Tweak: Growing Up on Methamphetamines
День пятьсот девяносто шестойДень пятьсот девяносто шестой
Я наконец-то покинул группу «Серенити» и перешел в группу покрупнее, состоящую из одних мужчин. Она называется «Расширение возможностей». Энни считает, что у меня большой прогресс в лечении и я с ней согласен, представляете? В смысле, я решил попытаться, это серьезный шаг. Не уверен, что именно заставило меня пойти им навстречу. Видимо, воли к жизни во мне больше, чем казалось. Группу «Расширение возможностей» курируют два человека, полные противоположности. Мужчина, Рей, немолод — он похож на члена мотоклуба «Ангелы ада». Волосы у него собраны в длинный хвост, на теле татуировки морского пехотинца. Он большой и угрюмый, но все же в нем есть нечто очаровательное. А женщина, являющаяся его со-куратором, Крис… Ну, в ней мне все нравится.
Я сижу на потертом синем диване в комнате для групповых занятий. Все стены комнаты исписаны словами РАСШИРЯЯ ВОЗМОЖНОСТИ. Рядом со мной сидят еще пятеро парней из группы. Джеймс и Джим, парень постарше по имени Джастис, пацан лет восемнадцати, которого зовут Генри и крупный ирландский парень с бандажом на колене, Брайан. Мы все по очереди представляемся. Так как это мой первый день в группе, то я должен полчаса рассказывать историю своей жизни, объяснять из-за чего сюда попал и через что прошел до этого. Я стараюсь быть максимально честным. У меня все еще есть некоторые сомнения насчет этого центра, но, в любом случае, я же сейчас здесь, а к прежней наркоманской жизни возвращаться не хочу. Поэтому и стараюсь пересказать свою историю как можно лучше. Когда я заканчиваю, всем дается время на перекур, а потом, по возвращению в класс, другие члены группы делятся со мной своими мыслями. Я нервно ерзаю на диване, стараясь не смотреть никому в глаза. Но Крис тут же велит мне выпрямиться и смотреть прямо в глаза каждому, кто ко мне обращается. Я сильно переживаю из-за того, что только что выложил этим незнакомцам всю свою подноготную и почему-то, когда я смотрю им в глаза, то пережитые события кажутся более реальными. Когда очередь доходит до Джастиса, я замечаю слезы в его глазах, и сам начинаю плакать. Я снова опускаю взгляд, но Крис напоминает, что я должен смотреть всем присутствующим в глаза. Это так тяжело. Я готов провалиться сквозь землю, но все же подчиняюсь.
— Молодец, — произносит Рей своим грубым голосом, — Ник, меня всерьез беспокоило то, насколько отстраненным ты был, пока рассказывал о своем прошлом. Ты просто перечислял разные ужасы с таким видом, словно это случилось с кем-то другим. Рад видеть, что сейчас ты по-настоящему все прочувствовал.
— А еще, — говорит Крис, — очень любопытно то, как много для тебя значит «звездное» окружение. Ты о них так рассказываешь, словно, ну, хвастаешься. Любопытно, насколько сильна взаимосвязь между твоей одержимостью славой и знаменитостями и твоей одержимостью нынешними отношениями.
Из-за ее слов я чувствую себя уязвленным и сильно смущаюсь.
— Я не такой, — несколько сердито говорю я.
— Ладно, — произносит Крис. — Тогда почему бы нам не провести небольшой эксперимент? Начиная с этого дня и до окончания твоего пребывания здесь я запрещаю тебе упоминать имена знаменитостей. Народ, я хочу, чтобы вы помогли Нику с этим делом. Если кто-то из вас, парни, заметит, что он говорит о «звездах», то напомните ему про условия нашего соглашения.
Все кивают в знак согласия.
Я чувствую себя униженным, но все равно сижу прямо, не скрещиваю руки. Рей замечает мое смятение и призывает меня успокоиться, осмыслить полученную информацию.
