21.12.2019 в 22:50

Пишет  Bri An:

Эйфория

горю-горю "Эйфорией"

@темы: сериалы, перепосты перепостов, видяшки

---

the reviews r in and spoiler im great pic.twitter.com/PhO71I86Iq

— BoJack Horseman (@BoJackHorseman) December 20, 2019

ох боже, так тяжело будет прощаться. Лучший мультсериал. Останутся Рик и Морти, да, но Боджек всегда воспринимался как более личный и более болезненный.

@темы: сериалы, видяшки

---

Глава 24, где батя Дэвид уже подумывает а не выкрасть ли Ника и не отправить ли в рехаб силой, так достал xD

Красивый мальчик

24

24

Ничего нельзя поделать, мы уже сделали все, что могли.
Мы сделали все, что могли, но должны попробовать что-то еще.
Мы с Вики мечемся между этими двумя точками зрения. После того? как Ник звонит снова, находясь под кайфом, выпрашивая денег, Вики сказала:
— Мы должны попытаться.
Я тоже заинтересован во вмешательстве, но думаю, что после всего, что мы сделали, это смешная и безнадежная затея.
— Ты не можешь контролировать это.
Но я и не могу отпустить Ника. Пока что нет. Скоро? Пока что нет. Я не могу отказаться от Ника. Я не откажусь от него, если только меня силой не заставят сделать это.
А может быть и откажусь.
Вы не повинны в этом, вы в силах контролировать это, вы не можете исцелить от этого. Знаю. Я много чего на свете не знаю, но кое-какие уроки, связанные с зависимостью, усвоил отлично. Есть несколько совершенно неправильных путей, но нет ни одного верного. Никому он неизвестен. Поскольку рецидив является частью процесса лечения? Ник еще может поправиться. С Ником все еще может быть в порядке. Я мысленно перебираю бесконечные истории людей, которых встречал в реабилитационных клиниках и на собраниях АА и Аль-Анон, а также истории друзей наших друзей, которым потребовалось несколько попыток, прежде чем они вылечились. Некоторые из них достигали дна - с ними случались немыслимо ужасные вещи - и буквально вытаскивали себя за волосы из наркоманских ночлежек, из водосточных канав, из притонов дилеров, из луж собственной крови и шли в реабилитационную клинику или ложились в больницу на детоксикацию? или приходили на собрания АА, или отправлялись домой к своим родителям.
Другие попадали в реабилитационные клиники, потому что жены выдвигали им ультиматум; по решению суда; потому что родители заставили; потому что друзья или родственники устроили им интервенцию. Женщина, которая слышала о нашей нелегкой ситуации, сказала:
— Пожалуйста, не сдавайтесь. Если бы я сдалась, то мой сын был бы мертв. Но я решила дать ему последний шанс. И это после семи реабилитационных клиник, после больницы, арестов и двух попыток суицида. Сейчас моему сыну двадцать пять, он уже три года в завязке и чувствует себя лучше, чем когда-либо. Люди советовали мне бросить его, но я их не послушала. Как мать может отказаться от своего ребенка? Если бы я последовала их советам, то его сейчас не было бы в живых. Это уж точно. Он бы погиб. Я позвонила вам, просто чтобы поделиться своей историей. Не переставайте надеяться и не бросайте его.
Будь это законно, я бы нанял человека, чтобы он похитил Ника и силком увез его в больницу на детоксикацию, надеясь, что он снова начнет вести трезвую жизнь - или, по крайней мере, выбравшись из своего иллюзорного наркоманского мирка, попытается это сделать.
Я слышал истории о родителях, которые нанимали похитителей для своих взрослых детей. Я бы и сам задумался о совершении преступления и был бы готов столкнуться с негативными последствиями этого поступка, если бы думал, что этот план сработает, но мне так не кажется. Ник бы сбежал. Если он не готов лечиться, то сбежит.
Но все же слишком рискованно сидеть и ждать, когда он достигнет дна. Мы с Карен решаем, что оплатим его лечение в любом дорогостоящем реабилитационном центре, если уговорим его отправиться туда. Опять. Его мать говорит, что она тоже поможет деньгами. Мы готовы заплатить еще раз. Да, мы понимаем, что это может быть пустая трата денег. Мы сходимся во мнении, что это уж точно будет последний раз, поскольку у некоторых наркоманов пребывание в клиниках может войти в привычку. Если Ник, пройдя еще один курс лечения, снова сорвется, то ему придется справляться своими силами, обращаться в благотворительные организации, оказывающие помощь наркоманам. Возможно, было бы лучше, если бы он на коленях пополз в государственное учреждение, умоляя о спасении. Но пойдет ли он на это? Подобные государственные программы лечения есть во многих городах, но их больницы всегда переполнены. Составляются списки ожидания. Нику пришлось бы ждать два, а то и четыре месяца, чтобы попасть в одну из них. У нас нет столько времени.

Иногда я в полном порядке. Это и значит "отпустить" ситуацию? Я "отпустил" ситуацию и, наверное, поэтому иногда в порядке. Каждый день я откладываю неприятные мысли на потом. Я наслаждаюсь компанией Карен, Дейзи, Джаспера и наших друзей. Вчера мы с Дейзи ходили на собрание книжного клуба. А вечером мы с Джаспером отправились на интереснейшую велосипедную прогулку, наблюдали за цаплями и белолобыми крачками, катаясь по дорогам вокруг Корте Мадера.

Иногда я в порядке, а иногда нет. Я консультируюсь с большим количеством экспертов. После всего случившегося, я уже не так наивен, чтобы полагать, что слова какого-либо эксперта решат наши семейные проблемы. Но и не столь высокомерен, чтобы думать, что смогу найти ответ самостоятельно. Я не планирую слепо следовать чьим-либо рекомендациям, но я собираю сведения, взвешиваю их и решаю, что делать дальше. Я знаю больше, чем раньше, в начале всей этой истории. Я знаю, что никому не известно, что именно нужно делать с Ником и другими зависимыми. Не угадаешь, сработает лечение или нет. И если сработает, то с которой попытки. Надо ли побуждать любимого человека действовать или стоит оставить его в покое.

За последние несколько лет я познакомился с несколькими экспертами, которых уважаю и мнению которых доверяю. Доктор Роусон из Калифорнийского знает о метамфетамине не больше, чем кто-либо другой. Будучи ученым, он полагается только на факты и правду. Он работает ради единственной цели - помощи наркозависимым. Я пишу ему емейл, спрашиваю, как он считает, после всего, через что мы прошли, будет ли интервенция пустой тратой времени, безумной затеей. Я полностью готов к тому, что получу в ответ общеизвестный мудрый совет: нужно позволить Нику достигнуть дна. Я ожидаю, что он порекомендует мне сделать все возможное, чтобы абстрагироваться от этой ситуации. Вместо этого он предупреждает меня, что интервенция отнюдь не панацея. Говорит, что это рискованно. И добавляет, что не располагает данными о том, будет ли после интервенции хуже или лучше. "Но - пишет он, - у меня сложилось впечатление, что некоторые их них (интервенционистов) насколько хорошо предсказывали реакцию близких и так умело организовывали это мероприятие, что в результате закоренелые наркоманы оказывались в реабилитационных центрах быстрее, чем если бы родственники ожидали "достижения дна". Это немаловажный вклад, поскольку "достигнуть дна" - тавтология. Когда человек наконец начинает вести "трезвую" жизнь и остается "чист" в течение продолжительного времени, то любые плохие события, случившиеся перед этим, считаются за "достиг дна". А в тех случаях, когда случаются равные по ужасности происшествия, но к трезвости не приводят, окружающие полагают, что дно достигнуто не было. Некоторые люди умирают, прежде чем опускаются на самое дно. Я не считаю, что идея с "достичь дна" - это полезная концепция. И полагаю, что интервенции могут быть действенны в случаях, когда нужно отправить на лечение людей с предубеждением к нему. Однако нет гарантий, что человек останется "чист" спустя год, пять, десять лет после курса лечения. И само лечение может дорого обойтись".

Потом он пишет, что решать все равно мне.
Забудьте теорию, забудьте статистику, забудьте проведенные исследования, касательно эффективности лечения. Если бы Ник был вашим сыном, что бы вы сделали?
"Если бы у меня был ребенок, подсевший на метамфетамин, я бы сделал все возможное, чтобы убедить его отправиться на лечение, а если бы он все равно продолжал употреблять мет (или героин, кокаин, алкоголь), представляющий угрозу для его жизни, то я бы всерьез обдумал возможность проведения интервенции. Я считаю, что если бы у меня был ребенок с любым другим хроническим рецидивирующим заболеванием, я точно так же продолжал бы отправлять его на лечение, пока есть силы и средства на это. Моя поддержка в первую очередь была бы направлена на его лечение.

Очередная попытка кажется сущим безумием - как можно помочь тому, кто отказывается от помощи? Но это не имеет значения. Мы попробуем снова. Его мать и отчим, и мы с Карен попробуем снова. Одна из поговорок АА гласит, что повторение одних и тех же действий с надеждой на получение иного результата - сущее безумие. Но в реабилитационных центрах напротив твердят, что может потребоваться несколько попыток, прежде чем человек вернется к "трезвой" жизни.

Я размышляю о детях тех людей, которые писали мне письма - "моя прекрасная, обожаемая дочка, самая добрая душа на Земле, умерла от передозировки в прошлом году. Ей было всего двадцать", - писал один отец - и задаюсь вопросом: как и когда мы должны начать действовать, чтобы еще раз отправить Ника на лечение.
"Если бы у меня был ребенок, подсевший на мет", — написал доктор Роусон. У меня есть такой ребенок.

Однажды утром Ник звонит мне и рассказывает, что у него появился новый план. У наркоманов они всегда есть. Они снова и снова переосмысливают все происходящее, чтобы вернуться к сладкой иллюзии, будто они все еще держат ситуацию под контролем. Ник сообщает мне, что они с его подружкой истратили весь запас мета, и теперь все, все кончено. Он не собирается поддаваться моим манипуляциям и отправляться обратно в рехаб. Он клянется, что на этот раз все будет иначе - "она мне не позволит употреблять, а я - ей, мы поклялись, мы сами вызовем полицию, если облажаемся, она уйдет от меня если я облажаюсь" - вот основная мысль его речи, за вычетом бесконечных заверений, что в этот раз все будет по-другому.
Он вешает трубку. Я звоню некоторым из "вторженцев", рекомендованных доктором Роусоном и наставнику из фонда Хазельден.
Потом я отвечаю на еще один звонок, в этот раз от друга, у которого есть контраргумент. Он лечился он алкоголизма и наркомании целых двадцать пять лет. Он говорит, что интервенции - ошибка и обращение в реабилитационную клинику - тоже.
— Индустрия рехабов очень похожа на индустрию по ремонту автомобилей, — объясняет он, — они хотят, чтобы ты вернулся. И люди всегда к ним возвращаются. Эта индустрия процветает, потому что никто на самом деле не выздоравливает. Они внушают тебе "продолжай возвращаться сюда".
Он мрачно смеется.
— Вот что им нужно. Я достиг дна, когда у меня ничего и никого не было, я все и всех потерял. И это сработало. Ты должен быть одиноким, сломленным, опустошенным и отчаявшимся.
Да, может быть это то, что нужно. Да, есть вероятность, что ни интервенция, ни еще один курс лечения в клинике не помогут. Но ведь могут и помочь. Возвращаться туда мы больше не будем. У нас нет на это ни денег, ни душевных сил. Мой мозг уже однажды взрывался и иногда кажется, что это может повториться снова.
Но прямо сейчас я тут, звоню "вторженцам", потому что Ник оставляет бессвязные сообщения на наших автоответчиках. И после всего, через что мы прошли, я все еще в замешательстве, на знакомом перепутье, разрываюсь между эмоциями, поступающими извне, и вырабатывающимися внутри - оставь его в покое, пусть страдает от последствий, принятых им решений, пусть пойдет на все, в попытках спасти свою жизнь.

Первый "вторженец" с которым я беседую, утверждает, что добивается успеха в 90% случаев, и я вежливо благодарю его за уделенное мне время. Может, он и правду говорит, но я в этом сомневаюсь.
Другой куда скромнее.
— Гарантий нет, но попробовать стоит, — говорит он.
Он предлагает следующий план: мы с матерью Ника, с Карен, с его друзьями и с его подружкой (если она решит к нам присоединиться) будем спорить с Ником и предоставим ему шанс отправиться на лечение. Палата для него будет забронирована заранее. Все присутствующие будут подбадривать Ника, советовать сесть в машину и немедленно ехать в клинику.
— Мне не верится, что он послушается, — говорю я.
— Это часто срабатывает, — продолжает объяснять он. — Смысл интервенции в том, что наркоман чувствует себя подавленным и уязвимым в присутствии членов семьи и друзей. Он может согласиться из-за чувства вины или стыда, или потому что объединенных усилий его близких достаточно, чтобы он смог осознать всю плачевность своего положения - люди, которые его любят, лгать не станут. Ими движет лишь одно стремление. Желание спасти его.
После небольшой паузы он спрашивает светским тоном:
— Какой у него любимый наркотик?
— Он употребляет почти все наркотики, какие только можно купить на улицах, но сильнее всего тяготеет к метамфетамину.
Человек на другом конце телефонного провода тяжело вздыхает.
— Я имел дело со всеми наркотиками, но ненавижу слышать про мет. Он такой разрушительный и непредсказуемый.
Я говорю ему, что посоветуюсь с матерью Ника и перезвоню позже.

Из "Наркоман в семье": Нет легких решений. Семьи наркоманов движутся по нелегкому пути, усеянному множеством ловушек и ложных надежд. Ошибки неизбежны. Боль неизбежна. Но со временем, если члены семьи относятся к проблеме зависимости без предубежденности, готовы учиться и осознают, что процесс выздоровления, как и сама зависимости, долог и труден, они станут мудрее и спокойнее. Члены семьи никогда не должны терять надежду - выздоровление может случиться (и случается) в любой день. Но в то же время они не должны отказаться от собственной жизни, в ожидании чудесного исцеления".
Когда это произойдет? Произойдет ли?
В то же время, чудом кажется уже то, что солнце на горизонте встает каждое утро и садится каждый вечер. Земной шар безостановочно вращается, есть тесты на знание орфографии, к которым нужно подготовиться, занятия в бассейне и тренировки по лакроссу, на которые нужно отвозить детей, домашние задания по математике; ужины, которые нужно приготовить и посуда, которую следует помыть по их окончанию. Есть работа - статьи, которые нужно дописать до дедлайна.

Через неделю Ник оставляет еще одно сообщение.
— Прошло уже одиннадцать дней. Я "чист". Одиннадцать дней.
Это правда? Выдержит ли он и двенадцать дней?
Сколько раз я давал себе обещания, что никогда больше не буду этого делать, не буду жить в состоянии паники, ожидая появится Ник или не появится, проверяя его или не проверяя. Совершать одни и тех действия, ожидая какого-то другого результата - очевидный признак безумия.
Я не стану опять так жить. Я буду так жить. Вверх и вниз. Запутавшийся, печальный. Сходящий с ума и возвращающийся в норму. Номер "вторженца" у меня под рукой.

Одним субботним вечером, после тренировки по лакроссу, Джаспер уезжает с ночевкой на мальчишескую вечеринку по случаю дня рождения одного из его приятелей. Карен в городе, развешивает картины, готовясь к завтрашнему открытию выставки, так что мы с Дейзи остаемся одни в доме в Инвернесс.

Брут тяжело дышит, лежа на диване возле камина, после своей обычной погони за куропатками, оккупировавшими сад. Может быть он и старый, но дрожь в лапах не может удержать его от этого изнурительного вида спорта.
Теперь он слишком вымотался, чтобы убежать от Дейзи и полностью в ее власти. Используя лаки "Klutz Press" - светло-пурпурный и розовый - она красит ему когти. Делает оригами из бумаги, чтобы погадать на них. Прямо сейчас гадает Бруту. Обычно люди называют определенные цвета и цифры, но в случае с Брутом он делает свой выбор при помощи "зевков", "подергиваний" и "пыхтения".
— Ну слушай, большой пушистый шар, — объявляет она.
Предсказания для него:
"Ты прекрасно проведешь день, будешь много кушать и спать".
"Ты встретишь большого дога и вы подружитесь".
"Ты украдешь стейк, у тебя будут проблемы".

Туман, похожий на пар и плотный словно хлопок, загораживает солнце, но его свет все еще различим.
Вечером мы с Дейзи читаем вместе - книга написана одной из наших любимых детских писательниц, Евой Ибботсон. Дейзи кладет голову мне на плечо. Языком она подталкивает свои брекеты к самым губам, а потом с щелчком ставит их на место. Двигает вперед, толкает назад, щелчок.
— Перестань играть со своими брекетами.
— Это забавно.
Она снова щелкает ими.
— Ортодонт говорил, что нельзя так делать. Перестань.
— Ладно.
Очередной щелчок.
Мы закрываем "Звезду Казани", и я целую Дейзи в лоб. Она отправляется в кровать. Я лежу в своей постели и читаю, когда раздается телефонный звонок. Ник. Он говорит, что в полном порядке и дела у него идут хорошо, но я могу с уверенностью утверждать, что он под кайфом. Что ему и сообщаю. Он настаивает, что принимал только лекарства, помогающие "слезать" с мета, героина и кокса.
—Я принимаю только Клоназепам, Себоксин, Атомоксетин и Алпразолам.
— Это ты называешь "только"?
Он уверяет, что эти лекарства ему прописал врач. Если так, то я не вижу никакой разницы между этим врачом и другими его наркодилерами.
Ник говорит:
— Я знаю, что недостаточно трезв по меркам АА, но это все хуйня. Я чист.
— Позвони мне когда будешь достаточно трезв по меркам АА, — отвечаю я.
— Договорились.
Утром я проверяю свою электронную почту, прежде чем отправляюсь забирать Джаспера после его ночных посиделок.
Девушка Ника прислала срочное сообщение.
"Сегодня утром он бросил меня в магазине, собираясь пойти к его матери, сказал, что вернется через 15 минут. Уехал на моей машине, а там у меня и кошелек, и ингалятор. Я прождала его в магазине 4 часа, прежде чем друг прислал за мной машину, а Ник так и не вернулся. Пожалуйста, свяжитесь со мной (ее телефонный номер). Это срочно".

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

Те люди, кому 9 часть ЗВ понравилась (если такие существуют) могут этот отзыв не читать, поскольку я почти ничего хорошего об этом фильме сказать не могу.
«ЗВЁЗДНЫЕ ВОЙНЫ: СКАЙУОКЕР. ВОСХОД»

Представьте себе самые тупые, самые банальные и гетерасткие тропы, которые можно реализиловать в данном сеттинге и вы получите Восход Скайуокеров. У Скайуокеров может и восход, а вот у логики тут точно закат и похороны.

Больше всего лично меня оскорбляет, что самый тупой твист фильма достался Лее, то бишь, прекрасной Кэрри Фишер. Она вам там факи показывает из загробного мира, Дисней, приглядитесь. С каких пор у нас можно возвращать на Светлую сторону намеренным концентрированным зарядом любви? Оби-Ван хотел бы получить урок по этим тайным техникам, тогда не было бы ни Вейдера, ни Империи. И ради чего, Лея, в таком случае, спрашивается, ждала столько времени? Если она могла в любой момент пожертвовать собой и остановить войну, вы всерьез хотите, чтобы я поверил, что наша принцесса этого не сделала бы? Глядя как умирают ее друзья и близкие? Да вы просто оскорбляете память Фишер. Кроме того все остальные вклейки с ее персонажем смотрятся именно как тупо вклейки. Это плохо, это бедно и это удручающе. Уж лучше бы ее отрисовали на компутере, люди смертны и смертны внезапно, мы все это понимаем. Тогда у этого твиста мог бы быть нормальный сюжет, если он вообще предполагался изначально.

Палпатин восстал из мертвых и это объясняется литералли единственной фразой "тайные техники ситхов". Вау, дип проработка. Еще мы из этой части узнаем, что Палпатин плохо умеет лепить Сноуков из пластилина, у него их целый чан и каждый кривой.

Вся галактика прилетает на помощь Сопротивлению на планету ситхов, где восстал Император, хотя на борьбу с Первым Орденом, куда менее опасным, было никого не дозваться. Обычные мудаки? Нееет. Планета полная ситхов, с императором, который посмертно научился ебашить молниями аж звездный флот? Гоу, ребята, я создал!

Хуй знает из какой дыры достали нового военнокомандующего Первого Ордена, который служил еще во время первой войны с повстанцами. Кем он там служил, младшим прапорщиком Задовым? Он на вид не старше Люка и Леи, с какого хрена Палпатин ему доверяет? И взялся-то он откуда, скажите мне кто-нибудь на милость?

Хакс-шпион - эта линия могла бы сработать, если бы Хакса не слили так позорно. Он же прекрасно знает с какими уродами работает, он точно должен был уйти, когда предоставлялся такой шанс. Не говоря уже о том, что мотивация "лишь бы Кайло соснул" - это детсад. Но это хотя бы могло бы быть вхарактерно, я их (его и Кайло) и так с первого эпизода считал глупыми подростками.

Сцена с Рей и Кайло в конце - концентрированный сказочный Дисней, они даже сидят словно реверс Красавицы и Чудовища, удивительно, что поцелуй "любви" не спас Кайло.

Хан-видение??? Финн с чувствительностью к Силе??? Не буду даже комментировать.

Рей восстановила баланс? Каждый раз, когда Орден Джедаев выпиливал ситхов под корень, это приводило к пиздецу через несколько поколений и то, что Рей - Палпатин и то, что у нее красивый золотой меч - никак не меняет дела. По факту она выбрала джедаев, значит ждите нового пиздеца через энное количество лет.

Что есть хорошего в 9-ке:

Дроиды.

Маленький флешбек с молодыми Люком и Леей.

Зрелищные бои.

Концовка с захоронением мечей.

Это все. Надеюсь, те, кто был так против Роуз, осознанной деконструкции типичных вотэтоповоротов ЗВ у Джонсона и "гейства" По с Финном будут счастливы скушать этот коричневый пирог. И Финну и По дали каких-то сомнительных бап, Роуз практически полностью убрали из кадра. Дисней попытался угодить сразу всем фанатам одновременно, упал в лужу и самозабвенно обмазался грязью, ничего нового.

Видимо теперь я могу называться тру-фанатом ЗВ потому что да, 9-ку постараюсь забыть как страшный сон.

2 из 10.

@темы: фильмы, Расслабься и забей. Ногами. До смерти (с), фашист и истеричка, может сила и пребудет с тобой (но особо не рассчитывай)

---

the full camera test footage of joker.
*chef’s kiss* pic.twitter.com/IacDu4GtS9

— kaz. (@joaquinsjoker) December 17, 2019

Браво, браво, так хорош

@темы: фильмы, видяшки

---

когда видел гифку с этой пандой, то полагал, что она из какого-то фильма или сериала, но то. что это пиздец пугающая реклама сыра... египетские рекламщики беспощадны

(а дальше там есть еще абсолютно ужасающая реклама с отсылкой на Звонок, которую искренне не рекомендую смотреть на ночь).

