этому преподавателю руку.

Судя по его телефонным отчетам, Ник всецело поглощен этими и другими курсами. Он кажется стабильным, регулярно ходит на собрания «12 шагов» и работает с наставником. Похоже, что он преуспевает на занятиях и влюбился в девушку, которая отвозит его на собрания.

Я посещаю Бостон в конце зимы. Ник с Джулией, его девушкой, приезжают из Амхерста, чтобы поужинать со мной. Добираются они уже ближе к ночи, по уши закутанные в теплые пальто и шарфы. За окнами моего отеля в Кембридже идет снег.
Мы ходим по Гарвард-сквер, разыскивая суши-бар.
Они обнимают друг друга, практически сплетаясь в единое целое, и шагают в ногу. Мы ужинаем втроем, а потом опять гуляем. Они увлеченно говорят о книгах — Гегель, Маркс, Томас Манн — о политике и о кино. Ник мучает нас игрой Шесть шагов до Кевина Бейкона, но в итоге Джулия чуть не загоняет его в тупик, выбрав из всех людей на планете Халка Хогана.
— Ок, — говорит Ник, принимая вызов. — Он снимался в «Рокки 4» с Сильвестром Сталлоне, который был в «Полицейских» с Рэем Лиотта, который сыграл в «Наркобароне» с Джейсоном Патриком, а тот снимался в «Пропащих ребятах» с Кифером Сазерлендом. — Ник довольно ухмыляется. — Ну, а Кифер Сазерленд снялся в «Коматозниках» с Кевином Бейконом.
Я приехал в Бостон вместе с близким другом семьи и героем моей будущей книги, который живет и работает в Шанхае. Мы втроем встречаемся с ним и пьем кофе. Ник и Джулия ему очень нравятся, и прежде чем они уезжают обратно в Амхерст, он интересуется, не хотят ли они провести лето в Китае. Он может помочь им устроиться на работу, где они будут обучать людей английскому, а также они могут поработать волонтерами, например, в детском дошкольном учреждении. Он даже знает, где они могут остановиться.
Они воспринимают эту идею с воодушевлением и благодарностью.

Я возвращаюсь домой успокоенным. Ник живет своей жизнью. Проблемы с наркотиками остались в прошлом.

Учебный год подходит к концу и на горизонте маячит поездка в Китай. Предполагается, что Ник с Джулией сначала поработают шесть недель в Шанхае, а потом отправятся в Юньнань и Тибет.
Но первым делом Ник в мае приедет домой и будет работать тут, чтобы скопить денег на поездку. Потом к нам заедет Джулия, и отсюда они уже отправятся в Китай. Ник, кажется, радуется и предстоящей поездке и возвращению домой — особенно встрече с Джаспером и Дейзи. Они тоже в восторге.
Его возвращение отмечено некоторой тревогой, но также является обещанием на будущее и именно поэтому признание, которое делает Ник, оказывает столь разрушительный эффект.
Он употреблял наркотики все то время, что был дома, употреблял на протяжении всего прошлого семестра.
Он убегает, хлопнув дверью. Я застываю на месте.
Нет, думаю я. Нет, нет, нет.

После школы Джаспер и Дейзи врываются в дом, и не найдя нигде их брата, спрашивают:
— А где Ник?
— Я не знаю, — отвечаю я.
Мне не удается сдержать слезы.
После ухода Ника, я вновь переживаю знакомое, жалкое и отвратительное недомогание, сменяющееся изнурительными приступами паники — каждую минуту я ощущаю его отсутствие.

Утром перекрестные деревянные балки под окном отбрасывают полосатые тени на стол.
Я сижу у окна в гостиной, читая и перечитывая первым абзац статьи, когда Джаспер, лохматый после сна, заходит в комнату, держа в руках атласную коробочку, в которой хранит свои сбережения (восемь долларов). Он выглядит озадаченным.
— Кажется, Ник забрал мои деньги, — говорит он.
Я смотрю на Джаспера, на его быстро растущее тело и растерянные глаза, и протягиваю ему руки, помогая забраться ко мне на колени.
Что бы вы сказали восьмилетнему ребенку, у которого украл деньги его обожаемый старший брат?

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

Танцующий Шалама это конечно ох, удар ниже пояса. И вообще ему так хорошо в одежде того времени. Особенно с шарфом и шейным платком.
От самого фильма особо ничего не жду, очередной приятный костюмированный капустник для своих с хорошим кастом и двумя щепотками феминизма.

Отдельно кадры с Шаламой

-------------
А если вы живете в Санкт-Петербурге и хотите научиться танцевать не хуже, чем Шаламэ, то школа танца СПб ждет как раз вас) них большой спектр направлений непарных танцев, на сайте можно почитать статьи о танцах, посмотреть фото и видеозаписи, замотивироваться очень сильно)

@темы: фильмы, шаламэ мое шаламэ, школа танцев спб, видяшки

---

@темы: фильмы, видяшки

---

Глава двадцать девятая, где Никки с папой участвуют в промо-туре книг и поучают детишек в школе.

Мы все проебываемся

Глава двадцать девятая

Глава двадцать девятая

Итак, он снова здесь, представляете?
Стоит рядом со мной. Столько воды утекло, но в то же время кажется, что это было только вчера. Я беру его теплую ладонь в свои. Я обнимаю его за плечи. Кладу голову ему на грудь. Мне двадцать четыре года. Я - маленький ребенок. Он - мой отец. Он, тот кто вырастил меня - тот, кто отвозил меня в школу по утрам, готовил мне завтраки, завязывал шнурки. Он - тот, кто помогал мне с домашними заданиями, приходил на матчи, на спектакли с моим участием, посещал родительские собрания. Он - тот, кто был рядом - каждый день - каждую ночь - когда я просыпался с криком, испуганный, зовущий его.
Он - тот.
И позже, опять же он был тем, кто оставался рядом, когда я являлся домой в истерике, обезумевшим, больным, бормочущим всякий бред. Он был тем, кто отвечал на мои мольбы по телефону. Он был тем, кто отвозил меня в реабилитационные клиники, навещал там, из кожи вон лез, когда у меня случался рецидив - а следом за этим еще один рецидив. Он был тем, кто пытался найти меня, пытался помочь мне даже в те моменты, когда я прямым текстом посылал его вместе с его помощью куда подальше. Он был тем, кто не отказывался от меня. Он был тем, кто не позволял мне умереть.
Но что случилось потом?
Все было так хрупко и запутанно и он считал, что не должен позволять мне решать проблемы самостоятельно. Он хотел контролировать меня. Слишком уж сильно он был напуган.
Поэтому мне пришлось уйти - продемонстрировать наглядно, что ему больше не нужно следить за моей жизнью - что я способен справляться самостоятельно - что слова наставников из реабилитационных клиник не нужно воспринимать как Святое Писание.
Потому что мне действительно кажется, что так он к ним и относился.
И не то чтобы я его виню за это.
Он видел как я вновь и вновь терплю неудачу. Видел меня на грани смерти, когда я, считай, и не жил вовсе. Он, будучи бессилен, наблюдал со стороны. Наблюдал, ожидая когда появится какое-то решение - ожидал чего-то, кого-то, кто пообещает вылечить меня. Именно это ему и сулили в реабилитационных клиниках - обещали, что поставят меня на ноги.
Только за это он и мог держаться - он видел в этом единственную надежду, единственное решение. Разумеется, он пришел в ярость, когда я решил действовать вопреки советам "экспертов" - ну, вы знаете, послал к черту реабилитационный центр в Нью-Мексико и убежал на другой конец страны.
Я полностью его понимаю. Дошло.
И, ну, в данный момент я просто надеюсь, что мы попытаемся оставить все это позади, пойдем дальше, вновь станем друзьями. Ведь так оно и есть - мы настоящие друзья. Мы всегда были друзьями. И, Господи, как же здорово быть тут с ним. Это потрясающе, правда. Я так счастлив, что мы занимаемся этим вдвоем.
Участвовать в книжном промо-туре зимой - страннее занятия и не придумаешь. Я чувствую себя обманщиком, словно каким-то образом обдурил всех этих людей, заставив поверить в то, что мне есть что сказать. Я чувствую себя мошенником, когда останавливаюсь в хороших отелях, заказываю обслуживание в номер и плачу за все, хотя на моем личном банковском счету денег так мало, что едва хватит на пачку сигарет. Профессиональные водители отвозят нас с отцом в аэропорты и на запланированные мероприятия, выдают бесплатно бутылки с водой. В книжных магазинах люди просят у нас автографы. Они в самом деле хотят получить мою подпись. Они хотят, чтобы я подписывал копии своей книги.
В этом нет никакого смысла. Словно я похитил чужую жизнь. Я словно маленький ребенок затеявший игру с переодеваниями - притворяющийся взрослым - притворяющийся тем, кто знает, что ему делать, хотя на самом деле я не имею ни малейшего понятия. Консьержи в отелях обращаются ко мне "сэр" или "мистер Шефф", а я заливаюсь смехом. Это шутка. Я никакой не "мистер" и не "сэр", ничего подобного. Я среднестатистический заурядный лузер. Блин, да вы просто посмотрите на меня. Я же полный придурок. Я ничего из этого не заслуживаю. Но каким-то образом я все еще справляюсь. Хожу на фотосессии, раздаю интервью газетам и журналам, выступаю по радио и на телевидении - участвую в большинстве популярных телешоу, таких как "Today" и шоу Опры и передача Терри Гросс и, Господи, до чего же это сюрреалистично, поверить трудно. Я лечу в Нью-Йорк. Я лечу в Чикаго. Лечу в Бостон, Миннеаполис, Торонто, Сент-Луис, Даллас, Портленд, Сиэтл.
И вот что: если бы рядом со мной не было отца, не думаю, что я бы справился. Мы поддерживаем друг друга. Мы смеемся над всем этим безумием. Покончив с дневными хлопотами, мы по ночам выбираемся в кино. Обсуждаем как скучаем по нашим близким. Плаваем кругами в бассейне на территории отеля.
Он держит меня за руку. Я кладу голову ему на плечо.

