[Evilempire]

Стоило выложить эти фики на фикбук, как он упал, так что я малость опасаюсь за дайри xD
ангст ангст ангст, ну и драма с психологией там пробежали, как обычно.

В порядке (Рис(/)Тимоти, Джек/Рис)

Вообще-то Рису с самого начала нужно было догадаться, что в чем-то тут кроется подвох. Джек обнимал его непривычно слабо, поглаживал по спине вместо того, чтобы до синяков сжимать пальцами талию, и отвечал на поцелуй осторожно, не нападая на язык Риса с агрессивностью молотильника. Не будь Рис настолько пьян, он обдумал бы все эти странности до того, как чьи-то руки бесцеремонно отпихнули его в сторону.
— В чем дело? — возмущенно спросил Рис, не понимая, какому самоубийце могло прийти в голову встревать между Джеком и его, гм, личным помощником. Ответ лежал на поверхности: отважиться на подобное мог только сам Джек.
Джек, который стоял рядом… с другим, крайне испуганным Джеком. Рис на всякий случай ущипнул себя кибер-рукой за настоящую. Вышло очень больно, а количество Джеков так и осталось на отметке «два».
— Тыковка, — обратился к нему новоприбывший Джек и улыбнулся нехорошей улыбкой, не сулящей Рису ничего, кроме неприятностей. — Если тебе так приспичило, лучше бы с моей статуей пососался.
Сказав это, он кивнул в сторону высокой ледяной скульптуры, стоящей в центре зала. Гиперионцы, решившие установить ее по случаю корпоративной вечеринки, продумали план не до конца: в зале было жарко, у ледяного Джека начинало капать с носа.
— Но… я думал… — растерянно произнес Рис, переводя взгляд с одного Джека на другого. — Я был уверен, что…
— Тем хуже для тебя, — оборвал его Джек. — Так, все. Я пока недостаточно пьян для этого дерьма. Закончу с вами, придурками, позже. Потратьте это время на изобретение ооочень хороших объяснений своему поведению.
Мимоходом отвесив затрещину второму Джеку, настоящий Джек отошел от них, отправившись терроризировать кого-то еще из своих сотрудников. Рядовые гиперионцы провожали его испуганными взглядами и отступали на шаг, чтобы, не дай боже, не оказаться у него на пути. Самые любознательные из них посматривали и на Риса. Нетрудно было угадать, какую именно скандальную историю завтра будут обсуждать во всех курилках Гипериона. «Рис, эта программирующая бестолочь, умудрился спутать самого! Красавчика Джека! с его двойником и бесстыдно целовался с оным в темном углу!».
К сожалению, не слишком темном. Рис отлично видел, как у двойника Джека медленно краснеет шея и та малая часть лица, что не была скрыта маской. Черт. Конечно, Рис знал о существовании двойников Джека, но думал, что каждый из них носит цифровую маскировку, а не является полной копией во плоти.
— Извини, — сказал Рис, когда стоять в полном молчании под градом любопытствующих взглядов стало совсем уж невыносимо. — Я был уверен, что ты - это он.
— А я подумал, что тебе понравился, — неловко ответил двойник. Его голос тоже был точной копией голоса Джека и все-таки звучал намного мягче и нервознее. Слушать его было очень странно, как будто с ним говорил Джек из параллельной вселенной.
— Прости, — повторил Рис с такой же неуклюжестью. Первый раз в жизни подкатывать к девушке и то было проще, чем выдавливать из себя слова сейчас. — Выпил слишком много вина. Мы с Джеком уже какое-то время вместе… Вроде как. А про тебя он никогда не рассказывал, вот я и перепутал.
В этом не было ничего удивительного, учитывая тот факт, что о прошлом и своих чувствах Джек разговаривать отказывался. Он мог сколько угодно (больше, чем хотелось бы) говорить про совершенные им забавные убийства и нахваливать беспредельные возможности своего разума, но моментально переходил в режим угрюмого молчания, когда Рис пытался узнать хоть что-то про его допрезидентскую жизнь. До тела Джека было трудно добраться из-за того, как многослойно он одевался, а с его душевными переживаниями дела обстояли еще хуже, намного хуже. Рис и представить не мог, под сколькими слоями из сомнительных садистских развлечений и застарелых комплексов они были похоронены.
