Tweak: Growing Up on Methamphetamines
День пятьсот девяностыйДень пятьсот девяностый
Когда я сегодня присоединяюсь к своей основной группе, то вижу, что на полу в классе валяется куча разных плюшевых животных, кукол и других игрушек. Кураторы группы, Уэйн и Мелисса спрашивают, желаю ли я поучаствовать в чем-то под названием Звериная ферма. Приходится подниматься и вставать в самом центре этой кучи. Мне совсем не хочется здесь находиться, настрой у меня бунтарский, но в то же время крохотная часть меня все еще мечтает измениться. Я просто боюсь, что ничего не выйдет. К тому же, я опасаюсь, что если действительно вовлекусь в процесс лечения, то вынужден буду расстаться с Зельдой.
В смысле, я ненавидел каждое слово из вчерашней речи Энни, но все же ее слова заставили меня задуматься о том, какую роль в моей жизни занимает неуверенность в себе, какое влияние оказывает на мои действия. Я даже задался вопросом, действительно ли торговал собой из-за нехватки денег или на первом месте стояла жажда внимания. Эти мысли крутились и крутились в голове всю ночь напролет.
Думаю, раз уж я все равно здесь, то сейчас могу подыграть. К тому же, Энни говорила правду. Других вариантов у меня нет.
Как бы там ни было, Мелисса и Уэйн садятся рядышком и просят, чтобы я опускал руку вниз и выбирал разные игрушки, которые могу отождествить с некоторыми аспектами моей жизни: например, с членами моей семьи, с моими зависимостями, с травмами, со мной самим, с моими отношениями и тд.
Мелисса толстая, похожая на херувима, с ямочками на румяных щеках. Слегка перебарщивает со слащавостью. Уэйн столь медлительный, осмотрительный и деликатный, что поначалу я счел его тупицей. Но чем больше я прислушиваюсь к его словам, тем яснее понимаю, что он весьма проницателен. У него длинный заостренный нос и он всегда говорит громким шепотом.
Прошлой ночью шел снег, но сейчас в окна светит солнце. Разумеется, по стенам класса развешаны дурацкие слоганы из "12 шагов", куда же без них.
Итак, сперва Уйэн "приглашает" меня пройти в кучу и выбрать что-нибудь ассоциирующееся у меня с моими двумя семьями (из Л. А. и Сан-Франциско). Минуту я просто оглядываюсь вокруг, но он меня прерывает.
— Постарайся не раздумывать. Доверься интуиции.
Кивнув, я вытаскиваю жесткого пластикового крокодила (моя мачеха) и два отполированных каменных яйца - ее детишек. Я поворачиваю ее спиной к себе, она защищает детей. Мой отец - медведь или кто-то похожий на него - мягкий и пушистый, он занимает место между мной и Карен с детьми. Я - плюшевый кот, прячусь под большой каской вместе с Зельдой, пушистой собачкой. Тодд - пластиковый тираннозавр, скрежещущий зубами.
И все в таком духе.
После того, как я заканчиваю, другим людям из группы предлагается высказать свои мысли по поводу сходства цветов у выбранных мной игрушек или насчет их расстановки, все такое.
Одна девушка с бритой головой замечает, что я выбрал одно и то же животное для мамы и Зельды. К тому же, они лежат в одном и том же положении. Кто-то другой отмечает, что у них даже цвет одинаковый. Это просто совпадение, но оно наводит меня на определенные мысли. Уйэн интересуется, могу ли я провести какие-то параллели между моей матерью и Зельдой в реальной жизни. Для меня это все довольно очевидно.
— Конечно. То есть, они обе видятся мне отчасти недосягаемыми женщинами, которых я всегда боялся потерять. К тому же, я давно хотел спасти маму от ее мужа, а в случае с Зельдой у меня это, считай, получилось. В смысле, я спас ее от бойфренда, Майка, который сильно напоминал мне отчима.
— Так значит, — спрашивает Мелисса, — ты думаешь, что реконструируешь свои отношения с матерью, встречаясь с Зельдой? И ты считаешь, что, возможно, страх быть покинутым, поселившийся в твоей душе после маминого переезда, случившегося, когда ты был совсем маленьким, перерос в твою боязнь потерять Зельду?
В этом есть смысл и не то, чтобы это было каким-то шокирующим откровением. Я сто лет хожу к психологам. Не так уж сложно признавать наличие у себя определенных паттернов мышления.
— Ага, — говорю я. — В смысле, понять-то это несложно, но что мне делать с этой информацией?
— Просто держи ее в уме, — советует Уэйн. — Надеюсь, что однажды ты полюбишь себя достаточно, чтобы выбрать в партнеры человека, который будет вызывать у тебя чувство покоя, а не страх. Ну, а пока просто постарайся прочувствовать это. Постарайся в полной мере прочувствовать то, что ты, возможно, неосознанно выбрал свою девушку из-за ее эмоциональной отстраненности, которая свойственна и твоей матери. Попробуй прочувствовать это всем своим телом. Опусти ноги на пол, глубоко дыши и дай себе время переварить эту информацию. Надо сильно себя не любить, чтобы выбрать в жены такую женщину.
Я свернулся клубком на своем месте, а теперь приходится выпрямиться. Пока Уэйн говорил, я чувствовал злость и желание защищаться, но как только я ставлю ноги на пол, то превалирующей эмоцией становится печаль.
— Но я люблю Зельду больше всего на свете, — говорю я. — Нам суждено быть вместе.
— Это правда, — произносит Мелисса. — Но только до тех пор, пока ты согласен мириться с ненавистью к себе. Если ты поправишься, примиришься с самим собой, то я не думаю, что вы двое захотите продолжать встречаться.
— Что приводит тебя к занятной дилемме, — подхватывает Уэйн. — Пожертвуешь ли ты своим счастьем и покоем ради этих отношений или пойдешь на поправку и выберешь полноценную жизнь, в которой может не найтись места для Зельды?
Все это слишком давит на меня, хочу, чтобы они переключились на кого-то другого.
— Я счастлив, — говорю я, — пока делаю счастливой Зельду.
Все молчат.
В конце концов Мелисса спрашивает:
— Если это правда, то почему ты едва не убил себя с помощью наркотиков?
— К тому же, — добавляет Уэйн, — по твоим рассказам создается впечатление, что сделать ее счастливой невозможно, поэтому ты просто обрекаешь себя на печальную и, откровенно говоря, жалкую жизнь.
— Но выбор за тобой, — подытоживает Мелисса.
Я хочу вступить с ними в спор, но Мелисса велит мне сесть обратно к остальным.
— Почему бы тебе не нарисовать что-то связанное с сегодняшним занятием?
Похоже, у них это считается универсальным ответом. Я пытаюсь обдумать их слова, но это слишком трудно. Я сейчас даже сдвинуться с места не в силах. Хочу закурить и забыть обо всем этом дерьме. Я действительно хотел бы полюбить себя и перестать нуждаться в чьем-то одобрении, но мне кажется, что это невозможно. Мне этого ни за что не добиться. Раз уж все предыдущие программы лечения не помогли, разве можно ожидать, что в этот раз результат будет другим? Нет. Не будет. Я не могу измениться. Я даже пытаться боюсь, потому что знаю, что потерплю неудачу. Но я хочу, чтобы все было иначе. Правда. Если я хочу жить, значит надо найти в "Safe Passage Center" какой-то путь к спасению. Это мой единственный шанс, знаю. Но как его отыскать? Мне так страшно. Боюсь позволить себе надежду.