Мы вместе стоим на сцене, обращаясь к тысяче с лишним учеников старших классов в одной из бостонских школ. Честно говоря, это выступление в старшей школе пугает меня больше, чем все, что мы делали до этого. Не знаю почему.
Отец, как и в большинстве случаев, берет слово первым, кратко рассказывает свою историю и объясняет на каком фундаменте выстроены наши с ним нынешние отношения, прежде чем представляет меня. Мне кажется, что большинство детей настроены скептично. Я вижу как они перешептываются, закатывают глаза, хихикают. Не могу их за это винить.
Когда я сам учился в старшей школе (а было это не так уж давно), то тупые собрания, посвященные теме наркотиков, считал полнейшей скукотищей. Чаще всего, мы с приятелями всячески высмеивали ораторов, все косточки им перемывали.
Серьезно, не стоит связываться с кучей сердитых подростков. Они - самые ужасные мудилы на всей этой гребаной планете. К тому же, люди, выступавшие на тех собраниях, вечно были такими тупицами с устаревшими представлениями о мире. Они были легкими мишенями и мы не собирались их щадить - и вот теперь, когда я окидываю взглядом зал, то вижу, что к нам с отцом относятся точно так же.
Черт, такое чувство словно я опять стал учеником старшей школы и каждый день отчаянно стараюсь избежать публичного унижения. Словами не передать как сильно я ненавидел старшую школу. Я там буквально каждую минуту трясся от страха. Это был сущий кошмар.
И, по какой-то причине, когда отец говорит мне встать за трибуну, первым делом из моих уст вылетает следующее:
— Чуваки, — произношу я дрожащим голосом, ясно осознавая, что выражение лица директора, сидящего на первом ряду, не сулит ничего хорошего, — чуваки, я знаю, что, наверное, не должен говорить ничего подобного, но, блин, как же я рад, что больше не учусь в старшей школе. Старшая школа - полный отстой.
Зал тонет во всплеске смеха и аплодисментов, в то время как я стараюсь не встречаться взглядом с директором.
— Не знаю, — продолжаю я, — я не совсем уверен, что именно должен вам сказать. Когда я сам учился в старшей школе, то побывал на сотне тупых собраний "наркотики - это плохо" и, как видите, они нихрена на меня не повлияли.
Многие дети радостно кричат, поэтому я просто продолжаю говорить, полагая, что некоторые из них меня действительно внимательно слушают.
— Думаю, на самом деле, я вовсе и не против наркотиков. Я не собираюсь стоять тут и говорить вам, что наркотики - плохие, раз сам в это не верю. Наркотики не плохие. То есть, мет, героин и кокс смотрятся довольно отвратно, но нельзя сказать, что они сами по себе являются злом. Мне-то просто было очень больно, вот и все. Я всегда чувствовал себя каким-то пришельцем, которого отправили на эту планету по ошибке. Я не был похож на остальных людей. Мне было одиноко и страшно, я казался себе каким-то полным уродом. Думаю, больше всего я боялся, что кто-то поймет каков я на самом деле и всему миру расскажет о том, что я дефективный, что во мне нет ничего хорошего, что я бесполезен, не заслуживаю любви, что я - ошибка. Я испытывал невероятное отчаяние. Постоянно чего-то ждал - либо ждал когда уроки закончатся, либо сидел в ужасе, думая о завтрашнем дне. Дома тоже было не слишком комфортно. Наверное, я ждал, что кто-нибудь явится и изменит мою жизнь - заберет меня подальше от всего этого, понимаете. И в двенадцать лет я нашел решение. У моего приятеля был старший брат, торговавший травкой и как-то раз он принес немного травки в школу, и мы отошли в кусты, чтобы покурить и, ну, мои страхи, а заодно и ненависть к себе полностью испарились. Курение травки, похоже, могло решить все мои проблемы. Мне казалось, что я таким образом спасаю свою жизнь. И, полагаю, так оно и было... по крайней мере какое-то время.
Что-то застревает у меня в горле и я ненадолго прерываюсь, чтобы выпить воды. В зале царит полная тишина - люди смотрят на меня так, словно... словно действительно слушают. И я продолжаю говорить, продолжаю рассказывать свою историю и, бросая взгляд на школьников, вижу, что они и правда прислушиваются к моим словам. Они смеются и охают и это так странно - то, что они не на до мной потешаются. Почти что можно поверить в то, что кому-то из них в самом деле пригодится то, что я сейчас говорю, хоть я считаю, что надеяться на это глупо. Что бы мне самому не говорили, это нисколько не сказалось на моих решениях. Я делал то, что хотел, несмотря ни на что. Подозреваю, тут никто и не мог ничего поделать. Мне нужно было совершить эти ошибки. Но все-таки парочка высказанных знакомыми мыслей меня зацепили. Не то чтобы благодаря им я достиг просветления, но все же и бесполезными их не назвать - они саднили внутри меня - разъедали сложную, практически безупречную инфраструктуру из отрицания и самооправдания, которую я соорудил вокруг себя. Они мешали мне кайфовать. Они не давали мне окончательно потерять себя. Черт, да даже то, что говорят о двенадцати шагах: мол, если ты однажды начнешь ходить на собрания, то никогда уже не сможешь употреблять так, как раньше. Это тоже правда. После того как я узнал больше про алкоголизм и наркозависимость, то уже не мог закидываться наркотиками с прежней беззаботностью и радостью. Эти собрания и те высказывания пробили брешь в мирке моих фантазий. В глубине души я знал правду. И уже не мог полностью забыть о ней. Даже будучи вусмерть обкуренным, валяясь в чьей-то квартире - даже тогда какие-то обрывки мыслей из "12 шагов" или слова знакомых вертелись у меня в голове, отравляя сомнениями и побуждая к непрошенной саморефлексии.
Потому что да, не зря люди говорят, что счастье в незнании. Но дело в том, что незнание может убить тебя. И счастье в любом случае долго длится не может. Так что, кто знает, может эти ребята вынесут из моей речи что-то полезное для себя, а может нет. В любом случае, они выглядят достаточно заинтересованными, а это ведь уже немало? Они смеются над моими дурацкими шутками и охают, когда я упоминаю какие-то тяжелые моменты, и сидят тихо, когда я говорю о чем-то печальном, что приятно. Я рассказываю им свою историю, всеми силами стараясь избегать матерных выражений и уложиться в пятнадцать минут.
Когда я заканчиваю, присутствующие аплодируют очень долго и громко, но я больше всего рад тому, что все закончилось. То есть, надо еще десять минут поотвечать на чужие вопросы, но эту часть я всяко больше люблю. Я предпочитаю слушать других людей, а не разглагольствовать о себе.
Так что я спрашиваю людей в зале есть ли у них какие-то вопросы и, на удивление, примерно двадцать человек поднимают руки.
На самом деле, после того как как кто-то задает вопрос или рассказывает что-то о своей жизни, еще больше детей поднимают руки, выкрикивают с места и всячески демонстрируют свою заинтересованность.
Но после того как я отвечаю на вопрос паренька, который интересовался, что он, по моему мнению, должен сказать своему другу, который недавно подсел на кокаин, то замечаю молоденькую, слегка пухловатую девушку с черными локонами, которая поднимает свою руку очень медленно, под прямым углом - и беззвучно плачет при этом, из-за чего ее черная подводка для глаз растекается и струйками бежит по ее болезненно-бледной, почти прозрачной коже.
Разумеется, я тут же указываю на нее. Судя по всему, она точно собирается рассказать о чем-то ужасном.
Так что да, я обращаюсь к ней и все в зале замолкают, когда она, борясь со своим голосом, начинает говорить.
— С-спасибо, что поделились с нами своей историей, — запинаясь говорит она своим детским голоском, который предательски дрожит, — это было...ну... очень с-смело с вашей стороны. И благодаря вам... благодаря вам я осознала, что мне нужна помощь. Я... я такая же. Я чувствую то же самое, что чувствовали вы. Вы все замечательно описали. И... Я... Я не знаю... Мне очень страшно. Мне нужна помощь. Моим... отцу и матери только недавно вернули право на опеку надо мной и моими сестрами, спустя семь лет, но теперь они снова подсели на мет, и хотя я знаю, что не должна никому об этом говорить, но они меня очень пугают. И теперь я тоже употребляю... пробовала всего несколько раз, но чувствовала себя именно так, как вы описали и я не знаю, что мне делать.
Она рыдает, громко и безутешно. Несколько друзей, сидящие рядом с ней, по очереди обнимают ее, пока она плачет. Все остальные люди в зале хранят молчание.
— Черт, — глупо говорю я в микрофон, — то, что ты сейчас сделала было таким смелым, вдохновляющим и потрясающим, и я хотел бы помочь тебе, понимаешь? Хотел бы я точно знать, что тебе нужно делать. Но то, что ты сейчас выступила и сказала правду - это определенно первый шаг к победе. Теперь все знают правду.И хотя это довольно страшно, но также означает, что ты, надеюсь, теперь сможешь рассчитывать на необходимую поддержку в школе - раз уж дома ты ее лишена. Поэтому я призываю тебя быть такой же откровенной и дальше, когда будешь рассказывать о том, что с тобой происходит я точно оставлю руководству школы телефоны нескольких специалистов, к которым ты можешь обратиться и... и...черт, я не знаю. Я так впечатлен твоей храбростью. Как бы я хотел, чтобы у меня в твоем возрасте было столько же смелости и мудрости.
Я вижу как она кивает, в то время как друзья продолжают обнимать ее.
Все остальные некоторое время сидят молча. Что делают? Не знаю - просто дышат, наверное. Мы здесь все в одной лодке и я внезапно ощущаю чувство привязанности ко всем этим детям.
Должен признать, что довольно-таки здорово осознавать, что когда я рассказываю о своей жизни, то в то же время помогаю другим людям осознать, что творится в головах у них самих. Это странно. Но и круто тоже.
И будучи здесь я осознаю, что, возможно, именно этим и хочу заниматься по жизни, понимаете?
Помимо писательства, помимо сценариев для телевидения и фильмов, именно эти разговоры с детьми о наркотиках дарят мне вдохновение. Я хочу работать с наркоманами. Черт, может, когда-нибудь в будущем даже открою общежитие для завязавших - буду помогать другим - пытаться как-то повлиять на людей - вынести какие-то позитивные идеи из всего того пиздеца, что я сотворил.
Может получиться. Правда, может. По крайней мере, это славная мечта, за которую стоит держаться.
Так я и делаю.
Цепляюсь за мечту.
Но потом еще один парень из зала задает вопрос, а я его даже не слышу, потому что полностью ушел в свои мысли.
— Извини, что? — Спрашиваю я, глядя на парнишу в задних рядах, одетого в гангстерском стиле.
Он снимает свою кепку с эмблемой "Бостон Ред Сокс" как будто после этого я начну слышать его лучше и кричит:
— Что насчет травки? Вы курите травку?
Мое сердце на секунду останавливается, но мне удается быстро взять себя в руки и рассмеяться.
— Ох, парень, раньше я курил травку целыми днями напролет, и, мм, опять-таки не могу сказать, что имею что-то против ее самой. Тут та же история, что с выпивкой - я не вижу между ними никакой разницы. Моя проблема была в том, что я использовал травку и другие вещества, пытаясь с их помощью починить себя. То есть, вместо того, чтобы противостоять своим страхам и решать проблемы, я просто накуривался. И так как я постоянно находился под кайфом, то не научился ни с чем справляться - не повзрослел толком - и даже сейчас, не прими за насмешку, но я все равно, что шестнадцатилетний пацан, застрявший в теле 24-летнего. Я не умею выстраивать отношения - ни романтические, ни иного толка - и в целом, ну, просто не приспособлен для жизни в этом мире. У меня нет постоянной работы. Я не посещал учебных заведений, начиная с восемнадцати лет. Травка причастна к этому? Да, причастна. Я использовал ее - вместе со всем остальным - в качестве средства, помогающего сбежать от реальности, верно? И поэтому теперь я очень плохо ориентируюсь в реальном мире. Когда задумываешься об этом, то понимаешь насколько же это жалко. Ты жалок, если нуждаешься в наркотиках, чтобы протянуть еще один день. Это позор. Мне стыдно за это. И пусть меня черти раздерут, если еще когда-нибудь стану жить так. Нынче я выбираю другой путь. Но я не могу справиться самостоятельно. Мне нужна помощь. В прежние времена я яростно отвергал эту идею и поэтому теперь только учусь быть смиренным и прислушиваться к советам других. Это трудоемкий процесс, но по-крайней мере я двигаюсь в правильном направлении. В этом ведь есть смысл?
Мальчик поджимает губы, кивает головой и улыбается, когда садится на свое место. Его вопрос - последний.
Все аплодируют как сумасшедшие и я провожу еще много времени, разговаривая с разными детьми, которые выстроились в ряд, чтобы задать мне свои вопросы и тд. Я стараюсь отвечать как можно лучше и оказывать им поддержку, но меня грызет чувство вины за собственное лицемерие, оно кусает, словно крыса, пытающаяся выбраться из клетки.
Господи, я знаю, что я фальшивка - проклятый врун. Хуже всего то, что я согласен со всем, что сам же и говорил этим детям. То, что я все еще курю травку - позорище. Позорно то, что 24-летний парень до сих пор не умеет смотреть в лицо реальности, не будучи при этом под кайфом. Все, чем я люблю заниматься, я могу заниматься только после того как покурю. Я не могу представить свою жизнь без этого - просмотр фильмов, прогулки с Талулой, плавание в общественных бассейнах, встречи с друзьями, прослушивание музыки, рисование и тд. Я в состоянии делать все это "трезвым" - просто не в состоянии. А травка - единственный наркотик, который мне доступен. Если я избавлюсь от него, то потеряю все. Останусь наедине с собой. Некуда будет бежать.
И тогда я умру. Блять, я действительно в это верю.
Но только я знаю правду - правду о том, что в Чарльстоне у меня спрятано восемь граммов конопли под холодильником - правду о том, что последние два года я вовсе не был "чист". Никто не знает, что я просто слишком умело лгу.
Эти дети подходят один за другим, говорят мне о том какой я крутой. Учителя поступают так же. Даже директор заговаривает со мной.
— Ник, — говорит он, все-таки улыбаясь, — я просто хочу сказать вам, что за те годы, что я работаю в этой школе, ваше выступление было самым мотивирующим, самым, не побоюсь этого слова, важным из всех, что у нас бывали. Большое спасибо, что нашли время в своем плотном графике и поделились с нами вашей историей.
Я улыбаюсь в ответ.
У меня лживая улыбка.
У меня лживый взгляд.
Мои слова лживы.
Я лжец.
То же мне новость.
Я лгу с тех пор как себя помню.
Но когда я стою здесь, со всеми этими детьми, которые жертвуют своим обеденным перерывом, чтобы поговорить со мной, ложь вовсе не приносит радости.
А ведь я раньше уважал умелых лжецов.
Помню, когда мы с Зельдой впервые переспали, она лежала в постели обнаженная, прижимаясь ко мне, болтала по телефону со своим бойфрендом, выдумывая какие-то отмазки, в то время как я целовал ее тело.
В тот момент она казалась такой потрясающей - такой искушенной и хитрой. Это возбуждало. Я восхищался ею.
Но в конечном итоге именно ее ложь стала причиной нашего разрыва. Ее ложь была подобна абсцессу, быстро распространяющемуся под кожей. Ее ложь уничтожила все.
И теперь у меня возникает предчувствие, что моя ложь приведет к тому же.
Но я все равно не могу остановиться.
Я продолжаю врать, улыбаться и врать.
Я повторяю про себя знакомые слова, снова и снова прокручивая их в голове.
Пока что все идет нормально.
Пока что все нормально.
Пока что все нормально.
Единственная проблема в том, что теперь слова звучат не так убедительно, как прежде.
Земля быстро приближается.
Не успею и глазом моргнуть, как буду там.
И мое тело развалится на части.
И рядом не останется никого, кто смог бы снова собрать меня воедино.
Я уничтожу их всех.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина, Проебы Никки

