Красивый мальчик
Глава 18
Глава 18
Я наблюдаю за неделями, а потом и месяцами его лечения издалека. Сам я тем временем продолжаю свои изыскания в области метамфетаминовой зависимости, теперь уже обращаясь к ведущим ученым странам с вопросом, который волнует меня больше всего. Что бы вы сделали, если бы член вашей семьи подсел на мет? Они сходятся во мнении, что сперва следует оценить состояние больного. Если у наркозависимого начался психоз, то ему необходимо принимать успокоительные, а также ряд других препаратов. ("Порой они являются настоящими сумасшедшими и с этим надо бороться" - как выразился доктор Лин из Калифорнийского). Поскольку у наркозависимых, как правило, в три-четыре раза больше сопутствующих психических расстройств, чем у обычных людей, становится трудно отличить их симптомы от психоза вызванного метом. Некоторые врачи лечат наркоманов от депрессии. Это дорого обходится и другие ученые предполагают, что пациент должен пробыть без мета как минимум месяц, прежде чем можно будет диагностировать у него иные заболевания и лечить от них. Эксперты расходятся во мнениях насчет того, какие программы лечения эффективнее: стационарные или амбулаторные. Первые дороже, но обеспечивают пациенту комфортную и защищенную среду, в которой за ним легче следить. Тем не менее, бывает трудно перенести процесс реабилитации в реальный мир и поэтому у многих пациентов случаются рецидивы после выписки. Амбулаторные программы внедряют методики лечения в привычный распорядок жизни наркозависимого, но это благодатная почва для различных хитростей и уловок. Большинство экспертов считают, что в идеале следует выбирать наиболее длительную программу лечения в стационаре, а потом постепенно переходить на комплексную амбулаторную программу, рассчитанную на год (или даже больше). Поначалу там подразумевается посещение пяти или четырех собраний в неделю, а с течением времени их количество сокращается до одного раза в неделю. Те же эксперты сходятся во мнении, что вне зависимости от того, где пациент находится, в стационаре или на амбулаторном лечении, бессмысленно начинать поведенческую и когнитивную терапию в период ломки. Такие паллиативные процедуры как массаж, иглоукалывание и гимнастика, совмещенные с тщательно контролируемым приемом седативных средств помогают пациентам пережить худшие проявления абстинентного синдрома. Наркозависимые в амбулаторных программах лечения, похоже, достигают успеха, если им помогают составить распорядок дня, которого они придерживаются от собрания к собранию. Тест на наркотики с угрозой выплаты больших штрафов в случае рецидива, также является эффективным средством по мнению экспертов. К поведенческой и когнитивной терапии следует подводить медленно. Когда дело доходит до них, то необходимо сперва удостовериться, что они действительно подходят конкретным пациентам. Некоторые доктора выступают за психотерапию, но большинство с ними не согласны.
— Толку от этого мало, — говорит доктор Роусон из Калифорнийского, — разговорами проводку не починить.
Доктор Лин добавляет:
— Осознание тех или иных вещей на жизнь наркомана никак не влияет. Нужно действовать иначе.
Однако, доктора задействуют психотерапию и психофармакологию в тех случаях, когда наркозависимость идет в сочетании с другими заболеваниями, будь то депрессия, биполярное расстройство, приступы тревоги и т.д. Первоочередная задача заключается в том, чтобы убедить наркозависимого продолжать лечение достаточно долго для того, чтобы в будущем перевести их на поведенческую и когнитивную терапию, где их будут учить или переобучать. Некоторые из этих методов были внедрены и протестированы в Матрицах, сети реабилитационных центров, основанной Роусоном и его коллегами из Калифорнийского. Программа "Матрица" изначально создавалась для лечения от кокаиновой зависимости, а позже была адаптирована для метных наркоманов. Она включает в себя методы лечения, обучающие наркоманов, что следует сделать или "переосмыслить" в ситуациях, которые могут привести к срыву. В теории, со временем это поведение становится для них привычным.
