[Evilempire]

Писал милоту четыре дня, окончательно утвердился в убеждении, что ангст писать куда проще.
Но мне, в принципе, нравится то, что вышло.
Фэндом: Клэр Кассандра "Адские механизмы"
Персонажи: Уилл, Джем
Рейтинг: G
Жанры: Джен, Психология, Повседневность, Hurt/comfort
Размер: Мини, 4 страницы
Описание: Маленький Джем, маленький Уилл, утешения в ночи.
Посвящение: стотыщ проблем.

Без кошмаров

Звук не походил на настоящий плач. Так пищат голодные котята или скулит щенок, упавший с нижней ступеньки лестницы. А еще, Уилл знал точно, так плачут люди, всеми силами старающиеся удержать рыдания в горле, закусывающие подушку или край простыни, чтобы не завыть в голос.
Когда Уилл только-только попал в Институт, то провел немало ночей, пробуя на вкус углы подушек. Он не хотел беспокоить других. Он не хотел казаться слабым, глупым ребенком, сожалеющим о своем выборе. Да, он был глупым ребенком и сожалел, ох как сожалел, но одно дело - говорить правду себе, а совсем другое - делиться ею с взрослыми. Мама утверждала, что когда ты сочувствуешь кому-то, доверяешь ему печали и сам утешаешь его, то обязательно привязываешься к этому человеку. Шарлотта и Генри нравились Уиллу, а значит, следовало сделать так, чтобы у них не возникло желания утешить его.
Хватило и той позорнейшей сцены, когда он прятался под кроватью и ревел в голос, слыша голоса родителей.
Сейчас ему следовало бы снова зажать уши и пройти мимо. Недалеко, оставалось сделать несколько шагов, и он оказался бы в своей комнате. Плотно затворил бы дверь и притворился, что плач ему послышался. Здание Института старое, в нем могли водиться плачущие привидения. А сам Уилл, демон бы его, полного неудачника, побрал, хотел воды попить, а не неприятности найти.
Да, новому мальчику, наверное, здесь одиноко. Он остался без семьи. Как и я. Ясно дал понять, что не нуждается в жалости. Совсем как я.
И плакал ночью.
Совсем один.
Уилл открыл дверь в комнату Джема быстрее, чем успел отговорить себя от этого необдуманного поступка.
Джем испуганно отбросил в сторону подушку. Даже при слабом свете луны, проникавшем через окно, Уилл сумел разглядеть, что лицо у его соседа было мокрым от слез. Такого результат можно было добиться только основательным, многочасовым плачем.
— Перестань, — сказал Уилл. Прозвучало это как нечто среднее между просьбой и приказом.
— Ч-что? — изумленно ответил Джем.
Он казался нереальным. Хрупкий и бледный, с этими странными глазами, огромными, черными, в которых, если долго всматриваться (а Уилл всматривался, днем, на тренировке, из-за чего пропустил несколько ударов) можно было разглядеть серебристые искры, похожие на осколки разбитого стекла. С этими редкими белыми прядями в темных волосах. Он казался чужим не только здесь и сейчас, интуиция подсказывала Уиллу, что Джем, в какой бы Институт его ни сослали, везде смотрелся бы странно. Нормальный мир отказался от него в тот момент, когда он попал в лапы к демону.
Те, от кого отвернулся мир, должны держаться вместе.
— Перестань плакать, — повторил Уилл, на этот раз увереннее, именно в приказном стиле. — Ты мне спать мешаешь.
— Прости, — покладисто ответил Джем. — Я больше не буду.
Его сговорчивость понравилась Уиллу еще меньше, чем недавний плач.
— Почему ты так запросто соглашаешься? Я к тебе ворвался без спросу, распоряжаюсь. Я же не Шарлотта, ты не обязан меня слушаться!
— Просто не хочу создавать неудобства и мешать другим.
— А я соврал. Это было очень тихо, на самом-то деле, ты мне и не мешал.
— Ладно, — Джем пожал своими острыми, птичьими плечами и отвел взгляд. — Как скажешь.
Ни удивления, ни возмущения, ни вопроса "зачем же ты сюда явился?".
Его полное безразличие начинало раздражать, но Уилл подумал, что раз уж он пришел сюда и попытался проявить доброту, то не должен был бросать дело на полпути.
— А почему ты плакал? Тебя кто-то обидел?