---

Бог-Император Дюны

Было бы здорово, если бы хоть один персонаж в Дюне влюбился не с пол-пинка, едва увидев будущий объект воздыхания, а хотя бы немного пообщавшись с ним. ДЕНЬ. ДВА ДНЯ.

А еще энный Дункан Айдахо заставил меня знатно позакатывать глаза, когда оказался гомофобом. Слыш, чел из пробирки, у вас тут тысячелетиями огромный червь правит миром, а другие клоны-айдахи успевают перед смертями наплодить детишек и при этом самый изврат для тебя - страстный поцелуй двух женщин? Да ну тебя.

Хороший титул - Бог-Император. Впору ставить в подпись на дайри, правда, люди не в теме не поймут прикол и будут считать, что у меня запредельное ЧСВ.

А по сюжету, собственно, книги: Лето Второй после его слияния с форелью, произошедшего в прошлой книге, стал огромным червем с человеческим лицом и крохотными ручками и уверенно ведет Человечество навстречу Золотому Пути. Человечество не понимает втф какой путь, однако послушно волочится в заданном направлении. Иногда появляются мятежники, но Лето чаще всего удается трансформировать их в своих союзников, подвергнув предварительно суровому Испытанию.
Попутно он продолжает воскрешать и воскрешать Дунканов Айдахо, а также собрал себе армию исключительно из женщин. Которые, собственно, и мутят периодически друг с другом, вызывая шок у ретрогадов-Айдахо.
Позже Лето находит свою великую любовь - клона женского пола одного из его врагов (у Червя явная фиксация на клонах) и торжественно гибнет в финале. Ему противостоит молодая революционерка из рода Атрейдесов.
Количество туманной философии - зашкаливающее.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Однажды в Голливуде


Неоднозначные эмоции после просмотра. Охуительно-восхитительно воссоздана атмосфера "старого" Голливуда и 60-тых в целом. Одежда, постеры, якобы отрывки из старых фильмов, еда, и тд. Герои классные и было интересно наблюдать как за теряющим популярность актером вестернов, так и за его каскадером, а заодно другом и помощником "принеси-подай". Понравилась "сказочная" подача сюжета с голосом за кадром. Очень понравилась сцена в лагере банды Чарльза Мэнсона, где триллер и вестерн слились в страстном поцелуе. Никогда не видел, чтобы вестерн вот так склеивали с триллером и в итоге создавалось впечатление, что сейчас начнется типичная такая перестрелка с главарем бандитов на пустынной улице.
Ннно концовка лично мне удовольствие поломала. Не знаю. Да, это сказка, что понятно и по названию, но, по-моему, не оч. этично снимать подобные сказки в то время, когда Роман Полански еще жив и родственники других жертв живы тоже. И подавать членов банды Мэнсона как тупых утырков-хиппи, которых можно вынести с одного удара. Если они настолько лохи были, то что сказать про их реальных жертв? Мне не весело и не приятно смотреть как с ними запросто разделываются главные герои, потому что слишком хорошо помню, что было на самом деле. Тем более, именно такого изменения реальности и ждал с самого начала, памятуя о "Ублюдках". И вот этот сюжетный ход Тарантино так старался скрыть, поэтому принимал лишние меры предосторожности, чтобы картину не спиратили? Но он же, ну, ожидаем. В итоге мне кажется, что фильм отличный, но лучше бы хоть как-то поменяли имена персонажам в линии Шэрон.
(на сеансе позади меня сидели парень с девушкой, так на последних 15 минутах парень открыл вики и стал громким шепотом зачитывать пассии подробности убийства Шэрон. Сюр).
— А почему тут не так? — требовательно поинтересовалась девушка.
— Ну. Это же кино. — неуверенно ответил парень.
8 из 10.