@темы: видяшки

---

@темы: сериалы, видяшки

---

Прекрасный сиреневый Тимми барин из Парижа. Гхасподь, как благодарен Мирозданию, что у меня был тот парижский вечер во время промо-тура Персиков, когда ни заборов, ни толп, Тимми ждали человек десять от силы и к нему можно было подойти в любой момент. Теперь это никогда уже не повторится. После Дюны безумие новых масштабов достигнет, наверное.

🌹🌹🌹🌹😭#TimothéeChalamet pic.twitter.com/AsGyQnIYt5

— Bell (@BellissimoTC) December 13, 2019

в касте 90% женщин, но кому подарят единственную розу? Разумеется Шаламе xD

imagine Timothée introducing himself to you and saying “enchante, Timothée” and than saying your name in baguette language... hold up I’m thinking pic.twitter.com/AIz4eeNipa

— S (@filmlos3r) December 12, 2019

больше всего мне в этом твите нравится даже не сам Тимми говорящий по-французски, а "на языке багетов"

he’s SCARY pic.twitter.com/SBxq6TAh6K

— 𝐥 MET TIMMY (@painauchalamet) December 13, 2019

Пони бодается

Timothée looking so handsome in Stella McCartney for Little Women press events and the Paris premiere. I had such fun at his fittings and loved working with someone so endearing and charismatic. What a gem. I’m so happy!! 🖤 (via kendallxcordes) pic.twitter.com/mPsuchmT4N

— Timothée Chalamet Fans (@TimotheeUpdates) December 12, 2019

@темы: шаламэ мое шаламэ, видяшки

---

Волшебная гора

Снимаю шляпу перед Манном за способность написать 900~ страниц про бесцельное лежание в санатории. Я в санатории не могу выдержать больше недели или десяти дней именно из-за монотонности существования и повторения одного и того же по кругу, а вот Ганс Касторп, главный герой, приехав навестить больного двоюродного брата в горный санаторий, быстро втянулся в местный распорядок жизни и понял, что он не хочет ничего решать, хочет валяться под двумя одеялами, профессионально в них завернутый.
К тому же, он успел запасть на мадам Шоша, дерзко хлопающую дверью в столовой. Потому что она напомнила ему школьную любовь - парня, у которого он когда-то одолжил карандаш. Это была кульминация их межличностного взаимодействия, но Ганс парня запомнил на всю жизнь. У Томаса Манна как обычно, гомоэротизм тоже завернут в два одеяла, нельзя напрямую увлекаться парнем, но вот если его напоминает женщина... Штош, это полностью меняет дело!
С мадам Шоша Ганс сумел преодолеть карандашную фазу и дойти до третьей базы, правда, после этого дело застопорилось, мадам уехала, а позже и вовсе вернулась с престарелым кавалером. И снова уехала, теперь уже навсегда. Печально, я-то понадеялся, что столь долгое ожидание героя будет вознаграждено.
Роман абсолютно не насыщен событиями. Он тянется как сладкая патока, его чтение это и есть безвременное пребывание в санатории. Поначалу думаешь, что может герой куда-то отправится и будет смена места действия, но нет. Санаторий онли. Спасибо великолепному стилю Манна, что удерживает внимание. Ганс не самая интересная личность, но все же к нему незаметно привязываешься. Хотя я куда больше симпатизировал его брату, рвавшемуся в армию, назад в большой мир.
Еще там есть плутоватые врачи и философы, много рассуждений о природе добра и зла, безумная поездка на лыжах, рассылка цветов будущим мертвецам, спиритические сеансы, дуэль с сюрпризом и абсолютно неэффективное лечение.
Я бы был уверен, что Ганс не пережил Первую Мировую (это после семи лет отдыха-то, его мышцы могли размякнуть до киселя), но тут выяснил, что Миядзаки вставил его в свой фильм "Ветер крепчает" (непременно посмотрим с женой на зимних каникулах) и пусть лучше будет так, пусть Мироздание бережет этого сложносочиненного лежебоку.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно., Привет. Мы будем счастливы теперь - и навсегда (с)

---

15.12.2019 в 14:01

Пишет  Crisl:

80 лет!

24.04.2013 в 09:55

Пишет  Diary best:

Пишет  Adelina3:

Любимый фильм. «Унесённые ветром».

«Унесённые ветром» (англ. Gone With The Wind) — один из первых цветных кинофильмов, снятый усилиями продюсера Д. Селзника по одноимённому роману Маргарет Митчелл.



Премьера фильма состоялась 15 декабря 1939 года в городе Атланта, где и разворачивается его основное действие. Фильм получил 10 премий «Оскар» — рекорд, не побитый в течение двух десятилетий. На «Унесённых ветром» было продано больше билетов, чем на любой другой голливудский фильм; с поправкой на инфляцию это самая кассовая лента в истории кинематографа, до сих пор приносящая доходы в повторном прокате.

все о фильме

Фильм получил премию «Оскар» в 1939 году в восьми номинациях: Лучший фильм, Лучшая женская роль (Вивьен Ли), Лучшая женская роль второго плана (Хэтти Макдэниэл), Лучший режиссер (Виктор Флеминг), Лучший адаптированный сценарий, Лучшая работа оператора (цветные фильмы), Лучшая работа художника, Лучший монтаж. Также выдвигался на «Оскар» еще в пяти номинациях. Художник Уильям Кэмерон Мензиес получил Почётную медаль «Оскар» за использование цвета.



Американский критик Леонард Молтин точно определил суть этой знаменитой киноленты: «Если это — не один из величайших, когда-либо снятых фильмов, то, несомненно, один из величайших примеров киноповествования, удерживающего интерес на протяжении почти четырёх часов». К пятидесятилетнему юбилею картину в 1989 году не только включили в Национальный регистр, но и выпустили в очередной раз в прокат уже в отреставрированном виде, на широком формате и со стереозвуком, и она вновь привлекла внимание не в одной лишь Америке, а и во всём мире.



И то, что старая лента о далёкой Гражданской войне где-то за океаном почти в середине XIX века пользовалась в канун распада СССР успехом на видео и в кинотеатрах, говорит само за себя. Хотя вместо более точного по смыслу перевода «Развеяно ветром» у нас отнюдь не случайно прижилось название «Унесённые ветром». Оно сентиментальнее и романтичнее.



В основу одной из самых знаменитых мелодрам в истории мирового кино положен роман ‘Унесённые ветром’ Маргарет Митчелл, опубликованный в 1936 году. Главные герои романа — мечтатель Эшли Уилкс, его преданная жена Мелани, своенравная дочь плантатора Скарлетт О'Хара и изгнанный из хороших домов ‘авантюрист’ Ретт Батлер. Право экранизации романа было приобретено продюсером Дэвидом Селзником ещё до выхода романа из печати за солидную для того времени сумму — пятьдесят тысяч долларов. Риск не замедлил себя оправдать — книга стала бестселлером.



Селзник поклялся сохранить при экранизации глубину и аромат оригинала. В разработке сценария участвовало тринадцать человек, в числе которых был известный писатель Скотт Фитцджеральд. Художник Уильям К. Мензис сделал эскизы ко всем основным эпизодам предопределив выбор планов, характер цвета и освещения и даже ракурсы.Постановка готовилась в течение почти трёх лет.



Роль Эшли в ‘Унесённых ветром’ исполнял тонкий и умный английский актёр Лесли Хоуард. В съёмочной группе его очень любили. Это был опытный актёр. Сын польского эмигранта, банковский клерк Лесли Штайнер вначале выступал на сцене, а в 37 лет дебютировал в кино под именем Хоуарда. Когда началась война, Хоуард вернулся в Англию. Он выпускал агитационные фильмы, писал статьи, вёл радиопередачи. В 1943 году самолёт, в котором находился Лесли, был сбит над Бискайским заливом немецким истребителем. Так оборвалась короткая жизнь этого замечательного актёра…



Роль самоотверженной жены Эшли сыграла Оливия де Хэвилленд. Сценаристы отвели Мелани второстепенную роль — символа доброты и порядочности. Актриса решила свою задачу добросовестно и уверенно.



В середине августа 1938 года Дэвид Селзник объявил, что Кларк Гейбл утверждён на роль Ретта Батлера. За Кларка проголосовало девяносто пять процентов американцев, участвовавших в опросе. Роль Батлера — человека сложного, умного, прозорливого — поначалу испугала артиста: ‘Я понимал, что каждый читатель имеет собственное представление о том, как следует играть Ретта, и не представлял, каким образом можно удовлетворить каждого из них’.



Ретт Батлер — южанин, человек, наделённый глубоким, трезвым умом. Во имя наживы он заглушает все благородные стороны своей натуры, но, добившись богатства, ощущает бесплодность своей удачи. Чрезвычайно сложно его отношение к Скарлетт: он любит её и ненавидит, надеется пробудить в ней любовь и человечность и, разуверившись в этом, покидает её. "Нет, Скарлетт, я вас не люблю. Но вы мне нравитесь безумно - мне нравится эластичность вашей совести и ваших моральных правил (!), нравится ваш эгоизм который вы весьма редко даёте себе труд скрывать, нравится ваша крепкая жизненная хватка, унаследованная, боюсь, от какого-то не очень далекого ирландского предка".



Поиски Скарлетт проводились в общенациональном масштабе. Селзник распространил слух, будто на роль выберут неизвестную актрису, хотя мало кто сомневался, что играть Скарлетт будет знаменитость. Рекламный отдел киностудии свидетельствует, что за время ‘поисков Скарлетт’ рассматривались кандидатуры 1400 молодых женщин. При этом не была забыта и английская актриса Вивьен Ли.



У Вивьен Ли цвет глаз менялся в зависимости от цвета платья: от синего к зеленому.Это была ее природная особенность.Генетический секрет прелести В.Ли заключен в смешении английской и ирландской кровей с добавкой восточной. Эстетически темную нотку в ее внешности объясняют армянскими корнями матери, Гертруды Якджи. Фамилия, однако, звучит на турецкий лад.



Скарлетт. Лоренс Оливье попросил своего агента Мирона Селзника, брата Дэвида, организовать ей пробу на роль Скарлетт О'Хара. Правда, друзья Оливье уверяли, что у англичанки мало шансов, так как этого не потерпит Юг. Кроме того, денег было вложено слишком много, а времени до начала съёмок оставалось слишком мало, чтобы сделать ставку на сравнительно неизвестную актрису.



Когда Ли приехала в Голливуд, на роль Скарлетт претендовали Полетт Годар, Джоан Беннет и Джин Артур. Съёмки ‘Унесённых ветром’ начинались через несколько дней. Решающие пробы на Скарлетт должны были идти в течение четырёх дней — по целому дню на каждую кандидатуру. Вивьен пробовалась последней. ‘Женщина, которую я выберу, должна быть одержима дьяволом и насыщена электричеством’, — заявил Кьюкор. Контракт с Вивьен Ли был подписан 13 января 1939 года в присутствии кинорепортёров и прессы.



Вивьен не расставалась на съёмках с томиком Митчелл. Она не могла согласиться с решением режиссёра сделать фильм мелодрамой и противилась его желанию превратить Скарлетт в одноплановую, отрицательную героиню. Это было нелегко — Селзник упрощал и диалоги, и сюжет, и характеристики героев. Он, например, исключил ключевую реплику Скарлетт, которая после гибели второго мужа, напившись, говорит Ретту, как счастлива, что её мать умерла и не видит её сейчас: ‘Она воспитывала меня доброй, заботливой, настоящей леди, какой была сама, а я её разочаровала бы’. Каждый раз продюсер вычёркивал эту реплику, но после разговора с актрисой она появлялась вновь и всё-таки осталась в фильме.



Вивьен Ли работала по шестнадцать часов в день ‘Я жила Скарлетт почти шесть месяцев, с раннего утра до позднего вечера. Я хотела, чтобы каждое движение, каждый мой жест принадлежали Скарлетт, и я должна была чувствовать, что даже те поступки Скарлетт, которые достойны презрения, совершены мною. Она была мужественна и целеустремлённа, вот почему женщины, должно быть, восхищаются ею, хотя мы не можем закрывать глаза на множество её недостатков’. Очень трудной для актрисы была сцена обстрела Атланты, где она отказалась от дублёрши и снималась под артиллерийским огнём, хотя холостые снаряды взрывались в нескольких футах от неё. Чтобы изобразить красную пыль Джорджии, было истёрто в порошок двадцать тонн кирпича. На лице Вивьен Ли появились морщины. Оператору пришлось изменить освещение и диафрагму, чтобы спрятать следы измождения и усталости.



Многие удивлялись, как Гейбл и Вивьен Ли не влюбились друг в друга. Ведь они целых пять месяцев изображали страсть своих героев! Ответ, видимо, прост: в то время Кларк боготворил актрису Кэрол Ломбард, а Вивьен — Лоренса Оливье.



Четырёхчасовой фильм был закончен за пять месяцев и пять дней; он стоил четыре миллиона долларов — дороже, чем какой-либо другой фильм до этого времени. 27 июня 1939 года Флеминг снял последний эпизод. К чести Селзника, он не поддался нажиму Майера (закончить фильм примирением Скарлетт и Ретта). Героиня остаётся одна, но закадровые голоса её отца и Эшли (оба повторяют, что только земля имеет уделом вечность и что в Таре смысл её жизни), сливаясь в её внутреннем монологе, сообщают финалу жизнеутверждающую ноту.



15 декабря 1939 года состоялась торжественная премьера ‘Унесённых ветром’ в Атланте. Губернатор Джорджии объявил выходной для всего штата, а мэр Атланты устроил трёхдневный фестиваль. В аэропорту создателей фильма встретили овациями. Но автор романа на бал так и не явилась. А на следующий вечер, перед началом премьеры Кларк Гейбл больно отдавил ногу путающейся под ногами маленькой женщине в нелепом наряде, которая пыталась подняться на сцену. Оказалось, что это и есть Маргарет Митчелл. В трогательном розовом платье из тюля до пола, серебряных туфельках и с крошечными розовыми бантами в волосах она выглядела воплощением стародевической невинности. Когда звезды наконец поняли, кто это странное розовое создание, они расступились, и под всеобщие аплодисменты миссис Митчелл проследовала на свое место на сцене. Митчелл заявила, что созданный им образ Ретта превосходен, именно таким она его себе и представляла.



За восторженной премьерой в Атланте последовала нью-йоркская. Вивьен Ли оставалась центром всех этих блистательных мероприятий. ‘Скарлетт Вивьен Ли так прекрасна, что едва ли требует от актрисы таланта, и так талантлива, что не требует от исполнительницы подобной красоты; ещё ни одна актриса не соответствовала роли в такой степени’, — писала влиятельная ‘Нью-Йорк таймс’.



Скарлетт - это характер, черты которого свойственны каждому из нас. Именно поэтому Скарлетт так "задевает", так близка, так понятна на инстинктивном уровне, но при этом мы ее можем не одобрять и даже ужасаться ее поступкам. Просто в тех жестоких условиях, в которых она оказалась, обострились все негативные черты ее неоднозначной и сложной натуры. А все хорошее, чистое, искреннее, она намеренно загоняла вглубь себя. "Не оглядывайся..." - помните, она упорно говорила себе.



Ну и самое главное- конец произведения.... лучше написать не возможно было... в один миг, в одну страницу разгадываются все загадки. На доли секунд все становится на свои места, все становится ясно.... И в один миг обрывается нить. Это кажется невозможным. Она в первый раз увидела настоящий смысл жизни. Последний удар судьбы...последний... с которым сможет справится только одна женщина во всем мире - Скарлетт..



Говорят, что М. Митчел первым делом написала конец этой истории и сколько б ее не упрашивали беснующиеся читатели, была непреклонна и не захотела его менять. "По другому эта история не может закончится" - говорила она, и была права. Что будет дальше - решать каждому для самого себя. И всяческие продолжения этого романа бессмысленны. Не зря до конца своей жизни Маргарет так рьяно сражалась за свои авторские права на запрет по написанию всяческих продолжений.



В ролях
* Вивьен Ли — Скарлетт О’Хара
* Кларк Гейбл — Ретт Батлер
* Лесли Говард — Эшли Уилкс
* Оливия де Хэвилленд — Мэлани Гамильтон
* Томас Митчелл — Джеральд О’Хара
* Барбара О’Нил — Эллин О’Хара
* Эвелин Кейс — Сьюлин О’Хара
* Энн Рутерфорд — Кэррин О’Хара
* Джордж Ривз — Стюарт Тарлтон
* Хэтти Макдэниэл — Мамушка
* Джейн Дарвелл — Миссис Долли Мэрриуэзер
* Алисия Ретт — Индия Уилкс
* Камми Кинг — Бонни Блу Батлер в 4 года
* Мэри Андерсон — Мэйблл Мэрриуэзер
* Баттерфлай МакКуин — Присси
* Уна Мунсон — Белль Уотлинг
* Филлис Дуглас — Бонни Блу Батлер в 2 года (в титрах не указана)
* Маргарет Манн — сиделка в госпитале (в титрах не указана)



Интересные факты
* «Унесённые ветром» до сих пор считается самым кассовым в истории американского кино. К 1943 году он имел свыше $32 млн сборов (при бюджете чуть более $4 млн, учитывая расходы на рекламу), а в последующие выпуски в прокат увеличил эту сумму до $76,7 млн. Если исходить не из абсолютных цифр кассовых сборов и принимать в расчёт инфляцию курса доллара, а также изменение цен на билеты, сейчас фильм «Унесённые ветром» имеет около $863,3 млн и почти на $100 млн опережает картину «Звёздные войны», которая в 1997 году с невероятным успехом была выпущена в прокат дважды, но так и не достигла показателей самого популярного произведения американского кино. В 1976 году, когда по американскому телевидению впервые показали «Унесённые ветром», аудитория, по подсчётам социологов, составила около 130 млн зрителей (около 59 % всего населения страны).



* Первой сценой, отснятой для фильма, была сцена побега Скарлетт и Ретта из пылающей Атланты. Сцену снимали в естественных условиях — руководство студии подожгло целый «квартал» декораций, оставшихся от съёмок других фильмов: «Кинг-Конг», «Последний из могикан», «Маленький лорд Фаунтлерой». На тот момент исполнительница роли Скарлетт ещё не была утверждена и её играла дублёрша, имя которой осталось неизвестным.

* Несмотря на то, что цвет в кинематографе утвердился гораздо позже (приблизительно в 1960-е годы), «Унесённые ветром» является полностью цветным фильмом. Он был снят при помощи системы Technicolor, которая предусматривала съёмку на три чёрно-белых синхронных негатива через красный, зелёный и синий светофильтры, и гидротипный способ цветной фотографии, (напоминающим современную офсетную печать) что позволяло получить полностью насыщенную цветовую гамму. Этот метод был дорогостоящим, так как не только потреблял большое количество плёнки, но и нуждался в специально переделанной кинокамере и увеличенных затрат на освещение съёмочной площадки.



* Вивьен Ли утвердили на роль совершенно случайно, после многочисленных проб других известных голливудских актрис. Невероятно и то, что «американскую девушку» в конце концов сыграла англичанка. На её место также пробовались актрисы, сыгравшие в итоге роли Индии Уилкс (Алисия Ретт) и Кэтлин (Марселла Мартин).

* На сегодняшний день, живы трое актёров, сыгравшие в «Унесённые ветром» роли не эпизодического плана: Оливия де Хэвилленд (Мелани Уилкс), Алисия Ретт (Индия Уилкс) и Энн Рутерфорд (Кэррин О’Хара). В 2008 году ушли из жизни сразу два актёра из этого фильма — Эвелин Кейс (Сьюллен О’Хара) и Фрэд Крэйн (Брэнт). В 2010 году не стало двух самых юных актрис — Филлис Дуглас и Камми Кинг, сыгравших в фильме Бонни Блу Батлер в возрасте 2 и 4 лет соответственно.



Крылатые фразы-
* «Если честно, моя дорогая, мне наплевать» (англ. «Frankly, my dear, I don't give a damn») — Ретт Батлер.
* «Я подумаю об этом завтра» (англ. «I'll think about it tomorrow») — Скарлетт О’Хара.
* «Лучше получить пулю в лоб, чем дуру в жены» — Ретт Батлер.

Подборка | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: фильмы, перепосты перепостов, видяшки

---

Глава двадцать третья, с очередной порцией пиздежа Никки и рефлексии бати Дэвида.

Красивый мальчик

23

23

Привет, пап, это Ник. Я тут обнаружил, что тебе известна правда о случившемся.

Я проверяю свой автоответчик. Ник звонил. Опять. Мутная история. Он поговорил с Вики и выяснил, что я знаю, что он был в Окленде, а не в Джошуа-Три, и теперь пытается выпутаться из паутины собственной лжи.
— Я просто не хотел тебя беспокоить, — говорит он, — и не хотел, чтобы ты меня убеждал встретиться, раз уж я рядом с заливом. И я понятия не имел, что этот парень окажется таким психом. Как и З. Мы свалили оттуда так быстро, как только смогли... Сейчас у меня все нормально... Как бы то ни было, я сожалею, что соврал тебе.

Я сижу на диване в гостиной. Кое-что привлекает мое внимание: куча газет на полу. Верхняя - "SF Weekly". Я присматриваюсь внимательнее. Еще "San Francisco Bay Guardian" и рекламный флаер из "Amoeba Music", его любимого магазина. Я смотрю на них и меня постепенно охватывает ужас. Нет. Я спрашиваю у Карен, ее ли это газеты. Нет, разве не ты их принес?
Ник снова вламывался в наш дом. Я уверен. Карен уверена. Мы оба в этом уверены. Нет. Наши сердца отчаянно колотятся. Мы начинаем осматривать дом.
Карен останавливается и спрашивает, а может быть эти газеты привез тот друг из Нью-Йорка, который останавливался у нас на прошлой неделе? Ведь это возможно?
Я звоню ему. Газеты принес он. Мы сумасшедшие параноики.
Не только сами наркоманы становятся безумными параноиками.

Я не отвечаю на звонки Ника, потому что просто не могу говорить с ним, пока он не "протрезвеет". Пока совсем не откажется от наркотиков. А не "я использую Клоназепам, чтобы слезть с мета" или "только Валиум принимаю, он мне помогает успокоиться". Я люблю его и всегда буду любить. Но я не могу общаться с тем, кто мне лжет. Я знаю, что "трезвый" Ник, находящийся в здравом уме, никогда бы мне лгать не стал. В некотором смысле, я благодарен за его нынешнюю беспринципность. Из-за нее исчезла тонкая прослойка моей неуверенности. Раньше я постоянно находился в каком-то адском чистилище, не понимая, где правда, а где ложь, употребляет он или нет, но сейчас знаю наверняка.

