Позже, как обычно, отредактирую все главы и выложу одним файлом. Пока, батя Дэвид. Было тяжело, особенно когда ты начинал упоминать всякие непонятные медицинские учреждения в Америке, но было и увлекательно.
Красивый мальчик
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
О, что ты будешь делать теперь, мой голубоглазый сынок?
О, что ты будешь делать теперь, мой младшенький?
О, что ты будешь делать теперь, мой младшенький?
(с) БОБ ДИЛАН, “A Hard Rain’s A-Gonna Fall”
Ха Цзинь: "Страдания укрепляют души некоторых прекрасных мужчин и женщин и способствуют их перерождению. Они доходят до того, что намеренно ищут печаль, а не счастье, ведь, согласно утверждению Ван Гога "скорбь лучше радости", а Бальзак заявлял: "несчастье - лучший учитель".
Но подобные уроки хороши только для необыкновенных душ, для избранных. Обычных людей, таких как мы с вами, страдания лишь озлобляют, доводят до безумия, делают мелочными или еще более несчастными".
Я не великий человек, но не считаю, что стал злее, безумнее, мелочнее или несчастнее. Были периоды, когда так можно было посчитать, но сейчас я чувствую себя хорошо, по крайней мере на данный момент.
Ник пробыл три месяца в Санта Фе, и его наставники порекомендовали ему продолжить лечение на севере Аризоны, где он смог бы заодно работать и попробовать себя в роли волонтера. Ник отказался.
Как он сказал мне:
— Я знаю, что тебе это не понравится, но я хочу сам разобраться со своими проблемами.
Он пытался успокоить меня.
— Все будет в порядке.
Сперва я воскликнул:
— Нет, ты не можешь так поступить!
Но потом вспомнил: это его жизнь.
Ник сел на автобус и уехал на восток. Он хотел встретиться со своей подругой, которая лечилась в том же центре. Некоторое время мы с ним не общались, но теперь снова поддерживаем связь. Достаточно часто говорим по телефону.
Он встречается с новой девушкой. Она учится в школе искусств. Они живут вместе. Ник работает в кафе и даже научился делать для клиентов кофе без кофеина. И он снова вернулся к писательству. Пишет собственную книгу. Теперь он лучше понимает, насколько тяжело оставаться "чистым". Мы с ним обсуждаем писательство. Обмениваемся новостями, говорим про прочитанные книги, услышанные песни, просмотренные фильмы ("Маленькая мисс Счастье!"). Согласно моим подсчетам, прошел уже год с тех пор, как он уехал из Лос-Анджелеса. Насколько я знаю, весь этот год он оставался "чист".
Как я могу верить в его "трезвость"? Неужели я забыл обо всем, что случилось? Неужели не осознаю, что трудности есть и будут в дальнейшем? Ничего подобного. Но я надеюсь на лучшее. Я все еще верю в Ника.
После кровоизлияния в мозг я посетовал, что не получил опыта, который, как мне представлялось, мог пережить, благодаря ощущению близости смерти, то есть, не вышел за пределы самого очевидного смысла жизни: необходимости оставаться живым. Как я уже говорил, я часто читал и слышал истории о людях, чудом выживших, которых после случившейся трагедии "озаряло". Их жизни менялись, им становилось легче, они могли четко расставить приоритеты. Происходила переоценка ценностей. Но, повторюсь, я и так всегда ценил жизнь. Из-за кровоизлияния жить мне наоборот стало страшнее. Я осознал, что беда может случиться в любой момент, с каждым из нас или с нашими детьми, без какого-либо предупреждения.
Я слишком поспешил с выводами. С тех пор все изменилось. Есть стадии горя и медленного угасания, должны быть стадии проживания перенесенной травмы, потому что главный урок, вынесенный из моего пребывания в отделении нейрореанимации, я осознал только спустя долгое время.