Король Лев


Ремейки Диснея без актеров, а с одними зверюшками, мне нравятся Здорово посмотреть до чего дошел прогресс в области спецэффектов, животные смотрятся хорошо и натуралистично, без приветов Зловещей Долине.
Порадовался, что не видел трехмерных гиен в детстве, они слишком жуткие
Жаль только, что песни у нас переозвучили, но это обычная практика.
7 из 10

Марти


Все говорят главному герою картины, что нельзя встречаться со страшненькой женщиной (хотя она и не страшненькая вовсе), но он приходит к выводу, что сам тоже страшненький и вообще им хорошо вместе, поэтому продолжает с ней встречаться. Ну. Ладно. Для 1955 это еще достаточно прогрессивный взгляд на отношения между мужчиной и женщиной, несмотря на то, что друзьям главного героя хочется надавать по щщам. У его мамы хотя бы чисто шкурный интерес выступать против отношений сыночки - боязнь, что он ее отселит прочь и позабудет.
5 из 10
---------
На сайте ITT Ceramic Alchemy вы можете найти качественную керамическую плитку. Которая может пригодиться во многих случаях, ведь смотрится просто отлично)

@темы: фильмы, керамическая плитка

---

Мы с женой выглядим отлично.
единственная подстава в том, что в Украине "Щегла" показывают позже чем в России и фиг мы его посмотрим вместе. ну да ничего. Играм в Тео и Бориса это совсем не помеха :3

@темы: Привет. Мы будем счастливы теперь - и навсегда (с)

---

Глава двадцать восьмая, где Никки убеждается, что никому не отдаст обретенную собачку.

Мы все проебываемся

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать восьмая

Итак, некая пара, проживающая в нескольких часах езды отсюда, в Джексонвилле, увидели наше объявление о Талуле в Интернете и возжелали забрать ее. Но мы решили, что если что-то пойдет не так, то мы сегодня же увезем ее обратно домой. В смысле, я не собираюсь даже пытаться делать вид, что не хочу оставить эту чертову собаку себе - хочу, разумеется. Заботиться о другом живом существе приятно - ставить ее нужды и желания превыше собственных - стараться обеспечить ей хорошую жизнь - ту хорошую жизнь, которую она и заслуживает, понимаете.
Смог ли я сделать жизнь Талулы такой? Откровенно говоря, да, думаю, что смог. Я считаю, что справился очень даже хорошо - куда лучше, чем ожидал.
Она проделала долгий путь. И, кажется, я тоже. Я имею в виду, что она точно помогла мне не меньше, чем я. Но теперь ей пора обрести постоянный дом - с любящей семьей. Так и правда будет лучше для всех.
По крайней мере, это я продолжаю говорить себе.
По дороге в Джексонвилль мы со Сью Эллен почти все время молчим, а Талула лежит на заднем сидении, свернувшись маленьким печальным клубком, с таким видом, словно знает, что должно произойти.
Я никогда раньше не был во Флориде и мог бы порадоваться визиту сюда, но дорога по которой мы едем, самая обыкновенная, стремная и вгоняет в депрессию - куча торговых центров; больные, полумертвые пальмы Пальметто; стоянки трейлеров; бесформенные бесцветные фабричные здания; бесформенные бесцветные загородные дома.
Сам Джексонвилль - серый, индустриальный, по большей части заброшенный. Когда мы подъезжаем к той пригородной общине, где проживает пара, заинтересовавшаяся Талулой, она ставит лапы на переднее сидение, неуклюже балансируя на задних лапах.
Она наклоняется ко мне, кладет переднюю левую лапку на мое плечо, так что теперь я ощущаю вес ее тела. Она дрожит и издает эти тихие скуляще-скрипящие звуки, лихорадочно облизывая мое лицо.
Я за рулем, а у нее воняет изо рта, но сейчас я не пытаюсь остановить ее, как сделал бы это в других обстоятельствах.
Я лишь говорю ей:
— Знаю, девочка, знаю. Все хорошо.
Хотя не уверен правда это или нет.
У Сью Эллен тоже слезы на глазах.
Блять.
Когда мы подъезжаем к дому, то еще добрые пять минут сидим в машине, прежде чем открываем двери - выводим Талулу, взявшись за конец поводка, и ведем ее к дому по дорожке из красных кирпичей. Признаться, я слегка надеялся, что этот дом на деле окажется дерьмовым трейлером или что-то вроде того, чтобы можно было свалить отсюда с чистой совестью.
Но нет.
Дом смотрится очень мило - это одна из тех одноэтажных построек в стиле 50-тых годов, похожая на ранчо, растянутая в обе стороны - с маленькими пестрыми цветочными клумбами по бокам и идеально подстриженной травой. Вдоль дороги растут пальмы. У парадной двери лежат отполированные камни.
Маленькая ручка Сью Эллен тянется к дверному звонку и почти сразу же за витражным стеклом на двери в форме лилии появляется большое пятно телесного цвета. Дверь открывается - под звуковое сопровождение из кучи охов и ахов.
— Разве она не прелесть?! — Пухлая женщина визжит так, словно у нее язык сейчас оторвется. — Иди сюда, малышка, познакомься со своей новой мамочкой!
Талула дергается в противоположном направлении, натягивая поводок, и прячется у меня за спиной, но, слава Богу, пока не рычит.
— Извините, — говорю я тихим голосом. — Иногда она пугается незнакомых людей.
Женщина выпрямляется и поправляет очки в тонкой оправе на своем лице, выглядящем так, словно оно вылеплено из пластилина.
— Конечно, я понимаю. Бедная крошка-малышка.
Я прикусываю щеку изнутри.
— Да, ну, вы извините... Я Ник, а это, м, Сью Эллен, а вы, должно быть...
— Пэм, — весело отвечает она. — Я Пэм. Очень приятно познакомиться с вами обоими.
— И мы рады знакомству с вами, — говорит ей Сью Эллен.
Мы все пожимаем друг другу руки, а потом Пэм приглашает нас войти в дом.
— Джок сейчас заканчивает готовить мясо на заднем дворе, и я знаю, что он страсть как хочет поскорее посмотреть на крошечную мордашку Талулы, так что, если вы не возражаете, я устрою вам экскурсию по дому после обеда. Вы ведь едите мясо, правда? Очень надеюсь, что да, я никогда не могу предсказать, какие дикие идеи бродят в головах у нынешней молодежи.
Сью Эллен берет переговоры на себя.
— Не волнуйтесь, мы едим мясо. Ха-ха. Никаких диких идей.
Я кладу руку ей на талию, просто чтобы успокоить.
Внутреннее убранство дома смотрится очень, гм, богато, насколько я могу судить. Повсюду стеклянные вазочки и статуэтки, а также множество бесполезных хрупких безделушек и белоснежные ковры. Талула без проблем уничтожит все это за считанные секунды.
С другой стороны задний дворик тут огромный. У меня такого точно никогда не будет. И хотя я часто беру ее с собой в походы и на прогулки, это все равно не то же самое, что возможность целыми днями носиться по гигантскому двору. Талула заслуживает жизни в таком доме. Она не должна ютиться в маленькой квартирке. Она заслуживает хозяев, которые без проблем смогут оплачивать ее лечение и покупать ей собачьи угощения. Блин, да эта Пэм за пять минут насовала Талуле больше угощений, чем у той было за всю ее жизнь.
Хотя, думаю, в первую очередь это связано с тем, что Талула оказалась умелым манипулятором.
Стоит ей съесть очередную вкусняшку, как она садится и вновь смотрит на женщину умоляющим взглядом, жалобно округлив глаза.
— Она никогда не перестанет, — замечаю я, посмеиваясь, — так и будет есть, до тех пор пока не взорвется.
Женщина качает головой.
— Нет-нет. Малышка просто оголодала.
Она снова выдает ей вкусняшку.
Что тут скажешь? Талула успешно окрутила ее прямо с порога.