Над моим столом есть фотографии, они прислонены к книгам на полках. Здесь есть недавняя фотография Карен и еще один ее снимок, того времени, когда она была подростком, задумчивой темноволосой девушкой с короткими волосами, в полосатой матроске, стоящей где-то на пляже. Она похожа на Дейзи, или, скорее, Дейзи, с ее искрящимся взглядом, темными волосами и такими же темными глазами, похожа на нее.
Две фотографии Дейзи здесь тоже есть. На одной она в синих трусиках и мокасинах, внимательно ощупывает морду невозмутимого Лунного пса.
Есть здесь и фотографии Джаспера - одна, где его-младенца Карен держит на руках, соседняя - Джаспер в красном фланелевом пальтишке с подкладкой из льна, в шелковистых индийских штанах фиолетового цвета, вязаной зеленой фланелевой шапочке с кисточкой и пушистым помпоном, а на ногах у него джинсовые ботинки, расшитые золотыми нитями, с загнутыми носами.
Есть их совместный снимок, Джаспер и Дейзи в очках для плавания, Джаспер вдобавок держит в руках клюшку для лакросса.
Есть и фотографии Ника. На одном из снимков ему лет десять, он в джинсах, синей толстовке на молнии и голубых кроссовках. Руки засунуты в карманы, он смотрит прямо в камеру и улыбается.
Есть и более поздняя фотография Ника. Широкая улыбка, мешковатые брюки, голая грудь, снимок с нашего отдыха на Гавайях.
Это мой сын и мой друг Ник, находящийся в процессе выздоровления, и он в полном порядке. Мне невыносима мысль, что он глядит на меня со стены, сверху вниз. Я кладу снимок в ящик стола.

Джаспер сделался знатоком GarageBand, программного обеспечения для записи и микширования музыки. Он создал прекрасную и запоминающуюся песню.
— Печальная песня, — говорю я, входя в комнату, где она звучит
— Да, — тихо отвечает он.
— Тебе грустно?
— Да.
— Что случилось?
— Мы сегодня в школе целую милю пробежали. А я не мог думать ни о чем кроме Ника.
Я говорю Джасперу, что мы можем вместе сходить туда, куда ходят люди, чьи братья, сестры или родители страдают от алкоголизма или наркомании.
— Что там нужно делать?
— Ничего. Можно просто слушать, что говорят другие ребята. Это помогает. Высказываешься только если сам этого хочешь.
— О.
— Хочешь попробовать?
— Наверное.
Он обнимает меня крепче и дольше, чем когда-либо прежде.

Утром солнце светит сквозь дыру в серо-черных облаках. Похоже на свет прожектора в саду. Желтый круг, со всех сторон окруженный лоскутным одеялом из золота, ржавчины и умирающих белых гортензий - цвета осени, подходящей к концу. Тополя стоят почти голые: все листья за исключением нескольких облетели и обнаженные белоснежные ветви тянутся ввысь при сером мерцающем свете. Только магнолия еще цветет - три белых вспышки. Привезли запас дров на зиму. Сегодня утром моя цель - вместе с детьми складывать дрова рядами. Пока мы трудимся, я думаю о Нике (о ком же еще). Я настроен и не пессимистично и не оптимистично. Я не знаю, что будет дальше. Я всецело верю в то, что у него доброе сердце и прекрасный ум, но не питаю иллюзий относительно серьезности этого заболевания.
Нет, если совсем откровенно, в данный момент оптимизма я лишен.
Все дело в том, чем занимается Ник. Я настроен оптимистично - не слишком оптимистично, но достаточно - когда он находится в процессе выздоровления, но безутешен и пессимистичен, когда у него случается срыв. Странно, но мысль о том, что я не могу достучаться до Ника, которая раньше доводила меня до паники - сегодня, по крайней мере на данный момент - воспринимается со спокойствием.
Но потом я задумываюсь о том, что Ник может умереть. Складывая дрова, я размышляю о его смерти. Останавливаюсь ненадолго. Я бы скучал по Нику, если бы он умер. Скучал бы по его забавным телефонным сообщениям и по его юмору, по его историям, по нашим разговорам, прогулкам, походам в кино, совместным ужинам и тому трансцендентному чувству, существующему между нами, которое зовется любовью. Мне бы всего этого не хватало. Мне не хватает этого сейчас. Вот тут-то меня осеняет: у меня всего этого нет и сейчас. Я лишен этого, когда Ник принимает наркотики. Сам Ник исчезает, остается лишь пустая оболочка. Я боялся - приходил в ужас при мысли, что могу потерять Ника - но потерял его. В прошлом я пытался представить невообразимое и силился прочувствовать невыносимое. Я представлял, как Ник погибнет в автомобильной аварии или умрет от передоза, но теперь осознал, что уже лишился его. Во всяком случае, на данный момент он потерян. Я жил в постоянном страхе, что он умрет. Если это случится, то его смерть оставит трещину на моей душе. От этого я бы никогда не смог полностью оправиться.
Но я понимаю и то, что если он умрет или, если уж на то пошло, продолжит жить, употребляя наркотики, то я тоже продолжу жить - пусть и с трещиной. Я буду скорбеть. Скорбеть вечно. Но я скорблю о нем с тех пор, как наркотики одержали победу - скорблю о пропавшей части его души.
Должно быть это и есть скорбь. По крайней мере ощущается именно так, как Джоан Дидион описывала в "Год магического мышления": "Скорбь накатывает волнами, приступами, моментами внезапного осознания, от которых подкашиваются колени, слепнут глаза, уничтожается обычная повседневность жизни". (Ох, так вот что это такое. Какое облегчение). Я скорблю, но в то же время продолжаю прославлять ту часть его души, до которой мету и другим наркотикам не добраться. Я никогда не позволю наркотикам отнять у меня это.
"Безумие - стремление к осознанию", - написал Фрэнк Бодарт в одном из своих стихотворений. Да, мой человеческий мозг стремится осознать происходящее - придать всему этому хотя бы подобие смысла. То, что вынес из ситуации лично я - Ник на наркотиках - это не Ник. Ник на наркотиках - это призрак, видение, когда он на наркотиках, то мой любимый сын впадает в спячку, его отпихивают прочь, прячут и хоронят в каком-то дальнем уголке его сознания. Моя вера, то, что она из себя представляет, это вера в то, что Ник тут и он - Ник, его сущность, его душа - остается в целости и безопасности.
Сильный, чистый, полный любви Ник - может никогда больше не появиться. Наркотики могут одержать верх в сражении за его тело. Но я смогу продолжать жить, зная, что Ник все равно существует где-то и что наркотики не могут добраться до его секретного убежища. Что бы ни случилось я буду любить Ника. Ему это известно, где бы он ни был. И мне это известно.

Я смотрю на кучу разбросанных поленьев. Мы сложили едва ли четверть из них. Дети жалуются и не хотят работать. Они кажутся расстроенными и угрюмыми. Джаспер запрокидывает голову, закрывает глаза и громко вздыхает. Сердито бросает еще одно бревно в общую кучу. У меня голова гудит. Слышу как грузовик тарахтит, взбираясь на холм.

На данный момент не существует конкретной ячейки Ал-Анон для детей возраста Дейзи и Джаспера (Алатин для тех, кто постарше). Поэтому я обращаюсь за советами в другие организации, где они могут получить помощь. Я хочу, чтобы они знали, что они не одни такие, что это не их вина и что даже считая, что наркотики отняли у них Ника, они могут по-прежнему любить своего обожаемого и обожающего их старшего брата. Я хочу, чтобы Джаспер понял, что Ник верил в каждое слово своего письма, адресованного ему. Но болезнь Ника сильнее любых его лучших побуждений - сильнее его желания поступать правильно. Ник, написавший это письмо, исчез, по крайней мере на данный момент.
Нам нужно разобраться, как малыши могут выражать свою скорбь по брату. Знакомые библиотекари рассылают соответствующий запрос по библиотекам в других штатах страны. Ответ ошеломляет. Мне пересылают целый список книг о детях, находящихся в той же ситуации, что и наши - о чувстве вины и ответственности и о вопросах, на которые даже взрослым не под силу найти ответы, что уж говорить о детях.
Школьный психолог в школе Джаспера и Дейзи находит семейного психолога, который специализируется на проблемах зависимости. Мы с Карен встречаемся с ним, а потом, чувствуя, что от этого может быть польза, берем детей на следующую встречу.

Однажды я везу Джаспера и Дейзи домой из школы. Когда мы достигаем вершины холма на Олема, по-осеннему золотого, откуда начинается Западный Марина, Дейзи отрывает взгляд от шарфа, который вяжет и говорит:
— Ник одновременно похож на человека, которого я знаю, и на незнакомца.
Она откладывает вязание в сторону. Рассказывает, что вчера они обсуждали наркотики на встрече "Girls on the Run", группы, предназначенной для девочек из четвертых, пятых и шестых классов, которые вместе выходят на пробежки и обсуждают разные личные и социальные проблемы - все, начиная от телосложения до питания. Девочки разбились на группы, чтобы обсудить, почему дети начинают курить, пить или принимать наркотики.
— Почему же? — спрашиваю я.
— Они злятся на себя, — отвечает она. — Моника говорила о давлении со стороны сверстников. Джанет сказала, что это из-за стресса, а я подумала, что в таких ситуациях хочешь убежать от самого себя. Мы обсуждали, как надо справляться со стрессом или печалью, или депрессивными мыслями и решили, что разумнее думать, как сделать себя счастливее и заниматься тем, что поднимает тебе настроение, например, бегать, вместо того, чтобы принимать наркотики.
Джаспер тихий, задумчивый.
Он говорит:
— Когда я был на экскурсии, то у нас тоже речь про наркотики заходила.
Они всем классом недавно ездили с ночевкой на холодный и туманный остров Энджел.
Он рассказывает, что разговаривал с другом, пока они дрожали там темной ночью.
— Он спросил как поживает Ник, — делится Джаспер, — я ответил, что он снова принимает наркотики.
Его друг, который читал статью в Таймс, воскликнул:
— Но твой брат кажется умным и хорошим парнем!
Джаспер ответил ему:
— Знаю. Он такой и есть.
После чего повторил историю о мультяшных ангеле и демоне, сидящих на плечах у Ника, и добавил, что собирается поговорить кое с кем об этом - с человеком, который помогает людям, в чьих семьях есть зависимые, разобраться, как им справляться с этим.
Раньше Джаспер и Дейзи отправляли с моего телефона сообщения для Ника - однострочные послания. Теперь, вспомнив о своем брате, Джаспер спрашивает, может ли отправить еще одно. Он пишет: "Ник, не глупи. С любовью, Джаспер". И отправляет, несмотря на то, что телефон Ника, скорее всего, отключен.
— Может, он снова его включит, — говорит Джаспер.

Сколь многое в этой болезни связано со скорбью. Скорбь сменяется надеждой и наоборот. А потом нас в нашей скорби настигает новый кризис.
Я читаю Шекспира, лежа в кровати:
Король Филипп


Вам горе ваше дорого, как сын.


Констанция


Оно сейчас мне сына заменило,

Лежит в его постели и со мною

Повсюду ходит, говорит, как он,

И, нежные черты его приняв,

Одежд его заполнив пустоту,

Напоминает милый сердцу облик.

Я полюбила горе - и права.



Я злюсь на его страдания и боль, и из-за того, что его зависимость причинила нам столько страданий - нам, ему - но мое сердце по-прежнему полно безграничной любви к нему, чуду по имени Ник и всему, что он из себя представляет и всему, что подарил нам. Я злюсь на Бога, в которого не верю и все же возношу ему молитвы и благодарю за Ника и за дарованную Им надежду - да, надежда есть даже сейчас. Может быть, это связано с тем, что мой мозг увеличился в размерах: теперь он может выдержать больше, чем раньше. Ему легче справляться с противоречиями, вроде того, что рецидивы являются частью процесса лечения. Как говорил доктор Роусон, наркоман должен через многое пройти, прежде чем начнет вести "трезвую" жизнь. Если он жив и повреждения не необратимы, то шанс есть, шанс есть всегда.

Я оглядываюсь назад, на безрадостную статистику, с которой меня познакомила одна из медсестр, касающуюся процента успешных излечившихся среди метных наркоманов - один процент от общего числа. Я понимаю, что нереалистично было бы считать, что многие наркоманы навсегда остаются в завязке после двух-трех попыток, но, возможно, самой правдивой статистикой располагал один из лекторов в реабилитационной клинике:

—Больше половины людей, которые возвращаются в реабилитационный центр, не прожив "трезво" и десяти лет, на самом деле не жили "трезво" никогда.

Настали печальные, печальные времена, но я благодарен за то, что Ник до сих пор чудом жив и у него есть шанс на спасение. Может быть, требуется еще большее чудо, чтобы спасти его.

Когда мы выбирали имя для него, то советовались с моим отцом.

Его полное имя: Николас Элиот Шефф. Его инициалы складываются в слово "чудо" на иврите. Я молюсь о новом чуде, но благодарен и за то, что есть у нас прямо сейчас. Ник жив.



Рассказывая о своем сыне, Томас Линч описывал неожиданные выводы, к которым приходят родители, когда сталкиваются с чем-то настолько ужасающим как зависимость их детей: "Я мог бы поблагодарить даже эту ужасную болезнь - коварную, сбивающую с толку, сильную - за то, что она приучила меня плакать и смеяться во весь голос, искреннее, по-настоящему. Благодарен я также и за то, что из всех смертельных заболеваний, которые могли выявить у моего сына, он получил то, что оставляет маленький проблеск надежды. Если он сдастся, то выживет".



Утром Джаспер в вишневом свитере сидит за моим столом, играя в новую компьютерную игру. Помимо грохота музыки из игры, шума оркестровых тарелок, звуков валторны и гудения баса, слышны выкрики самого Джаспера, разговаривающего с экраном.

—Что?! Ох, ох, ох. Поймал!

Дейзи закрывает книгу и подходит к круглому столу, где Карен трудится над коллажем. Вскоре она тоже принимается резать, раскрашивать и приклеивать бумажки.

Ник звонил прошлой ночью, оставил сообщение.

Сказал, что они с девушкой "зашли слишком далеко" и теперь собираются завязать. Объясняет, что поговорил с доктором и получил кое-какие медикаменты, которые должны им помочь.

Я в это, разумеется, не верю. Его бессмысленные речи в настоящее время только лишний раз подтверждают его зависимость, он и сам сказал бы то же самое, будь трезв.

Я жду, когда Ник достигнет дна. Он погружается все глубже и глубже, судя по тому, что я прочитал и услышал. Наркоманы в конце концов идут на поправку, когда достигают дна. Они впадают в отчаяние, приходят в ужас, теряют надежду: они должны быть настолько отчаявшимися, настолько перепуганными и безнадежными, чтобы захотеть сделать что-то, спасти свою жизнь.

Но неужели передозировка Ника в Нью-Йорке, когда его срочно увезли в неотложку - в бессознательном состоянии, находящегося на волосок от смерти - не была дном? Неужели последовавший за этим кошмарный рецидив не был дном? Я не знаю. Все, что я знаю, так это то, что Ник снова одурманен наркотиками и живет в мире иллюзий, отрицая серьезность проблемы. Типичное для наркоманов поведение.

Мне страшно, ведь я знаю, что Ник остается в этом состоянии до следующего катастрофического события. Что это будет за событие? Мы должны ждать его, понимая, что до него может никогда и не дойти. Многие наркоманы умирают раньше, чем достигают дна. Или навсегда остаются парализованными, инвалидами, получают необратимые повреждения мозга после инсульта или чего-то подобного.

Большинство наркотиков и, особенно, мет, могут превратить мозг в полную кашу.

Родители желают своим детям только самого лучшего.

И все же вот, вступивший в смертельную схватку с зависимостью родитель, хочет, чтобы его сына постигла катастрофа. Я мечтаю о катастрофе, но только если она будет переносимой. Ситуация должна быть достаточно тяжелой, чтобы поставить его на колени, усмирить его, но в то же время и достаточно легкой, чтобы он смог, с героическими усилиями и добром, которое, я знаю, все еще есть в его сердце, поправиться, потому что не существует других способов спасти его.

Друг, чья мать была алкоголичкой, признался мне, что прожил десять лет, надеясь на "промах" - что-нибудь достаточно плохое, что смотивировало бы его мать обратиться за помощью, но не слишком ужасное - чтобы эта драма не продлилась долго и не отняла слишком много сил.

Промаха не случилось. Его мать умерла два месяца назад. Когда мой друг вместе с его сестрами убирались в родительском доме, то нашли пустые бутылки из-под водки, спрятанные в шкафу за фарфоровой посудой и пустые бутылки, прикрытые стопкой свитеров в шкафу для одежды. На момент ее смерти, количество алкоголя в ее крови в тридцать раз превышало допустимую норму.

Я желаю Нику промаха.

Я молюсь о промахе.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

Безумцы


Великий сериал. Во вселенной, где не существует брба, я бы однозначно назвал его лучшим. История про рекламное агенство, работающее в 60-тых годах в Нью-Йорке. Не про само агенство, конечно, в первую очередь, а про людей. Самых разных, неправильных, каждый - с гнильцой, с тайнами, ошибками в прошлом и настоящем. В центре - Дон, истинный хаотик. Когда-то украл чужое имя и жизнь, да только они оказались не по размеру и живет Дон, окруженный любовью и славой, не понимая зачем и ради чего он продолжает куда-то двигаться. Он ищет счастья и смысла, но работа, отношения, семья, дети - это не то, перебирая все эти сомнительные сокровища, предлагаемые жизнью, он отбрасывает их одно за другим. На самом деле ему хочется забыть про ответственность и бежать, ехать, ползи, все равно куда, лишь бы находиться в постоянном движении и не дать темным мыслям догнать себя. Он был дважды женат, у него трое детей, на работе его почти боготворили. И что, это все?

Песню включили в сериал только на последнем сезоне, но в ней есть все, что нужно знать о Доне. И я полагаю, что всем порой приходит в голову эта мысль: и что, это все? Ради этого я и прикладывал столько усилий?
"Всегда в поиске чего-то нового, чего-то лучшего".

Помимо трагической фигуры Дона хватает и других ярких личностей. Пэгги, моя стальная радость - доросла до крутейшего копирайтера, начав как секретарша. Все сезоны мечтал, чтобы они с Доном начали встречаться, но в итоге он переспал почти со всеми женскими персонажками, кроме нее, любимой протеже Впрочем, в их недоромане была своя красота. "Мне нравится, что вы больны не мной" вы больны по жизни.
Еще есть восхитительная Джоан - секс-богиня агенства, слишком красивая, чтобы мужики могли воспринимать ее всерьез и посему получившая должность партнера через постель (там почти Мулен Руж разыгрался) и все равно неоднократно доказавшая собственную бесценность.
Редкий случай, когда понравились практически все женские персонажки. Бетти, первая жена Дона - ее судьба даже трагичнее, чем у него. Воспитанная в патриархате, с промытым мозгом, постепенно осознающая, что ее ценность не ограничивается умением вкусно готовить ужины и быть послушной женушкой, раздираемая внутренними противоречиями. Своевольная дочка Дона - чудо. Его вторая жена, уверенная в себе француженка, мечтающая о карьере актрисы - чудо.
А самым счастливым оказался персонаж, на которого мне было больше всего плевать, карьерист-Питер Ох ну как всегда.
Правдиво показана работа рекламщика. Тут и тупые клиенты с идиотскими запросами и беспрестанное бухалово и креатив и драмы.
Смеялся и плакал, когда один из персонажей попытался отравиться угарным газом в рекламируемой агентством машине, а она возьми да и не заведись. Пришлось ему повеситься в собственном офисе, оставив записку об увольнении. Чернейшая ирония.
Как и в Сопрано, есть эпизоды балансирующие на грани между реальностью и сюрреализмом, они для меня самый топ. Что эпизод с ЛСД, что сумбурная история, где Дон был целых пять минут счастлив, а минут через двадцать уже растерянно присутствовал на еврейских поминках, размышляя об упущенных некогда возможностях.
В повествование умело вплетены реальные события тех лет. За кадром умирают президенты, падают самолеты, идет война во Вьетнаме, начинаются забастовки темнокожих - мир меняется и персонажи живо реагируют на происходящее. В очередной раз поражаюсь тому, до чего сплоченными могут быть американцы. Всей страной плачут по президенту, все вместе переживают за первого человека на Луне.
Операторы попадались очень талантливые, много кадров, которые идеально передают настроение, беззвучные монологи персонажей, показывают, а не рассказывают прямым текстом.

Концовка только... ну так же как в Сопрано, опять-таки. Оставили открытую дверь и оттуда сквозит. Хорошо, что есть такие ролики, убеждающие, что да, ты все понял верно и Дон не застрянет в хиппарском санатории с уклоном в "12 шагов" надолго


Кроме того, продолжая разговор о концовке, безумно жаль Бетти. За что вы так с ней, сценаристы. Она могла бы отучиться и тоже стать кем-то кроме злой и несчастной (на первый взгляд - образцовой) жены. Ее письмо к дочке разбило мне сердце.
Твист со слиянием компании - туда же, это было мощно и ужасно. Столько раз видел как герои выпутываются из сложных ситуаций и вот у них опять готов неплохой план и они рвутся в бой, но когда являются на поле битвы, то им объясняют, что они давно проиграли. Ничего, глухая стена и тупик. Смиритесь с этим.
В отличие от Прослушки, "Безумцев" отдираешь от себя с мясом. Когда уже снова появится что-то настолько же крутое, где они, неоднозначные и многомерные мудаки-мужики мои, мужики? Верните на экраны.

@темы: сериалы, видяшки

---

Глава 22, Ник виртуозно пиздит и расстраивает папу, как обычно

Красивый мальчик

22

22

Проходит неделя. Вики, с которой я разговариваю ежедневно, говорит, что она впала в оцепенение, и я тоже. Не то, чтобы я не волновался о Нике - он постоянно присутствует в моих мыслях - но я не утратил контроля над собой. Вот где предел родительского терпения? Я прохожу мимо многих бродяг, живущих на улицах, на этот раз в Сан-Рафеле. Я иду мимо них и перешагиваю через них, через людей, одиноких и отвергнутых, и обычно, когда я шел мимо них РАНЬШЕ, то задавался вопросом: "Где сейчас их родители?", но на этот раз мне приходит в голову: "Вот оно и случилось?". Я стал одним из них - родителей, смирившихся с поражением? Мои страдания Нику никоим образом не помогли.
Я не притворяюсь, что ничего не случилось. Я собираюсь делать то единственное, что могу. Ждать.
Нисходящая спираль. Это дегенеративное заболевание. Я представляю нисходящую спираль.
Нет, я не впал в оцепенение. Хотя хотел бы. Иногда меня переполняют эмоции. Я готовлюсь к худшему. Рэнди продолжает звонить Нику и оставляет сообщения на его автоответчике. Рэнди был для Ника спасательным кругом.

Воспользовавшись телефоном З., который все еще работает, Ник звонит и оставляет новые сообщения.
— Просто хочу чтобы ты знал, что мы в безопасности. У меня все нормально. Мы ходим на собрания. Я возвращаюсь к трезвой жизни.
Он заверяет, что рецидив был кратковременным, ошибкой, растянувшейся на три дня, а сейчас он в норме. Но чем дольше он говорит, тем очевиднее становится, что его голос - голос Ника под воздействием каких-то наркотиков. Я жду. Это похоже на слежку издалека, на наблюдение через неотлаженный бинокль за крушением поезда, которое должно случиться с минуты на минуту. Все мы, те, кто любит его, сочувствуем друг другу. Я и Карен. Я и Вики. Рэнди. Мы все всё понимаем. Но поделать ничего не можем.
Я перезваниваю Нику.
— Ник, не забудь как это опасно - пропускать собрания, — говорю я. — Не забудь, что ты не можешь доверять своему разуму, когда принимаешь наркотики.