Здесь обидеть его мог только Уилл. Может, и обидел. Когда постоянно занимаешься тем, что отталкиваешь людей, некоторые случаи вылетают из головы.
— Нет, меня никто не обижал. Все хорошо, Уилл. Ты можешь идти спать.
Джем говорил с ним, как Генри. Очень знакомый тон, покровительственно-дружелюбный. Джем говорил с позиции взрослого, и, странное дело, это не выглядело глупо. Уилл смутно догадывался, что разгадка этой тайны крылась в прошлом Джема. Они оба пережили горе, два разных горя. И если бы эти ужасные воспоминания можно было положить на чаши весов, весы склонились бы в сторону Джема. Пережитое существовало в нем, сверкало осколками во взгляде. Было чем-то, что невозможно починить, о чем необходимо плакать. Тем, что заставило его повзрослеть раньше времени.
Уиллу не хотелось оставлять Джема наедине с этими остро заточенными воспоминаниями.
— А может, ты плакал, потому что тебе одиноко? — предпринял он еще одну попытку завязать разговор.
Джем взлохматил собственные волосы и устало прикрыл глаза.
— Уилл, хватит, — попросил он. — Не нужно меня допрашивать.
— Почему?!
— На самом деле, ты же не хочешь меня утешать, — Джем помедлил, затеяв спор со своей врожденной вежливостью, но вскоре озвучил мысль целиком: — И не умеешь.
Тут уж стоило обидеться Уиллу, чем он занялся незамедлительно, смешно надув губы.
— Вот еще выдумал! Что я делаю не так?
— Если ты и правда хочешь знать... — притянув к себе подушку, Джем обнял ее, опустил подбородок на скрещенные руки. — Помнишь, что ты сказал, когда только вошел сюда?
— Чтобы ты перестал плакать.
Джем кивнул.
— Да. Вот-вот. Раньше... — за "раньше" по всей видимости крылось "мама" или "дом", а может, и то, и другое. Уилл имел представление о том, как трудно бывает выдавливать из себя эти необычайно личные слова. — Мне говорили, что нужно плакать, пока хватает сил. Пока глаза не краснеют и не начинает казаться, что ты...
— Пустой.
В первый раз за эту встречу Джем пристально посмотрел на него.
— Да, вот именно. Мне говорили, что когда слез не останется, не будет и горя.
— Это обычно вранье взрослых, — отрезал Уилл. — Мне тоже что-то подобное рассказывали, но я уже вырос из этой сказки. Если долго плакать, ты просто устаешь и засыпаешь, а на следующий день снова плохо. Все из-за того, что горе остается здесь.
Присев на край широкой кровати, Уилл слабо постучал костяшками пальцев по лбу Джема. Лоб у него был горячий. Даже слишком. А вот пальцы оставались холодными. Уилл узнал об этом, когда Джем взял его за руку, мягко отстраняя, а потом сам потянулся навстречу и коснулся груди Уилла. Слева. Там, где...
— Ты прав, но не совсем. Оно остается в сердце, — произнес Джем тихо и, кажется, покраснел.
Уилл не был уверен. Луна, верный соратник, судя по всему, скрылась за одной из туч, и видимость в комнате упала до нуля.
— Может быть, ты и прав.
На этом разговор, казалось бы, подошел к логическому завершению, а попытку утешения можно было счесть окончательно провалившейся. Уилл задумался о собственных проблемах, и в комнате стало на одного несчастного больше. Кроме этого, Уилл подумал и о том, что ему нужно наконец уйти, оставить Джема в покое. Но как только он собрался перейти от мыслей к действиям и пошевелился, намереваясь встать с постели, Джем снова заговорил:
— Ты, кажется, очень хорошо меня понимаешь.
— Возможно.
— И не думаешь, что плакать стыдно.
— Когда плачу сам, то думаю.
Джем издал тихий смешок.
— Не верю, что такое происходит часто. И почему же ко мне ты относишься иначе?
И в самом деле, почему? Только из-за того, что этот мальчик, его сверстник, скоро умрет? Нет, было что-то еще. Симпатия. Опасно сильная симпатия, которую придется задушить позднее.
— У тебя есть серьезные причины, чтобы плакать.
— Не уверен, что они серьезнее твоих, — проницательно заметил Джем.
Уилл напрягся. Кто из них сейчас выступал в роли слабого? Похоже, что не Джем. Говоря дружелюбно и мягко, он наступал, а Уиллу только и оставалось, что обороняться. Или отбросить оружие, встать с ним рядом.