Как бы то ни было, когда вы выходим на задний двор, женщина говорит мне, что я могу спустить Талулу с поводка - что я и делаю. Разумеется, эта прожорливая мелкая гончая сразу несется на запах свежего мяса, к грилю.
Она как раз собирается наброситься на тарелку с готовыми хот-догами, когда внушительный толстый мужчина, которого Талула не заметила, вдруг оборачивается, до смерти ее этим напугав.
Поджав хвост, Талула несется в угол двора и съеживается там, как будто ее только что побили или что-то в этом роде.
— Простите, — поспешно говорю я, — она бывает очень опаслива в обществе мужчин. Особенно рядом с крупными мужчинами. С ней все в порядке. Иди сюда, Талула! — зову я ее.
Она не слушается.
А когда здоровяк делает шаг в ее сторону, она немедленно начинает рычать, как будто действительно собирается наброситься на него.
— Извините, — еще раз говорю я, теперь обращаясь непосредственно к здоровяку. — Она та еще бояка. Дадите нам минутку, чтобы мы смогли ее успокоить? Хорошо?
Он с хохотком хлопает меня по спине.
— Никаких проблем, парень. Мы все понимаем, да, Пэмми?
Пэмми соглашается, а потом мужчина, ухмыляясь, протягивает мне свою большую белую руку, усыпанную веснушками, и представляется как Джок. Я пожимаю его руку и Сью Эллен пожимает его руку, и все мы отлично проводим время, за исключением, разумеется, Талулы, которая ведет себя как параноидальный шизофреник и продолжает прятаться в углу.
Мы решаем временно оставить ее наедине с ее манией преследования, а сами рассаживаемся вокруг обеденного стола - каждому из нас выдают по пластиковой подставке под тарелку с картинами морской тематики.
— Знаете, — произносит Пэм, хрустя картофельными чипсами, — я должна признаться, что мы с Джоком решили забрать Талулу, потому что она очень похожа на нашего первого пса. Это точно знак. Они как будто из одного помета. И я знаю, что ты, Джок, согласишься со мной - этот наш пес, Блю, была лучшим на свете. Он был таким нежным, милым, добродушным - совсем не как наша предыдущая собака. Вот уж там не было ничего хорошего. Женщина, которая разместила ваше объявление рассказывала вам эту историю?
Мы со Сью Эллен качаем головами.
— Ну, — говорит она, — то была питбулиха, которую наша дочка нашла в Тампе, и мы просто не могли ей отказать... верно, Джок?
— Ты не могла! — фыркает он, выпрямляясь на своем стуле.
Она смущенно смеется над его словами, открывая вторую банку диетической колы и делает большой глоток, прежде чем продолжает свой рассказ.
— Ну-ну. Это неправда. Ты согласился, что стоит дать ей шанс. И она и правда была чудесной маленькой девочкой. Но, к несчастью, мы оба все еще целыми днями работаем, поэтому любой собаке, что у нас была, приходилось привыкнуть к тому, что она сидит дома одна до пяти вечера. И раньше у нас с этим не было никаких проблем, но Клементина - так мы ее назвали - явно никогда раньше не сидела дома сама по себе, потому что когда мы в первый день вернулись с работы, то увидели... ну... мы...
Ее голос затихает, и я вдруг вижу, что глаза у нее покраснели и блестят, словно она усиленно борется со слезами.
Но Джок остается непоколебимым и заканчивает рассказ за нее. Он медленно покачивает головой туда-сюда.
— Наш дом напоминал декорации из Техасской резни бензопилой. У Пэмми в то время жили четыре кошки, и эта псина прикончила всех до единой. Мелкие клочки кошек были разбросаны по всем комнатам. Вот же позорище.
Пэм громко шмыгает носом, прижимая руки к груди.
— Это был не только позор, но и настоящая трагедия. И хуже всего было то, что нам пришлось усыпить эту бедную, милую собачку. То был один из худших дней в моей жизни. Так что вы можете себе представить, как много для меня значит усыновление новой собаки...для нас обоих.
Сью Эллен бросает взгляд на меня.
— Ого, — говорю я, пытаясь обдумать услышанную историю, — это ужасно. Настоящий кошмар.
Я молчу несколько секунд, пока мне в голову не приходит вопрос:
— Но, гм, я не понимаю... Почему вы усыпили собаку?
Женщина прячет лицо в ладонях.
— У нас не было выбора, — всхлипывает она, — слишком опасно было оставлять ее в доме после того, что случилось.
Я не уверен, что способен проследить ход ее мыслей и понять логику, но, слава Богу, отвечать мне не приходится - потому что Талула, внезапно возникшая у стеклянной двери, начинает скулить и проситься внутрь.
— Ох! — фыркает Пэм, выпрямляясь и картинным жестом утирая с глаз слезы, которых, думаю, там никогда не было. — Ох, святые небеса, вы только посмотрите на меня. Мне очень жаль. У нас в семье появилась новая собачка, а я тут распустила нюни как какая-то маленькая девочка. Почему бы нам не впустить Талулу внутрь, чтобы она начала привыкать к новому дому? Дорогой, ты не против?
Последнее предложение, разумеется, адресуется ее мужу, который молча встает со своего стула и направляется к двери. Сью Эллен пинает меня под столом, но я не успеваю никак отреагировать, потому что Джок уже открыл дверь и Талула тут, носится кругами по комнате, бешено глядя во все стороны. Она карабкается на стол, и я кричу, чтобы она прекратила, а потом она пугается еще больше, бежит и запрыгивает на черную, с легким пурпурным оттенком кожаную софу, и некоторое время топчется по ней, прежде чем наконец сворачивается в маленький клубок.
— Ой-ой! Ой-ей! — взволнованно причитает Пэм.
Джок за три шага добирается до Талулы и склоняется над ней.
— Талула, ты плохая собачка. Нельзя лезть на мебель! — отчитывает он ее, слегка повысив голос.
Я так быстро вскакиваю на ноги, что едва не роняю стул.
— Секунду! — кричу я. — Секунду, дайте я с этим разберусь!
Джок смотрит в мою сторону.
— Нет-нет, все нормально. Она должна привыкать слушаться меня. Я сам разберусь. Я отслужил четыре срока во Вьетнаме. Думаю, что смогу согнать собаку с софы без посторонней помощи.
Усмехнувшись, он вновь поворачивается к Талуле.
— Милый, может стоит позволить ему этим заняться, — пытается вклиниться Пэм, но Джок утверждает, что у него все "под контролем". Я все равно готовлюсь вмешаться в любую минуту.
— Так, — продолжает он, порыкивая, — Талула, слезь с софы, сейчас же!
Она не двигается. Просто смотрит и смотрит на на него затуманенным взглядом.
— Ну же! — предпринимает он еще одну попытку. — Слезай. Сейчас же. Я серьезно!
Его волосатая рука приближается к ней еще на несколько дюймов, но она все еще не двигается.
— Талула! — внезапно орет он во весь голос, заставив всех нас вздрогнуть. — Слезай оттуда! Живо!
Талуле такое поведение совсем не нравится. Она кидается на него столь молниеносно, что он едва успевает отшатнуться. Она лает очень злобно и громко, и это просто чудо, что я успеваю прыгнуть и схватить ее до того, как она вонзила бы в него свои зубы. Разумеется, она верещит на весь дом, когда я хватаю ее, но не пытается меня укусить, так что мне удается вновь надеть на нее поводок и успокоить. Она даже лижет мою руку, я машинально целую ее в макушку.
Что тут скажешь? Я люблю эту собаку всем своим сердцем. Но, разумеется, я притворяюсь, что всерьез рассержен на нее и приношу искренние извинения Джоку с Пэм, пытаясь быть максимально вежливым.
Полагаю, мы все пытаемся понять, как бы выбраться из этой ситуации без излишней неловкости. Сью Эллен пытается как-то оправдать поведение Талулы, мы все соглашаемся, что ее нужно будет долго дрессировать и обсуждаем, почему она дошла до жизни такой. Эта парочка не говорит прямо, что они передумали брать Талулу, но мы все
равно вновь усаживаем ее обратно в машину, прощаемся и уматываем оттуда так быстро, как это только возможно.
Некоторое время мы едем молча - стекла опущены, холодный воздух помогает прочистить голову. Талула забралась на колени к Сью Эллен, и несмотря на то, что она большая и тяжелая, Сью Эллен позволяет ей остаться там. Мы оба рассеянно поглаживаем ее и нас окружает холод.
Не уверен, сколько времени прошло, но вот я внезапно гляжу на Сью Эллен и замечаю, что она рыдает. Просто сидит и плачет, а когда я спрашиваю ее, что случилось, то она говорит, что вряд ли сможет отдать Талулу кому-то другому.
— Никто не станет заботиться о ней так как мы, — удается вымолвить ей, когда она немного приходит в себя. — Никто другой не станет тратить время на то, чтобы понять ее.
Я смотрю вниз, на эту тупенькое подобие собаки.
— Ага, — соглашаюсь я. — Это наша собака, верно? Она нам отлично подходит и вряд ли подойдет кому-то другому.
Сью Эллен кивает.
— Ник, я без проблем позабочусь о ней, пока ты будешь участвовать в промо-туре. Я знаю, раньше говорила, что не буду этого делать, но теперь обещаю, что сделаю. Я хочу оставить ее, Ник. Давай мы ее оставим?
Я наклоняюсь и целую их обеих, несмотря на то, что сижу за рулем.
— Да, мы оставим ее, — говорю я, вновь сосредоточив внимание на дороге. — Кажется, у нас просто нет выбора.
Сью Эллен смеется.
— Точно, выбора нет.
Она протягивает руку и включает CD-плеер. Я поднимаю стекла.
Мы возвращаемся домой.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина, Проебы Никки

---

Сам я не самый большой поклонник спорта, но всегда восхищаюсь людьми, которые стремятся к своей цели и регулярно делают какие-либо упражнения. Главное, конечно, при этом соблюдать разумную осторожность и заниматься спортом под наблюдением тренеров.
К тому же, сейчас появляются все новые и новые программы тренировок, способные облегчить жизнь людям. Например, слышали ли вы про EMS тренировки? Я о них узнал недавно и заинтересовался. Потому что для них требуется специальное оборудование. Если перейдете по ссылке, то узнаете, что такие тренировки стали проводиться в одном из фитнес клубов Екатеринбурга. Говорят, что они здорово помогают желающим похудеть! Всего 20 минут тренировки в компании EMS оборудования равносильны трехчасовой тренировке в спортзале! Выгодное предложение, большая экономия времени же)
И костюм выглядит интересно:

Можно представить, что ты снимаешься в кино и сейчас весь облеплен датчиками, которые фиксируют каждое твое движение.
А на самом деле это снаряжение оснащено электродами и включает в работу микроимпульсы, благодаря которым в работу включаются все группы мышц. Уровень вибрации там можно разнообразить, в зависимости от того каких результатов хочется добиться.
Тренировки полезны во многих случаях. К примеру, если вы хотите нормализовать кровяное давление и снизить уровень сахара в крови. Или схуднуть после родов. Или укрепить мышцы. Организм всяко будет рад. А для счастья что еще нужно.) Здоровье - прежде всего.

@темы: фитнес, EMS тренировки

---

Timothée Chalamet is in #Dune mode, as he quote “My lungs taste the air of Time,
Blown past falling sand”, which is from Frank Herbert Dune. Almost there...

Timothée via Instagram stories pic.twitter.com/fS0WCW5e65

— Dune 2020 News (@DuneNews) August 4, 2019

ну все, Тимми увязает в Дюне Мне нравится как он долго сражается с балконной дверью. Император от народа

@темы: шаламэ мое шаламэ, видяшки

---

Про Никки всегда так мало новостей, что сильно радуешься каждой его фотке. А тут еще и Франко.