Находясь в процессе выздоровления, обсуждая его с Рэнди, именно Ник и рассказал мне про эту ловушку:
— Наркоман не может доверять собственному разуму - тот лжет, науськивает "ты можешь выпить один бокал, скурить один косяк, занюхнуть одну дорожку, только одну". Уверяет: "наставник больше ничего не может мне дать". Убеждает: "не нуждаюсь я в этом навязчивом наблюдении и контроле, это для тех, у кого недавно рецидив был". Твердит: "я счастливее и увереннее в себе, чем когда-либо". "Я независимый, я живу полной жизнью".
Вот поэтому, объяснял Ник, он и не может полагаться на собственный разум, нужно рассчитывать на Рэнди, собрания, программу "12 шагов" и молитвы - да-да, молитвы - чтобы двигаться дальше.
— Ник, ты зашел слишком далеко. Позволь мне процитировать твои же слова: "Я все потеряю, если брошу программу".

Два дня спустя, в среду, Ник звонит, старается задобрить и выпрашивает деньги на оплату квартиры. Нет. Он говорит, что знал, что получит отказ. Он припас эту просьбу для финала разговора, после "Я так люблю тебя. Со мной все хорошо. Мы и правда проебались, но теперь-то все будет в порядке. Я просто пока кое-что легкое принимаю, чтобы слезть с мета и кокса и крэка и..."
Вики тоже отказывает ему.

Проходит пятница. Суббота - ничего. Воскресенье - ничего. От него нет никаких вестей до понедельника, когда приходит письмо:
"Пап, привет, мы в пустыне. Зельда участвует в съемках рекламного ролика неподалеку от Джошуа-Три... мой телефон здесь не ловит и я одолжил чужой ноут ненадолго у одного парня из съемочной группы... извини... это предложение реально внезапно появилось... я тебе позвоню, когда найду, где тут сеть ловит... здесь жарко, жарко и скучно... З. просто наряды подбирает, а я занимаюсь писательством, сидя в тени... не волнуйся... может, я вернусь с кое-какими интересными новостями... люблю тебя... Ник.

Джошуа-Три.
Место отдыха. Оазис. Возможно, Ник справится самостоятельно. Может быть, с ним все будет в порядке.

В течение следующих двух дней от Ника не поступает никаких новостей, но он же в пустыне, пишет в тенечке. Но и в пустыне можно раздобыть наркотики.

Ночью мы с Карен заканчиваем читать детям вслух. Мы почти дочитали Гарри Поттера. Профессор Дамблдор умер. Он мертв. Дети нескольких наших знакомых плакали часами, когда узнали об этом - Альбус Дамблдор, защитник Гарри, вместе с которым эти дети взрослели, мертв. Зло побеждает и я чувствую, что бесконечные сражения меня вконец вымотали.

В четверг Джаспер участвует в футбольном матче после школы. Дейзи плавает в бассейне. Мы с Карен развозим детей, каждому по одному. Я нашел тихое местечко в здании бассейна, рядом с раздевалкой, где могу писать. Заглядывая в окно сквозь щели в жалюзи, я вижу темную фигурку, изгибающуюся и скользящую под водой, а потом вижу пару ножек, торчащих из воды - ноги принадлежат Дейзи. Тренер, худой, высокий и гибкий, бывший профессиональный пловец, который учил плаванию всех троих наших детей, приседает у бортика бассейна, подбадривает Дейзи и других ребят. Я теряю ее из виду в мешанине из разных пловцов в синих купальниках, но вижу вновь, когда она начинает плыть по своей дорожке в обратном направлении, загребая воду свободными плавными движениями, своими натренированными руками.
Я вспоминаю, как вел себя ее старший брат, когда с дельфиньей проворностью плавал в этом же бассейне.

— Эй, мистер, нам пора сматываться.
Это Дейзи, мокрая после душа, обернувшая вокруг талии полотенце.

Никаких новостей. Отчасти моя паника, возникавшая в кризисные моменты, поутихла. Я беспокоюсь, но не парализован беспокойством. Мне становится легче. Я отпускаю. Я достиг стадии отрицания. Наверное, точно так же вели себя солдаты в окопах во время бомбардировок. Я отключил все лишние эмоции - тревогу, страх - и каждый нейрон в моем отреставрированном мозгу в данный момент сконцентрирован на процессе выживания. Я веду безмолвную войну против врага, столь же смертельного и вездесущего, как сам Дьявол. Дьявол? Я верю в Дьявола не больше, чем в Бога. Но в то же время понимаю: только Сатана мог создать болезнь, одним из симптомов которой является самообман, из-за чего жертвы не верят, что они больны, не обращаются за помощью и проклинают всех, кто, глядя со стороны, понимает, как обстоят дела на самом деле.

После ужина Джаспер просит меня проверить, правильно ли он решил примеры по математике и не допустил ли ошибок в диктанте по английскому.
Потом мы с ним вместе читаем журнал "Mad".
Забравшись в постель, я беру один из романов, беспорядочно разбросанных на прикроватном столике. Я никогда не дочитаю ни одну из этих книг. Я так устаю за день, что перед сном читаю страницу-другую и проваливаюсь в сон.
Карен ложится рядом.
Страница. Две страницы.
Я засыпаю.
Телефон звенит.
Я игнорирую его.
В полудреме я решаю, что это звонит рабочий, которого мы вызвали, чтобы кое-что отремонтировать. Я думаю, что это подождет до утра.
Телефон снова звонит.
Завтра проверю сообщения на автоответчике.
Нет, говорит Карен, лучше проверь сейчас.
Первый звонок был от крестного отца Ника. Ник позвонил ему и оставил сообщение. "Он в Окленде". В голосе моего друга слышна тревога. "Он сказал, что у него проблемы и ему нужна помощь. Я не знаю, что делать".
Мое сердце начинает биться чаще.
Следующее сообщение от Вики. Ник и с ней связался, оставив похожее сообщение. "Я солгал насчет Джошуа-Три, не хотел, чтобы вы волновались из-за того, что я Окленде. Я ничего не принимаю. Пожалуйста, помоги, мы попали в беду. Нам нужны билеты на самолет, чтобы вернуться в ЛА.
Он путано рассказывает о том, как они оказались в Окленде, суть истории состоит в том, что они с З. находятся в доме крэкового наркомана, который выжил из ума, и им надо поскорее оттуда выбираться.
Ник в Окленде.
Брут упорно идет за мной наверх, с трудом переставляя старые лапы по бетонным ступенькам. Я наливаю воду в чайник и ставлю его на плиту. Отвечаю на звонок Вики. Она не знает, что делать - покупать им билеты на самолет или нет. Я говорю, что все понимаю, но сам бы отказал им. Не стал бы помогать им до тех пор, пока не скажут, что согласны отправиться на реабилитацию. После этого - может быть. Я вешаю трубку. Звоню своему другу. Его голос звучит спокойнее по сравнению с тем сообщением на авоответчике.
Он говорит: "Послушай" и включает запись уже на своем автоответчике.
Ник говорит сбивчиво.
— Мне нужна помощь. Я не могу позвонить отцу. Я не знаю, что делать, пожалуйста, перезвони мне.
Он оставил телефонный номер З.
— Это так печально, — произносит мой друг, — часть меня хочет рвануть в Окленд и забрать его, а другая часть хочет свернуть ему шею.
Итак, Ник опять находится поблизости и опять употребляет наркотики. По какой-то причине, я спокойно размышляю о том, какими могут быть его дальнейшие действия. Может ли он заявиться к нам домой? Что я буду делать, если он придет? Может ли он снова пробраться в дом к родителям Карен. как в тот раз, когда Нэнси нашла его в спальне в подвале? Будет ли он снова вламываться в чужие дома?
В спальню заходит Карен.
— Как ты думаешь, он может снова залезть к Нэнси и Дону? — спрашивает она.
У нас мысли сходятся.
Вероятно, он не станет этого делать, но что если все-таки станет? Мы спорим, надо ли их предупредить. Они будут волноваться. Но если мы их не предупредим, а Ник к ним заявится, то выйдет еще хуже. Мы звоним им.
Что еще он может сделать?

На следующий день Ник оставляет новые сообщения его крестному отцу и его матери, на этот раз рассказывает, что подружка того крэкового наркомана, у которого они остановились, пришла и дала им денег на обратную дорогу.

Я работаю в библиотеке в Корте Мадера, обложившись книгами. Я принес с собой ноутбук и пишу, пишу, стараюсь быстро выполнить свою работу, пока ситуация стремительно (как и всегда) не выйдет из-под контроля. Телефон, лежащий под несколькими книгами, начинает безумно трястись и вибрировать, словно он одержим. Я беру его в руки, чтобы шум не побеспокоил других посетителей. На экране, ядовито-зеленым светом горят цифры номера подружки Ника. Я решаю, что не хочу выслушивать новую ложь. Выключаю телефон.

Позже, когда я еду забирать детей из школы, то прослушиваю голосовое сообщение. Ник говорит, что они с З. возвращаются из Джошуа-Три и наконец-то снова находятся в зоне доступа сети. Его точные слова:
— Привет, пап, мы возвращаемся из Джошуа-Три и связь наконец снова появилась...
Меня поражает не только сама его ложь, но и сложность ее структуры. Он мог бы сказать: "я вернулся в ЛА". Мог бы просто потом позвонить, как ни в чем не бывало. Но он не только придумал искусную ложь, но и украсил эту историю множеством деталей, так что при других обстоятельствах я бы никогда не усомнился в ее правдивости.
Но к настоящему моменту я уже читал про паутину лжи, которую плетут наркоманы.
"Люди, злоупотребляющие психоактивными веществами, лгут обо всем на свете и, как правило, прекрасно справляются с этой задачей", — написал однажды Стивен Кинг.
— Это болезнь лжецов, — как-то раз сказал мне Ник и процитировал один из банальных догматов АА: "Алкоголик украдет твой кошелек и соврет об этом. Наркоман украдет твой кошелек и будет помогать его искать". И отчасти он будет искренне верить, что сумеет его найти.
Я прослушиваю сообщение несколько раз. Хочу его запомнить. Он забыл, что звонил матери и крестному отцу, говорил, что попал в беду в Окленде? После всего что было, неужто он и правда полагает, что мой хороший друг не свяжется со мной, если действительно будет волноваться за него, если поверит, что он застрял в доме крэкового наркомана? Неужели не понимает, что его мать, вместе с которой я катаюсь на этих адских американских горках, конечно же позвонит мне, чтобы вместе обсудить, что нам делать? И не только из-за этого. Позвонит, просто чтобы поговорить с другим человеком, который любит Ника так же сильно, как она.
Сообщение продолжается. Говорит он внятно. Его голос звучит совершенно нормально. Он говорит, что любит меня и соскучился.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

Глава двадцать первая, где у Ника, ну кто бы мог подумать, снова рецидив. Есть камео Зельды

Красивый мальчик

21

21

Дейзи сидит рядом со мной на большом валуне рядом с рекой Биг-Сур. Лето подходит к концу, утром прохладно. Над нашими головами возвышается красное дерево. Его морщинистая кора походит на топографическую карту, а толстые ветви, пахнущие чем-то сладким, устремлены ввысь, словно шпили средневекового собора. День серый, туманный. Мы сидим неподалеку от нашей палатки, которую мы с Джаспером с трудом установили. Для нас это было большим достижением. После больницы и периода восстановления в домашних условиях, пропустив большую часть июня и июля, я стараюсь наслаждаться каждым оставшимся летним днем, отчаянно пытаясь замедлить ход времени. Я готов вернуться к полноценной жизни. Пора. Через неделю дети снова отправятся в школу. Моя голова, как говорят врачи, пришла в норму. Замок на чемодане починили. И поэтому я выбираюсь за пределы нашего сада, за пределы Инвернесс.
Джаспер, Дейзи, Карен и я отправляемся в небольшой поход и резвимся на пляжах возле Биг-Сур.

Сидя в нашем маленьком походном лагере, под этими великолепными деревьями, Дейзи нарекает день "прекрасным". Мы собираемся ехать дальше, только сперва заглянем в магазин за сэндвичами.

— Этот супермаркет не очень-то супер, — замечает Джаспер. — Он закрыт.

Мы едем дальше и играем в модифицированную версию игры с двадцатью вопросами. Когда мы играем с детьми, то им разрешается задавать семьдесят вопросов, а то и больше.
Джаспер сейчас "штука" и его название начинается на "д". У нас уходит целая вечность на то, чтобы угадать, что же он такое.
Мы подъезжаем к другому магазину. Этот открыт.
Когда мы снова забираемся в машину, Джаспер напоминает, что "его название начинается на "д".
— Ты съедобен?
— Ты больше чем Брут?
— Тебя сделали люди?
— Ты дырка? — спрашивает Дейзи.
— Что?
— Дырка.
— Как ты догадалась?
— Я подсмотрела ответ.
— Подсмотрела ответ в моем мозгу?

Прихватив пакеты с едой, мы отправляемся на прогулку, ходим по кипарисовому лесу рядом с Монтерей. Завернув за угол, мы замечаем, что на валуне рядом с тропинкой восседает Калифорнийский кондор. В 1982 году в дикой природе оставалось меньше двадцати пяти этих великолепных созданий, однако теперь, благодаря усилиям групп экологов, занимающихся их спасением, количество особей возросло до двухсот. Перед нами один из них: выживший, надежда своего вида, он вскидывает голову, глядит на нас, а затем резко расправляет свои большие крылья и взлетает в небо, скользит по ветру, дующему со стороны Тихого океана.
Как только мы возвращаемся к машине, у меня звонит телефон.
— Приветик, как дела?
Это Ник. Мы немного болтаем, а потом он изъявляет желание поздороваться с остальными. Я передаю телефон по кругу. Ник рассказывает истории о своих коллегах по работе. Карен и дети пересказывают ему наши походные приключения. Он желает ребятам удачного учебного года.

Уже поздно, солнце садится. Пора возвращаться домой. Мы пускаемся в путь.
— Минутку, — говорит Дейзи. Несмотря на наши замечания, она все щелкает фиксатором на двери машины.
— Я тут подумала, — произносит она ни с того, ни с сего, — что в последний день своей жизни можно съесть тонну сладостей. Ведь уже не надо беспокоиться насчет кариеса или проблем с желудком, верно?
Она продолжает:
— На самом деле, было бы грустно стать старой, потому что вы к тому времени уже будете мертвы.
Она указывает на меня и Карен.
— И даже Джаспер, я же младше его. Но, знаете, меня смерть не пугает. Думаю, она похожа на сегодняшний вечер: на окончание путешествия, когда ты готов вернуться домой.

Во вторник утром на Дейзи и Джаспера нападает нервный мандраж перед началом учебы. Однако уже днем они с воодушевлением рассказывают нам про своих учителей и друзей. Джаспер сейчас в шестом классе. Это первый раз, когда у него меняются учителя по математике, английскому языку, истории, естествознанию и другим предметам. Дейзи обожает свою новую учительницу, которая попросила учеников написать письмо про их жизнь, чтобы получше их узнать.
"Дорогая Лаура, — пишет Дейзи, — мне действительно нравится учиться в четвертом классе. Я собираюсь прикладывать больше усилий на уроках математики. Испанский мне не нравится, но сеньор Леон веселый. Я люблю науку. Я очень люблю читать..." "Мне недавно поставили брекеты и поэтому мне теперь трудно выговаривать букву Г. Со временем должно стать легче. А пока трудно избавиться от привычки дотрагиваться до них языком".
Письмо очень длинное, дальше она пишет про свою любимую еду и о собаках.
"Джаспер называл Лунного пса Лунатиком". — рассказывает она. — "Лунный пес умер от рака".
Заканчивается письмо следующим образом:
"Мой брат был наркоманом, но он бросил употреблять. Не волнуйтесь, речь не про Джаспера. Я говорю о Нике. Он живет в ЛА. У моего папы Дэвида было мозговое кровоизлияние, но он поправляется. Джаспер упал со своего велосипеда. Не хочу перебарщивать с плохими новостями, но мне защемило "молнией" веко, когда я застегивала куртку. Но сейчас все в порядке. Дела у нас на 5+.
С любовью, Дейзи".

После летних деньков трудно вновь приучить себя к ранним подъемам, но сегодня мы отвозим детей в школу вовремя. Я снова пишу. Период, когда я не мог написать ни слова, миновал. Во второй половине дня Джаспер уходит на футбольную тренировку (он записался в школьную команду по футболу, пока не начались тренировки по лакроссу), а мы с Дейзи отправляемся на прогулку. Нарвав цветков жасмина, мы отправляемся на еженедельный ужин к Нэнси и Дону. Дети качаются на их качелях в доме.
— Возьмите тапочки, — ворчит Нэнси, — а то занозу посадите.

После жаркого с йоркширским пудингом, горошком и морскими гребешками, мы решаем заночевать там, чтобы не пришлось ехать обратно в Инвернесс. Дети делают домашнюю работу. Дейзи повторяет вслух таблицу умножения и заучивает слова вроде "баклан", а Джаспер пишет сочинение по роману "Дающий", после чего зачитывает его нам.

Когда с этим покончено, мы вчетвером собираемся в спальне на первом этаже и Карен читает вслух. Мы добираемся до Гарри Поттера. Дамблдор говорит Гарри: "Если боль ненадолго заглу­шить, она станет еще невыносимей, когда ты почувству­ешь ее вновь". А потом мы доходим до событий шестой книги:

В общем, желание сделать еще один глоток Феликс Фелициса увеличивалось, был ли это как раз тот случай, как выразилась Гермиона «улучшения обстоятельств»?

В конце концов, Гарри выпивает зелье.

"– На что это похоже? – прошептала Гермиона.

Гарри ответил не сразу. Медленно, но уверенно по его телу разлилось радостное ощущение бесконечных возможностей; он почувствовал, что способен сделать все, абсолютно все… И получение воспоминания Слагхорна выглядело теперь не только возможным, но даже совсем легким…

Он поднялся на ноги с улыбкой, преисполненный уверенности в себе.

– Отлично, – произнес он. – Просто отлично. Ладно..."

Дети засыпают. Мы с Карен поднимаемся по узкой лестнице в холодную угловую спальню на третьем этаже, откуда отлично слышно, как скрипят, словно старые кресла-качалки, деревья за окном. Я проверяю автоответчик на телефоне в Инвернесс. Слышу голос Ника. Его голос звучит ломко, неуверенно. Он плачет.
Нет. Почему.
— Пожалуйста, позвони мне, — лросит он.
Я смотрю на часы. Он звонил три часа назад.

Ник снимает трубку на третьем гудке. У него заплетается язык.
— Я хочу рассказать тебе, что происходит, — говорит он, — хочу сказать тебе правду. Три дня назад мы были на вечеринке. З. приготовила себе дозу. Она предложила мне занюхнуть вместе. И я согласился. Если она пойдет по этому пути, я ее там одну не брошу.
З. - это та девушка, которая разбила ему сердце после их недолго романа. Перед тем, как у него случился предыдущий рецидив. Он снова с ней, переехал в ее квартиру.
— Ник. Нет.
— С тех пор мы постоянно под кайфом. То на спидах, то на мете.
Спиды - это смесь героина и кокаина.
— Сейчас я принял снотворное, чтобы прийти в себя. Я понимаю, что проебался. Больше этого не повторится.
Я даю Нику единственный возможный совет, хотя и осознаю, что он в данный момент не готов его услышать.
— Ты знаешь, кому должен позвонить. Обратись за помощью. Пока не стало слишком поздно. Вам с З. обоим нужна помощь. Вы не можете продолжать встречаться пока не поправитесь.
Он бросает трубку.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Что случилось на этот раз? Прошло почти два года. Согласно исследованиям, спустя два года мозг бывшего наркомана окончательно приходит в норму. Ник так и не перешагнул этот двухгодичных порог с тех пор, как начал употреблять. На меня наваливается вся прежняя тревога - все фантазии о том, что с ним может случиться - но я и сам валюсь с ног от усталости и засыпаю, а тревога устраивается поудобнее в реконструированном заново уголке моего поврежденного разума. Может быть, за время моего пребывания в больнице тревога тоже видоизменилось - ее природа, не сила переживаний. Пока я лежал в отделении нейрокритической помощи, на меня снизошло еще одно озарение, в тот момент, когда я осознал, что Ник - и не только он, но и Джаспер с Дейзи тоже - смогут пережить мою смерть. Нельзя сказать, что они не пострадают, но они переживут это.

Вероятно, потому что в жизни каждого ребенка есть период, когда он полностью зависит от родителей, мы и забываем о том, что они способны (и будут) жить без нас. Я тоже забывал об этом. Но к настоящему времени, благодаря зависимости Ника, я уже уразумел, что практически никак не могу повлиять на его жизнь. Однако только после пребывания в больнице, оказавшись в одном шаге от смерти, я окончательно осознал, что его судьба - как и судьбы Дейзи и Джаспера - отделены от моей. Я могу пытаться защищать своих детей, помогать им, направлять их и любить их, но я не в силах их спасти. Ник, Джаспер и Дейзи будут жить и однажды умрут, со мной или без меня.

Утром я обдумываю, стоит ли рассказывать детям о звонке Ника. В своем письме к учительнице Дейзи писала "мой брат был наркоманом". Полагаю, таким образом она подводила итог его борьбы с наркотиками. Она также написала: "Сейчас все в порядке". Я хочу, чтобы она пока продолжала думать, что у нас "дела на пять с плюсом".

А я ведь так хотел завершить свою книгу цитированием письма Ника к Джасперу. Оно было бы бантом на коробке с подарком, идеальным финалом. Я мечтал, что у нашей семейной истории, связанной с метом, будет хэппи-энд. Я хотел двигаться дальше. Хотел сказать, что в данный момент наркозависимость Ника осталась в прошлом.
Но нет.
Все еще так легко забыть о том, что зависимость неизлечима. Это пожизненное заболевание, которое может перейти в состояние ремиссии и оставаться на этом уровне, если больной прикладывает по-настоящему много, очень много усилий, но оно неизлечимо. Нынешний редицив Ника нагляднее всего демонстрирует беспощадную сущность этого заболевания. Это не новое откровение, а иная форма итерации. Его дела шли хорошо. У него была девушка, поэтому нельзя свалить вину на одиночество. И нельзя сказать, что его утомляла работа, поскольку по всему выходило, что работой он наслаждается, с коллегами ладит. Он называл их своими друзьями. С ним заключили контракт на одну книгу и он работал редактором в онлайн-издании. После нескольких рецензий на фильмы его стали отправлять брать интервью и попросили писать обзоры для журнала "Wired". И самое важное: у него была компания единомышленников, где люди дорожили друг другом.
Теперь все это в прошлом.
Несмотря на то, что я знал, что зависимость не подчиняется законам логики, я все равно придерживался мнения, что внешние атрибуты успешной жизни - девушка, работа, деньги, надежные друзья, желание заботиться о своих близких - могут сделать человека счастливым. Но из этого ничего не вышло.