В матричных программах наркоманам учат иначе воспринимать свой гнев, разочарование или другие эмоции. Им рассказывают про такие компоненты зависимости как прайминг и репереживание, которые зачастую и приводят к срывам. Прайминг (как при заправке насоса) - это механизм, который доводит единичное или случайное употребление наркотиков до полномасштабного срыва. Поскольку наркоманы могут переживать кратковременные срывы на разных этапах выздоровления, врачи учат их переосмыслять подобные инциденты. Вместо того, чтобы "накачивать" ситуацию, наркоман может остановить этот процесс еще до достижения "точки невозврата". Эту отправную точку можно рассматривать как возможность выбрать иной путь. Репереживание заканчивается употреблением наркотиков в тех случаях, когда наркоман сталкивается с триггером, который активирует цикл интенсивной жажды, в результате чего человек снова подсаживается на наркотики.
Я понял как работает этот прием, когда вспомнил насколько у нас с Ником разнились впечатления от фильма "Реквием по мечте". Ник любил безжалостную историю Даррена Аронофски о парне и его матери, героиновом наркомане и женщине, подсевшей на спиды. Я посчитал его невыносимым. Даже мои знакомые, которым фильм понравился, пребывали в подавленном состоянии после просмотра, из-за его мрачности и порочности, но Ника фильм заворожил. Позже он рассказал мне, что сцены с употреблением наркотиков, сопровождавшиеся пульсирующими ритмами от Кронос-квартета, которые для большинства людей выглядели как предостережение или даже вызывали отвращение, в нем пробуждали жажду.
Исследования показали, что триггеры меняют жизнь наркоманов к худшего. И триггером необязательно послужит нечто столь очевидное как игла. Это может быть что угодно, от химического запаха, напоминающего о пылании мета в колбе, до каких-то "людей, мест, предметов", ассоциирующихся с наркотиками. Для некоторых наркоманов это может быть полученная заработная плата, угол улицы, песня или просто некий звук - едва различимый, неслышный для всех, кроме наркомана. Многие наркозависимые ассоциируют секс с наркотиками.
В старшей школе Казанова в пилотном выпуске "Клиент всегда мертв" про мет говорили так: "благодаря ему мир делается чуть ярче и секс с ним становится абсолютно первобытным". Несмотря на то, что большинство наркозависимых в конце концов оказываются не в состоянии заниматься сексом и возбуждаться - ни от порно, ни рядом с реальными партнерами - эта тема все равно может послужить мощнейшим триггером.
— Пытаться прекратить употребление наркотиков на этой стадии - все равно, что попытаться встать на пути у поезда. — Высказался доктор Роусон.
Тем не менее, доктор Шоптаун из Калифорнийского трудился над разработкой специальных методик лечения для геев-наркоманов, которые ассоциируют наркотики с сексом, стараясь помочь им переосмыслить их реакции на возбудитель. Его идея заключалась в том, что любые порывы, в том числе и те, что кажутся подсознательными или навязчивыми, можно перевести в разряд осознанных, а затем убедить человека отказаться от них. Зависимый может научиться останавливать мчащийся поезд звонком наставнику из АА или психотерапевту, посещением общих собраний, тренировками в спортивном зале или другими созидательными методами.
Еще раз повторюсь, что для кардинальных изменений требуется время - месяцы, а то и годы лечения. При этом мозг наркозависимого будет постепенно восстанавливаться и уровень дофамина в его организме может нормализоваться. Вместо цикла зависимости будет цикл воздержания.
Клинические исследования доказали, что метные наркоманы положительно реагируют на скиннеровский подход вознаграждения после "чистых" (то есть, без следов наркотиков) результатов анализа мочи. И не так важно каким именно будет вознаграждение: небольшие денежные выплаты или купоны на какие-либо услуги - начиная от возможности бесплатно поставить прививку ребенку или единожды сходить на каток и заканчивая купоном на ремонт газонокосилки.
Согласно исследованиям проведенным в Калифорнийском, эти методики контролирования непредвиденных обстоятельств, когда они идут в дополнение к методам когнитивной и поведенческой терапии в сумме повышают шансы на "трезвую" жизнь пациента в два-три раза, в сравнении с программами лечения, где использоваться только программы когнитивно-поведенческих терапий.
Медикаменты тоже могут помочь. В настоящее время метным наркоманам не прописывают метадон. Не существует также средства, которое нейтрализовало бы воздействие мета в организме в случае передозировки, избавило от боли в период ломки, победило бы его нейротоксичность или помогло быстро прервать эффект от наркотика - все вышеперечисленное очень пригодилось бы на разных стадиях лечения.