Секс-скандал забылся, с Франко опять не стыдно выйти в свет

@темы: никки сын метамфетамина

---

Ни для кого из знакомых не секрет, что на лето я удаляюсь в загородный коттедж и живу тут практически безвылазно. Мне это очень нравится - природа, свежий воздух, возможность отдохнуть от пыльного и грязного города, погрузиться в свои мысли и вдоволь накупаться. А какая у нас малина на участке растет - ммм, объедение.
Дом, принадлежащий моей семье, мы купили уже в готовом виде, особо очаровавшись камином в гостиной, но если бы решение принимал я один, то, наверное, предпочел бы построить коттедж с нуля. Чтобы он полностью соответствовал моему чувству прекрасного) В очередной раз об этом подумал, когда тут полюбовался на завершенные проекты строительной компании, которая как раз домами и коттеджами. Сопровождает их на всем протяжении пути по появлению на свет: от проектирования до отделки внутренних помещений и облагораживании территории вокруг дома.
Вот, к примеру, один из их проектов, дом Мюних:

Смотрится просто очаровательно, на мой взгляд) Я бы точно доверил возведение дома своей мечты людям, которые умеют создавать подобную красоту) Тем более, все так удобно и у одной и той же команды. А то как бывает - дом-то тебе построят, допустим, а вот про отделку внутренних помещений и облагораживание территории вокруг дома ты уже думай самостоятельно, ищи хороших работников где хочешь. Поэтому если вы сейчас как раз задались идеей построить прекрасный дом для себя и своей половинки (а может 20 любимых собак или себя и лучшего друга) и при этом живете в Екатеринбурге, то рекомендую обратить внимание именно на компанию HAUSWILLE)

@темы: строительство загородных домов, строительсто коттеджей

---

Электрические сны Филипа К. Дика

До книг самого К. Дика пока не дошел, так что оцениваю серии по мотивам рассказов незамутненно. Лучшими считаю «The Commuter» и «Real Life». Первая про то, что спасать людей против воли все еще бесполезно и некоторые не готовы отказываться от своих близких, даже зная, что те разрушат не только собственную жизнь, но и их жизни тоже (готовая ау для семьи Шеффов) и вторая - соу человечная, о девушке, выбравшей виртуальную жизнь лишь потому, что она посчитала себя недостойной жизни реальной. Разве может быть мир с летающими автомобилями и взаимной лесбийской любовью в счастливом однополом браке? Куда вероятнее, что реален второй мир, мрачный, переполненный горем утраты и чувством вины. «Impossible Planet» - романтичная, о старушке, мечтавшей увидеть Землю, где она никогда не бывала, «Autofac» - определенно зайдет фанатам Детройта, ведь снова поднимает вопрос могут ли кибернетические существа, собранные по образу и подобию людей, стать такими же человечными как оригиналы. «Kill All Others» - настолько про современную Россию, что страшно. Давайте убьем всех других, правда, не будем объяснять кто такие эти другие и что они сделали плохого. И единственный кандидат на выборах в якобы демократичной стране, ага.
Серия с Крэнстоном («Human Is» ), правда, несколько разочаровала. Предсказуемо очень. Да, красивая притча про любовь и милосердие, но ее суть ясна еще на 20-той минуте и дальше смотреть просто скучновато. «Safe And Sound» тоже предсказуемая+бесит тупость 16-летки, которая повелась на очевиднейшие приемы пропаганды. Нет, такое вполне могло произойти в заявленных условиях, но я не хочу сопереживать тупящей 16-летке, когда на свете есть много умненьких подростков.
На протяжении всей серии про отца думал до чего же актер, сыгравший его, похож на Стивена Кинга, это и осталось основным впечатлением.
Первая серия поначалу затянула, люблю истории о напарниках-детективах, но концовка не зацепила.
В четвертой серии интересный концепт мира, но мне было жаль мужика. Он, конечно, моментами вел себя непорядочно, но кто ему эта Джилл? Не удивило, что он был готов ее убить, спасая собственную шкуру.
В целом - прекрасный сериал, серии разные, разных жанров и снятые в разных стилях, каждую хотелось досмотреть. Поскольку Черное Зеркало слилось, то Сны успешно заняли образовавшуюся от него нишу.
-----------
В скором времени хочу еще Сериал The Boys попробовать. Про мир с супергероями, только супергероями не привычными - без страха и упрека - а близкими по духу к тем, о ком писал Мур в Хранителях. Они далеко не самые приятные люди, в жизни некоторых есть и место для наркотиков...

@темы: сериалы, сериал пацаны

---

Дети Дюны

Как нетрудно угадать по названию, в этой части речь идет о близнецах, детках Пауля. Мальчик и девочка, оба развиты не по годам и помнят предыдущие жизни. Ебнутый орден с генетической программой, разумеется, уже строит планы как бы им скрестить близнецов. Но сын Пауля, Лето Второй путем мно-го-хо-до-во-чки всех переиграл и скрестил себя с форелью, после чего лишился надежды на потомство и познание радостей секса, зато фактически обрел бессмертие и неуязвимость.
Сестра Пауля, Алия, тем временем, была заабьюжена голосом дедули Харконнена и таким образом он снова получил возможность ебать мальчиков, хоть и находясь в голове у девушки (и строить другие злодейские планы, разумеется, как бы разрушить род Атрейдесов изнутри, но мне кажется, что мальчики у него на первом месте в плане приоритетов).
Было и камео Пауля. Как оказалось, умереть спокойно в пустыне ему не дали и поэтому он сделался Пророком и стал уличать священников и религию, порожденных его же джихадами. Уровень философии и упоротости возрастает с каждой книгой, но я стараюсь держаться. Интересно, доживу ли до дня, когда кто-нибудь попробует экранизировать именно Детей и именно с каноничным сюжетом (почитал статью про мини-сериал на Вики и вижу, что там многое поменяли).

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно.

---

Отличный замут, мне правда интересно кто убил Брайса. Хочется пожать этому человеку руку

И буду ждать серию от Никки, конечно!

@темы: сериалы, никки сын метамфетамина, видяшки

---

Глава тринадцатая, про собрания в рехабе и Никки-рыцаря.

Красивый мальчик

13

13

Очередной выходной в краю вина. Утренняя лекция посвящена "семьям зависимых" - то есть, нам.
— Полагаю, нет нужды объяснять вам, что это заболевание затрагивает и семьи, — начинает спикер, одна из местных наставниц, — члены семей не могут спать, не могут есть, слабеют. Винят себя. Испытывают гнев, сами не свои от волнения, стыдятся себя. Многие люди остаются наедине со своим горем. Если у вашего ребенка рак, то поддержка от друзей и семьи облегчают горе. Но из-за стигматизации наркомании, люди молчат об этой беде. Их друзья и близкие могут оказать поддержку, но могут также выражать осуждение, открыто или намеками.
Семейную динамику в таких случаях, похоже, легко предсказать и она изображена на доске, подвешенной рядом с кафедрой. Указывая на доску, лекторка с тревожной точностью обозначает наши роли. В центре - бумажная кукла, сам наркоман. Ее окружают куклы поменьше. Фигурки, болтающиеся сбоку - Карен и дети, там, на периферии, беспомощные, но неразрывно связанные с перепадами настроения и прихотями центральной фигуры-наркомана. Между ними висит еще одна фигурка - я. Я - пособник, поддерживающий Ника; выдумывающий для него оправдания; склоняющийся к нему с желанием помочь; стремящийся защитить Карен и детей от него, но в то же время пытающийся сохранить связь между ними.
— Это не ваша вина, — говорит лекторка. — Вот что вы должны понять первым делом. Есть наркоманы, над которыми издевались в семье, а есть те, у кого было во всех смыслах идеальное детство. Тем не менее, многие родственники наркозависимых винят себя. Помимо этого, они пытаются справиться с этой бедой. Они прячут алкоголь и лекарства, обыскивают комнаты и одежду своих любимых, ища наркотики, и возят наркозависимых на собрания АА или АН. Они пытаются следить за тем, куда наркоманы ходят и с кем встречаются. Их мотивы ясны, но это бесполезно. Наркомана контролировать невозможно.
Позже она говорит:
— Наркоман может полностью управлять семьей - присвоить себе все внимание родителей, в убыток другим детям и партнерам. Настроение всех членов семьи в таком случае зависит от поведения наркомана. Люди становятся одержимы. Это объяснимо, но вредно. Люди превращаются в тиранов, даже если никогда ими не были, настолько сильно они напуганы. Люди утрачивают индивидуальность, поскольку для них больше ничего не имеет значения, кроме их партнера-наркозависимого, или ребенка-наркозависимого, кем бы он им не приходился. В их жизнях совсем не остается места радости.

Когда мы встречаемся с Ником за обедом, то замечаем, что на его лицо вернулись краски, а взгляд снова сделался живым. Его движения стали более свободными, он больше не скован болью. Тем не менее, он горбится и выглядит расстроенным. Мы разговариваем, сидя на стульях на балконе в его комнате.
— Не думаю, что в этот раз выйдет лучше, чем в прошлый, — говорит он. — Все эти разговоры о Боге...
Он замолкает.
— Все эти разговоры о Боге. Я не могу с этим смириться.
Я отвечаю:
— Они говорят "высшие силы", а не "Бог". Есть разница.
— "Высшие силы" - это просто "Бог" другими словами. Надо быть верующим, но я не верю. А с зависимостью невозможно справиться, пока не уверуешь.
Ник рассказывает нам о своей дилемме.
— У меня нет проблем с первым шагом из "двенадцати шагов", — говорит он, — ну, то есть, кое-какие есть, но, думаю, и так очевидно, что наркотики и алкоголь одержали победу, и я потерял контроль над своей жизнью. Но все остальное - чушь.
Он зачитывает нам про второй и третий шаг с книжной закладки:
— Второй шаг: Мы пришли к убеждению, что только сила, более могущественная, чем наша собственная, может вернуть нам здравомыслие. Третий шаг: Мы приняли решение перепоручить нашу волю и наши жизни заботе Бога, как мы его понимали.
Я замечаю:
— Возможны самые разные интерпретации "понимания его".
— Я не верю, что Он вообще существует в какой-либо форме.