По правде говоря, в глубине души я всегда знал, что отчасти воспринимаю Зельду как статусную вещь. С ней я чувствовал себя значимым. Зависая со своими знаменитыми друзьями, я всегда ощущал собственную значимость… или крутизну, не суть. Но теперь я вижу, что за этим фасадом скрывалось глубоко похороненное чувство бесполезности. Окружая себя знаменитостями, я успешно скрывал растущую в моей душе пропасть. Была ли Зельда частью этого окружения? Думаю да. Но кто я без нее? Я не могу жить в одиночестве. Ни за что.
Когда занятие заканчивается, мы все поднимаемся на ноги и отправляемся курить. Каждый считает своим долгом сказать как он мной гордится, ведь я был столь откровенен. Они говорят, что готовы мне помочь. Джеймс и Джим успели стать мне настоящими друзьями. Эти парни такие охуительно веселые! К тому же, Джеймс реально крут. Он читает биографию Жоржа Батая, а последние пару лет жил в Бруклине. Мне очень нравится с ними беседовать, мы часто играем в карты и занимаемся другими вещами.
После перекура я вынужден плестись по пыльной тропинке в другой класс. Настало время для чего-то под названием СО, под руководством женщины по имени Джорджия. СО расшифровывается как «Соматический Опыт», это все, что мне известно.
Джорджия высокая и худая, седые волосы коротко подстрижены, на носу очки, костюмчик вписывается в общую цветовую гамму. Основной цвет в ее образе — коричневый. Мне сперва нужно подписать документ, что я согласен делать то, что мы собираемся делать, чем бы это ни было. Мы пожимаем друг другу руки и я ставлю свою подпись на бумаге. Как там говорилось в одной из песен Дилана? «Когда у тебя ничего нет, то нечего и терять».
Вот именно.
Я сажусь напротив ее, она улыбается.
— Что же, хорошо, — начинает она, — не мог бы ты опустить обе ноги на пол и перестать скрещивать руки?
А я и не заметил, что их скрестил.
Делаю все как она велит. Потом она задает вопросы о моем прошлом. Интересуется, что мне вспоминается в первую очередь. Я рассказываю ей разные случаи из жизни и в конце концов добираюсь до истории о том, как меня избили, когда я продавал себя на улице.
— Замечательно, — произносит она, что звучит несколько неуместно. — Где ты ощущаешь это в своем теле?
— Что?
— Загляни в себя. Что ты чувствуешь? Стыд? Ужас? Злость?
— Все сразу, наверное, — отвечаю я, сглотнув комок в горле.
— И где именно это ощущается?
Я пытаюсь прислушаться к себе.
— Кажется, в груди и в животе.
— Опиши, что именно ты чувствуешь.
— В груди есть какая-то тяжесть, а из желудка волна тошноты поднимается.
Она велит мне мысленно перенестись в ту ночь. Просит подробнее описать как все было.
— Как это случилось?
— Я почти не помню, — отвечаю я, — воспоминания размытые. Я встретил этого парня где-то в центре города, в баре. Он был со своим бойфрендом.
— Ты помнишь как они выглядели?
— Нет. Ну, его бойфренд был похож на жителя Восточной Европы, кажется. Говорил он с акцентом и, мм, у него были длинные волосы. А сам тот парень был очень мускулистым, совсем как бодибилдер. И с бритой головой.
— Что они с тобой сделали?
— Сломали мне ребра, — отвечаю я.
И вдруг ко мне возвращается это ужасное воспоминание/ощущение того, как на мне лежит этот мускулистый парень. Меня вот-вот вырвет.
Я не могу нормально дышать и делаю судорожные вздохи. Я задыхаюсь — чувство такое, будто нечто толкается в заднюю стенку моего горла. Я не могу дышать и начинаю плакать. Джорджия помогает мне прийти в себя, снова почувствовать, что я обеими ногами твердо стою на полу. У меня никак не выходит перестать плакать. Ситуация вышла из-под контроля. Я действительно прочувствовал старую боль и на поверхность разума всплыли воспоминания, которые я предпочел бы оставить позабытыми.