В декабре мне исполнилось пятьдесят. Примерно в то же время я обсудил со своим психологом события последних нескольких лет. Когда я сказал ему, что неврологи дружно опровергли мою гипотезу о том, что кровоизлияние было напрямую связано со стрессами в моей жизни, он снисходительно посмотрел на меня и ответил:
— Ну, на пользу они точно не пошли.
Он напомнил, что еще до того, как моя голова "взорвалась", мне часто казалось, что она может взорваться. Я годами жил, испытывая неустанный и сильный страх за Ника. Если рационализировать это, то выходит, что ни один любящий родитель наркомана не может рассчитывать на долгое счастье. Я был благодарен за краткие передышки - когда Ник шел на поправку или хотя бы чувствовал себя нормально.
В то же время, я прикладывал массу усилий, стараясь наслаждаться жизнью вместе с Карен, Джаспером, Дейзи, а также другими близкими и родными. Но эти передышки были кратковременными и незначительными.
Психолог напомнил мне, что есть и другой путь. Не упоминая АА или Ал-Анон он практически дословно процитировал их "Молитву о безмятежности". Я мог бы раз и навсегда решить смириться с тем, что не могу повлиять на некоторые вещи, набраться храбрости, чтобы действовать там, где это возможно, а также мудрости - чтобы отличать одно от другого. Важнее всего тут второй пункт. Хватало ли у меня храбрости, чтобы действовать?
— Я пытался, — ответил я. — Много лет пытался.
— Судя по всему, вы плохо старались.
Психолог спросил, почему я хожу к нему всего раз в неделю. Я ответил, что на большее у меня нет ни времени, ни денег. Услышав про бедственное финансовое положение он парировал:
— Если бы в последние годы кто-то сказал вам, что Ник нуждается в дополнительных сеансах терапии чтобы поправиться, вы бы нашли способ заплатить за них?
Я честно сказал:
— Да.
— Его психическое здоровье важнее, чем ваше?
Я уяснил его точку зрения.
Насчет времени, необходимого для сеансов, он высказался следующим образом:
— Сколько времени вы готовы потратить на то, чтобы положить конец вашим страданиям? А сколько вы тратите на бесплодные переживания прямо сейчас?
Затем он подытожил:
— Вы чуть не умерли. Вам пятьдесят. Как вы проведете остаток вашей жизни? Это зависит от вас.
Мое мозговое кровоизлияние, в конечном итоге,заставило меня в полной мере осознать правдивость клишированной фразы: наше время здесь ограничено. И осознание этого факта побудило меня прислушаться к словам психолога и сделать все возможное, чтобы избавиться от навязчивой тревоги за Ника. Ника я не могу изменить, только себя.
И начиная с этого момента, я сфокусировался не на лечении Ника, а на собственном. Я ходил на собрания Ал-Анон. Дважды в неделю наведывался к психологу и стал, впервые с момента начала терапии, ложиться на кушетку в его кабинете.
Разница колоссальна. Теперь терапия ощущается так, словно я разбираю, внимательно присматриваясь к каждой детали, огромное здание построенное из Лего, с тайными проходами и заброшенными чуланами - это кропотливый и зачастую пугающий процесс. Я выяснил, что в какой-то момент фокусировка на повторяющихся кризисах Ника стала моей "зоной комфорта", и с тех пор я меньше думал о собственных интересах. Я оставался в этой зоне даже после смертельно опасного кровоизлияния в мозг. Любой, кто интенсивно работает с психологом, знает насколько это трудно, но в итоге ваша жизнь может полностью преобразиться. Я обнаружил залежи чувства вины и стыда, и это объяснило, почему я так стремился взвалить на себя ответственность за зависимость Ника - за всю его жизнь, на самом деле. В результате, клишированные советы из Ал-Анон и "Шагов" перестали казаться такими уж клишированными. Я все еще не могу сказать, что отрицаю вину полностью.
Но я понял, что никогда не узнаю, сколько именно вреда причинил и как сильно способствовал возникновению зависимости.