Для некоторых людей, этого - его атеизма, "подарка" от родителей (как минимум, от меня) - достаточно, чтобы объяснить, почему Ник стал наркоманом.
Я не верю, что какой-то один фактор мог настолько сильно повлиять на его судьбу, но кто знает? Если вера в Бога или религиозное воспитание полностью исключают вероятность возникновения зависимости, то почему же существуют наркоманы с религиозным прошлым и соответствующими убеждениями? Набожные люди тоже в зоне риска. Без излишней осторожности или неискренности, я пытаюсь предложить ему способ, как он сможет постичь высшие силы. Хотя я воспитывал его без веры в Бога, но прививал ему определенный набор моральных принципов. Я пытался внушить ему мысль, что мораль правильна сама по себе. Далай-лама, пишущий для Нью-Йорк Таймс, недавно делился своими мыслями на эту тему и они оказались созвучны моим:
"Ключевые этические принципы, которые все мы, человеческие существа, разделяем - сострадание, терпимость, чувство заботы, уважение к другим и ответственное использование имеющихся в нашем распоряжении знаний и силы - это принципы, преодолевающие барьеры между верующими людьми и атеистами, и между представителями разных религиозных конфессий". Для меня эти принципы и являются высшей силой, доступной каждому из нас. Мой отец однажды объяснял, что для него является Богом: "тихий маленький голос" внутри нас - наша совесть. Я не называю это Богом, но тоже верю в существование совести. Когда мы прислушиваемся к этому голоску, то поступаем правильно. Когда нет, то делаем ошибки. Раньше я не уделял этому достаточно внимания - не знал как - но пытаюсь сделать это сейчас. Когда я прислушиваюсь к нему и действую сообразно его советам, то я становлюсь более сострадательным, менее эгоистичным, более любящим.
Так я и говорю Нику, вот моя высшая сила. Он не впечатлен.
— Рационализация, — говорит он, — еще большая брехня. Все это ложь.
Наставники из " Ohlhoff", люди, с которыми он виделся на собраниях, а теперь и персонал в Сейнт Хелене, пытаются объяснить ему, что высшей силой может считаться все, что угодно - источник мудрости, идущий извне, в те моменты, когда опасно полагаться на искаженные наркотиками внушения, крутящиеся в собственном мозгу, мозгу наркозависимого.
— Некоторым людям нужно совершить прыжок веры, — говорил наставник Нику, — ты должен верить, что существует нечто большее, чем мы сами, что-то, что может показать нам путь к спасению. Первый шаг - честность: моя жизнь вышла из-под контроля. Так что делать дальше? Либо продолжать в том же духе, либо довериться высшей силе. Ты должен рискнуть - набраться смелости и совершить прыжок веры, поверить, что есть нечто большее, чем мы сами, способное помочь.
Мы снова обедаем за столиком рядом с столовой, и Ник представляет нам двух своих новых друзей, с которыми познакомился тут. У нас такое чувство, что мы их уже знаем, потому что мы бывали на групповых собраниях с их женами. Джеймс - любезный бизнесмен, привлекательный, с рыжими волосами, россыпью веснушек и повадками типичного персонажа Джеймса Стюарта. Он подсел на Викодин. Данный препарат ему назначали после операции на спине. До того, как он по собственной воле приехал в Сейнт Хелену, то глотал примерно по сорок пилюль в день. Второй друг Ника - его сосед по комнате, шеф-повар Стивен, которому доводилось работать в нескольких самых известных ресторанах в районе залива. По словам Ника этот мужчина с песочными волосами и голубыми раскосыми глазами, атлетичного телосложения, злоупотреблял самыми разными наркотиками, но его главной проблемой оставался алкоголь, который едва не разрушил его брак и несколько раз чуть не прикончил его самого.
В свои тридцать с лишним лет он уже перенес операцию на печени и поджелудочной железе из-за алкогольного отравления. Информация о его возрасте шокирует. На вид ему лет пятьдесят.
Мы сидим за одним большим столом с ними и их женами, которые кажутся добросердечными, любящими и запредельно усталыми. У Ника, Стивена и Джеймса одинаковое чувство юмора, но это еще не все: между ними царит та атмосфера близости и привязанности, на создание которой обычно уходят месяцы, а то и годы, но которая возникает намного быстрее в реабилитационных клиниках, где людские души полностью обнажены.
Позже Ник и сам говорит нам, насколько важна для него дружба со Стивеном и Джеймсом.
— Поздно ночью, когда все уже спят, мы совершаем набеги на кухню, — признается он.
— Это разрешено? — спрашивает Карен.
— Всем пофиг, — тихо отвечает Ник. — Однажды ночью Стивен приготовил суфле из артишока и суп из лука-порея. Вчера ночью у нас был Кордон блю из курицы. А я был су-шефом.
Мы рассказываем Нику, как прошло наше утро, про последнюю лекцию, и я спрашиваю, согласен ли он с тем, что зависимость является болезнью - и что он болен.
Он пожимает плечами.
— Я делаю шаг вперед и два назад.
— Если тот невидимый переключатель и правда щелкнул, то когда это произошло? — спрашиваю я. — В Беркли?
— Боже, нет, — отвечает он. — Раньше. Намного.
— Когда именно? Когда ты напился на озере Тахо? Когда впервые покурил травку?
Немного подумав, он говорит:
— Наверное, в Париже.
Я киваю и, вспомнив про его язву, осторожно интересуюсь:
— Что случилось в Париже?
Он сознается, что языковые курсы в университете не смогли выдержать конкуренции в сравнении с другими городскими развлечениями, включающими в себя изобилие легкодоступного алкоголя: французские официанты спокойно наливали вино шестнадцатилетнему. В результате, Ник проводил большую часть времени в пьяном угаре, подражая своим творческим кумирам - но за вычетом той части, где они писали книги и рисовали картины.
— Как-то ночью, — рассказывает он, — я так сильно напился, что заполз в лодку, привязанную к берегу Сены и отрубился прямо там. Всю ночь в ней проспал.
— Тебя могли убить!
Он переводит взгляд на меня.
— Знаю, — говорит он мрачно. — Отправляясь домой, я спрятал в чемодан несколько бутылок вина, но их хватило всего на пару дней. Мне было так паршиво. В Париже я каждую ночь ходил в клубы и бары, напивался там до чертиков, а когда я вернулся домой, то заново осознал, что мне шестнадцать, что я учусь в старшей школе и живу с вами.
Он смотрит вниз.
— Это было слишком странно. Я не мог раздобыть алкоголь, поэтому начал курить травку каждый день. Это не одно и то же, но травку было легче достать.
— А что насчет тяжелых наркотиков? — спрашиваю я, хотя не уверен, что хочу знать ответ. — Когда ты стал принимать их?
— Помните, когда мы с (он называет имена приятелей и их подружек) ушли с барбекю в честь окончания старшей школы? — Он упирается локтями в стол. — На вечеринке, куда мы отправились, было экстази. Я взял немного. Я парил. Все окружающие люди казались мне родными, пока мы долго, обстоятельно прощались друг с другом. После этого я закидывался всем, что мог найти - Е, ЛСД, грибами, а потом...
Он вскидывает голову.
— Потом мет. Когда я попробовал его, то... то почувствовал себя лучше, чем когда-либо в жизни.

Мы все снова собираемся в просторном зале для конференций, пациенты и их близкие, на дневное групповое собрание. Из шкафа вытаскивают больше складных стульев, чтобы разместить примерно пятьдесят человек; круг трансформируется в большой извилистый овал, достающий до углов комнаты.
Собрание, проводимое наставницей, начинается, как обычно, с того, что каждый по очереди представляется - в комнате, полной обид, тревог, печали и ярости.