По словам Джордии, тело хранит в себе воспоминания о пережитых травмах. Животные могут трястись или делать нечто в том же роде до тех пор, пока не освободятся от последствий травмы, а вот люди не умеют справляться с ними самостоятельно. Нам нужны наставления. Судя по всему, ее методика работает. Сеанс длится всего полчаса, но под конец я чувствую себя так, словно только что взобрался на гору. Оглядываясь назад, я искренне жалею самого себя. То есть, теперь я действительно могу полностью прочувствовать пережитое, для меня это в новинку. Очень странно только сейчас начинать осознавать все, что со мной происходило.
И эти ощущения обостряются в присутствии Патрика. Патрик раньше уже лечился в «Safe Passage Center», но, похоже, ему это совсем не помогло. Когда мы познакомились, я сильно удивился, потому что он напомнил мне кого-то из клиентов.
То есть, на самом-то деле его я раньше никогда не видел, но мне тяжело даже просто в одной с ним комнате находиться. Он похож на Стива Бушеми в «Фарго». Желтые кривые зубы, влажные пухлые губы. У него нездорово-бледная кожа и заметная залысина на голове. А взгляд у него как у типичного извращенца. Он постоянно о чем-то болтает или плачет, с таким отчаянием, словно он — забытый где-то ребенок. Все время хнычет и ерзает и никто не знает из-за чего он, собственно, сюда попал. А я на него даже смотреть не могу. Избегаю любых возможных контактов.
Я объясняю ситуацию Джеймсу и Джиму. Они стараются выступать в роли барьера между ним и мной, но это не так-то просто. На занятиях, посвященных теме созависимости, нам приходится разбиваться по парам и разыграть различные сценки, которые должны прибавить нам уверенности в себе.
А начинается этот урок всего спустя пятнадцать минут после того, как я вспоминал себя-проститута на встрече с Джорджией.
И, разумеется, меня чисто случайно ставят в пару с Патриком. Вот он, мой шанс научиться противостоять прошлому, побороть свой страх.
Уэйн, тот мужчина из моей прежней группы, «Серенити», ведет занятия вместе с женщиной по имени Эмили. Забавно, что здесь почти все женщины-психотерапевты выглядят примерно одинаково. Они все толстые, сильные, и у них один на всех стиль одежды. Как будто их в одной пробирке вывели.
Сегодня Уэйн и Эмили хотят, чтобы мы сфокусировались на теме личных границ. Личные границы — те, что ты сам определяешь, чтобы постоять за себя, когда говоришь другим, что готов или не готов делать, брать и тд. Мы должны разыграть по ролям соответствующие теме сценки. Например, Патрик разводится с женой, и она старается навязать ему чувство вины, чтобы получить побольше денег. Я должен изобразить жену Патрика, а ему предстоит нащупать ту грань, после пересечения которой он наотрез откажется ей деньги давать.
— Итак, — произносит он чересчур приторным и фальшивым тоном, — ты будешь моей женой, а я тебе скажу, что ты больше ни цента не получишь. Готов, Ник?
Я едва могу говорить, сидя рядом с ним. Мне жарко, я потею. Мне хочется вскочить на ноги и с криком выбежать из комнаты. Хуже всего то, что я должен поддерживать с ним зрительный контакт. Мне начинает казаться, что сейчас я реально хлопнусь в обморок. Я просто не могу это выдержать.
— Прости, — бормочу я, — мне нужно… мне нужно выйти.
Спотыкаясь, я бреду к двери.
— Ты в порядке? — кричит мне вслед Эмили.
— Скоро вернусь, — отвечаю я.
Но так и не возвращаюсь. Не раньше, чем начинается другой урок. Вместо этого я бреду в свою комнату, вдруг поняв, что сильно замерз. Я забираюсь под одеяло и дрожу там. Весь трясусь, словно животное, которое только что сбежало от хищника. Так я лежу почти полтора часа. Пытаюсь убаюкать себя, напевая вслух. Это не особо помогает.