— Ннничего страшного, если ты просто перепутал, он тебя не убьет, — попытался подбодрить Риса двойник и прибавил скромно: — Меня зовут Тимоти.
— П-привет.
Запинки Тимоти, похоже, были заразны.
— Может, он и меня не убьет… — переключился Тимоти на самоободрения, не дождавшись от Риса ничего, кроме приветствия. — На меня много денег потратили, чтобы сделать двойником.
— Не убьет! — с жаром подхватил новую тему Рис. — Я ему все объясню. И вообще, он сам виноват, что про тебя не упоминал.
Никакой уверенности, что Джек его послушает, у Риса на самом деле не было. Как и сомнений в том, что виноватым в данной ситуации все равно выставят его. Но к запуганному Тимоти он начинал чувствовать легкую симпатию и потому хотел его успокоить.
— У Джека их много, но пластические операции делали только мне. С-скажи, что я тебя больше никогда не поцелую.
Рису показалось, что это он произнес с сожалением. Ну да, в неумении целоваться Риса никогда и никто не упрекал.
— Хорошо, — с серьезным видом кивнул Рис. — Извини, что я вот так.
Если бы он три раза подряд извинился перед Джеком, то был бы назван самой занудной добропорядочной принцесской. Это если вычесть матерные выражения.
Тимоти чуть улыбнулся, тоже совсем не по-джековски.
— Я и сам виноват, уточнять надо было. И пить меньше, но с этой работой…
Смог бы ты выжить иначе. Рис усмехнулся. А кто в их корпорации не пил, в конце концов? Выпивали здесь при любом удобном случае, возможно, в бессмысленной попытке убедить себя, что Гелиос является космической станцией нормальной компании, а не маленьким летающим филиалом ада.
— Да уж, понимаю.
— П-после встречи с монстром из Хранилища я не могу нормально спать, когда трезв, — доверительным тоном сообщил ему Тимоти.
— Ух ты! — восхитился Рис вместо того, чтобы посочувствовать. Встречи с монстрами из Хранилищ виделись ему подвигом, чем-то величественным в своей недосягаемости. Неужели смущенный парень с чужим лицом, стоящий перед ним, мог сделать что-то настолько крутое? — Ты правда был там?
— Я убил монстра по приказу Джека. Кошмарный ужас! Сперва Хранитель был одного роста со мной, а потом обернулся многоликим великаном, швырялся в меня огнем, бил током, подбрасывал в воздух и чего только не… — начавший было увлекаться рассказываемой историей Тимоти судорожно вздохнул. — Я молился о том, чтобы бой когда-нибудь закончился. Но после того, как победил Хранителя, стало еще хуже.
Рис, большой поклонник тактильных контактов, сочувственно погладил Тимоти по плечу, из-за чего двойник вздрогнул.
— Тебе нужно быть очень осторожным с ним, Рис, — сказал он, понизив голос. — Просто поверь мне на слово.
Говорил он, понятное дело, не про великана, плюющегося огнем. Были в их жизни существа и пострашнее. К примеру, герои.
— Я знаю, — со всей серьезностью ответил Рис. — Не думай, что не знаю. Я отлично представляю, на что подписался.
— Ты его настолько любишь? — с некоторым удивленным благоговением спросил Тимоти.
Рис пожал плечами.
— Наверное. Мы это не обсуждаем, сам понимаешь.
— Ещ-ще бы. Надеюсь, что с тобой все будет в порядке, Рис.
— Спасибо, — ответил Рис, немного печально улыбнувшись. — И тебе того же.
Не зная, что еще можно сказать, они отступили друг от друга и посмотрели в разные стороны, безропотно ожидая возвращения обозленного Джека. С противоположной стороны зала до них доносились чьи-то выкрики и грохот подносов — верный признак того, что Джек отлично проводил время.