Не так давно в "New York Times Magazine" Уильям Коп Мойерс, сын журналиста Билла Мойерса, проходящий лечение от наркозависимости, написал: "Процесс реабилитации... сравним с латанием дыры в твоей груди". Откуда взялась дыра? Никто не знает. Насколько же бездумны мы в своих ошибках и какую огромную ответственность несем за них. Я смирился с тем, что делал ужасные ошибки в ходе воспитания Ника. Я не снимаю с себя груз ответственности - даже теперь. И, ты это знаешь, Ник, мне очень жаль. Но я признал правоту двух других догм Ал-Анон. Ты не в силах контролировать это и не можешь излечить от этого.
"Несмотря на все их слезы, страдания и безусловно благие намерения, большинство семей наркозависимых рано или поздно терпят поражение", - пишет Беверли Коньерс. -"Наркоманы упорно продолжают идти по привычному пути саморазрушения до тех пор, пока что-то в них - абсолютно не связанное с чьими-либо усилиями - не меняется кардинально, так что желание "словить кайф" пасует перед мечтами о лучшей жизни".
Но одно дело просто прочитать это, а вот поверить... Это еще один шажок на пути к принятию правды. Я уверен, что сделал все, что мог, чтобы помочь Нику. Теперь дело за ним. Я смирился с тем, что должен отпустить его, вне зависимости от того, справится он самостоятельно или нет. Полагаю, Ник только рад тому, что я перестал пытаться вылечить его. Это создает основу для отношений на совсем ином уровне - таких, какими он их представлял в Санта-Фе. Вместо того, чтобы зависеть от чужих решений (пусть даже и направленных на его спасение), мы можем выстроить отношения двух равных людей, в которых будет принятие, сострадание и четко очерченные границы.
Любить - значит уметь отпускать. Мозговое кровоизлияние поспособствовало осознанию.
Конечно, я знал это и прежде, но отвергал на уровне эмоций. Мои дети будут жить, со мной или без меня. Это всегда шокирующая мысль для родителей, но в конечном итоге, именно понимание этого факта помогает нашим детям развиваться и дарит необходимую свободу. Хотел бы я понять это пораньше, но тут уж ничего не поделаешь. Воспитание ребенка - тяжелый труд. Этого никак не облегчить.
Если бы только жизнь была проще.
Я к этому больше не стремлюсь. Когда-то я отчаянно жаждал "легкой" жизни, но зависимость Ника и пребывание в отделении интенсивной терапии остудили мой пыл. Из всего пережитого я извлек еще один урок: я могу смириться с тем (мне даже стало легче с тех пор, как это сделал), что мир полон противоречий и скорее серый, а не черно-белый. В нем есть масса хорошего, но наслаждаясь любовью и красотой нельзя забывать и о боли. Я убедился в этом на личном опыте.
С тех пор, как наша семья оказалась под ударом, многие люди стали оказывать нам поддержку: друзья, друзья друзей, друзья друзей друзей и даже незнакомцы. Видимо, люди все еще наталкиваются на мою статью, поскольку я получаю много писем. Кажется, что все люди находятся в какой-то своей версии ада наркозависимости из-за их детей, супругов, братьев или сестер, родителей или друзей. Ко мне часто обращаются за советом. Отвечаю я все еще с осторожностью. Я полностью согласен с главным советом каждой нормальной социальной программы, направленной на борьбу с наркотиками: как можно раньше расскажите вашим детям о наркотиках и говорите об этом часто. В противном случае, про них им расскажет кто-то другой. Нужно ли открыто и честно рассказывать про личный опыт употребления наркотиков? Это решение следует принимать в индивидуальном порядке, ведь все родители и дети разные. Я бы советовал аккуратно подбирать слова, чтобы ни в коем случае не восхвалять алкоголь или наркотики и учитывать возраст ребенка, давая ему ровно столько информации, сколько он в силах понять. Но я все равно не знаю, имеет ли значение, как именно вы рассказываете детям о своем опыте, и говорите ли вообще. Есть куда более важные вещи.