Боже, пожалуйста, исцели Ника.
Когда я лежал в больнице, многие люди говорили, что молятся за меня, и я был им безмерно за то благодарен. Я никогда не молился. Вероятно, я не могу молиться, потому что меня этому не учили, я не знаю, как это делается и не могу представить себе Бога, которому возношу молитвы. Но, как говорил Джон Леннон: "Бог- это концепция, которой мы можем измерить свою боль". Теперь, когда Ник снова употребляет, и я понимаю, что ничего не могу с этим поделать и не верю, что до этого опять дошло, что следующий телефонный звонок может принести с собой известие, которого я страшусь вот уже дюжину лет, я молюсь.
Боже, пожалуйста, исцели Ника. Прошу, Боже, исцели его.
Таково мое обращение к Высшей Силе, той, что согласно заверениям врачей в бесконечной череде реабилитационных центров, согласно словам выступающих на бесконечных собраниях, слушает нас. Я повторяю эту молитву в своей голове, иногда даже не осознавая, что делаю: Прошу, Боже, исцели Ника.
Я молюсь, несмотря на то, что после чтения газетных заголовков моя молитва начинает казаться незначительной и совершенно эгоистичной. В мире есть ураганы, наводнения, террористы-смертники, авиакатастрофы, цунами, террор, рак и война - бесконечные жестокие войны - болезни, голод, землетрясения. В каждой стране есть наркоманы и Небеса, вероятно, завалены нашими молитвами. Я добавляю свой голос к общему хору.
Пожалуйста, Боже, исцели Ника. Прошу, исцели его.

Падение не занимает много времени. Ник является на работу обкуренным и его увольняют. Его телефон отключают за неуплату. Он отворачивается от всех друзей. Печальнее всего то, что он теряет связь и со своим лучшим другом, со своим наставником, Рэнди. В одном из своих сообщений он говорит, что им с девушкой пришлось продать их одежду, чтобы купить еду. Я не знаю, как им удалось заплатить за квартиру. Не представляю, смогут ли они заплатить арендную плату в следующем месяце, но в любом случае, если у них нет спонсоров и они сами не занялись торговлей наркотиками, вскоре они окажутся на улице.

Сегодня Вики не выдерживает, едет из западной части города в его квартиру в Голливуде. Она хочет увидеть все своими глазами. Хочет убедиться, что он жив. Я притворяюсь, что не жду ее звонка.
Припарковав машину, она с опаской подходит к многоэтажному зданию. Минует решетку и стучит в дверь. Нет ответа. Шторы на окнах опущены. Она стучит снова. Никто не откликается. Стучит еще раз. Дверь медленно отворяется. Потом распахивается настежь. Вся квартира грязная, настоящее убожество. На полу большая коричневая лужа. Повсюду валяется мусор. Ник шаткой походкой выходит вперед, руками закрываясь от солнечных лучей. За ним следует его девушка. Мне бы такая сценка показалась знакомой, но для его матери это впервой. Вики никогда не видела Ника таким: изможденным, бледным, почти что желтым, с дрожащими конечностями и темными кругами вокруг глаз. У З. кровоточат ноги. Когда она замечает, что ноги у нее не прикрыты и Вики смотрит на них, то бормочет:
— Лампочка разбилась. Мы тут прибираемся.
Ник повторяет привычную ложь:
— Нам надо было пройти через это. Теперь с этим покончено. Мы бросим употреблять.
Он просит мать уйти и никогда больше сюда не возвращаться. Вики звонит мне, пересказывает все. В ее голосе различимы те эмоции, что я не раз испытывал раньше. Ярость, печаль, ужас. Эмоции настолько сильные, что ей даже не удается заплакать.

Проходит неделя. Сегодня воскресенье, и я везу Дейзи на встречу с ее подругой (и матерью той девочки) в Вашингтон-Сквер. Встретившись с ними, мы проходим через парк и наблюдаем за Парадом Дня Благодарения. На одной из платформ стоят несколько девушек, одетых как Изабелла I.

Ник здесь. Ему шесть лет. Изабелла I в виде огромного шара проплывает мимо. Это наш район. Ник вместе с еще несколькими ребятами забирается на вершину горки, забирается на дерево, наблюдает за парадом из вороньего гнезда, машет королевам.

Я везу Дейзи и ее смешливую подружку через весь город на вечеринку по случаю дня рождения, которая пройдет в студии керамики. Девочки, сидящие, пристегнутые ремнями, на заднем сидении, играют в игру по мотивам книги " К счастью" Реми Чарлипа.
В книге говорится:
К счастью, Нед был приглашен на вечеринку-сюрприз.
К несчастью, пройдет она за тысячу миль отсюда.
К счастью, друг одолжил Неду аэроплан.
К несчастью, мотор взорвался.
К счастью, на борту был парашют.
К несчастью, в парашюте была дыра.

— К счастью, у нее был с собой очень вкусный сэндвич, — говорит подружка Дейзи по ходу их игры.
Дейзи отвечает:
— К несчастью, она уронила его на грязную мостовую и его схватил прибежавший слюнявый пес.
— К счастью, он его выплюнул и сэндвич выглядел, как новенький.
Они хихикают.
— К несчастью, мимо пробегал маленький пушистый хомяк, который сцапал сэндвич и вместе с ним скрылся в дыре в стене дома. Их больше никогда не видели.

В моей голове есть собственная версия игры.

К счастью, у меня есть сын, мой красивый мальчик.
К несчастью, он наркоман.
К счастью, он прошел лечение в реабилитационной клинике.
К несчастью, у него случился рецидив.
К счастью, он снова пошел на поправку.
К несчастью, он опять сорвался.
К счастью, он вновь начал лечение.
У несчастью, случился новый срыв.
К счастью, он все еще жив.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

Глава 20, про мозговое кровоизлияние у бати и его экзистенциальные последствия.

Красивый мальчик

Глава 20

Часть 5

нам не дано предугадать

ДЖОЭЛЬ
Как именно это произойдет?

(пока Мерзвяк говорит, цвета в комнате начинают блекнуть, тембр голоса Мерзвяка тоже меняется: он становится сухим и монотонным.)

МЕРЗВЯК

Мы начнем с самых последних ваших воспоминаний и будем двигаться в обратном направлении. У каждого из наших воспоминаний есть эмоциональное ядро. Когда мы разрушаем это ядро, то запускается процесс уничтожения. К тому моменту, как вы проснетесь утром, все воспоминания, которые мы отметили, уже будут уничтожены. Растворятся словно сон.

ДЖОЭЛЬ

Существует ли какой-то риск повреждения мозга?

МЕРЗВЯК

Ну, чисто технически мы и занимаемся повреждением мозга, но примерно на уровне последствий от пары пропущенных стаканчиков в баре. Ничего серьезного.

ЧАРЛИ КАУФМАН, Вечное сияние чистого разума

Глава 20

Моя статья "Мой сын - наркозависимый" появляется в журнале New York Times Magazine в феврале. Мы с Ником оба получаем отзывы о ней от друзей и незнакомых людей. Мы оба воодушевлены, потому что история нашей семьи, судя по всему, нашла отклик в сердцах многих людей - а некоторым, по их словам, помогла, особенно тем, кто пережил подобное или переживает прямо сейчас.
Когда Нику поступает предложение написать мемуары, он с энтузиазмом принимается за дело. И меня реакция публики тоже побуждает продолжить писать на эту тему - копнуть глубже. По условиям контракта я скоро должен буду сдать эту книгу в редакцию, но я продолжал бы писать и без контракта. Писательство - чрезвычайно болезненное ремесло, а рассказывать эту историю и вовсе мучительно. Я пишу каждый день и заново проживаю все те моменты, о которых рассказываю. Это сущий Ад. Но также я заново вспоминаю о надежде, чуде, любви.

Мы решаем поехать на выходные на озеро Тахо, покататься там на лыжах в конце февраля. Ник отпрашивается на работе и присоединяется к нам. Дети катаются на лыжах все вместе. Вечером Ник рассказывает им истории о ПиДжее, сидя перед камином. Когда я говорю с ним, то у меня создается впечатление, что он решительно настроен оставаться "чистым". Я приучил себя не быть излишне оптимистичным, но все равно приятно слушать Ника, когда он рассказывает о том, как заново выстраивает и налаживает свою жизнь в ЛА. Помимо написания книги, он занимается рассказами и готовит рецензии на фильмы для интернет-издания. Кажется, что работа кинокритика идеально ему подходит, ведь фильмы всегда играли важную роль в его жизни. Каждый день в ЛА Ник ездит на велосипеде, плавает или бегает. Иногда успевает за один день сделать все вышеперечисленное. Он ездит вместе с Рэнди туда-сюда от Санта Моники. Они спускаются в каньоны, забираются на горы, ездят по городу и бывают на пустынных пляжах.

Когда я везу его в аэропорт после выходных в горах, он говорит мне, что любит свою жизнь. Прямо так и выражается: "Я люблю свою жизнь". Говорит, что поездки с Рэнди бодрят и обнадеживают его.
— Я от них получаю намного, намного, намного больше кайфа, чем от наркотиков, — объясняет он. — Это кайф полноты жизни. Катаясь на велике, я его ощущаю.

Да, я настроен оптимистично.
Перестал ли я волноваться? Нет.

Сегодня второе июня. Осталось несколько дней до выпускной церемонии в школе у Джаспера и Дейзи - она перейдет в четвертый класс, а он в шестой. Мы с Карен находимся дома, в Инвернесс. Внезапно мне кажется, что у меня голова взорвалась. Люди обычно используют это выражение в фигуральном смысле. Но тут другое. Я действительно чувствую себя так, словно в голове произошел взрыв.
— Карен, звони в 911.
С минуту она смотрит на меня, не понимая о чем я говорю.
— Ты...
Она звонит. Санитары на машине "Скорой помощи" с носилками и медицинскими чемоданчиками приезжают минут через десять-пятнадцать. Они садятся рядом со мной в гостиной. Задают вопросы и проводят первичный осмотр, измеряя артериальное давление и пульс. Интересуются, в какую больницу я предпочту отправиться.

Я нахожусь в задней части машины "Скорой помощи". Лежу там, а надо мной возвышаются двое мужчин. Они говорят со мной. Не могу разобрать слов. Меня тошнит, несколько раз рвет в пластиковый пакет и я извиняюсь за это. Когда машина добирается до больницы, Карен со своим отцом уже ждут меня в отделении неотложной помощи. То ли врачи, то медсестра из приемного покоя обсуждают варианты, и я слышу, как Дон что-то говорит тихим голосом.
— Не может ли это быть субарахноидальное кровоизлияние? Вероятно, следует сделать компьютерную томографию.
То ли врач, то ли медсестра глядит на него с долей сомнения, но отвечает:
— Да. Мы прямо сейчас отправим его на томографию.
Меня катят по коридору и завозят в лифт. Я не паникую и не боюсь, что могу умереть прямо сейчас, поскольку слишком растерян, и эта простая мысль не приходит мне в голову. Я ощущаю странное спокойствие.
С моей каталки меня перемещают на длинную пластиковую доску, а затем на другую лежанку, которая движется, как конвейерная лента до тех пор, пока моя голова не оказывается внутри небольшого туннеля. Меня просят не двигаться. Белый свет, клацающий звук, синий свет. Меня отвозят обратно в отделение неотложной помощи. А потом... я не знаю. Не знаю. Мое состояние ухудшается. Я слышу фразу: "мозговое кровоизлияние". Я знаю только, что где-то слышал об этом и могу различить слова "церебральный", "мозг", "кровоизлияние", "кровотечение".
Поздно ночью Карен отправляется к своим родителям, в доме которых ночуют Джаспер и Дейзи.

Рано утром звонит телефон. Карен, которая почти не спала, отвечает на звонок. Звонит медсестра - моя медсестра.
— Я должна предупредить вас. Он не может говорить.

В больнице нейрохирург отводит Карен в сторонку и говорит ей, что намеревается просверлить дыру в моем черепе и вставить шунт.
— Это снизит внутричерепное давление.
Она дает свое согласие.

Сестра Карен работает медсестрой в Медицинском центре Калифорнийского университета, а один из ее ближайших друзей - местный нейроонколог. Он навещает меня в больнице и, посовещавшись с моим хирургом, договаривается, чтобы меня перевели в отделение интенсивной терапии в Калифорнийском университете в Сан-Франциско.
Я переживаю еще одну поездку на машине "Скорой помощи", в этот раз миную мост Золотые Ворота и попадаю в город.

Неврологическое отделение интенсивной терапии. Я готов содрать с себя кожу - слишком жарко, не могу лежать спокойно из-за лекарств - противорвотных, антисосудистых, антикоагулянтов, обезболивающих. Уровень кровяного давления скачет вверх из-за тревоги и требуется больше лекарств, которые только усиливают тревожность. Я приклеен к койке лентами, опутан иголками и трубками, тут и там торчащими из моего тела - из рук, пениса, и макушки - словно я Нео в Матрице.
В какой-то момент мои лобковые волосы сбривают ради коронарографии. От морфина у меня зудит кожа. Мне дурно от резкого света и из-за того, что я слышу/осязаю непрерывный писк мониторов.

Ник. Где Ник? Где Ник? Где Ник? Я должен позвонить Нику. Я не могу вспомнить его телефонный номер. Три-один-ноль. А дальше? Я ломаю голову над этим вопросом. На часах в виде куба, стоящих на тумбочке, мерцающие цифры, ядерно сине-зеленые, преобразуются таким образом, что два постепенно превращается в три, а пять и девять трансформируются в пару квадратных нулей.
Три часа ночи. Три-один-ноль. Это код его города. Если бы только я мог на время заглушить писк мониторов. Если бы был в состоянии погасить гудящие белоснежно-ледяные огни. Если бы мог вспомнить номер телефона Ника. Медсестра ругает меня за то, что я тереблю шунт, который торчит из моей головы. Я забыл. Извините.
Когда она уходит, я протягиваю руку, свободную от проводов и прослеживаю ею путь пластиковой трубки до того места, где она, словно черенок груши, выступает из обритого места на моем затылке. Тонкая трубка, загибаясь будто желоб, доходит до S-образного крюка, свисающего с металлической подставки. Оттуда ее путь пролагает к запечатанному пластиковому пакету. Я двигаю головой направо. Почти ничего не видно. Когда я так делаю, то могу различить только трубку, похожую на вырванную из тела артерию, по которой движется прозрачная жидкость с красноватым оттенком. Субстанция, неспешно стекающая в пакет - это спинномозговая и мозговая жидкость.
Красное - кровь от кровотечения.
Медсестра снова объясняет: у меня кровоизлияние в мозг, в субарахноидальном пространстве. Как правило, это случается из-за аневризмы, истончившейся стенки артерии, которая уже не может сдерживать кровь. Предполагаю, что чаще всего такие кровоизлияния приводят к летальному исходу; кроме того, мозг может быть поврежден на время или навсегда.

Новая медсестра. Нажимает кнопки на мониторах.
— Пожалуйста, не могли бы вы помочь мне позвонить моему сыну? Я не могу вспомнить его номер. Я должен ему позвонить.
— Ваша жена приедет сюда утром, — отвечает медсестра, — ей наверняка известен номер.
— Но мне он нужен сейчас.
— Поспите. Все равно уже слишком поздно для звонков.

Слышен гул голосов с медсестринского поста. Три-один-ноль. Телефонный номер начинается с три-один-ноль, код округа, который расположен ближе всего к пляжу Лос-Анджелеса. Пляж. Белый песок. Ник бежит. Он сворачивает на тропу пожарной безопасности, которая плутает мимо кустов и через каньон выводит к пустынной бухте, откуда открывается вид на Малибу.
Его высокое тело и сильные ноги находятся в движении, он бежит. На голове у него бандана. Футболка плотно прилегает к мускулистой груди, ниже шорты для бега и большие кроссовки. Его глаза цвета чая, взгляд ясный.
Я полагаю, что услышав его голос в телефонной трубке, моя мучительная тревога стихнет, хотя и знаю, что его голос искусен в обмане. Я уже не понимаю, где правда, а где ложь, и все же верю, что разберусь с этим, услышав его.
Привет, папа, это я. Что случилось? С тобой все в порядке?
Я уверен, что у него все хорошо. Я никогда не уверен, все ли у него хорошо. Три-один-ноль и. В некоторые моменты, когда Ник вел себя совсем ужасно, я фантазировал, как удалю, сотру, вычеркну все воспоминания о нем из своей памяти, и тогда мне больше не придется беспокоиться о нем, и он не сможет разочаровать или ранить меня, и мне не нужно будет винить себя или винить его, и меня больше не будут преследовать видения с участием моего прекрасного сына, одурманенного наркотиками, занимающегося самыми ужасными, отвратительными вещами, какие только можно представить.
Еще раз: я втайне хотел чего-то вроде лоботомии. Я ужасно страдал и мечтал об освобождении. Я жаждал, чтобы кто-то убрал любые упоминания о Нике из моей памяти, так чтобы я даже не вспомнил чего лишился, избавился бы от беспокойства, избавил от страданий не только себя, но и его, убрал это жжение, так же как вычищаю семена и сочную мякоть из перезрелой дыни, не оставляя ни следа гнили. Казалось, что только лоботомия и может унять эту непрекращающуюся боль. Вселенная меня услышала: вот я лежу в отделении нейрореанимации после кровоизлияния в мозг, не лоботомия, но достаточно близко к этому.

Я нахожусь в белоснежной палате в Медицинском центре Калифорнийского университета в Сан-Франциско, захваченный в плен датчиками и окруженный добрыми медсестрами, которые спрашивают, могу ли я вспомнить свое имя (нет) и год (две тысячи пятнадцатый?). Я пережил повреждение мозга, от которого мог умереть, не в состоянии вспомнить свое имя и какой сейчас год, но все равно не избавился от беспокойства, свойственного всем родителям наркоманов (полагаю, что этот вид тревоги известен любым родителям, чьи дети находятся в смертельной опасности). Он в опасности? Его прекрасный разум отравлен, он одержим метамфетамином. Я хотел удалить его, стереть, убрать из своей памяти, но он остался ее частью даже после мозгового кровоизлияния. Что бы ни случилось, мы остаемся связаны с нашими детьми. Они в каждой клетке нашего тела, неотделимы от каждого нейрона. Они властвуют над нашим сознанием, живут в любой поре и полости наших тел, и наша связь с ними существует на уровне примитивных инстинктов, она глубже наших личностей, глубже, чем мы сами. Мой сын. Только смерть сотрет память о нем. А может быть, и смерть не властна над этим.
Какой у него номер телефона? Ник. Писк монитора словно молоток, стучащий в моей голове.
— Хоть немного.
— Что?
— Поспите.

Медсестра. Будит меня.
— Ник?
— Успокойтесь, милый. Все хорошо. У вас повысилось давление.
Еще таблетки и бумажный стаканчик с водой, чтобы запить их.
— Ник...
— Вам нужно поспать. Это самое надежное лекарство.
— Мой сын?
— Поспите.
— Не могли бы вы помочь мне позвонить...
— Засыпайте.
Я нервничаю и - судя по всему - дергаю за шунт. В палату забегает утомленная и расстроенная медсестра. Она говорит, что вколет мне еще дозу обезболивающего. Наркотики не избавляют меня от ужаса.
Я хочу позвонить ему, чтобы убедиться, что у него все в порядке. Мне нужно позвонить ему. Я не могу вспомнить. Какой у него номер? Начинается на три, потом один и... ох.
— Пожалуйста, милый, поспите.

Утром приходит Карен. Появляется доктор.
— Вы можете назвать мне свое имя?
Я снова печально качаю головой.
— Вы знаете, где вы сейчас находитесь?
Я долго размышляю над его словами, а затем спрашиваю:
— В метафизическом смысле?
Доктор медлит с ответом. Когда же наконец отвечает, то говорит, что нет, достаточно будет прямого ответа.
Карен плачет.
— Кто сейчас президент Соединенных Штатов?
Я смотрю в пустоту.
Говорю:
— Вы можете рассказать моему редактору о чемодане? Он сломался. Скажите ему, что замок перестал закрываться.
— О чемодане?
— Да, там замок не работает. Чемодан сломался.
— Хорошо, я ему это передам.
Сломанный чемодан - это мой мозг. В нем все, что у меня есть. Я не могу вспомнить свое имя, не понимаю, где нахожусь, и не в состоянии вспомнить номер Ника, цифры высыпались из сломанного чемодана с таким шумом, словно это перевернулось ведерко с Лего-наборами Ника или высыпалась его коллекция крошечных ракушек, которые он подбирал на Чайна-Бич, когда ему было... сколько? Года четыре. Ракушки упали, потому что замок сломан. Мой сын в опасности. Я не могу забыть об этом даже сейчас, когда мой мозг полон токсичной крови. Ник.
— Как вас зовут?
Опять медсестра.
— Не могли бы вы набрать номер моего сына?
— Можете продиктовать номер?
— Три, один.
— А дальше?
— Нет, не могу.
Медсестра вкалывает мне успокоительное и обезболивающее средство, и густая теплая волна движется вверх от пальцев моих ног, по ногам, заполняет собой мои конечности, пузырится, словно разгоряченная смола. Она добирается до живота и груди, стекает с плеч на руки, попадает на шею и через затылок проникает в мой поврежденный мозг, убаюкивая его. Сон манит, и я, словно труп человека, к ногам которого привязали бетонные блоки и бросили в бездонное озеро, падаю вниз, вниз, вниз, но даже в этот момент продолжать ломать свой пострадавший мозг, задаваясь вопросом: "какая же цифра после нуля?"

У меня отдельная палата, но нет и намека на приватность. Дверь всегда открыта. Свет всегда включен. Пару раз я просил Карен или медсестру открыть окно, но быстро замерзал. Сестра Карен забегает ко мне, когда у нее выдается свободная минутка, в перерывах между визитами в другие палаты. Когда она здесь, то мне легче. И еще лучше я себя чувствую, когда ко мне приходит Карен. Она лежит на моей постели, под сплетением неоновых трубок, покрытых пластиком, под квадратными потолочными панелями белого цвета, между которыми есть щели размером с булавку. Карен дремлет рядом со мной, читает мне вслух, и я засыпаю. Она разрывается между заботой о детях, заботами обо всем остальном, разными повседневными делами, но я хочу, чтобы она была здесь, нуждаюсь в ее присутствии. Когда она здесь, то все прочее отходит на задний план - волнение, страх.
Лежа рядом со мной, Карен держит меня за руку, и мы смотрим ту единственную телетрансляцию, которую я могу осмыслить - единственный сюжет, за которым я в состоянии следить - неизменное изображение горы. Я пропускаю выпускной. Пропускаю день рождения Дейзи.
Самые разные врачи спрашивают у меня:
— Как вас зовут? Какой сегодня день? Где вы находитесь? Кто в настоящее время является президентом?
Они велят мне протянуть вперед руки, ладонями вверх. Сколько пальцев я вижу?
Пошевелите пальцами ног.
Надавите на мою руку.
А теперь подвигайте ногами.
Тест за тестом.
Результаты тестов показывают, что аневризмы нет. У десяти процентов людей, переживших субарахноидальное кровоизлияние, ее нет.
Еще больше тестов.

Сегодня я в состоянии ответить на вопросы врачей.
Дэвид Шефф.
11 июля, 2005 год.
Медицинский центр в Сан-Франциско.
Раньше я чувствовал себя чертовски невезучим - как такое могло произойти со мной? - но теперь считаю себя самым везучим человеком на Земле. И если мне и нужно было какое-то дополнительное тому подтверждение, то оно явилось в виде известия, что я могу начинать понемногу двигаться.