Разумеется, в порядке ничего не было, ни в тот момент, ни впоследствии.

Оглушенный тишиной (Джек/Рис, середина пятого эпизода по таймлайну)

Механическая рука сдавливает горло все сильнее и сильнее.
Кажется, где-то в архивах он читал, что у Красавчика Джека была сильная страсть к эротической асфиксии. Или то всего лишь коллеги сплетничали? Спрашивать у самого Джека было как-то поздно, да и невозможно в данный момент. Поди спроси, когда приходится бороться за каждый вздох. Все, что Рис сейчас способен произнести, это бессмысленный хрип. Может, сумел бы просипеть „пожалуйста“, но этого удовольствия он Джеку доставлять не собирался. И так случалось много всего… лишнего.
Говорили ему умные люди, „не создай себе кумира“. Немногочисленные умные люди. То есть, Вон. Вон-то никогда не участвовал в бюрократическом безумии с масками Джека и обсасыванием всех подробностей его жизни. По большей части выдуманных, как теперь знал Рис. Реальность оказалась куда страшнее старых фантазий о жестоком блистательном боссе.
Не создай себе кумира. Не всели кумира себе в голову. Не влюбляйся в кумира. Не верь обещаниям кумира и не растворяйся в сладкой фанатской восторженности каждый раз, как кумир одаривает тебя очередным прозвищем.
„Никогда не знакомься со своими кумирами, они мудаки, все до единого“, — сказал Джек и, наверное, это он произнес искренне, от души.
И на что Рис рассчитывал, в самом деле? Знал же биографию своего идола и то, как быстро заканчивались люди, решавшие подойти к нему слишком близко.
Чего Рис хотел? Быть любимой живой игрушкой, которая еще долго не наскучит владельцу, быть к нему ближе, чем любая из тех девушек, с кем он развлекался в президентском кресле… Тыковкой, пирожком, котеночком. Чем-то милым и в то же время достаточно хитрым и изворотливым для того, чтобы сохранить за собой высокую должность вкупе с жизнью.
Вместо этого пришлось стать равным. Его хотят убить, убить ценой жизни самого Джека, не это ли вершина партнерских отношений! Единственный возможный вид партнерства, существующий в вывернутом, изуродованном сознании Джека. Партнеры в посмертии.
И в какой-то момент Рису хочется сдаться. Прекратить трепыхаться и бороться со своей же рукой, а заодно и со всеми загубленными мечтами, рухнувшими ему на голову с тем же грохотом, с каким станция Гелиос обрушилась на Пандору. Он так безмерно устал. У него болят даже те кости, о существовании которых он не подозревал. Ему бы сейчас потерять сознание и снять с себя ответственность за происходящее. Умереть от рук Красавчика Джека — находились люди, которые мечтали и о таком исходе, их было немало.
«Что стоило Джеку использовать мою руку, когда он хотел поиграть в „дай пять, дружище“, — с некоторой отстраненностью думает Рис, в то время как тело его продолжает отчаянно сражаться за жизнь. Секундная слабость дольше секунды и не длится. Рис считает, что зашел слишком далеко, чтобы останавливаться сейчас и сдаваться на милость психопату.
Ему до сих пор больно отзываться о кумире в негативном ключе, эта боль не теряется в водовороте физической.

Наступает время оглушительной тишины. Рис целых двадцать семь лет оставался единственным обитателем вселенной в своей голове и был вполне доволен таким положением дел, но после нескольких веселых недель в компании Джека ему делается… одиноко? Не из-за того, что он застрял на развалившейся космической станции по соседству с трупами бывших коллег и вполне живыми торками, стекавшимися на запах трупов, а в первую очередь именно из-за пустот, образовавшихся в его сознании. Там, где еще недавно мысли Джека бесстыдно переплетались с его собственными, а случайные идеи Джека проносились по сознанию яркими огненными кометами, теперь снова остался только Рис и непопулярные, недействующие идеи Риса. Впрочем, он смог сделать то, чего не удавалось самым отъявленным бандитам Пандоры: избавил их многострадальную планету от всевидящего глаза Гелиоса. Как же дико поднимать взгляд и не видеть привычную „H“, парящую в вышине.
„Какой ты молодец, котеночек“, — бормочет себе под нос Рис, пока роется в останках совершенно дохлого Гелиоса, опутанного миллионами вен-проводов, разыскивая детали, которые могли бы ему пригодиться в процессе создания новой руки. „Какой же ты славный пирожок и кексик“, — твердит он, затаптывая каблуками очередного торка. Любимые туфли быстро становятся зелеными от слизи, которая щедро выплескивается из насекомых.
Рис старается произносить эти прозвища как можно ядовитее, чтобы заглушить другой голос, который и после исчезновения владельца все звучит и звучит в его голове.
Его больше не будят по ночам самоуверенными выкриками на вроде „Рисси, я только что видел ваш будущий обед, встань и поймай его“ или „Рисси, прекрати трогать себя во сне, гребаный извращенец“. Однажды Джек будил его ради того, чтобы узнать, какой рукой Рис чаще дрочит, и не отставал до тех пор, пока не узнал правдивый ответ. В другой раз причина была, можно сказать, романтичной: Джек утверждал, что увидел падающую звезду. „Свалилась так же хорошо, как вы свалитесь в своем самодельном драндулете. Ты же на самом деле не доверяешь Скутеру, а, пирожок? Его мамочка меня едва не прикончила!“