Отчасти это может быть связано с малым количеством исследований по теме метамфетамина, в сравнении с героином и кокаином, которые уже давно обрели известность на Восточном побережье, особенно в Нью-Йорке и Вашингтоне. Мет не снискал популярности у политиков, которые и выделяют деньги на исследования, хотя ситуация постепенно меняется, по мере того как мет движется на восток.
Другим фактором может послужить сравнение молекулярной структуры героина и метамфетамина.
— Метамфетамин грязнее. — Сказал один ученый.
Какой бы ни была причина, врачи сейчас отчаянно нуждаются в лекарствах, которые облегчили бы процесс выздоровления наркозависимых. И не столь важно повышали бы эти препараты уровень дофамина в мозгу, восстанавливали нервные окончания или помогали бы справляться с симптомами абстинентного синдрома. Мет наносит организму невероятный вред, даже по сравнению с героином и кокаином. Однако, ведущие ученые, работающие в этой области, смотрят в будущее со сдержанным оптимизмом. Когда начались испытания одного препарата, призванного облегчить пациенту жизнь в период ломки, главный врач признался:
— Что для меня будет успехом? Если хотя бы несколько пациентов ощутят небольшой эффект от этого средства. У меня нулевые ожидания, поэтому я буду рад даже минимальному успеху.
А ведь он трудился над одним из наиболее перспективных препаратов.
Поскольку на ранних стадиях лечения абстинентного синдрома многие пациенты страдают от депрессии, некоторые ученые утверждают, что им могут помочь антидепрессанты. Тем не менее, предварительные результаты тестов с Прозаком, Сертралином и другими селективными ингибиторами обратного захвата серотонина показали, что все эти средства малоэффективны. В настоящее время врачи изучают влияние других антидепрессантов, в том числе Бупропиона (Велбутрина), который оказывает влияние на специфические подсистемы серотониновых и дофаминовых передатчиков и рецепторов и препарата под названием Ондансетрон. Запланировано множество других исследований. Ученые из разных уголков Северной Америки рассказывали мне о десятках препаратов, которые могут помочь пациентам в будущем. Одним из них считается препарат Леводопа (L-дофа), который применяется для противодействия дегенерации нигростриарных нейронов при болезни Паркинсона. По сути, это средство заменяет собой недостающий дофамин, хотя со временем эффект снижается. Когда препарат тестировали на кокаинщиках, то толку не было. Тем не менее, ученые, занимающиеся этими исследованиями, утверждают, что препарат может оказаться более эффективен для метных наркоманов, потому что у них уровень дофамина близок к нулю, по сравнению с небольшим снижением этого уровня у кокаинщиков.
Но даже если препараты окажутся полезны во время абстинентного синдрома или на других стадиях выздоровления, исследователь Гант Галлоуэй все равно уверяет, что они останутся на заднем плане.
— Никогда не будет придумано лекарство, которое заставит вас, посмотрев в "глазок" и увидев, что на пороге стоит ваш дилер, проигнорировать его. — Говорит он. — И даже в том случае если позже детоксикация пройдет идеально, пациенту будут выписаны великолепные лекарства и его мозг начнет функционировать так же, как до момента, когда человек впервые попробовал мет, потом все придется начинать заново. Это день сурка. Именно в этот момент необходимо вмешаться и прибегнуть к когнитивно-поведенческим методикам, чтобы научить этих людей жить по-другому.
Периодически Ник связывается со мной. Он каждый вечер ходит на собрания АА вместе с другими пациентами из Хазельдена. Он рассказывает про их прогулки со свойственным ему сарказмом:
— Со стороны мы то еще зрелище из себя представляем. — Говорит он. — Кучка благородных лузеров.
Я снова начинаю посещать свои собрания Ал-Анон. Панацеей эти собрания не являются, но все же они служат утешением, хотя слушать чужие истории всегда очень грустно.
После собрания проведенного во время обеденного перерыва, где я и сам слегка отметился, неуверенно начав свое выступление словами "Мой сын опять на реабилитации", ко мне подходит женщина и робко протягивает брошюру под названием "3 точки зрения на Ал-Анон".
— Мне она помогла, — говорит женщина.