Я пытаюсь ходить. Меня шатает. С помощью медсестры я выбираюсь из палаты и двигаюсь вниз по серовато-желтому коридору с неоновыми лампами, проползая мимо объявления ВАШЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ - НАША ЦЕЛЬ. Через открытые двери палат я вижу других пациентов. Один человек лежит на больничной койке без сознания. На выбритом черепе у него шрамы, похожие на швы на футбольном мяче. Другой мужчина сидит на кровати, бессвязно бормоча. Женщина в отключке, мужчина, потом мужчина с черными провалами глазниц. Создается впечатление, что глаза ему вырвали.
Во время своих "прогулок" я вижу больных и искалеченных, испуганных и ослабевших, людей, борющихся за жизнь. В медицинском центре есть окна с видом на Сан-Франциско - оттуда можно увидеть новый, покосившийся на один бок Мемориальный музей М. Х. де Янга в парке Золотые Ворота, ряды особняков в викторианском стиле и обычные многоквартирные дома. Я гляжу на них, а затем вновь всматриваюсь в лица пациентов, проходящих мимо меня по коридору - гляжу на дрожащего, сморщенного призрака с пожелтевшими волосами, сжимающего скрюченными побелевшими когтистыми пальцами металлических ходунки и женщину с мертвыми глазами, возлежащую на каталке, которую толкает медбрат.

Джаспер и Дейзи приходят навестить меня. Их присутствие наполняет палату светом. Я успокаиваю их. Со мной все будет в порядке. Они залезают ко мне на кровать. Я могу давать только краткие ответы, опасаюсь, что это их напугает, и первым делом говорю, что люблю их. Я думал, что им будет лучше, если своими глазами увидят, что со мной все в порядке, но, возможно, рассуждаю я сейчас не слишком здраво.

Ник звонит. Звонит Ник. Ник. Это хорошо. Ник разговаривал с Карен каждый день с тех пор, как я попал в больницу. Он шутит про дыру в моей голове. Говорит, что обязательно приедет навестить меня. Ник в порядке.

Спустя две недели Карен везет меня обратно домой.
Лежа на кровати, я вижу сад через стеклянные двери комнаты. Меня завораживает яркость, зелень каждого листика, каждого стебелька, каждой иголки кипариса. А еще есть нежно-белый. Гортензии. Желтое солнце. Розы. Лаванда. Сквозь трещины в ступеньках террасы прорастают фиалки. Я гляжу на крохотную птичку с фиолетовым оперением, прихорашивающуюся и купающуюся в лужице. Я ем спелые персики. Только их мне и хочется есть. Большую часть дня я сплю, а помимо этого играю с Джаспером в Сумасшедшие восьмерки и Подкидного Дурака, а Дейзи читает мне книги. Каждый день.

Мы с Ником говорим по телефону.

Мы с Карен лежим в постели, каждый на своей половине, она читает "Таймс", а я пытаюсь разобрать хотя бы одну строчку в журнале. В конце концов, я осиливаю маленький обзор в "The New Yorker".

Когда я прочитываю полностью номер газеты "Talk of the Town", то чувствую себя так, словно получил ученую степень в области философии.

Мы с Карен держимся за руки. Меня охватывает неуловимый, чистый восторг, остающийся вместе с нами в постели.

Мы с Карен вместе гуляем по саду.
— Ник звонил. Он приедет через несколько часов. Ты хочешь его увидеть?
— Дождаться не могу.
Ник забегает в дом через парадную дверь и наталкивается на лающего Брута, а следом на него налетают Джаспер с Дейзи. Я слышу их голоса из своей комнаты.
— Привет, Никки!
— Ник!
— Буп!
— Никушка-какушка!
— Ди!
— Привет!
— Ауч!
— Никки!
Лай.
— Красоточка!
— Какашуля!
Потом к ним присоединяется Карен.
— Привет, Мамасита!
— Спутник.
— КБ.
— Рада тебя.
— Взаимно.
— Видеть.
— Как добрался?
— Быстро. Нормально.
— Здорово.
— Хорошо выглядишь.
— Ты тоже.
— У меня есть настольный футбол!
— Настольный футбол?
— Ты хочешь порисовать?
— Но.
— Футбол!
— А поиграть?
— Да, но...
— У меня есть мелки.
— Мелки? Я в деле.
— Ты расскажешь нам про ПиДжея?
— Да, да и да. Но сперва...
— Ты...
— Где наш старикан?
Ник заходит в мою спальню в сопровождении Карен и детей. Я хочу встретить его по всем правилам. С трудом поднимаюсь на ноги и мы обнимаемся.
— Ну вот.
— Ну вот.
— Привет, пап.
— Привет, Ник.
— Я так рад тебя видеть.
— И я тоже.

Большую часть дня я дремлю, но Ник сидит рядом со мной и держит меня за руку. Когда я засыпаю, Ник уезжает на велопрогулку. Он привез свой велосипед, забросил его в багажник автомобиля, который недавно купил у приятеля из АА.
Он стоит тут в своих велосипедных шортах с мягкой подкладкой, в рубашке с логотипом Моторола на груди, а на ногах у него длинные носки и специальные велотуфли, в которых так удобно крутить педали. Он уезжает из дома, катается по нашей дороге, а потом направляется на запад, ездит вдоль залива Томалс. Я представляю, как он едет вдоль залива, где проводил столько времени, когда был маленьким, играл, катался на байдарке и плавал, а также принимал наркотики на пляже вместе со своими друзьями. Представляю, как он едет мимо ранчо и Истеро, где мы вместе занимались серфингом.
Вернувшись обратно, он заглядывает ко мне в комнату, садится рядом. Говорит:
— Я боялся, что мы тебя потеряем.
Я пристально смотрю ему в глаза.
— Ты побыл на моем месте.
Я собираюсь лечь спать, а Ник уходит в детскую, чтобы поиграть с Джаспером и Дейзи.

На следующий день, к нашему всеобщему сожалению, он уже должен возвращаться на работу. Он уезжает утром, едет на юг, обратно в ЛА.

Похоже, что мое состояние понемногу улучшается, день ото дня.
"Многих пациентов с с субарахноидальным кровоизлиянием не успевают довезти до больницы." - вычитал я на одном из веб-сайтов, посвященных медицине. - "Около 50 процентов из тех, кого доставить в больницу успевают, умирают в первый месяц после начала лечения".

По утрам и вечерам Карен водит меня на прогулки в сад. Я жалуюсь, но слушаюсь, а после отправляюсь спать, в то время, как она отправляется в свою мастерскую. Я пытаюсь разобраться в том, что случилось, и что еще может произойти. Я толком и не знаю, чего жду от будущего. Порой я хочу вернуться в прошлое, а иногда - нет. Мне не хочется, чтобы все стало как раньше. Не хочется вновь постоянно тревожиться о Нике. Иногда будущее приводит меня в ужас. В другие дни я паникую и переживаю при мысли о прошлом.

Но на данный момент Джаспер и Дейзи в полном порядке. Джаспер уехал на неделю в лагерь. Дейзи по утрам ходит в бассейн, потом возвращается домой. Она читает мне книгу "Люблю, Руби Лавендер". Ник снова переехал, теперь нашел квартиру в Голливуде. Он рад, что живет рядом с друзьями. Он звонил сегодня утром, пока ехал на их обычную с Рэнди велопрогулку по побережью.

В своем выздоравливающем сознании я прокручиваю воспоминания о времени, проведенном в больнице. Все время думаю о том, как пытался вспомнить его номер, и вновь поражаюсь тому, что кровоизлияние в мозг - даже оно - не избавило меня от тревоги о нем. Я вспоминаю сколько было случаев, когда он жил на улице, или был Бог знает, где еще, как я мечтал стереть воспоминания о нем, отправиться на лоботомию, получить свое вечное сияние чистого разума, чтобы больше не страдать из-за него и для него. Теперь я благодарен за то, что у меня есть - даже за эту тревогу и боль. Я больше не хочу лоботомию, не желаю стереть его из памяти. Я возьму на себя ответственность, в том числе и за те эмоции, что были у меня основными после мозгового кровоизлияния. Некоторые люди отказываются. Когда выясняется, что их дети не такие, как им хотелось бы - в некоторых случаях речь идет о "неправильном" вероисповедании или "плохой" ориентации, в других - о наркотиках. Такие родители запирают двери. Щелк. Как в фильмах про мафиози:
— У меня больше нет сына. Для меня он мертв.
У меня есть сын, и я никогда не скажу, что для меня он мертв. Я привык к постоянной фоновой тревоге о Нике и периодическим приступам депрессии из-за мыслей о его зависимости, хоть и не получаю от этого никакого удовольствия. Я уже не помню, каким был без всего этого. Я привык к мысли, что счастье мимолетно, и иногда я могу обнаружить себя на дне очень глубокой ямы. Однако, живя с мыслями об этом, мне позволено - я позволяю себе? - периодически выползать из ямы и, убрав покрывало, прикрывающее ее, смотреть на мир чуть иначе, видеть и осязать его во всем богатстве, полноте, яркости.
На глаза наворачиваются слезы. Из-за всего этого. С одной стороны - неопределенность будущего. Вероятность еще одного кровоизлияния. Вероятность, что мои дети могут погибнуть в автокатастрофе. Вероятность, что у Ника снова случится рецидив. Миллион иных возможных катастроф. С другой - любовь и сострадание. Для моих родителей и семьи. Для друзей. Для Карен. Для моих детей. Я чувствую себя более уязвимым и хрупким, но также и более ответственным. Люди, побывавшие, как и я, на грани смерти, впоследствии говорят, что обрели смысл жизни. У них происходит переоценка ценностей, становится ясно, что на самом деле важно, а что нет. Обычно они утверждают, что теперь больше, чем раньше, ценят своих родных и близких. Выжившие говорят, что научились избавляться от всего лишнего и живут одним днем.
Но я не чувствую, что обрел смысл жизни. В каком-то смысле все стало даже менее понятным. Вместо того, чтобы беспокоиться меньше, я теперь тревожусь еще сильнее, острее ощущая собственную смертность.
Да, я знаю, что нет на свете ничего важнее родных и близких. В этом я никогда и не сомневался, с самого начала был им предан. Я все так же уверен, что следует наслаждаться каждым моментом - ценить то, что у меня есть. Все так же верю, что во многих аспектах жизни мне очень повезло и возможность продолжать жить - главная удача. Периодически я задумываюсь о величии и чуде, несмотря на то, что ощущаю неумолимое течение времени. Дети растут, это и печалит и радует. Основной лейтмотив этого - неизбежность. Я ее чувствую.
Теперь я чаще выхожу из дома. Я подолгу гуляю в одиночестве, брожу по лесу, загадочному и безмолвному, и цвета продолжают видеться мне более яркими - больше зелени, бесчисленное количество трав, а также побеги и набухшие почки на ветках деревьях, готовые распуститься. Я встречаю спящего кролика, а над моей головой проносятся краснохвостые ястребы, большие голубые цапли и скопа. Есть Бог или нет, но вся эта непостижимая система достаточно сложна, глубока и прекрасна, чтобы казаться чудом. Сознание - чудо. Созвездия импульсов, из которых складывается то, что мы зовет любовью - чудо. Чудеса не избавляют мир от зла, но я воспринимаю зло как данность, плату за возможность встречи с чудесами. Ник, теперь ты обрел веру в Высшие Силы?

Он не принимал наркотики больше года. Опять. Полтора года. Он звонил этим утром, пока ехал на побережье, на очередную встречу с Рэнди. Джаспер, Дейзи и их двоюродные братья играют на заднем дворе, скатываются по самодельной водяной горке. Звуки их смеха пробиваются в чащу сквозь озаренные светом листья. В моей голове осталась дыра, хотя мой доктор и уверяет, что со временем она зарастет.
О голове Ника я тоже думаю с надеждой. Я вспоминаю доктора Лондон и ее результаты сканирований. Сейчас, когда Ник уже более полутора лет прожил, не притрагиваясь к метамфетамину и другим наркотикам, я вспоминаю, как доктор Лондон демонстрировала мне результаты ПЭТ-сканирования на экране своего компьютера - изображения мозга у представителей контрольной группы со сбалансированной химией и нормальным уровнем колебаний нейротрансмиттеров, реагирующих на различные внешние раздражители. Я задаюсь вопросом, так же ли сейчас выглядит мозг моего сына.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

Найди меня

Сложно сказать для кого Асиман написал эту книгу. Явно не для фанатов Назови меня. Возможно для себя. Никаких иных причин отдавать 50% сюжета бате Элио, который внезапнейше развелся, уехал в Рим и начал встречаться с молоденькой девушкой, я не нахожу. Был ли хоть один человек в мире, желавший узнать больше про внутренний мир бати, помимо автора? У нас такое поведение пожилых бать называется "седина в бороду, бес в ребро" и мы не считаем это прекрасным.

В начале сразу же вскрывается главная проблема книги. Это не книга, а гребаный фанфик про мир соулмейтов. Потому что в нашем мире никто себя подобным образом не ведет.
Даже влюбившись с первого взгляда, допустим, ок, люди не воспринимаю этот факт как должное и не обесценивают все, что происходило с ними ранее. Читать рассуждения бати о том, что он раньше и не жил и не любил неприятно. Жена??? Сын??? Какие-то предпосылки в первой книге??? Да, в проникновенной речи для Элио батя упоминал, что не решался зайти в своих чувствах так далеко как сын, но это вообще никак не указывало на полную несостоятельность его брака с Аннеллой и желание получить развод. Кстати, по "Найди меня" выходит, что это Аннелла и стала бате первая изменять. Почему, с чего... Просто примите это как данность, дорогие читатели, нет времени объяснять, настоящая лав впереди.
Элио при первом своем появлении в "Найди" тоже поражает. Представьте, что ваш батя, который вроде как приехал навестить вас из другого города, заявляется на встречу с неизвестной женщиной, а женщина с порога сообщает, что они с вашим батей успели дойти до третьей базы. За сутки. Воспримете ли вы эту новость совершенно спокойно? Захотите ли немедленно отвести их в священное для себя место и рассказать, что общаетесь с одной стеной, потому что она навевает мысли о покинувшем вас любовнике?

Потом, слава всем Богам, часть про батю наконец заканчивается и действие переносится в Париж, где повзрослевший Элио стал успешным музыкантом и начал встречаться с самым нормальным персонажем книги - Мишелем. Мишель годится Элио в бати, что его самого порядком смущает, но зато он тихий, воспитанный, ласковый, ничего не требует и относится с Элио с нежностью. Отвозит в особняк, где рос и показывает ему музыкальную загадку, оставшуюся от его отца, которую они вместе пытаются решить. Мишель, как и все в этом фанфике, прекрасно понимает, что ему не светит долго и счастливо с Элио, ведь они не соулмейты и он не злится из-за того, что Элио продолжает страдать по мужику, бросившему его много лет назад.

В последней части нам показывают кусочек быта Оливера. Оливер живет с женой и страдает. Хочет тройничок со знакомыми, приглашенными к ним в дом на вечеринку. Внезапно вспоминает про Элио из-за чужой игры на пианине и понимает, что все, это судьба же была, дети выросли, пора бы и вернуться к истинной любви. Жена невозмутима - она тоже все понимает и давно подозревала, что дело движется к разводу. Зачем Оливеру было ждать столько лет? Этого мы не узнаем. Какая разница, вот вам воссоединение на последних десяти страницах и у Элио с Оливером вдобавок появился ребенок - малыш остался от бати, умершего за кадром. Миранда живет с ними, мать Элио тоже. У нее деменция, что очень удобно для сюжета. Все счастливые и понимающие. Сына бати зовут Оливер, других-то имен в мире не нашлось.

У Асимана все еще очень красивый стиль и я не могу сказать, что хотел бы выкинуть это продолжение из памяти, но из-за вышеописанного нагромождения роялей и судьбоносных любовей не получается воспринимать его всерьез. Фик неплохой, на четверочку.

@темы: любите книги. пусть это старомодно, но всегда взаимно., персиковые мужья

---

Мелкие мошенники


Фильм можно было спокойно сократить до короткометражки и закончить на съемках интервью с эксцентричными рабочими фабрики. Отличная же была мини-стори: неудачливый вор и его жена покупают кондитерскую рядом с банком, собираясь прорыть подкоп в хранилище банка, но их фейковая кондитерская внезапно обретает невиданную популярность и они, неотесанные очароваши, зарабатывают состояние законным путем.
Но Аллен решил растянуть идею еще на час, свернув на привычную ему стезю домашних скандалов, измен и ситуации, когда один из партнеров прокачивает себе интеллект, а второй не может за ним поспеть и фильм сразу стал в разы скучнее. 5 из 10.

Кое-что ещё


Вуди Аллен более откровенно чем обычно играет сам себя и поучает начинающего писателя как тому стать успешнее, а попутно помогает ему решать проблемы с девушкой. Девушка в явном неадеквате и не желает больше заниматься сексом, но она же такая хорошенькая! Нельзя бросать!
Сквозной сюжет отсутствует, больше похоже на набор сценок из жизни одного долбодятла. Не понимаю почему, но мне было забавно, хотя критики этот фильм порядком обосрали и зрители их поддержали. 6 из 10.

Знаменитость


Тут Аллен высмеял сам себя, честно признавшись (устами одного из персонажей), что не терпит претенциозных современных режиссеров, снимающих черно-белые фильмы (разумеется, этот фильм черно-белый).
Мужчина пытается дописать наконец свой великий роман и найти столь же великую любовь, распрощавшись с прежней женой. Он принимается (без особого успеха) вращаться в мире теле- и кино- звезд, им и их образу жизни Аллен тоже походя раздает люлей. В эпизодической роли засветился сам Дональд Трамп.
Пока мужчина-гг гонится за миражами, его жена как раз по чистой случайности раскручивается и становится успешной. Карма порешала, в общем.
Чудесная открывающая сцена и финал. Никто тебе не поможет, мужик, ты испортил свою жизнь собственными же руками. 6 из 10.


Доктор Сон


Мягонький МакГрегор все так же великолепно играет, очень хорош в роли взрослого Дэнни-алкоголика. Ребекка Фергюсон - харизматична до невозможности как Роза-В-Шляпе, ей нужно чаще играть злодеек. Абра (Кайли Карран), девочка-подросток с сиянием, тоже нареканий не вызывает. Фильм не страшный, есть только неприятные моменты с убийствами детей, но без излишнего смакования их мучений. Сцены из культового Сияния пересняли с другими актерами, что, в принципе, объяснимо, но несколько сбивает верибельность. Особенно там где разговор отца и сына (мощный диалог!). Может стоило потратиться на цифровое омолаживание Николсона.
Нахожу очень удачным то, как режиссер смог свести обе версии истории - книжную и фильмовскую к единому знаменателю. Место отца занял сын и он же получил право на искупление, а отель наконец-таки взорвался (правда совершенно непонятно хули он там стоял целехонький столько лет и не привлекал внимания со стороны властей). Фильм не кажется затянутым и пополняет список удачных экранизаций произведений Маэстро. 7 из 10.

@темы: фильмы

---

@темы: heisenbitch, видяшки

---

Гигантская 19 глава. Тут все: рефлексия, погони, флешбеки из мирного прошлого, отдых на Гавайи, ангст, маленькие радости...

Красивый мальчик

Глава 19

Глава 19

На улице идет дождь. Дети все еще в школе. Мы с Карен сидим на бетонном полу в кухне вместе с Лунным псом. Ветеринар тоже сидит на полу. Голова собаки покоится на коленях у Карен. Она поглаживает его по бархатистым ушам. Рак одолел Лунного пса - тот едва может стоять на ногах. Он дрожит и скулит от боли. Пришло время избавить его от страданий и мы с Карен чувствуем опустошенность. Карен тоже дрожит и плачет. Доктор пришел сюда, чтобы сделать все дома. Когда он вкалывает Лунному псу что-то, что погружает его в глубокий сон, и у меня на глаза наворачиваются слезы.
Его дыхание затруднено. Второй укол - и вдохи прекращаются. Ветеринар остается с нами еще на некоторое время, потом уходит. Мы с Карен, напрягаясь изо всех сил, несем тяжелое тело Лунного пса, завернутое в одеяло, в яму, заранее вырытую под красным деревом в саду. Там мы его и хороним. Когда Джаспер и Дейзи возвращаются из школы, то вместе с Карен строят под дождем надгробие для Лунного пса. Мы плачем из-за его смерти и из-за всех остальных несчастий, случившихся в нашем доме.
Перед сном мы читаем книжку с картинками под названием "Собачий Рай": "Иногда ангелы позволяют собакам ненадолго спуститься обратно на землю, где они, никем не видимые, обнюхивают задний дворик их прежнего дома, заглядывают к соседской кошке, провожают ребенка в школу..."

Где Ник?
Сейчас позднее утро, с момента его исчезновения прошло четыре дня. Я продолжаю пытаться дозвониться до него.
В конце концов кто-то снимает трубку. Мужской голос. Не Ник.
— Аллооо?
— Ник? Это ты?
— Ника здесь нет.
— Кто говорит?
— А вы кто?
— Отец Ника. Где он?
— Он отдал мне свой телефон.
— Отдал вам? Где Ник?
— Почем я знаю?
— А где он был, когда отдал вам телефон?
— Да я его знать не знаю. Встретил на автовокзале в ЛА. В центре города. Он отдал мне свой мобильный и с тех пор я его не видел.
— Просто так отдал? Зачем он это сделал?
Тишина. Он повесил трубку.
Я связываюсь с оператором сотовой связи и прошу ее заблокировать сим-карту, объясняю, что телефон, по всей видимости был украден и благодарю ее за помощь и сочувствие. Мы с Вики сходим с ума от беспокойства. Опять. Обзваниваем всех знакомых, надеясь узнать хоть что-нибудь. В конце концов Вики звонит З., и да, с ней он связывался. Ник ей звонил - из Сан-Франциско.
Приехали.
Она говорит, что по его голосу было понятно, что он под кайфом. Разумеется.
Хотел бы я все это закончить. Я этого не вынесу. Хотел бы я стереть Ника из своей памяти. Мне не хватает процедуры, подобной той, что выдумал Чарли Кауфман для фильма "Вечное сияние чистого разума". Там врач предлагал свои услуги людям, страдающим от травматичных воспоминаний связанных с их любовными отношениями. Он в буквальном смысле стирал из памяти все воспоминания о человеке. Я фантазирую, представляя как полностью забыл бы Ника.
Иногда кажется, что тут только лоботомия может помочь.

Где Ник?
Я больше не в силах этого выносить. И все же каждый раз, когда я думаю, что не справлюсь, у меня это получается. На смену полному унынию приходит бешеное желание действовать, сделать что-нибудь. Я отчаянно хочу отправиться на его поиски, хотя и знаю, что не найду его. Когда я делюсь своим планом действий с Карен, она качает головой.
— Ты не сможешь найти его, если он сам этого не хочет, — говорит она, глядя на меня с беспокойством и... Что это? Раздражение. Печаль. — Тебя ждет разочарование.
Я говорю:
— Знаю.
И больше ничего сказать не могу, поскольку в моем мозгу в это время вертится: невозможно найти его, если он сам этого не хочет, но он может умереть и тогда уже будет слишком поздно искать. Ожидание мучительно.
Карен чувствует мою боль и в конце концов уступает.
— Поезжай, — вздыхает она, — поищи его. Хуже от этого не станет.
Я знаю, что она изо всех сил старается не судить меня или Ника слишком строго, но она все больше злится и расстраивается из-за его беспощадности и переживает, что происходящее сказывается на Джаспере и Дейзи. На нас. На мне. Она обижена из-за того, что я совсем не обращаю на нее внимание, будучи охвачен тревогой.
— Поезжай, — говорит она, — может тебе станет легче, если попытаешься.

