Следующую вам придется подождать подольше, она длинная. Зато там Никки наконец начнет выплывать со днища, на которое сам же себя и загнал.
А в этой главе много стекла. Во всех смыслах.
UPD. Отредактированная версия
Tweak: Growing Up on Methamphetamines
День пятьсот семьдесят седьмойДень пятьсот семьдесят седьмой
Завтра состоится гаражная распродажа, поэтому сегодня мы прямо с утра отправляемся в арендуемый Зельдой гараж. После ссоры в гостях у Сэм нам удалось два дня прожить без наркотиков. Но потом мы продали кое-что из одежды в магазин «Wasteland» на Мелроуз-авеню и, начиная с прошлой ночи, закидываемся метом вперемешку с коксом.
В одном из косметических зеркал Зельды была галогенная лампочка, которая взорвалась вчера посреди ночи, точнехонько в тот момент, когда Зельда пошла в душ. Зельда не смогла найти осколки, поэтому направилась прямиком в душ. Вымыла волосы и протерла все тело, пока я делал заметки в своей записной книжке, лежа в постели. И вскоре я услышал, как Зельда сыплет проклятьями и зовет на помощь. Когда я забежал в ванную, то увидел, что Зельда плачет от боли. Видимо, галогенная лампочка взорвалась прямо у нее над головой, а когда она стала мыться, крошечные осколки стекла посыпались из ее волос, поранив ее. В результате все ноги, руки, лицо и грудь у нее были в осколках.
Последние семь часов мы занимаемся тем, что выковыриваем стекло. Зельда держится достаточно спокойно, ведь боль приглушают наркотики (по крайней мере, существенную ее часть).
Но из царапин по всему ее телу по-прежнему идет кровь, запекаясь и засыхая. Мы даже решили, что запишем на камеру, как собираем осколки, в надежде, что сможем подать иск против компании-производителя лампочек за то, что они не поместили никакого предупреждения на коробку.
Может, это и глупая идея, но что еще остается делать, если достать все осколки не получается. Когда пытаешься вытащить один, он крошится на тысячу мелких частиц, и они вновь вонзаются под кожу.
Утром Зельда позвонила адвокатам своего отца и рассказала о том, что случилось, но я не удивлюсь, если они не откликнутся на ее призыв. В смысле, это же адвокаты ее отца, а он сейчас не очень-то нами доволен.
В конце концов мы с Зельдой одеваемся и, несмотря на то, что тело Зельды все еще утыкано осколками, едем по Hollywood Freeway к ее гаражу. Небо затянуто коричневой дымкой и черным смогом из Долины. Свет от солнца тусклый, на улице жарко и душно, но я все равно вынужден носить рубашки с длинными рукавами, потому что на руках у меня полно следов от уколов, да еще и шрам, оставшийся после нарыва.
Гараж находится в центре Долины, и чем дальше мы едем, тем жарче становится воздух.
Когда мы добираемся до места назначения, Зельда вбивает код на замке у ворот. У нее один из самых больших гаражей на этом участке. Он на наземном уровне, и у него внушительная металлическая дверь — когда Зельда ее отпирает, нам приходится вместе толкать ее, чтобы распахнуть.
Внутри высятся башни из коробок с одеждой, много марроканской мебели, некоторое количество книг, безделушки и другие вещи.
Я вытаскиваю наружу большой диван, всякие садовые скамейки и тому подобное барахло. Зельда все твердит, чтобы я притормозил, но я, наоборот, хочу как можно быстрее покончить с этим делом, потому что тут полно вещей ее бывшего мужа. Его старые пленки, плакаты с его лицом и масса фотографий. Мне очень неуютно находиться в таком окружении, и поэтому я стараюсь все время двигаться, чтобы на этом не зацикливаться. Я весь в поту и умираю от жары, передвигаюсь практически на последнем издыхании. Не могу остановиться. Процесс становится неконтролируемым. У меня словно приступ психоза или типа того, я сам понятия не имею, что делаю. Довольно быстро я полностью опустошаю гараж, а потом внезапно падаю прямо на асфальт. Меня начинает тошнить, а Зельда пытается насильно напоить меня газированной водой. Воду я выпиваю, но тут же начинаю задыхаться из-за пены с пузырьками. Я не осознаю, что происходит и почему она пытается влить воду мне в рот. Я подползаю к дивану, который сам же сюда и притащил, и, взгромоздившись на него, засыпаю — а может, просто теряю сознание.