Родители прозвищами не озабочивались. Рис — хорошее и, главное, короткое имя. Удобно выкрикивать, когда пора звать ребенка за стол или говорить что-то вроде „Рис, ты должен сделать все для того, чтобы мы могли тобой гордиться“.
„Мама, папа, вы гордитесь мной теперь? Посмотрите, как ловко я поселил у себя в голове тирана и целый час был президентом Гипериона. Для моего портрета на следующей космической станции сделают отдельный зал позора, рядом с залом славы“.
Рис не сомневался, что новую станцию наблюдения сюда рано или поздно пришлют. Недостроенный Гелиос с мутантами-людоедами, запертыми где-то на нижних уровнях, Совету Директоров никогда особенно не нравился. На новой станции будут другие молодые программисты, вешающие у себя над рабочим столом постеры с Джеком, и другие боссы-прохвосты, наподобие Васкеза, и другие верные лучшие друзья, наподобие Вона, и…
Гиперион (пандорские бандиты поняли бы это, если бы хоть примерно представляли, с чем связались) оставался многоголовой гидрой, не впервой расстающейся с отмершими конечностями.

Во время очередного рейда Рис находит под обломками кучу блестящих драгоценных осколков и, поняв на что именно он наткнулся, долго и с надрывом рыдает о судьбе ни в чем не повинного Жопца, любимого пони Джека. Джек говорил, что позволит Рису прокатиться на Жопце по коридорам станции, если Рис сможет как-нибудь скрестить свои идиотские длинные ноги, чтобы они не шаркали по полу.
Джек уделял очень много внимания его ногам и его смазливой мордашке, а уж сколько пошлых намеков доставалось его пухлым губам… И ведь Рис действительно был готов предоставить в полное его распоряжение и губы, и ноги, и даже собственным красным галстуком себя обвязал бы, как рождественский подарок. Но не в том смысле, какой предполагал идиотический план с эндоскелетом.
Глупый, глупый пирожок.
Он таскает глаз, в котором живет Джек („дом, который построил Джек“, ха, Джек бы оценил идиотский каламбур) сперва в кармане брюк, затем перемещает его в нагрудный карман новой жилетки, снятой с кого-то из мертвецов. Поближе к сердцу. На самом деле нет, просто карманы брюк прохудились. В будущем, если ему удастся вернуться в большой мир, Рис намеревается сделать из старого глаза кулон или кольцо. Джек никогда не обещал на нем жениться, зато сам мог стать кольцом. До чего же забавно.
Миллион раз Рис, изнывающий от одиночества, отказывает себе в праве включить глаз обратно. Нет, даже на минуточку. Нет, даже чисто чтобы проверить, сработает ли это. Обманешь меня один раз — позор тебе, обманешь дважды — позор мне, будешь нарываться на смерть снова, после того, как чудом выжил — позор тебе, продолжишь позорно скучать по человеку, который предал твое доверие — позор тебе… Позор тебе. Разве Джек сам не учил его, что предателей прощать нельзя?
Они только разошлись во мнениях насчет того, кто кого предал.
Черт, да разве имеет значение теперь, чему именно его учил Джек.
Миллион раз Рис отказывает себе в праве включить глаз вновь, но никогда не ведет споров о том, стоит ли глаз выкинуть.
Трогательный в своей бесполезной преданности кексик.

„Я должен выжить“, — бормочет кексик по ночам, стуча зубами. На Пандоре очень холодные ночи, а от того рваного мусора, которым он вынужден накрываться, толку мало. Когда ветер задувает в отверстие отстегнутой руки и будто промораживает все внутренности, Рису кажется, что он достиг предела, что ничего отвратительнее этого с ним произойти не может, даже если он проживет сто лет. Тоже, в принципе, повод остаться в живых. Проверить гипотезу.
Взгляд его единственного глаза останавливается на плакате с Джеком.
Он должен выжить и выкарабкаться точно так же, как это делал его кумир...
Нет. Он должен сделать это как Рис.