И вот я снова в городе, езжу по Мишен-стрит, заглядывая в открытые двери магазинов, кафе и баров. Я вглядываюсь в лица прохожих и везде мне чудится Ник. Каждый человек похож на него. Потом я паркуюсь в районе Хейт-Эшбери и медленно шагаю по Хейт-стрит, петляя туда-сюда, проверяю растаманские магазинчики, книжные, пиццерии, кафе и музыкальные магазины. Я возвращаюсь в парк Золотые Ворота, прохожу по тому же пути, как в день, когда встретил ту девушку-наркоманку из Огайо.

Здесь нет никого, кроме двух женщин на расстеленном одеяле, возящихся с их младенцами
Возвратившись домой, я звоню Рэнди. Спокойно выслушав мои возмущения, он утешает меня:
— Ник скоро вернется. Удовольствия он уже не получает.
Надеюсь, что он прав, но я все равно переживаю, что Ник может заработать передоз или нанести себе непоправимый вред каким-либо иным образом.
Ника нет целую неделю.
Потом проходит еще одна.
Нескончаемые ночи и дни.
Я стараюсь заниматься своими делами. Стараюсь работать. Мы с друзьями договариваемся отдохнуть вместе - с теми же друзьями, которые собирались поехать с Карен и детьми на пляж в день, когда Ника арестовали.

Привязав велосипеды к креплениям на крышах наших автомобилей, мы встречаемся с ними ранним субботним утром на стоянке в Медвежьей Долине.
На две семьи у нас есть восемь велосипедов, начиная от дорогущего велосипеда с четырнадцатью скоростями и заканчивая крошечным дребезжащим велосипедиком от "Schwinn Bicycle Company", принадлежащей младшей из девочек. Медвежья Долина - в зелени и золоте, а небо, расчерченное на части верхушками деревьев - сине-белый навес. Мы едем по грязной тропинке к лугу, а оттуда по каменистой тропе спускаемся к Скале Арке. Чтобы добраться до нее, приходится слезть со своих велосипедов и последнюю милю пройти пешком. По лесной тропе, которая идет параллельно с ручьем, окруженной елями, мягкоигольными соснами, хризолеписами и раскидистыми дубами с изогнутыми ветвями. В конце концов мы взбираемся на отвесную скалу, откуда открывается потрясающий вид на океан, где тюлени высовывают головы из-под воды рядом с зазубренной скалой, похожей на ледник.
Потом мы проходим по другой дороге, возле которой растут цветы Губастики, мирты и ирисы. На гранитных валунах прорастает мох цвета ржавчины. Джаспер говорит, что он словно попал в мир Властелина Колец. Внизу, под Скалой Аркой, точно высчитав время, когда можно пробиться сквозь грохочущие волны, после того как они вновь вливаются в океан, мы минуем скалы и спускаемся на крохотный клочок пляжа. Под ногами отполированные водой куски кварца и губчатые водоросли. Тропа выводит нас обратно на большую дорогу. Мы с Джаспером добираемся до нее первыми. Забираемся на велосипеды и продолжаем ехать вперед. Мы договорились встретиться с остальными на лугу. Добравшись до него, мы прислоняем велосипеды к стволу дерева и садимся на упавшую ветку под дубом. Джаспер указывает в сторону луга:
— Смотри!
Там есть полоса с насыщенно-розовыми цветами, последний привет из давно заброшенного сада. Розы, розовые словно сладкая вата.
Мы сидим тихо, слушая как поют птицы и ветер шумит в кронах деревьев. Внезапно меня охватывает чувство дежавю. Я уже был здесь. Сидел на этой же ветке. Только с Ником. Более десяти лет назад. Мое сердце ускоряет свой бег, а к глазам подступают слезы.
Ник залезал на это дерево. Забравшись повыше, он окликнул меня:
— Пап, смотри! Смотри, куда я забрался!
Он рассеянно напевал:
"Жельдей мурчащих горлосов
Был свышен хряпот всем".
Поднявшись еще выше, он соскользнул на толстую ветку, возвышающуюся над лугом.
— Посмотри на меня, пап! Смотри!
— Я смотрю.
— Я выше неба!
— Молодец.
— Выше облаков!
Он прополз дальше по искривленной ветке.
— Выпалывай сорняки, — напевал он, — собирай камни. Все мы сделаны из костей и звезд.
Дерево сотряс порыв ветра: листья задрожали, ветви покачнулись.
— Я хочу спуститься вниз! — Внезапно выпалил Ник.
— Хорошо, Ник. Все будет в порядке. Слезай потихоньку.
— Я не могу. — Отозвался он. — Я застрял.
— Ты сможешь. — Возразил я. — У тебя получится.
— Я не смогу слезть отсюда! — Он начал плакать.
— Не торопись. — Посоветовал ему я. — Слезай шаг за шагом. Понемногу.
— Я не могу.
— Нет, можешь.
Он крепче прижался к ветке, обняв ее руками и ногами.
— Я упаду.
— Не упадешь.
— Упаду!
Я стоял прямо под ним и кричал ему:
— Все будет в порядке! Не торопись.
Говоря это, я думал про себя, что поймаю его, если он начнет падать.

Сидя здесь с Джаспером, вспоминая прошлое, я ощущаю как по моим щекам текут слезы. Джаспер это сразу замечает.
— Ты думаешь о Нике. — Говорит он.
Я киваю.
— Извини. — Отвечаю я. — Это место напоминает о нем. Я вспомнил как бывал тут с ним, когда ему было столько же, сколько тебе сейчас.
Джаспер кивает.
— Я тоже о нем часто вспоминаю.
Мы в молчании сидим рядышком под старым деревом до тех пор, пока нас не окликают Карен и друзья.


Однажды утром, на следующей неделе, Карен замечает, что в нашем доме происходит нечто странное. Некоторые вещи не на своих местах. Расческа валяется на полу. Кое-какие книги и журналы лежат на диване. Один из свитеров пропал. Я работал в своем кабинете, но пришел к ней в гостиную.
— Что ты хочешь сказать? — Вопрошаю я.
Сразу же готовлюсь к обороне. Моя защита строится на предположении, что Карен просто параноит и реагирует слишком бурно - всегда-то готова обвинить Ника.
— Ничего. Кто-то... — Она замолкает. — Посмотри сам.
Я иду за ней и в моем мозгу рычаг переключается с обороны на принятие. Ник был здесь. Вломился в дом.

Вдвоем мы осматриваем весь дом и обнаруживаем, что засов на французской двери в нашей спальне сломан. Засов из красного дерева восстановлению он уже не подлежит.
Лишь позже я замечаю, что он покопался и в ящиках моего стола.

Каждый раз, когда мы с Карен узнаем о новом прегрешении Ника, то чувствуем гнев и печаль. Как он мог сделать это? Мы закрыли наши прежние счета в банке, когда он попытался подделать наши подписи на чеках, закрыли кредитные счета, когда он своровал кредитные карты. Придется поступить так же еще раз. В этот раз мне нужно позвонить слесарю и в охранную компанию.
Кроме того, я звоню шерифу и сообщаю о взломе с проникновением. Если бы раньше мне кто-то сказал, что я буду доносить шерифу на собственного сына, я бы решил, что наркотики принимает не Ник, а этот человек. Я не хочу, чтобы Ника арестовали. Мне делается дурно, когда представляю его за решеткой. Будет ли от этого какой-то толк? Внезапно я начинаю понимать, что чувствовала та мать с собраний Ал-Анон, которая рассказывала, что ее дочь в тюрьме и говорила: "По-крайней мере я знаю где она". И: "Там безопасно". Как печально-иронично, что несмотря на все насилие, творящееся в тюрьмах, там Нику все равно, скорее всего, было бы безопаснее, чем на улицах.

Слесарь, который приходит к нам домой - крепко сбитый мужчина в джинсах и простой рубашке. Я показываю ему замки на дверях и окнах, которые мы хотели бы сменить. Этот опыт обходится мне недешево, как в плане денег, так и в плане унижений, потому что я честно отвечаю на его вопрос:
— Просто перестраховываетесь или что-то случилось?
Мой голос дрожит, когда я отвечаю:
— Все дело в моем сыне.

На следующий день мы получаем известие от друзей, которые живут в Инвернессе, рядом с Манка, бывшим охотничьим домиком, а ныне знаменитым рестораном. Сотрудник ресторана, приехавший туда рано утром и ожидающий прибытия своей команды, увидел как двое мальчишек вылезают из окна их дома. Мальчишки метнулись в сторону и юркнули в старую дребезжащую красную Мазду, поблекшую от солнца. Мальчишки бежали быстро, но все же этот человек, тоже наш знакомый, узнал Ника.

Я еду в их дом.
Следы ночевки Ника и его приятеля остались нетронутыми: он со своим другом спали на полу в гостиной. Больше всего тревожат ватные палочки, пакетики из серебристой фольги и другие улики, свидетельствующие о том, что тут курили и кололись.

Куда еще Ник может вломиться?
Всегда нелегко понять мотивы действий наркомана, но меня поражает то, что Ник возвращается туда, где его любят - в наш дом, в дом бабушки и дедушки, в дом друзей. Вероятно, для него это просто самые легкие варианты, когда больше пойти некуда, но возможно это также связано с неосознанным желанием вернуться домой, найти безопасное убежище? Безотносительно причин, становится все труднее сострадать ему, когда его безумие направлено на нас. Мы начинаем бояться его.

На следующее утро Карен стоит на улице, когда внезапно видит Ника, проезжающего мимо на его старенькой Мазде, из выхлопной трубы которой струится дым. Их взгляды пересекаются. Он жмет на газ, ускоряя машину и пролетает мимо нашего дома в сторону холма. Ошарашенная Карен старается все обдумать. Да, это точно был Ник. Она зовет меня. Я прыгаю в машину и гонюсь за ним. Чего я хочу добиться? Наверное, просто скажу ему, что мы убиты горем. И предупрежу, что мы звонили в полицию. Ему пора остановиться, отправиться на лечение, позвонить Рэнди. Я плутаю по извилистым улочкам, по холмам вокруг нашего дома. Десять лет назад тут случился лесной пожар. Сгорело сорок пять домов и более двенадцати тысяч акров леса. Заново высаженные дубы, сосны и пихты сейчас по размеру не больше рождественских елочек. Я езжу по улицам, по дорогам, змеящимся мимо каньонов и холмов, но не могу найти его. Я еду вниз по склону обратно к нашему дому и когда добираюсь до подъездной дорожки, то вижу, что второй машины нет. Я бегу в дом.
Джаспер и Дейзи говорят мне, что Карен увидела как Ник спускается вниз с холма (значит, я его почему-то проглядел) и запрыгнула в машину. Она гонится за его старой машиной на нашей собственной древней развалюхе - покореженном ржавом Вольво Универсал, который с трудом разгоняется до сорока миль в час. Я пытаюсь позвонить Карен, но слышу как ее телефон вибрирует и сигналит в спальне, в нескольких метрах от меня. Дети выглядят взволнованными и я их успокаиваю. К настоящему моменту им уже известно о срыве Ника, но как объяснить почему их мать запрыгнула в машину и бросилась в погоню за братом?
Карен отсутствует почти час и все это время я схожу с ума от беспокойства, но ради детей делаю вид, что все нормально и продолжаю утешать их. Мы ждем ее в гостиной.
Когда машина Карен въезжает на подъездную дорожку, мы выбегаем из дома ей навстречу. Она рассказывает, что преследовала Ника на шоссе 1, а потом ехала за ним по горной дороге Стинсон Битч. Но в конце концов поняла, что это нелепо - что она будет делать, если догонит его? - и поэтому остановилась.
— А что бы ты сделала, если бы его поймала? — Спрашивает Джаспер.
— Я не знаю. — Отвечает она.
Она похожа на загнанного зверя. Она плачет.

Позже, когда мы остаемся наедине, она признается:
— Я хотела сказать ему, чтобы он отправлялся на лечение, но в первую очередь я бросилась преследовать его, чтобы отогнать подальше от нашего дома - от Джаспера и Дейзи.

Не то, чтобы мы нуждались в дополнительных доказательствах, но это сумасшедшее утро лишний раз продемонстрировало, что мы полностью потеряли контроль над ситуацией. Было глупо пускаться за ним в погоню, но мы поддались иррациональным желаниям, тем самым, что усугубляют зависимости.

Три дня спустя, воскресным утром звонит телефон, но в трубке молчание.
Позже это повторяется снова.
Звонят с неизвестного мне номера. Воспользовавшись сайтом anywho.com я выясняю, что номер принадлежит знакомым людям. Мне требуется время, чтобы понять, зачем они решили связаться со мной. Это родители девочки, с которой Ник общался в старшей школе. Я перезваниваю, но попадаю на автоответчик и поэтому оставляю сообщение. "Я пытаюсь найти своего сына. Его зовут Ник Шефф. Он звонил мне с этого номера".
Мне перезванивает мачеха этой девочки. Меня шокирует то, что я от нее слышу.
— Вы отец Ника? Очень рада с вами познакомиться. — Говорит она. — У вас такой прекрасный сын. С ним приятно иметь дело. Мы очень беспокоились за Эйприл, но он так ей так здорово помог.
"Помог ей?"
Вздохнув, я рассказываю ей про рецидив Ника и его побег. Она ошеломлена. Сообщает, что ее падчерица несколько раз попадала в реабилитационную клинику, лечилась от наркозависимости, а Ник, казалось, оказывал ей необходимую поддержку.

Ник звонит днем. Он мне во всем признается - что у него рецидив, что он колет себе мет и героин. Я заранее отрепетировал свой ответ. Дрожащим голосом я говорю ему, что ничем не могу помочь. Все зависит от него. Я рассказываю ему, что его ищет полиция, что его мать подала заявление о его пропаже в полицейский участок Санта-Моники и что шериф в Марин отправил патрульных к нашему дому и к дому наших друзей, куда он вломился.
Я говорю:
— Ты хочешь попасть в тюрьму? Все идет к этому.
— Господи, — произносит Ник, — пожалуйста, помоги мне. Что мне делать?
— Ты и сам это знаешь. Что тебе говорили насчет этого в реабилитационном центре? Позвони наставнику. Позвони Рэнди. Больше ничего не могу тебе посоветовать.
Он плачет. Я молчу. На самом деле я не хочу говорить с ним вот так. Я хочу поехать в город и забрать его. Но я повторяю:
— Позвони Рэнди.
Говорю, что люблю его и надеюсь, что он вернется к нормальной жизни. Со стороны я могу казаться решительным или непреклонным, но это только видимость. Я вешаю трубку. У меня сводит желудок и кровь стучит в висках. Я хочу перезвонить ему. Хочу сказать, что еду за ним. Но не звоню.

Примерно спустя полчаса со мной связывается Рэнди. Он говорит, что пообщался с Ником и уговорил его вернуться в ЛА.
— Я сказал, что скучаю по нему. — говорит Рэнди. — И это правда. Сказал, чтобы он тащил сюда свою задницу, а я уж его встречу. Думаю, что он действительно вернется.
Я делаю глубокий вдох.
Когда я благодарю Рэнди, он прерывает меня:
— Не благодарите. Я и сам себе помогаю, занимаясь этим.
И прибавляет:
— Я действительно соскучился по этому болвану.

Мы с Вики обсуждаем все это. Мы рады слышать, что Ник вернется обратно в ЛА к Рэнди на реабилитацию. Однако мы оба слишком потрясены, мы не готовы или не в силах признать, что, возможно, дела налаживаются. Все слишком ненадежно.

Вики звонит мне еще раз вечером. Ник, у которого хватило денег на такси и билет на самолет, вернулся в ЛА. Она встретила его в аэропорту и отвезла обратно в его квартиру, где сосед по комнате похлопал его по спине в знак приветствия. Ник тут же пошел в свою спальню и заснул. Когда я звоню ему, трубку снимает Тед и говорит, что Ник все еще спит.
— В процессе детоксикации нет ничего приятного, но ему придется через это пройти, — говорит он. — И тут вы ничем не можете ему помочь. Молитесь за него.

Ник звонит утром. У него охрипший голос. Когда я спрашиваю, как он себя чувствует, он грубо отвечает:
— А ты как думаешь?
Он рассказывает о своем отъезде из Сан-Франциско.
— Я делал все, как велел Рэнди, — говорит он, — то есть, молился. Я просто повторял: "Боже, помоги мне". Говорил это снова и снова. Когда я уже на пороге стоял, меня заметила Эйприл и психанула. Она вцепилась в мою ногу, рыдала и кричала, что я не могу уйти. Но если бы я остался, мы бы оба сдохли. Я ей так и сказал, но она не слушала.
Он всхлипывает.
— Как же я облажался!

Следующие несколько дней я стараюсь сохранять оптимистичный настрой, но на самом деле пребываю в смятении. В присутствии Джаспера и Дейзи я делаю вид, что все в порядке, но позволяю себе быть слабым, оставшись наедине с Карен.
Я иду на очередное собрание Ал-Анон в церковь в Корте Мадера. Я не могу сдерживать дрожь, и когда настает мой черед говорить, то я не в состоянии нормально описать события последних двух недель. Я говорю что-то в панике, заливаясь слезами и чувство у меня такое, что это выступает кто-то другой. Это не моя жизнь. В конце концов я выдыхаюсь и заканчиваю выступления словами:
— Я не знаю, как вы это выдерживаете.
И плачу. Как и многие другие.
После окончания собрания, когда я помогаю складывать и убирать металлические стулья, незнакомая женщина подходит и обнимает меня и я с ужасом понимаю, что плачу в ее объятиях.
— Продолжайте ходить сюда, — говорит она.

Иногда меня пугает тот факт, что жизнь продолжается несмотря ни на что, но отрицать этого невозможно.

Джаспер заглядывает ко мне в кабинет. На нем короткая фланелевая пижама и пушистые тапочки. Дейзи, с волосами всклокоченными после сна, ходит по дому в футболке и радужных брюках, а еще она повсюду таскает за собой Уни, ее плюшевого единорога.
Мы с Карен и детьми вместе готовим вафли. После еды Джаспер и Дейзи играют в прятки. Пока Джаспер считает, Дейзи убегает в сторону коридора. Джаспер говорит: "Кто не спрятался - я не виноват" и идет искать ее. Он обнаруживает ее все в той же корзине, где она всегда прячется, сворачиваясь в клубок словно котенок. Джаспер опрокидывает корзину и она вываливается на бетонный пол, а потом он спотыкается об ее распластанное тело и сам падает на нее сверху. Они хохочут, как гиены. Дейзи удается встать и она бросается прочь, а Джаспер следует за ней по пятам. Они проносятся мимо нас и забегают в пустующую спальню Ника, где мы все оставили, как раньше, несмотря на плохие воспоминания, которые, кажется, въелись в стены.
Потом дети одеваются и идут на улицу, где перебрасывают туда-сюда мяч для лакросса. Впрочем, не проходит и нескольких минут, как мяч они теряют. В нашем саду мячи теряются постоянно, просто мистика какая-то: мячи для лакросса, бейсбольные мячи, мячики для тенниса, футбольные мячи, баскетбольные... И распространяется это проклятье не только на мячи, но еще и на воланы, бумажные самолетики, игрушечные аэропланы и летающие тарелки.
Некоторое время дети ищут мяч, заглядывая за кусты и копаясь в живой изгороди, но его уже поглотила наша садовая черная дыра. Сдавшись, дети садятся на гравий, и мы слышим, как они там играют в ладушки:
— Лимонад, хрустящий лед. Хлопни раз и еще разок.
Потом мы слышим, как Джаспер спрашивает:
— Как думаешь, Ник похож на Боба Дилана?

Однажды вечером мы смотрим видео, запись выступления Дилана в Гринвич Виллидж, сделанную в то время, когда ему было лет двадцать.
Ни к кому конкретно не обращаясь, Дейзи интересуется:
— А вы знаете, почему он употребляет наркотики?
Джаспер отвечает:
— Считал, что они ему помогут.
— Не помогли. Из-за них ему стало грустно и он заболел.
Джаспер говорит:
— Не думаю, что он хотел их принимать, просто не мог справиться с собой. Это как в мультиках, где у героя на одном плече сидит дьявол, а на другом ангел. Дьявол громко что-то шепчет на ухо Нику и он к нему прислушивается. Ангел у него тоже есть, — продолжает Джаспер, — но он говорит тише и Ник не может ничего разобрать.

Ник звонит однажды вечером и рассказывает, что Рэнди буквально силком вытащил его из кровати и заставил сесть на велосипед.
— Я чувствовал себя так, словно сейчас помру, — говорит он, — но Рэнди и слышать ничего не желал. Он сказал, что заедет за мной, так что мне пришлось собраться. Рэнди действительно приехал, и я забрался на свой велик, но чувствовал себя при этом настолько отвратно, что не думал, что смогу доехать до конца квартала, не говоря уже о поездке к побережью, но потом я ощутил ветер и мое тело вспомнило, что нужно делать, так что в итоге мы довольно долго катались.

Голос Ника звучит бодрее и после окончания нашего разговора я остаюсь с утешающим изображением: представляю Ника на велосипеде, гоняющего по пляжу в лучах калифорнийского солнца.

На выходных Ник звонит снова и хочет серьезно поговорить. Он удивляется тому, что у него случился рецидив.
— Я был чист целых восемнадцать месяцев, — говорит он, — и утратил бдительность. В этом и заключается коварство зависимости. Ты думаешь, что научился управлять своей жизнью. Думаешь, что хорошо справляешься. Утрачиваешь смирение. Воображаешь, что самый умный и держишь ситуацию под контролем.
Он сознается, что ему стыдно, что он расстраивается из-за своего срыва, но обещает удвоить усилия.
— Я за один день побывал на двух собраниях, — говорит он. — Начну все заново.

Разумеется, я испытываю облегчение (опять) и осмеливаюсь надеяться на лучшее (опять). Я всегда прикидываю: что изменилось в этот раз? Есть ли изменения?
Да, он действительно меняется к лучшему, его прогресс можно прослежить день за днем. Рэнди помогает ему устроиться на работу. Они снова работают над "шагами" вместе. Каждый день, до или после работы, ездят вместе на велосипедах. Дома, в Инвернесс, мы с Карен тоже находимся в процессе восстановления. Бывая на собраниях Ал-Анон и посещая кабинет психолога, мы постепенно осознаем, в какой именно момент потеряли контроль над своими жизнями. Я это осознаю. Мое благополучие напрямую зависит от Ника. Когда он принимает наркотики, то я пребываю в смятении; когда он "чист", то я в порядке, но радости от этого мало. Психолог говорит, что родители, чьи дети принимают наркотики, часто страдают от разновидности посттравматического синдрома, усугубляемого цикличным характером зависимости. Солдаты, вернувшиеся с войны, продолжают жить с снайперским огнем и взрывами бомб в голове. Родители наркомана ждут, что в любой момент может произойти новый срыв. Мы пытаемся защититься. Притворяемся, что все в порядке. Но мы живем с этой тикающей бомбой. Зависеть от настроений, решений и действий другого человека очень изнурительно. Я злюсь, когда слышу слово "созависимость", потому что это же такое заезженное клише из книг по самоанализу, но я стал зависимым от Ника - мое благополучие зависит от него. Как родитель может не переживать из-за здоровья ребенка?
Но должны же существовать какие-то альтернативы, так жить нельзя. Я должен осознать, что Нику никак не помогает мое беспокойство, зато оно вредит Джасперу, Дейзи, Карен и мне самому.