— Я не могу думать о ни чем кроме своей дочери. Я не могу остановиться. Я вижу это даже во снах. Что мне делать? В моей жизни не осталось ничего, кроме этого. Люди говорят мне, что я должен забыть о ней, но как человек может бросить родную дочь?
Выступающий все плачет и плачет. Его дочь сидит рядом с ним с каменным лицом.
Когда очередь доходит до Ника, он говорит:
— Я Ник, наркоман и алкоголик.
Мне и раньше доводилось слышать, как он говорит это, на других собраниях тут и в Сан-Франциско, а также на нескольких встречах АА, куда я его отвозил, но эти слова все еще поражают меня. Мой сын наркоман и алкоголик. В некотором роде я горжусь, слушая. как он признает то, что признать очень трудно. Но действительно ли он верит в свои слова?
Я - нет. Не до конца.
По сравнению с публикой, собиравшейся в старом викторианском особняке в Сан-Франциско, люди в Сейнт Хелен выглядят респектабельнее, за исключением разве что одной пожилой дамы, которая смотрится так, словно еще несколько часов назад попрошайничала на улице.
Сеанс групповой терапии начинается с того, что пациенты и члены их семей делятся своими историями, иногда комментируя прогресс друг друга.
Пожилая женщина шокирует меня. Она объясняет сиплым голосом:
— У меня есть степень магистра. Я учительница. Причем, полагаю, хорошая.
Она замолкает и несколько секунд безучастно смотрит вперед.
— Была хорошей. До того, как начала принимать наркотики.
Другие родственники наркозависимых, как и я, кажутся одновременно отчаявшимися и обнадеженными. Иногда уровень боли в комнате становится практически невыносимым. Мы без передышки слушаем, смотрим, а также, сильнее всего, ощущаем душераздирающую боль из-за безнадежности жизни в роли человека, чей близкий подсел на метамфетамин. Хотя вряд ли стоит заострять внимание на том, какой именно наркотик был "избран". Мет, героин, морфин, Клонопин, кокаин, крэк, Валиум, Викодин, алкоголь, и, в большинстве случаев, комбинирование всего вышеперечисленного. Люди в кругу все разные, но в то же время совершенно одинаковые. У всех нас есть зияющие раны.
Слово берет друг Ника - Стивен.
Он рассказывает про свое пожизненное "вальсирование" с алкоголем - впервые он напился, когда ему было всего десять лет. Его жена постоянно плачет.
— Мы так тебя любим, — обращается она к Стивену, когда очередь доходит до нее, — но ты и раньше каялся передо мной. Я заучила наизусть все твои обещания. Я не могу так жить.
Жена Джеймса рассказывает о том как он в ее глазах из человека "которого я уважала больше всего на свете, который был моей родственной душой" упал до человека, считавшего прием таблеток универсальным средством от всех бед.
— Раньше он был самым добрым, самым нежным...
Ее рассказ прерывает спокойный голос наставницы.
— Попробуйте обращаться напрямую к нему, — предлагает она. — Говорите со своим мужем.
Глядя Джеймсу прямо в глаза, она, дрожа, продолжает:
— Из добрейшего и нежнейшего человека, которого я только знала, ты превратился в незнакомца, кричащего на меня, безучастного, депрессивного, безжалостного и неспособного на открытость и какие-либо проявления привязанности. Я продолжаю спрашивать себя...
Она начинает плакать.
А потом еще одна и еще.
Они рассказывают свои истории, обращаясь к своим любимым, извиняются, ругают их и плачут. Наше сходство поразительно. Все мы, в той или иной степени, потратили годы, смиряясь с выходками наших любимых и придумывая для их действий рациональные объяснения, хотя ни от кого другого такого к себе отношения терпеть не стали бы. Мы защищали их и скрывали их зависимость. Мы ссорились с ними и чувствовали вину за это. Мы впадали в ярость и считали, что сами во всем виноваты. Мы клялись, что больше не станем терпеть их жестокость, лживость, эгоизм и безответственность, а потом прощали их. Мы злились на них, обычно - про себя. Мы винили себя. Мы волновались — постоянно волновались - что они могут убить себя.
В историях наркозависимых тоже есть схожие мотивы - раскаяние, неконтролируемая ярость, чаще всего направленная на них же - и ощущение беспомощности.
— Ты думаешь, что я хотел стать таким?! — орет мужчина в лицо дрожащей жене. — Правда? Правда? Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ!
Они оба все плачут, плачут и плачут.
— Я горжусь им за то, что он отправился сюда, — рассказывает женщина про своего мужа-героинщика, — но что будет дальше? Мне страшно.
Пожилая женщина, чья сестра, адвокат, пристрастилась к метамфетамину, говорит:
— Я больше не даю ей денег, но покупаю ей еду, отвожу ее к доктору и оплачиваю счета за ее лечение.
И добавляет с грустью:
— Она не в состоянии самостоятельно пересечь квартиру, чтобы добраться до холодильника.
Терапевт аккуратно подначивает ее.
— Она в состоянии раздобыть наркотики, а до холодильника сама дойти не может?
Потом ее перебивает другой родитель.
— Я делал все то же самое для своего сына, пока не осознал, что хоть он не в состоянии самостоятельно добраться до школы или пойти на работу или доехать до кабинета психотерапевта, но вполне способен добираться до ломбардов, встречаться с кем-то из своих дилеров, получать какие угодно наркотики, покупать алкоголь, врываться в дома, добывать шприцы - все, что ему требуется. Это достаточно сложный процесс - приготовление партии метамфетамина, но я его все равно жалел, думал: он же в депрессии. Он хрупкий. Он не справится в одиночку. Конечно, я должен оплатить его лечение, если он попадет в больницу. Конечно, я должен платить за его квартиру, иначе он окажется на улице. И с этими мыслями я примерно год оплачивал его счета, позволяя ему ловить кайф в комфортной обстановке.
Привлекательная женщина с короткими каштановыми волосами, в шелковой блузке, кардигане и шерстяных штанах, говорит, что она врач. С глубокой печалью в голосе она, дрожа, сознается в том, что больше года проводила операции, будучи под метом. Впервые она попробовала его на вечеринке.
— Я была счастливее, чем когда-либо в жизни, — объясняет она, — я чувствовала, что способна на все. И меньше всего мне хотелось утратить это чувство.
Она качает головой.
— Вы сами понимаете, что было дальше. Я принимала мет, чтобы работать всю ночь. Я принимала мет, когда была не на работе. Я понимала, что у меня проблемы, — продолжает она, — но я здесь только потому что одна из коллег пригрозила, что расскажет всем о моей зависимости, если я не отправлюсь на лечение добровольно.
Другой пациент отчитывает ее:
— Вы проводили операции, будучи под кайфом! О вас следовало бы доложить в полицию! Вы могли убить кого-нибудь!
Наставница перебивает его, не повышая голоса:
— Разве это не вы рассказывали, что водили машину, будучи в состоянии алкогольного опьянения, и уснули за рулем? Вы тоже могли убить кого-то.

Некоторые истории за гранью моего понимания.
Маленькая нервная женщина, которая практически тонет в своем огромном свитере и спортивных штанах, вспоминает последний день рождения ее сына.
— Мне захотелось крэка, — рассказывает она. — Я ушла из дома, бросила сына, оставила его вместе с моим мужем. Ради крэка. Ему три года.

Бледная женщина с мягкими светлыми волосами и затуманенными золотистыми глазами сообщает группе, что судья отправил ее мужа в эту клинику, выбрав ее в качестве альтернативы тюремному заключению.
Ее муж, солдат с густой шевелюрой, в рубашке с короткими волосами, застегнутой на все пуговицы, напряженно восседает справа от нее. Пустым взглядом смотрит вперед. Его жена рассказывает, что будучи под большой дозой мета, он напал на нее, ударил головой об пол. Она сумела набрать 911, прежде чем потеряла сознание. Позже, когда наступает его черед говорить, он благодарит Бога за то, что судья позволил ему отправиться на лечение, а не за решетку.
— Я до сих пор поверить не могу в то, что ударил свою жену, которую люблю больше жизни, — произносит он. — Но теперь я понимаю, в чем была моя проблема. Мой курс лечения заканчивается на следующей неделе, и я не могу дождаться момента, когда вернусь домой и начну новую жизнь.
Жена не встречается с ним взглядом. Кажется, она в ужасе.

Тут есть и перерыв на кофе. Сидя в кафетерии, Ник, указывая на мужа этой женщины, с горящим взглядом твердит нам с Карен, что ради безопасности его жены, его стоило бы оставить взаперти.
— Он стремный ублюдок, — говорит нам Ник.
Собрание возобновляется. Больше душераздирающих историй, больше слез. В конце каждого собрания, наставница обязательно спрашивает, хочет ли кто-то что-то добавить, прежде чем все разойдутся. Члены семей часто говорят, как они гордятся своими любимыми и насколько лучше те стали выглядеть. Пациенты иногда подбадривают друг друга, тех, кто выступал.
Сегодня в конце собрания в комнате, где более пятидесяти человек сидят на стульях, расставленных неровным кругом, слово берет Ник.
Он обращается к солдату, который напал на свою жену.
— Извини, Кевин, но я должен тебе кое-что сказать, потому что ты говорил, что тебя собираются выписать на следующей неделе.
Он смотрит на мужчину через всю комнату.
— Я хожу на собрания вместе с тобой с тех пор, как попал сюда, и хотя все остальные люди тут кажутся искренними и открытыми, честно пытающимися разобраться в причинах возникновения зависимости, ты не выказывал ни малейшего интереса к происходящему. Лечебная программа требует смирения, а ты высокомерен. Совсем не похоже, будто ты признаешь, что зависимость взяла верх над твоей жизнью. Ты постоянно перебиваешь людей. Много говоришь, но никого кроме себя не слушаешь.
Ник смотрит на жену этого человека. Ее глаза широко распахнуты и полны слез. Она вся трясется, словно загнанное животное.
Ник обращается к ней:
— Я говорю это ради вас, потому что считаю, что Кевину нужно провести больше времени здесь, прежде чем он сможет вернуться домой. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
Никто, даже наставница, не произносит ни слова.
Солдат выглядит так, словно сейчас набросится на Ника. Потом он и остальные переводят взгляд на его жену, которая задыхается, делая судорожные вдохи в перерывах между гортанными рыданиями. В конце концов, ей удается немного успокоиться, выпрямиться и она, сквозь слезы, говорит, обращаясь к Нику.
— Спасибо тебе, — произносит она. — Ты прав. Я ему не доверяю.
Она плачет пуще прежнего. Женщина, сидящая рядом с ней, обнимает ее за плечи, и всхлипывания усиливаются.
Она поворачивается к своему мужу и резко, отчаянно, выкрикивает ему в лицо:
— Если ты еще раз притронешься ко мне или к детям...
Закончить это предложение ей не удается. Ее душит новый приступ рыданий.
Мужчина смотрит на свою жену. На его лице нет и следа сожаления, любви или печали. Он кажется задетым, смущенным и взбешенным. Он сидит прямо, а взгляд его мечется по комнате.
Наконец слово берет наставница и объявляет собрание законченным. Она благодарит всех присутствующих и прощается с нами. Жена Кевина подбегает к Нику и, все еще всхлипывая, обнимает его и благодарит. Ее муж, неподвижно сидящий на своем стуле, злобно смотрит на нас с другого конца комнаты.
Карен шепчет Нику на ухо перед уходом:
— Будь осторожен.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

29.07.2019 в 08:21

Пишет  Chrissy69:

@темы: перепосты перепостов, Привет. Мы будем счастливы теперь - и навсегда (с)