Я читаю брошюру дома. В "Письме наркомана" там сказано: "Не верь моим обещаниям. Я пообещаю все что угодно, лишь бы уйти от ответственности. Но природа моего заболевания мешает мне выполнять данные обещания, даже если я хочу этого... Не верь всему, что я тебе говорю: это может быть ложь. Одним из симптомов моей болезни является потеря связи с реальностью. Более того, я теряю уважение к тем, кого легко могу обдурить. Не позволяй мне использовать или эксплуатировать тебя. Любовь не может существовать там, где нет справедливости".
Пока Ник находится в реабилитационном центре, мы с Карен берем в библиотеке книги о наркозависимости, предназначенные для детей и читаем их Джасперу с Дейзи. Мы стараемся как можем, чтобы побудить детей поделиться с нами своими эмоциями - чтобы они не замкнулись. Мы встречаемся с их учителями и обсуждаем как у них идут дела. Пока что, говорят нам, с ними все в порядке.
В декабре стационарная лечебная программа в нью-йорском центре Хазельден прекращает свое существование. Организация, заправляющая делами амбулаторной лечебной программы на Манхэттене винит в этом экономику - у них никак не получается заполнить три дюжины коек в особняке платежеспособными пациентами.
Ник теперь настороженно относится к району залива, который у него ассоциируется с метом и поэтому, заручившись поддержкой своего наставника, решает переехать в Лос-Анджелес, чтобы жить там рядом с Вики. "Дом Герберта", общежитие для завязавших зависимых в Калвер-Сити на самом деле представляет из себя цепочку небольших отбеленных домиков и бунгало, уютных, с небольшими крылечками, где стоят обычные кресла и кресла-качалки. Двери домиков ведут на кирпичный дворик с пальмами, столами для пикника и другой садовой мебелью - эдакий Мелроуз-Плейс для наркоманов. Ник обустраивается там, ему все нравится. Он заводит друзей и особенно сильно сближается с управляющим, сострадательным человеком по имени Джейс, который посвятил свою жизнь помощи наркоманам и алкоголикам. В "Доме Герберта" есть строгие правила и там нужно выполнять работу по дому, а также обязательно посещать вечерние собрания. Помимо этого Ник включен в другую амбулаторную программу лечения, встречается с новым психиатром и работает с новым наставником из АА, мужчиной, с которым он подолгу ездит на велосипедах вдоль шоссе SR 1. У Рэнди пронзительно-голубые глаза: он "чист" уже более пятнадцати лет. Ник утверждает, что Рэнди вдохновляет его, "показывает до чего прекрасной может быть жизнь".
Судя по телефонным разговорам он стал прежним Ником, Ником в здравом уме. Практически невозможно соотнести этот образ с ним же на наркотиках.
Я полагаю, что методом проб и ошибок, благодаря собственной настойчивости, месяцам, проведенным в Хейзелдене, амбулаторной программе, собраниям АА, Рэнди и его друзьям, Ник сумел сконструировать для себя всеобъемлющую программу лечения, которая, судя по тому, что я успел узнать за это время от ученых, требуется каждому метному наркоману. Друзья Ника из АА помогают ему получить должность помощника в "Обещаниях" - еще одной реабилитационной клинику для наркоманов и алкоголиков, находящейся в Малибу. Ник отвозит пациентов на собрания и на приемы к врачам, распределяет лекарства и выполняет иные различные поручения докторов. Это хорошая работа. Ему есть что предложить - он помогает другим людям, в то время как работа помогает ему. В июле Нику исполняется двадцать один год. Я приезжаю к нему в Лос-Анджелес, чтобы отпраздновать это событие. Теплым летним днем я забираю его у "Дома Герберта". Ник запрыгивает в машину. Мы обнимаемся. Он снова выглядит здоровым. Двадцать один год - веха в жизни каждого человека и веха для родителей, чьим детям исполняется двадцать один. Я это воспринимаю как очередное чудо.
Проходит много времени, прежде чем Карен говорит, что готова встретиться с ним. Кроме того, мы и Дейзи с Джаспером запрещаем видеться с ним. Мы не хотим, чтобы им снова причинили боль. Мы все по-прежнему мечемся между любовью и страхом. Мы стремимся защитить Джаспера и Дейзи, но они любят его, а он любит их. Мы вновь задаемся вопросом: как понять, можно ли доверять ему?
