Фэндом: Shingeki no Kyojin
Пэйринг или персонажи: Жан/Марко
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология
Предупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Драббл, 2 страницы
Описание: "Если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми".
Наши павшие - как часовые
Если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Особенно, если он был лучше всех живых, понимаешь?(с)
Думать, думать, много думать вредно.
Любить мертвых тоже вредно, а что поделать, коли некоторые мертвые лучше любых живых?
Закрыть глаза и вспоминать.
Доверчиво подставленное под поцелуи горло - как знак покорности, пробуждающий в душе что-то темное и древнее, инстинкты охотника, живущие в каждом человеке, даже в тех из нас, кто и мясо-то ест раз в несколько месяцев.
Доверчиво подставленное горло, усыпанное веснушками - под воротником рубашки их не видно, и от мысли, что только одному ему позволено целовать эти точки-веснушки, бросает в жар.
Водить по веснушкам языком, чертить линии от одной к другой. В детстве у него были книжки с картинками - соедините чернилами все точки, предлагалось в них, и увидите милого зайчонка. Ежонка. Медвежонка. Неважно.
Никого из них в реальной жизни вы не встретите, оставаясь в окружении Стен.
Что выйдет, если провести линии по всем веснушкам Марко, Жан не знает. Возможно, что-то подозрительно похожее на слово "любовь". Он пробует раз за разом, упиваясь тем, как хорошо звучат их стоны в унисон.
И в его голове сама по себе возникает мысль, что они с Марко действительно созданы друг для друга, что им суждено быть вместе, что их первая встреча была важнее любых глобальных проблем человечества. В порыве нежности Жан говорил, что (пусть его сожрет титан, если это ложь) не может представить мир, где он и Марко расстались.
После обороны Троста эти слова утратили ореол романтичности, став настоящим проклятьем.
Дрочить на воспоминания о мертвых - кощунство, но что поделать, если ни один из живых таких желаний не вызывает. Жан поворачивается на бок, закрывает глаза и закусывает губу, заранее готовясь подавлять случайные стоны. Для здоровых молодых людей дрочить в постели - дело обыденное, ничего не значащее. Не шуми шибко, пока себя удовлетворяешь, вот и все, что говорится в негласном своде правил.
За последние пару лет для них и секс стал обычным делом. Как будто кто-то в отряде не в курсе, что Эрен бывает в постели Армина по ночам, а пружины кровати Бертольда часто жалобно скрипят под тяжестью Райнера. О таком не принято говорить вслух, и так все ясно.
Они с Марко тоже молчали.
Вдвоем под тонким одеялом тепло, а когда ты один, то замерзаешь даже летом и просыпаешься, когда начинаешь стучать зубами от холода. Еще Жан часто просыпается из-за того, что шея затекает. Во сне он вытаскивает подушку из-под головы и обнимает ее. Дурацкое подсознание на каком-то уровне все еще надеется заменить незаменимого.
Когда Жан хочет... снять напряжение, то предается самообману осознанно, беря на себя ответственность. Сложнее всего ему возбудиться до той степени, когда становится наплевать на то, что рядом спят (друг с другом) живые люди, слушают его прерывистое дыхание и думают, должно быть: "Бедный Жан, у него все мысли о мертвеце, а когда-нибудь его воспоминания сотрутся от частого использования, и он останется с жалкими обрывками и ошметками. Как жалок он сам". Нет. Вряд ли им есть до него дело, они поглощены друг другом. Своими вторыми половинками. Когда Жан слышит это распространенное выражение, то бледнеет и старается уйти, а оставшись наконец в одиночестве, обхватывает голову руками и повторяет тихо: "Забудь, забудь, не думай об этом".
Бывает, ему становится дурно и без слов. Увидит, как сосед по столу разламывает на две части буханку, и сглатывает нервно, а к хлебу не притрагивается.
Армин замечает его приступы. Армин, кажется, пытается с ним дружить. Черт знает, почему. Умный он, недаром считается хорошим стратегом. Может, он способен представить, что было бы с ним самим, если бы Эрен не выжил в Тросте, вовремя не превратившись в титана. Жан самую малость ненавидит Эрена именно за это, а не за его идиотское чувство юмора, сравнивающее Жана с конями.
Какого, собственно, хрена судьба распорядилась так, что выжил Эрен, а Марко, его Марко, куда лучше подходящий на роль спасителя человечества, остался мертв, не обнаружив в себе никаких удивительных способностей?
Армин говорил, что тоже скучает по Марко, и Жан ему верил. Армин добрый. Пока еще, хоть в его огромных глазах изредка мелькает что-то холодное, металлически-стальное.
Жан немножко очарован Армином и высоко ценит их дружбу, но у Армина есть Эрен, а у него... Есть имя, которое молнией вспыхивает в голове каждый раз, когда Жан кончает.
Каждый раз, когда пост-оргазмовый похуистический эффект заканчивается, он понимает, что настало время для пятиминутки ненависти к себе.
Если Марко и снится ему, то только мертвым.
Верить в то, что мертвые тебя хранят, тоже глупо, но это меньшая из бед. Что можно поделать с ощущением, что кто-то стоит за твоей спиной, кто-то стоит за твоим правым плечом и бережет тебя? От самого себя - в первую очередь. И зачем что-то с этим ощущением делать?
Если правы однолюбы, и для каждого человека существует только один-единственный подходящий, то свой шанс Жан (не без помощи войны) успел проебать.
Что остается? Жить ради памяти, жить, чтобы стать достойным своего покойного возлюбленного. Если каким-то чудом удастся попасть в Рай (в существование которого Жан и не верит), нужно к тому времени иметь за спиной большой послужной список с перечнем добрых дел, чтобы не стыдно было посмотреть Марко в глаза. "Вот, - сказал бы Жан, - я лез в самое пекло, чтобы доказать, как сильно изменился. Разве ты любил бы меня, поняв, что я так и остался заносчивым трусом?"
— Ты трусом не был никогда, — ответил бы Марко, парень, успевший заработать репутацию ангела еще за время пребывания на земле.
И они наконец смогли бы прикоснуться друг к другу.
Что было бы дальше, Жан не представляет. Наверное, они с Марко отправлялись бы в боевые ангельские походы, пытались вовремя предупреждать других разведчиков об опасности.
Спасли бы хоть одну жизнь. Чтобы кому-то другому не пришлось, как ему, оставаться с пустотой вместо сердца.
Пусть это самообман, и на самом деле никому нет дела до его безопасности, Жану легче жить с надеждой, что у него есть "свой" человек в небесной канцелярии.
Когда удается избежать смерти в самый последний момент, когда, заложив лихой вираж, он ускользает от очередного титана и останавливается на миг, чтобы перевести дух, то смотрит в небо и одними губами произносит: "Спасибо".