Проходит месяц. Другой. В июне я еду в Лос-Анджелес, чтобы взять интервью. Я спрашиваю Ника, хочет ли он поужинать со мной. Забираю его около дома. Мы обнимаемся при встрече. Отступив на шаг, я смотрю на него и пытаюсь понять, в каком он состоянии. К нынешнему моменту я узнал достаточно, чтобы понимать, что наркоманы, особенно метные наркоманы, не выздоравливают - по крайней мере, восстанавливаются очень медленно. Некоторые не выздоравливают никогда. Физическое (не говоря уже про умственное) истощение может перейти в хроническую форму. Но у Ника яркие карие глаза и его тело вновь выглядит сильным. Он достаточно молод, чтобы суметь оправиться или, по крайней мере, производит такое впечатление. Его смех кажется искренним и настоящим. Но я уже и раньше был свидетелем этой трансформации.
Мы гуляем и болтаем. Про предстоящие выборы и все в том же духе. Про кино тоже всегда можно спокойно говорить.
— Я хочу извиниться, — произносит он, но тут его голос ломается и он замолкает. Похоже, что он не сможет этого сделать. Может, слишком много уж накопилось того, за что нужно извиняться.

Следующим вечером мы встречаемся снова, и я отвожу его на собрание АА. Попивая холодный кофе из пластиковых стаканчиков, мы представляемся.
— Меня зовут Ник, я наркоман и алкоголик, — говорит он.
Когда настает мой черед, я говорю:
— Меня зовут Дэвид, я отец наркомана и алкоголика, пришел сюда, чтобы поддержать своего сына.

Спикер рассказывает, что он "чист" уже больше года. Аплодисменты. Он рассказывает истории о том, как лечение повлияло на его жизнь. Делится новостью, что на прошлой неделе остался наедине с девушкой своего друга, к которой его давно уже влекло. Она начала заигрывать с ним. Раньше он пришел бы в восторг от такого поворота событий и, не задумываясь, переспал бы с ней, но в этот раз он смог остановиться, едва только начал целовать ее. Сказал ей: "Я не могу так поступить" и ушел. Оказавшись на улице, идя домой, он плакал.
Он сказал:
— И тут меня осенило. Это же значит, что ко мне вернулись мои моральные принципы.
Мы с Ником смотрим друг на друга с... чем? С сомнением. И, впервые за долгое время, с нежностью. Я постоянно напоминаю себе о том, что Нику приходится нелегко. У меня сердце за него болит. Я бы хотел ему как-то помочь, но ничего не могу сделать. Я хочу, чтобы он примирился со своим травмирующим прошлым и пообещал, что подобного больше никогда не повторится. Но он не может этого сделать. Когда мы разговариваем, я понимаю, что Ник осознал всю горькую иронию трезвой жизни. В награду за тяжелую работу над собой ты получаешь ту застарелую боль, которую и пытался заглушить при помощи наркотиков.
Он говорит, что иногда чувствует себя хорошо и настроен оптимистично, но в другие дни подавлен и опустошен.
— Иногда мне кажется, что я не справлюсь, — признается он.
Случившийся рецидив лишил его уверенности.
— Как же я так сильно проебаться? — вопрошает он. — Не верю, что это случилось со мной. Я едва не потерял все. Не думаю, что у меня выйдет начать все заново.
Ник сознается, что иногда мечтает о срыве. Ему снятся сны об этом. Снова. Всегда. Его сны яркие и жуткие. Он одновременно испытывает отвращение к наркотикам и жаждет их. Он может попробовать их на вкус. Он ощущает вкус кристаллов, их запах, чувствует, как игла пронзает его кожу, как наркотик начинает действовать, и тут его сон превращается в ночной кошмар, потому что он не способен вырваться из него.
Он просыпается испуганным, весь в поту. Я знаю, что жить "чистым" Нику намного сложнее, чем я могу вообразить. Я испытываю гордость, радуюсь, видя, как он сражается с собой. Когда я злюсь из-за его прошлых грехов, из-за лжи, воровства и предательств, то все равно сдерживаюсь, чтобы не наговорить лишнего и не продемонстрировать своих истинных эмоций. Это на пользу не пойдет.

Кажется, именно в Нью-Йорке мы с Ником смотрели вместе "Семейка Тененбаум". Нико - ее голос полон боли - пела "В эти дни" Джексона Брауна. Я помню, как она напевала привязчивые строчки: "Не кори меня за мои неудачи. Я их не забывал". Я должен напоминать себе, что как бы меня ни ужасали рецидивы Ника, ему в разы хуже. Я страдаю, Вики страдает, Карен страдает, Джаспер и Дейзи страдают, мои родители страдают, родителям Карен тоже досталось, страдает каждый, кто любит Ника, но он мучается больше всех. "Не кори меня за мои неудачи. Я их не забывал".

- Сегодня особенно тяжелый день, - говорит Ник, когда звонит. Да, у него даже голос измученный. Его машина сломалась в тот момент, когда он ехал на собеседование, (он очень хотел получить эту должность) и он расстроился из-за этого. Собеседование он в итоге пропустил. Я всегда волнуюсь, не окажутся ли эти обычные, повседневные разочарования непереносимыми для него, но позже он поехал кататься на велосипедах с Рэнди. Они катались несколько часов, обсуждали программу лечения, АА, двенадцать шагов и то, как трудно оставаться открытым человеком, но сколь многое можно получить, если тебе это удастся. "Трезвость" - только начало и он лишь в самом начале пути.

Хоть они и общаются по телефону, Карен, Дейзи и Джаспер не видели Ника со времен его последнего редицива. Мы продолжаем пытаться объяснить детям, что с ним происходит.
Ответ "он болен" их больше не удовлетворяет. Это совершенно неуместное и запутывающее объяснение. По их мнению симптомами заболевания являются такие вещи, как кашель, повышенная температура или боль в горле. Самое логичное для них объяснение, это та фантазия Джаспера про ангела и демона, ведущих борьбу за душу Ника.
Джаспер и Дейзи скучают по нему, несмотря ни на что. Но мы с Карен не хотим, чтобы Ник приезжал к нам в Инвернесс. Нам нужно больше времени. Ник, кажется, это понимает. Мы не готовы опять впустить его в свой дом после того, что случилось в последний раз. Только не после подделанных чеков, дорожной погони, кражи вещей из нашего дома и из дома наших друзей и мук неизвестности - после мыслей о том, как он валяется мертвый в чьем-то багажнике, в машине, колесящей через всю страну. Сакраменто, Рено, Биллингс, Монтана.

Но в конце лета мы отправляемся отдохнуть на Молокаи, остров на Гавайях, где живем в одном из домиков рядом с пляжем, и там Карен предлагает использовать часть наших "летных миль", пригласить Ника присоединиться к нам. Наконец-то она готова снова встретиться с ним. Нам обоим спокойнее будет начать воссоединение с ним на нейтральной территории, на отдыхе.

В день приезда Ника мы вчетвером едем в маленький аэропорт Молокаи с единственной взлетной полосой, чтобы встретить его. Нашему воссоединению, как и всегда, сопутствует радостное волнение смешанное с сильной нервозностью.
— Дейзи, у тебя маленький любопытный носик, наглюха ты эдакая, — говорит Ник когда видит сестру, сгребает ее в охапку и кружит. — Я так рад видеть тебя, малявка!
— И вас тоже, мистер, — добавляет он, опускаясь на корточки, чтобы заглянуть Джасперу в глаза. — Я скучал по тебе больше, чем солнце ночью тоскует о Луне.
Его он тоже обнимает.
Пока мы едем к домикам, в воздухе чувствуется некоторая неловкость и напряжение, но потом Джаспер просит рассказать историю про ПиДжея и таким образом мы возвращаемся в зону комфорта.
Ник начинает:
— ПиДжей Фамблбамбл, величайший лондонский детектив, проснулся.
Он ведет рассказ с британским акцентом, подражая манере рассказчика из мультфильмов про Рокки и Буллвинкля. — Как всем известно, ПиДжей Фамблбамбл является величайшим лондонским детективом. Однако для тех из вас, кто живет в пещере или в хижине, погребенной под снегом, я повторю, что вне зависимости от того, какая бы с вами не приключилась беда - пропал попугай, грабитель в спальню забрался, сироп для блинов закончился - есть только один человек, к которому вам нужно обратиться за помощью. Этим человеком, как вы уже, наверное, догадались, является инспектор ПиДжей Фамблбамбл, единственный и неповторимый. Дети мечтают стать им, мужчины ему отчаянно завидуют, женщины падают в обморок при одном только упоминании его имени.
Ник годами рассказывал детям истории про ПиДжея и Леди Пенелопу. Дети их обожают.
— Он высокий и худой, — продолжает Ник, — долговязый и тощий, словно леденец на палочке, отрастивший ноги, с ухоженными кручеными усами. У него огромный крючковатый нос. Вынюхивать он им умеет не хуже, чем ищейка. Уши у него небольшие и заостренные. Волосы у него начинают седеть и редеть на макушке, а его глазам помогают круглые очки в проволочной оправе. Энергичный и смелый, он стареет, не теряя достоинства. Руки у него большие, с узловатыми пальцами. Адамово яблоко у него круглое и здорово выступает вперед.

ПиДжей сопровождает нас почти всю дорогу до пляжного лагеря. После того, как история заканчивается, (ПиДжей арестовывает омерзительного Профессора Джулиана "Обкаканные туфли" Ничтожнейшего) дети рассказывают Нику про их учебу в школе и про друзей.
— Таша стала злее и она все повторяет за мной, — говорит Дейзи. — Она не обращает внимания на Ричарда, который все время крутится рядом с ней. Он из-за этого плачет.
— Маленькая повторюха-попугай, — отвечает Никки, все еще с британским акцентом ПиДжея.
Мы едем вперед и глядим на красноватую землю. Спустя минуту, Джаспер тихо спрашивает:
— Ник, ты больше не будешь принимать наркотики?
— Никогда, — отвечает Ник. — Я понимаю, что вы беспокоитесь, но со мной все будет хорошо.

Они притихли. Мы смотрим на красную глину и видим впереди кромку воды.
Живя в домиках на берегу, мы катаемся на арендованных велосипедах, играем в песке и плаваем все вместе. Карен читает вслух "Остров Сокровищ", сидя в тени пальм. Однажды днем мы все идем в город за мороженым, заходим в кафе, где все стулья с витыми проволочными спинками и ножками. Запахи тут типично-гавайские: сладкий картофель, зеленый чай и орехи макадамия. Я снова поражаюсь, до чего же двойственна наша реальность. Все дело, вероятно, в рудиментарном механизме выживания. Сейчас, вместо того, чтобы вспоминать о пережитых бедствиях и зле, я радуюсь тому, как хорошо дети проводят время все вместе, и восхищаюсь красотой природы. Мне кажется, что тропический ветер и океанские волны смыли с нас всю грязь. Будущее Ника видится мне светлым, и поэтому я могу отодвинуть в сторону тьму его зависимости - не забыть о ней, но убрать с глаз долой - и оценить величие момента. Закат, чистая зеленая вода, поэзия песен, которые записаны на CD-дисках для машины: Леннон поет "Джулия", Ван Моррисон - "Недели в астрале". В данный момент зло повержено.
В ночи слышен стрекот сверчков и шаги мышей, бегающих по деревянному полу. Слышим мы и то, как Ник читает вслух Джасперу и Дейзи в их домике с тремя односпальными кроватями. Он продолжил читать "Ведьмы" с того самого места, на котором остановился два года назад.

Попрощавшись в аэропорту, мы садимся на разные рейсы, Ник летит в ЛА, а мы в Сан-Франциско.
Спустя неделю я приезжаю с Джаспером на Пойнт Рейес Стейшен, где мы забираем корреспонденцию. Получаем стопку счетов, послания из школы с расписанием на следующий учебный год и письмо для Джаспера - от Ника. Джаспер осторожно вскрывает конверт. Разворачивает письмо и зачитывает его вслух, держа обеими руками. На листке бумаги, вырванной из блокнота Ник написал:
"Я пытаюсь найти способ, чтобы объяснить, что за моим "мне жаль" стоит куда больше, чем могут выразить эти бессмысленные два слова. Также я понимаю и что этими деньгами я никогда не смогу расплатиться за все, что украл у тебя, не смогу откупиться от всего того страха, беспокойства и безумия, которые принес в твою молодую жизнь. Дело в том, что я не знаю, как извиниться. Я люблю тебя, но это всегда оставалось неизменным. Я забочусь о тебе, тут тоже ничего не поменялось. Я горжусь тобой, но тебе от этого не легче. Наверное, я могу предложить тебе следующее: если ты будешь нуждаться во мне по мере взросления, когда угодно, из-за чего угодно - я обязательно приду тебе на помощь. Раньше я не мог дать тебе такое обещание. Я буду рядом с тобой. Я буду жить и выстрою свою жизнь заново, чтобы стать тем, на кого ты всегда можешь рассчитывать. Надеюсь, это более значимо, чем тупая записка и счет на восемь баксов.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Красивый мальчик

---

пвпшка по Рэдди (Эдди/Ричи из Оно). 3 страницы, юмор, романтика. Их первый раз, очаровательный в своей неловкости.

Не с твоей мамкой

Не с твоей мамкой

Если уж стал лузером - будешь им всегда. В школе, дома, на улице, где едва не попадешь под машину из-за собственной слепошарости, в катакомбах, где живет ебаный клоун-убийца, и в постели с любимым человеком. Что особенно обидно. С другой стороны, клоун-убийца-то, скорее всего, никем не ебаный, а вот у него секс сегодня будет. Наверное. Господи. Если только он ничего не запорет.

А он уже начал, вот как сейчас. Едва не заехал Эдди по носу, когда стягивал с него футболку. Счастье, что Эдди, кажется, ничего не заметил. Похоже, что он волновался не меньше, машинально комкал простынку, а до этого проглотил целых три разноцветные таблетки, пока они топтались возле дома Тозиеров. Ричи не преминул пошутить, что это наверняка Виагра, и Эдди пихнул его в плечо. После этого Ричи сказал:
— Ого, уже начались прелюдии?
И они поцеловались на крыльце, коротко и быстро, но все-таки поцеловались. Кажется, то был их первый поцелуй на улице. До этого случались только поцелуи в комнатах, в пустом классе, на берегу и в кинотеатре. Также было и несколько памятных моментов в зале с автоматами, когда Эдди решался взять Ричи за руку или гладил по пальцам, видя, как тот переживает из-за сражений с пиксельными монстрами.
И вот теперь снова комната.

Раздев Эдди до трусов, Ричи замер, не зная, что ему делать дальше. Кажется, полагалось снять с партнера и носки, но Ричи нравились носки Эдди, такие белоснежные и безупречные, чище, чем простыни, на которых они лежали. Носки были символично-невинными, и Ричи решил, что снимет их в следующий раз (пережить бы этот!), когда они с Эдди невинность уже потеряют. Потеряют невинность. Ох Боже. Когда шутишь об этом, то секс кажется чем-то обыденным, но только до тех пор, пока его нет в твоей собственной жизни. До тех пор, пока парень, которого ты любишь больше всего на свете, не оказывается рядом с тобой, обнаженный, и ты одновременно возбуждаешься и приходишь в ужас от собственной неловкости каждый раз, как ваши тела хоть немного соприкасаются.
Наверное, если посмотреть со стороны, это было больше похоже на неловкую детскую возню, чем на прелюдии. Они вертелись на кровати, норовя свалиться с нее. Ненадолго устроившись сверху, Эдди решительно укусил Ричи за нижнюю губу.
— У тебя ужасные губы, — пробормотал он со смесью восхищения и осуждения, — они слишком большие.
— Но тебе ведь они нравятся?
— В этом-то и проблема, тупица. Я отвлекаюсь. И в школе тоже. Из-за тебя я останусь на второй год, а потом навсегда застряну в Дерри.
— Нуу, мы и тут найдем чем заняться, разве нет?
Вместо того, чтобы ответить нормально, Эдди с задумчивым видом схватился за соски Ричи и слегка потянул за них.
— Ай! — воскликнул Ричи, машинально прикрывая грудь. — Зачем ты это сделал?
Эдди убрал руки и честно ответил:
— Не знаю. Просто так.
Ричи не стал говорить ему "не делай так больше". Ощущения были странными, но и неприятными их нельзя было назвать. Страннее всего было осознавать, сколько всего он еще не знал о собственных предпочтениях. Его представления о первом разе всегда оставались туманны и обрывочны, фантазии для мастурбации склеивались воедино из обрывков фильмов, случайно подслушанных фразочек старшеклассников и хвастливого вранья сверстников. Реальность превосходила любые фантазии, поражала и смущала.
Ричи не стал говорить Эдди и "сделай так еще раз". Не пришлось. Не прошло и пары минут, как Эдди снова потянул за его соски во время особенно страстного поцелуя и шепнул, нагло ухмыляясь:
— Бип-бип, Ричи.
— Блин, Эдс, ну ты и говнюк! — искренне возмутился Ричи.
— Кто бы говорил!

Позже они перестали говорить вовсе. Остались только приглушенные вздохи и постанывания, которые они тщетно старались сдерживать. Стонать в полный голос почему-то было стыдно. Ричи боялся, что стоны будут звучать глупо и искусственно, что он только все испортит. Прерывистые вздохи Эдди его устраивали куда больше. Когда Ричи коснулся его пениса, Эдди прикрыл глаза, и лицо у него при этом было такое, словно ему хорошо и мучительно одновременно.
— Все в порядке? — на всякий случай спросил Ричи, а Эдди только кивнул и вслепую потянулся к его члену.

Пришлось думать обо всяких ужасных вещах, вспоминать Пеннивайза и стремные шуточки хулиганов в школе, чтобы не кончить сразу.

У них почти получилось дойти до самого главного. Конечно, они не сговаривались заранее, кто именно будет сверху, но Ричи вовсе не захотелось возражать, когда обнаружилось, что именно он лежит на животе, выставив свою задницу перед единственным человеком на свете, которому он готов был показываться в таком виде. На этом этапе его уже совсем не волновало, как он выглядит со стороны. Его спутанные мысли были грязными и романтичными одновременно. Ему хотелось почувствовать член Эдди в себе. Ему хотелось сделаться с ним одним целым. Хотелось, пусть даже это будет больно, пускай это неправильно, пусть за это его отправят гореть в Аду. Ад подождет, а прямо сейчас он нуждался в боли и в том обещанном удовольствии, о котором так любили порассуждать взрослые.

Да, было больно. Очень. Несмотря на то, что Эдди старался действовать осторожно и ласково поглаживал Ричи по спине, пытаясь помочь расслабиться, боль была жгучей и яркой, и если бы не любовь Ричи к Эдди, он бы обязательно дернулся в сторону, едва почувствовав ее.
И все же помимо этого мучительного растягивания, непрерывного давления, было и кое-что еще. Ощущение, что теперь он принадлежит Эдди полностью. Что он добрался до особенно важной отметки в их отношениях, что и то, что происходит между ними сейчас, также является клятвой, помимо уже принесенной клятвы на крови. Эта, новая, действительна только для них двоих.
"Можешь делать с моим телом все что пожелаешь, но я знаю, что ты постараешься доставить мне удовольствие".

Эдди, кажется, кончил прежде, чем сумел войти в него до конца. Давление и боль резко прекратились, на смену им явилось ощущение "испорченности" и "запачканности", тоже, однако, отличавшееся особой приятностью. Слюна, кровь и сперма. Обменялись всем, чем только могли. А уж сколько микробов мигрировали из одного тела в другое... Ричи вспомнил, как Эдди заставил его тщательно помыть руки, прежде чем они повалились на постель, и сдавленно хихикнул в подушку.
Эдди упал на бок рядом с Ричи и уже протянул было руку к его возбужденному члену, но заслышав смешок, остановился на полпути.
— Что? Что смешного?
— Д-да так, ничего. Понял вдруг, почему ты решил быть сверху. Лишь бы я не трогал твою священную задницу грязными руками, да?
Эдди закатил глаза.
— Блин. Нет. Я не знаю, как это вышло. Ты сам подставился!
— Угу.
Ричи прижался ближе к нему и коснулся членом его бедра, напоминая об одном незаконченном деле.
Эдди понял намек.

Спустя пару минут Ричи перестал чувствовать тупую ноющую боль в пятой точке и мог только громко дышать Эдди в ухо да хватать его за короткие волосы.
Ричи старался не закрывать глаза, чтобы как можно лучше запомнить этот момент, раскрасневшегося Эдди, его сосредоточенный вид и его нервные движения.
Незадолго до того, как по телу Ричи пронесся оргазм, Эдди задвигал рукой быстрее и резче, словно давая понять, кто тут сегодня главный.
"И пусть", — подумал Ричи.
Ему было настолько хорошо, что (редкость!) не захотелось шутить по поводу внезапных диктаторских замашек Эдди в постели.

Хотя одну шутку он все-таки отпустил.
Фирменную.

Позже, после того, как Эдди наведался в ванную и вымыл руки под краном, он потряс правой рукой в воздухе, разминая затекшую кисть.
— Не очень-то ты торопился, — усмехнулся он.
— Ну, с твоей мамкой, конечно, вышло бы быстрее...
— Ричи! Блин, и вот с этим человеком я потерял девственность, — закатил глаза Эдди и обвел взглядом спальню, жалуясь невидимой аудитории. — Нет ли в Дерри какого-нибудь уебищного монстра, отматывающего время назад?
— Если ты отмотаешь время назад, то я позабочусь о том, чтобы быть сверху в наш второй первый раз!
— Если я отмотаю время назад, то ты все забудешь, балда.
— Почем ты знаешь, в некоторых случая люди, путешествовавшие во времени, все помнили. Вот, помню, в одном из комиксов про Железного Человека...

Прыгнув обратно на кровать, Эдди закрыл ему рот рукой. Ричи слизнул пару капель воды с его ладони и поцеловал ее. Эдди придвинулся ближе, коснулся губами его щеки, не то чтобы поцеловав, а замерев так, щекоча кожу дыханием.
— Давай представим, что мы отмотали время и наш второй первый раз будет прямо сейчас, — предложил он шепотом.
Несмотря на то, что случилось между ними всего несколько минут назад, у Ричи все еще перехватывало дыхание, когда Эдди был настолько близко.
— Д-давай, — с трудом выдохнул Ричи. — И... гм, ты можешь снова, ну...
Он покосился на свою грудь, не желая объяснять детальнее, что его соскам пришлась по душе небольшая доза насилия.
К счастью, Эдди по-прежнему понимал его с полуслова.
— Конечно. Бип-бип, Ричи, — заговорщически улыбнулся он, потянувшись к его груди, — бип-бип.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», Привет. Мы будем счастливы теперь - и навсегда (с)