В итоге, ближе к концу августа, Карен и дети присоединяются ко мне, когда я еду по делам в Лос-Анджелес. Воссоединение семьи происходит на пляже, где Ник, Джаспер и Дейзи строят замки из песка и возятся в прибрежных волнах. После этого мы несколько раз приезжаем к нему на выходные. Мы заходим к нему на работу, где он знакомит нас с коллегами, которые его явно обожают (и это, похоже, взаимно). Он отвозит нас на другой пляж, показывает укромное место неподалеку от Малибу, куда можно попасть, спустившись вниз по извилистой тропе. В другой раз мы прогуливаемся вместе с ним и собаками его отчима, Пейсоном и Эндрю (Ник присматривает за ними) по каньону. Мы добираемся до смотровой площадки, откуда можно проследить весь путь от Голливуда до океана.
Мы берем в аренду круизеры, а он встречает нас на своем гоночном велосипеде и все вместе мы едем по набережной Венеции, останавливаясь, чтобы посмотреть на работы художников и на тренировки тяжелоатлетов.
Как и всегда, мы посещаем музеи и выставки - разглядываем работы "The Royal Art Lodge" в музее современного искусства и посещаем "Angles Gallery" в Санта-Монике, где выставлены тысячи снимков Ника Таггарта, за авторством его жены и помощницы, которые она делала сразу по пробуждению, каждое утро, на протяжении тринадцати лет.
Ужинам мы обычно в одних и тех же ресторанах, предпочитаем корейское барбекю или отправляемся в суши-бар, где громко играет музыка в стиле "регги". Большую часть времени мы проводим на пляже, но помимо этого, как всегда, ходим в кино. Ник уже видел "Трио из Бельвилля", но решает пойти снова, потому что хочет, чтобы Джаспер и Дейзи тоже его посмотрели. После фильма Джаспер и Ник поют вместе с индийским акцентом, успешно имитируя голоса актеров из рекламы.
Ник начинает:
— Дорогой, билеты на фильмы уже распроданы?
Джаспер:
— Читра, королева моя, я воспользуюсь Фанданго!
Ник:
— Мое счастье подобно прекрасной поэме!
Джаспер:
— Я схожу за попкорном.
Ник часто звонит. У нас близкие отношения по телефону. Иногда мы просто болтаем о пустяках, иногда обсуждаем его лечение. И всегда говорим про книги и фильмы. Особенно про фильмы. Нам не терпится обсудить друг с другом каждый новый проект любимых режиссеров, таких как Спайк Джонз, Дэвид Оуэн Расселл, Тодд Солондз, Братья Коэн, Пол Томас Андерсон, Уэс Андерсон, Педро Альмодовар или Роберт Олтмен, а также любой фильм, где сценаристом был Чарли Кауфман. Я советую ему фильмы - например, «Реки и приливы» - а он советует картины нам с Карен - "8 женщин" Франсуа Озона и его новый любимый фильм "Горькие слёзы Петры фон Кант".
— Ты читал рецензию Энтони Лэйна на новую часть "Звездных войн"? — Спрашивает Ник однажды.
Он зачитывает ее вслух:
"К тому же, какие у него (Йоды) проблемы с гребаным синтаксисом? Считается умнейшим существом в Галактике, а выражается как автостопщик со словариком для имбецилов. "Прав ты, надеюсь я". "Ебать мозг мне не должен ты!"
Иногда он делится успехами, которые другим людям показались бы малозначимыми, но в его случае - все равно, что подвиги Геракла. Разные мелочи: у него есть счет в банке и кредитная карточка. Он скопил немного денег. Он купил подержанную "Мазду" за четыреста долларов, а позже приобрел новый велосипед. Он переехал в квартиру, снимает ее у бывшего наставника Рэнди, чрезвычайно доброго седовласого мужчины с бородкой и тростью, по имени Тед. Тед "чист" уже более тридцати лет и помог многим юным наркозависимым.
Тем не менее, некоторые дни мучительны для Ника. Я понимаю это по его голосу. Ему одиноко. У него есть Рэнди и отличные друзья, но ему хотелось бы встретить кого-то особенного. Он страшно переживает о своем будущем. Его настроение часто меняется и он испытывает желание принять наркотики. Иногда он рассказывает мне о своих взлетах и падениях со стоическим спокойствием, а порой едва сдерживает слезы.