К каким выводам в итоге пришел я? Я считаю, что дети не хотят (и не должны) знать все подробности нашей личной жизни, но я никогда не стану лгать своим детям и буду отвечать на их вопросы честно. Рано или поздно Дейзи и Джаспер затронут эту тему. Мои ответы их вряд ли удивят, ведь для них это уже стало частью повседневной жизни. Мы постоянно говорим не только о Нике, но и о наркотиках, о давлении со стороны сверстников и о других их проблемах. Они узнают о моих взаимоотношениях с наркотиками, но в детали я углубляться не буду. О своем брате они уже все знают.
Больше всего на свете родители хотели бы знать, как определить, что ребенок уже не просто экспериментирует, что дело не только в подростковом периоде, что это уже не "этап" и не "обряд посвящения". Поскольку точного ответа на этот вопрос не существует, я лишь могу сказать, что для себя решил, что лучше перестраховаться и вмешаться раньше, чем следовало бы, а не позже - не дожидаясь, пока ребенок подвергнет опасности себя или своих близких. Оглядываясь назад, я жалею, что не заставил Ника (прежде чем он достиг совершеннолетия, когда я мог сделать это на легальных основаниях) отправиться на длительную реабилитацию. Отправляя ребенка (или взрослого, не столь важно) в реабилитационную клинику прежде, чем он сам согласится на это и будет готов соблюдать все постулаты лечебной программы, вы может и не убережете его от рецидива, но уж точно не сделаете хуже, и этот план может сработать. Кроме того, принудительное воздержания в в период окончательного формирования личности определенно лучше, чем тот же период времени, потраченный на наркотики. Принудительное лечение в хорошем реабилитационном центре служит как минимум одной цели: удерживает ребенка от наркотиков на время лечения. Чем меньше они употребляют, тем легче остановиться, чем дольше они находятся на лечении, тем лучше. Куда именно нужно отправлять ребенка? В какой центр? Я бы советовал настороженно относиться к центрам, где применяются жесткие методы, хотя они могут подойти некоторым детям.
И дело не в том, что я не могу понять желания родителей отправить ребенка в заведение наподобие военного лагеря. Родители опускают руки и говорят: "Вы исправьте нам ребенка". Тем не менее, нет убедительных доказательств того, что учебные лагеря или другие аналогичные программы лечения помогают детям, зато велика вероятность, что там им могут навредить. Национальный институт правосудия однажды профинансировал исследование оценки эффективности учебных лагерей в восьми штатах, и результаты были следующие: "Основные методы учебных лагерей, такие как воинская дисциплина, спортивные тренировки и тяжелый труд, не уменьшают риск рецидива".
В докладе Института Чарльза Коха в Канзасе говорится: "Страх перед перспективой пребывания в учебном лагере не останавливает от свершения преступления", и трое из четырех знакомых детей, побывавших в подобных лагерях, вскоре вернулись к привычному образу жизни. Не прошло и года.
На своем веб-сайте Национальный институт психического здоровья напоминает про "контрпродуктивность тактики запугивания и унижений в отношении большинства подростков" и то, что "выпускники военных лагерей чаще и быстрее повторно совершают преступления, чем другие малолетние преступники", а также акцентирует внимание на более серьезной проблеме: случаях злоупотребления властью, бывающих в учебных лагерях с тревожной регулярностью.
В 1998 году в Джорджии Министерство юстиции США, инициировавшее расследование, пришло к заключению, что "модель военизированного учебного лагеря не только неэффективна, но и вредоностна".
Помимо нескольких случаев со смертельным исходом и применением физического насилия, там "создаются опасные условия, которые зачастую приводят к психологическим травмам", - как выразился Майкл Риера, писатель и психолог, прославившийся, благодаря своей работе с подростками. Мы с Карен встречались с ним, чтобы обсудить случай Ника.
— Если гнев и растерянность, из которых и произрастают проблемы ребенка, окажутся задвинуты в дальний угол, то есть большая вероятность того, что его состояние перерастет в патологию и выльется в неспособность выстраивания здоровых отношений, вспышки ярости, депрессию или даже суицид. