[Evilempire]

Живые зомби

Если вас не расчленяли, не давили и не оставляли разлагаться до разжижения в куриный бульон, вы, наверное, не поймете.

Обязательна к прочтению для всех любителей сериала "Во плоти". На 99 процентов уверен, что у нашего дорогого сериала про зомби-геев ноги растут именно отсюда.
Итак, тоже имеется общество, включающее в себя восставших мертвецов. Никто не знает почему одни люди оживают, а другие нет, но они оживают еще со времен Первой Мировой, а во время Второй Мировой дивизии из мертвых солдат высаживались в Нормандии. Несмотря на то, что зомби существуют в мире столько времени, живое общество относится к ним суперхуево. Прав ноль, работать нельзя, ходить в театры, кинотеатры, пабы и другие места скопления живых тоже нельзя. Бездомных зомби содержат в приютах для домашних животных, если их не забирают родственники в течение недели, то зомби сдают на опыты в институты, проводят на них различные тесты или отправляют в зоопарки, где они медленно разлагаются. На улицах в зомби швыряют остатками еды и всячески оскорбляют. По ночам им выходить на улицу запрещено, действует комендантский час. На кладбищах на них часто нападают идиоты-подростки, в некоторых кампусах колледжей есть обычай - хочешь вступить в элитное братство, принеси какую-нибудь часть мертвеца.
Главного героя зовут Энди, он погиб в автокатастрофе. Вместе с ним была жена, но она не воскресла, а дочь у него забрали родственники жены и Энди, конечно же, нельзя с ней видеться. Он живет в погребе у родителей, смотрит телевизор и бухает вино. Отец его презирает, мать не притрагивается к нему без перчаток. Он ходит на бессмысленные сеансы к психотерапевту и на не менее бессмысленные встречи типа АА. Его вторая жизнь ужасна и беспросветна до тех пор, пока он и его приятели из Анонимной Нежити не встречают зомби-отшельника, готового поделиться с ними очень вкусной олениной... которая, как несложно догадаться, вовсе не оленина.
Меня, признаюсь, эта книга местами сквикала и за едой ее читать не советую. Это не куртуазный Ганнибал и его красивые блюда. Не каждый день доводится читать, как зомби съел своих родителей и позвал на этот романтический ужин мертвую подружку. На обложке написано, что это комедия - вранье. Когда юмор настолько черный, он перестает быть юмором. Это остросоциальная сатира с килотонной сарказма.
Все возвращается к одному и тому же. Насилие порождает насилие, если кого-то долгое время притеснять по всем фронтам, ему совсем не стыдно потом будет закусить тобой. И даже твоими случайными знакомыми, которые ни в чем не виноваты.
По тексту тут и там разбросаны "наверное, вы не поймете". И если кто-то видит в книге только комедию про то, что хаха, у зомби тоже есть чувства, то он дебил не наверное, а уж точно не поймет.

Пока я пялюсь в мутное стекло на свое отражение – в черном костюме и галстуке я будто на съемках фильма Джорджа Ромеро, – из лавки выходит девочка лет шести. Увидев меня, она роняет мороженое и с криком удирает.
Бывали в моей жизни моменты и получше.
Впрочем, это уже не жизнь. Хотя и не смерть. И даже не что-то среднее. Больше похоже на неудачное продолжение когда-то успешного ситкома, с которым руководство канала никак не решится покончить.

Дома родители устроили меня в винном погребе на матраце. Много не говорили. Мама плакала, прикрывая нос полотенцем – чтобы не вырвало от запаха, – а отец все спрашивал, почему я не мог остаться покойником, как нормальный сын.

Отпрянув, я слушаю, как затихают крики. Наконец, я остаюсь один на один с тишиной и ощущением собственной неполноценности. Если ваше бытие по большей части проходит в винном погребе в доме у родителей и заключается в непрерывном опустошении бутылок и просмотре старого телесериала, а тело тем временем постепенно разлагается, то чувство собственной неполноценности – обязательная статья в наборе предоставляемых вам услуг.
Проблема в том, что если бы я и попытался помочь Уолтеру – даже будь я в состоянии, – смысла в этом все равно никакого. Предположим, нас бы с ним не расчленили. Однако любая форма агрессии против людей со стороны зомби, хотя бы и в целях самозащиты, считается законным основанием для немедленного уничтожения. К тому же неожиданно выяснилось, что чувство самосохранения у меня развито не так слабо, как казалось раньше.
В такие минуты начинаешь сомневаться в моральных устоях общества, которое разрешает безнаказанное нанесение увечий тем, кто раньше жил и здравствовал. Знаю, нет ничьей вины в том, что воскрес я, что восстали из мертвых мои собратья. Но ведь кто-то же должен ответить за содеянное с Уолтером?
Сидя в контейнере, жду Риту, Джерри и Хелен. Интересно, сколько придется здесь проторчать? Хоть бы они появились раньше ассенизатора. Я думаю об Уолтере. Такое постоянно происходит с зомби в других городах, штатах и округах. Но если это случается с тобой или с твоим знакомым, то касается уже тебя лично.
Не дает спокойно спать.
Побуждает к действиям.