— Иногда я могу думать только про наркотики. — Говорит он. — Временами становится слишком сложно. Я чувствую, что не справлюсь. Но я звоню Рэнди. Если делать все как тебе говорят, то становится легче.
В сентябре у Ника годовщина - год без наркотиков. Точно так же как день рождения ребенка важен для его родителей, как для меня был важен его двадцать первый день рождения, его год "трезвости" значит даже больше. Примерно в это же время Ник рассказывает нам, что встречается с новой девушкой, некоей З., но потом однажды звонит чуть ли не в истерике. Она порвала с ним. Раньше Ник после такого бы связался с дилером или одним из своих приятелей-наркоманов, либо схватился бы за косяк с травкой или пиво. Теперь он звонит Рэнди.
— Выбирайся на улице, Ник, — говорит Рэнди, — пойдем прокатимся.
Они ездят три часа - добираются до парка Темескал Каньон. Дважды. После этого Ник снова звонит нам и голос его звучит бодро.
— Со мной все будет в порядке.
Спустя месяц Ник перестает отвечать на мои звонки. Что-то пошло не так. Во время нашего последнего разговора он признался, что все еще страдает из-за разрыва. Он сказал:
— Я не могу перестать думать о ней.
С тех пор прошло три дня, сейчас утро. Позавтракав французскими тостами, Джаспер и Дейзи некоторое время играют в своей комнате, а потом выбегают на улицу, несмотря на то, что моросит мелкий дождик.
Когда мне удается загнать их обратно, выясняется, что мы уже опаздываем. Они принимают душ и одеваются, а я напоминаю им, что нужно почистить зубы. Дейзи спрашивает можно ли ей взять акустическую зубную щетку.
— Акустическую щетку?
— Обычную. Не электрическую.
Дейзи очень серьезно относится к чистке зубов теперь, когда ее брекеты сняты. Однако осталось исправить еще один кривой зуб.
— Мне все время хочется касаться его языком. — Говорит Дейзи.
— Постарайся этого не делать. — Отвечаю я.
— Трудно устоять.
Дети носятся по дому, собирая тетради и разыскивая спортивную форму, складывают все это в свои рюкзаки. Карен заплетает Дейзи косички и увозит их в школу.
Когда они уезжают, я выхожу из строя. Снова. Откуда я знаю, что что-то случилось? Дело не только в том, что он не отвечает на звонки. Родительская интуиция? Были ли какие-то тревожные звоночки, перезвон которых медленно проникал в мое сознание? Были ли тайные подсказки, которые я считывал на подсознательном уровне? Или может я понял это по кратким паузам между его фразами? Где он?
Я не приму самый логичный ответ: он сорвался.
У него все хорошо. Не идеально, но он окружен понимающими людьми и у него хорошая работа. Он ездит на велосипеде и занимается писательством. Он посещает собрания АА, включая те, что проводятся в Доме Герберта, где он встречается с Джейсом и другими своими приятелями. Он работает над шагами вместе с Рэнди, который, возможно, является его ближайшим другом, он борется с комплексами, искупляет грехи и, по его словам, "формирует новую личность". В целом, создается впечатление, что он радуется жизни. Я знаю, что иногда ему одиноко, ну а кому нет. Иногда случаются неудачи, как и у всех. Иногда он чувствует себя побежденным, что бывает с каждым из нас. И все же он наверняка сорвался. Как еще можно объяснить его исчезновение? Или я параноик? У меня есть причины для повышенной бдительности, но все же я должен позволить ему двигаться дальше и жить своей жизнью. Может у него появилась новая девушка. Может у него плохое настроение и он не хочет ни с кем разговаривать; было время, когда я отказывался поддерживать связь с родителями.