— Об этом я говорить не хочу. Не только с тобой, ни с кем.
— Боишься, что не поймут?
— Нет. Ты, возможно, понял бы, но я не могу. Никому не могу сказать.
На секунду Уилл испугался, что Джем станет настаивать, продолжит разговор, и тогда точно придется грубить ему и спасаться бегством. Позорный выход из положения, будущие охотники не должны поступать подобным образом.
— Тогда... может, просто побудешь со мной? — сказал Джем, понизив голос до шепота.
— Остаться здесь на ночь? — глупо уточнил Уилл, прекрасно понявший просьбу с первого раза.
— Да. Пожалуйста. Здесь и в самом деле одиноко.
Ночью ты мыслишь не так, как днем. Теряешь осторожность и с трудом веришь в то, что наступит утро, которое может заставить пожалеть о решениях, принятых под покровом темноты.
В комнате Джема - теплый покой, человек, не требующий от Уилла откровенности, невозможной без сопровождения оглушительной боли, не требующий от него ничего. Уилл, как обычно, притворялся злым и ожидал отпора, упреков и ударов, а вместо этого получил весть о том, что противник вывесил белый флаг.
За дверью - темнота, холод, россыпь кошмаров. Без монстров под кроватью, они все собрались в голове и ждут, когда Уилл закроет глаза, чтобы пробраться в его сновидения.
Монстры Джема, наверное, поступают так же.
Выбор был настолько очевидным, что его не существовало.
— Конечно, останусь, — кивнул Уилл, забираясь под теплое пуховое одеяло. Джем улыбнулся - Уилл не увидел, скорее, почувствовал это - и устроился рядом.
Подушку он положил между ними, на манер разделительного барьера. Уилл вскоре отбросил ее в сторону, притворившись, что сделал это во сне. Сон не шел. Давно не случалось такого, чтобы он не мог уснуть не из-за того, как все плохо, а из-за того, что хорошо. Так хорошо, что потом обязательно должно случиться нечто ужасное. Уилл считал это главным законом вселенной. Стоит хоть на секунду поверить в свое счастье, и у тебя его отнимут. Пока держишь счастье на расстоянии, надежда есть.
Он ведь может оттолкнуть Джема завтра. Завтра или через неделю, а может, и через месяц. За столь короткий срок Джем не успеет его полюбить. Да было бы что любить. Уилл прекрасно знает, насколько ужасен его характер. Такому заносчивому и невыносимому можно не бояться, что проклятье падет на близких.
А он все равно боялся до дрожи.
Или дрожь возникла позже, по другой причине.
Джем тоже не спал, следил за ним из-под полуприкрытых ресниц. Молчал, как они условились. Когда преграда-подушка оказалась на полу, не возразил, а зачем-то придвинулся ближе, положил голову Уиллу на плечо - его горячее дыхание обожгло не хуже огня, и Уиллу было очень сложно заставить себя остаться на месте, не шелохнуться, не испортить ничего.
Ему надо было испортить, ради спасения Джема. Обидеть, сбежать. Уберечь от опасности.
Но он все равно умирает...
Уиллу сделалось тошно от эгоистичности своих мыслей.
Он коснулся щеки Джема (теплой, без следа слез) и глубоко вздохнул. От Джема сладко пахло. Позже Уилл узнал, что запах появлялся из-за употребления демонического наркотика, а в ту ночь он отметил, что ему нравится эта сладость. Это ничего не значило, все это - и близость, и сладковатый запах, и чужое горячее дыхание на шее, и непонятно откуда возникшее чувство защищенности.
Джем (кто знает, о чем думал он в эти минуты) вздохнул удовлетворенно и закрыл глаза. Может, тоже пришел к выводу, что находится в безопасности. Что же, он глубоко ошибся, если подумал, что Уилл сможет защитить его от всего. И, в первую очередь, от себя.
Им с Джемом не бывать друзьями, не делиться тайнами. Всего одна ночь без стекла во взглядах и колючих воспоминаний в голове, вот на что остается рассчитывать. Уилл обнял Джема одной рукой, чувствуя под пальцами выступающие полосы ребер, и тоже сомкнул веки.
Он, пожалуй, догадывался, что врет себе, говоря, как без труда сможет избавиться от зарождающейся привязанности к Джему. И, пожалуй, был готов жить с грузом новой вины.
Той ночью ни один из них не видел кошмаров.