Проходит время.
Я просыпаюсь от того, что Зельда втыкает шприц мне в руку и вкалывает дозу кокса.
Зельда погрузила в машину все, что мы, по ее мнению, сможем продать на распродаже, но ей требуется моя помощь, чтобы убрать остальные вещи обратно в гараж.
Солнце садится.
Я помогаю ей затащить обратно диван и какую-то штуку с большим зеркалом. Именно в это время я заявляю:
— Зельда, мне бы очень хотелось, чтобы ты выкинула весь хлам бывшего мужа.
Она отвечает не сразу.
— Не могу. Многие из этих вещей принадлежат его продюсерской компании, к тому же, они — часть моей жизни. Я не собираюсь ничего выбрасывать, так что не устраивай мне тут сцену ревности.
Ее слова меня выбешивают, и я ору:
— Ты совсем застряла в прошлом! Это место совсем как какой-то сраный склеп!
Она начинает плакать.
— Некоторые из этих вещей принадлежали моей маме, я на них даже смотреть спокойно не могу. Ну как ты этого не понимаешь!
Разумеется, мне становится стыдно, и я пытаюсь ее успокоить.
— Извини, — мягко произношу я, — просто мне кажется, что пора бы уже двигаться вперед.
— Знаю, — говорит она спустя какое-то время, — я так и сделаю. Но мне нужно больше времени, Ник. Все изменится. Я знаю, что смогу начать все с чистого листа вместе с тобой. Прояви терпение, пожалуйста.
— Хорошо. Я люблю тебя. Но мне трудно, понимаешь? Я бываю очень ревнивым.
— Как и я, — отвечает она.
Я сажусь на переднее сидение машины и сцеловываю слезы с лица Зельды, извиняясь.
Мы едем домой, а я все еще чувствую себя больным и измученным. Я тощий, словно только что из концлагеря. Кожа да кости.
Мы рано ложимся спать, предварительно закинувшись кветиапином. Завтра, как понимаете, нам предстоит встать в дикую рань, чтобы приготовить все для распродажи.
Где-то в двенадцать ночи я слышу бессвязный крик Зельды. Я резко просыпаюсь как раз в тот момент, когда Зельда впивается ногтями мне в щеки. Когда я пытаюсь оттолкнуть ее, она сильно кусает меня за нос и начинает орать, что сейчас вызовет сраных копов. Я снова пытаюсь сбросить ее с себя, потому что она в бешенстве и по-настоящему делает мне больно. Мне страшно, и я не знаю, что предпринять. Так что бегу в ванную, захлопывая за собой дверь, но Зельда мчится за мной. Я запираюсь, а она колотит в дверь, угрожая, что вызовет копов, если я не выйду оттуда. Я говорю, что выйду, когда она успокоится. Она бьет в дверь чем-то тяжелым, пытаясь ее выломать, а я в это время продолжаю умолять ее остановиться. Не знаю, сколько времени это продолжается, но я еще долго сижу в ванной, прежде чем слышу, как она, всхлипывая, сползает вниз по стене.
Я медленно открываю дверь и вижу, что она лежит на полу, захлебываясь рыданиями. Я обнимаю ее, а она начинает извиняться, говорит, что не знает, что на нее нашло. Она так отчаянно плачет. Я целую ее в лоб, прижимаю к себе. Она все спрашивает, смогу ли я ее простить, и, конечно же, я отвечаю, что да. Говорю ей, что люблю ее.
Мы возвращаемся в постель и засыпаем.
Оставленные ее ногтями царапины кровоточат.