Как только зомби совершит проступок, даже если его спровоцировали, об этом будут трубить на всю страну, пока новость не набьет оскомину, наводнят эфир мнениями, свидетельствами очевидцев и призывами к массовому уничтожению. СМИ относятся к нам как к меньшинствам и своими репортажами только дезориентируют публику и сеют страх. Лучше бы показали, как мы проводим собрания, продаем игрушки и домашнюю выпечку. В конце концов, если некоторые из азиатов не умеют водить машину, это не значит, что все азиаты – плохие шоферы. Согласен, пример неуместный. Но вы меня поняли. Живые будут верить только в то, во что хотят верить, и плевать на факты.
Другие мифы о зомби, порожденные СМИ:
Мы медленно двигаемся.
Интеллект зомби практически равен нулю.
Мы видим электромагнитные импульсы.
Мы обладаем сверхчеловеческой силой.
Мы состоим в родстве с вампирами.
Мы глохнем в течение нескольких недель после воскрешения.
Хотя вопреки расхожему мнению наши обонятельные нервы и функционируют, живых за несколько миль нам не учуять.
Одно из немногих свойств зомби, в которых СМИ разобрались правильно: мы не чувствуем физической боли. Зато испытываем эмоциональные переживания.

Я думаю об этом и вижу девочку в розовых брючках, розовых туфельках и розовой кофточке на молнии. Девочка в изумлении таращит на меня огромные синие глаза. Она примерно того же возраста, что и Энни, и у нее такие же тонкие светлые косички. На расстоянии добрых тридцати футов вокруг скамейки, где я сижу, множество людей – взрослых – испуганно кричащих. Но только не малышка. Она стоит не далее чем за десять футов, спокойная, как далай-лама.
А почему бы ей здесь не стоять? Я никого не трогаю. Никому не угрожаю. Просто сижу в парке на скамейке с маркерной доской на шее. На доске надпись жирными черными буквами: «Зомби тоже люди».
Несколько взрослых, не выходя за границы зоны безопасности, что-то орут, угрожая мне физической расправой, если я посмею прикоснуться к девочке. Забавно, но никто из них не рискует войти в круг и спасти малышку от большого, свирепого зомби.
Она смотрит на меня, потом на плакат и снова на меня, будто пытается что-то понять. Наконец, указав мне на грудь, на мой манифест о равноправии, спрашивает:
– Это правда?
Я киваю.
Не успевает она задать следующий вопрос, как ее мамаша, что твой регбист, влетает в круг, хватает дочь в охапку и убегает, оставив меня в одиночестве в центре созданной живыми защитной зоны радиусом тридцать футов.
Интересно, до чего бы мы договорились, не прискочи ее мамаша. Села бы девочка рядом со мной? Смог бы я ответить на другие вопросы? Изменилось бы хоть что-нибудь к лучшему?
Уверен, малышка станет расспрашивать родителей о том зомби, которого она видела сегодня в парке, и о лозунге на доске. Спросит, правда ли, что зомби тоже люди. Разумеется, родители объяснят ей, что зомби не люди. Зомби – отвратительные грязные существа, и ей не следует прикасаться к ним и доверять им. И конечно, со временем девочка станет достаточно взрослой, чтобы уверовать в это.
Однако во мне теплится надежда, что она пропустит мимо ушей родительские увещевания и станет думать самостоятельно. Что она уговорит друзей принять ее сторону. Что когда-нибудь я буду сидеть на скамейке, и никто не обозначит зону безопасности на расстоянии тридцати футов.
Надежда все еще жива, когда рядом тормозит фургон службы отлова бродячих животных.

На всех каналах, по всем программам живых мертвецов обсуждают, втаптывают в грязь, уничтожают. Разумеется, я ожидал, что наши недавние выступления в СМИ и борьба за гражданские права вызовет ответную реакцию, но не предполагал, что она последует так быстро. И с таким запалом.
Наше право на существование, на жизнь, свободу и счастье ставят под сомнение, оспаривают, признают недействительным – с политической, социальной, философской точки зрения. И даже со спортивной.
По «Иэспиэн» показывают сюжет о футболисте команды колледжа Майами, погибшем во время тренировочного матча, после чего ему запретили играть.
«Я не собираюсь никого есть, – объясняет он. – Я просто хочу играть в футбол».
И опять мне не нужно слушать ответ, чтобы узнать, каковы его шансы на участие в матчах.
Продолжаю переключать каналы в поисках программы новостей или токшоу, или рекламы дезодоранта, где зомби будут представлены в положительном свете, но вижу лишь одно: мы ни на шаг не приблизились к тому, чтобы в нас признали членов общества.
Пожалуй, эта возможность становится еще более призрачной. Пока мы не создали общественной проблемы, нас хотя бы терпели. Конечно, порой расчленяли, привязывали к бамперам внедорожников и возили по городу, однако по большей части живые пытались делать вид, что нас не существует. Так же, как и бездомных. Или болезней, передаваемых половым путем.
Теперь мы предупредили всех о своем присутствии, дали знать, что у нас есть своя точка зрения, и живым это не нравится. Не то чтобы они не хотят нас слушать. Скорее, злятся, что мы имеем наглость выражать свои взгляды.