Я звоню Вики, которая заверят меня, что видела Ника пару дней назад и с ним все было в порядке. Тем не менее, я прошу ее сходить в его квартиру и убедиться, что беспокоиться не о чем. Когда она перезванивает через час, то сообщает, что сосед по квартире его не видел и дома он сегодня не ночевал. Мы звоним в "Обещания" и его коллега заявляет, что Ник прогуливает работу уже два дня. Мы связываемся с его друзьями, которым ничего не известно. Один из них вчера собирался пообедать с Ником и прокатиться на велосипедах, но Ник не пришел. Я звоню в полицию, чтобы убедиться не попал ли он в аварию. Опять. Обзваниваю отделения Скорой помощи. Его мать едет в полицейский участок Санта-Моники и пишет заявление о пропавшем человеке. Он: Мужчина. Белый. Двадцать один год. В детстве волосы были светлыми, потом потемнели до медно-каштановых. У него зелено-карие каплевидные глаза и смуглая, оливковая от загара кожа. У него приятная улыбка. Рост примерно 180 см., худой, с мускулистыми руками, грудью пловца, сильными бедрами и икрами заядлого велосипедиста. Когда он не в велосипедных шортах и рубашке, то обычно носит футболки, джинсы, кроссовки. На правом плече у него родимое пятно в виде клубники.
Я пытаюсь успокоиться, чтобы вести себя нормально в присутствии Дейзи и Джаспера. Мы с Карен не хотим рассказывать им о том, что случилось с Ником, пока не будем знать больше. Не хотим, чтобы они тревожились. Им всего семь и девять. Что мы должны сказать? "Ваш брат пропал. Опять. Возможно, у него случился рецидив. Опять. Мы не знаем". Но вскоре нам придется что-то придумать. Мы не сможем долго скрывать страдания и истерию, вновь охватывающие дом. Приходится прилагать невероятные усилия, чтобы жить как раньше, в то время как желудок сводит от страха, сердце бешено колотится в груди, а в голове все время проигрываются ролики в высоком разрешении, где показывается все самое мрачное, грязное и отвратительное, что только может происходить с детьми, ночующими на улице. Я постоянно набираю номер Ника, но каждый раз попадаю на автоответчик: "Привет, это Ник. Оставьте свое сообщение". Я неоднократно связываюсь с его матерью, но новостей нет. Я зачем-то звоню на номер начинающийся на 800, в службу поддержки нашего телефонного оператора и пытаюсь узнать были ли недавно совершены какие-либо звонки с телефона Ника, но оператор отвечает, что не имеет права разглашать эту информацию. Однако, она говорит, что может сообщить находится ли его телефон в зоне доступа.
— Это против правил, — добавляет она, — но я и сама мать подростка.
Постучав некоторое время по клавишам клавиатуры, она говорит:
— Да, телефон включен и находится в зоне доступа. Он в Сакраменто.
Сакраменто?
Я звоню матери Ника и его друзьям. Никто не знает зачем бы он подался в Сакраменто. Ни у кого нет там знакомых.
Оператор из службы поддержки сама связывается со мной спустя несколько часов.
— Я проверила еще раз, — говорит она, — телефон все еще включен. Но теперь он в Рино.
Рино? Один детектив из полицейского участка рассказывал мне, что Рино является столицей метамфетамина, что могло бы все объяснить, но тем не менее эта версия кажется притянутой за уши. Ему незачем ехать за наркотиками аж до Рино.
Нет, он не мог сорваться. Он только недавно отпраздновал свои семнадцать месяцев без мета. И дело не только в этом. Он же работал в реабилитационном центре, помогая зависимым.
Я пытаюсь писать статью, но не могу. За весь день нет никаких новостей. После школы мы с Карен развозим детей на тренировки по лакроссу, на два разных поля. Дейзи увлеклась лакроссом после того как посмотрела на Джаспера во время матча. Она считает необходимость носить юбку сексизмом, но неохотно надевает ее.
После тренировок, обеда, выполнения домашней работы, барахтанья в ванной и сказки на ночь дети засыпают. Я снова связываюсь с оператором мобильной связи - она дала мне свой личный номер. Она говорит, что позвонит утром, с работы, поэтому приходится перетерпеть очередную бесконечную ночь.
Она звонит мне и говорит, что телефон Ника все еще включен, но теперь находится в Монтане, в городе Биллингс. Я ломаю голову в поисках правдоподобного объяснения.
Его похитили? Его труп лежит в багажнике машины, принадлежащей какому-то психу, колесящему по стране?
Я связываюсь с полицейскими в Биллингсе и звоню в ФБР.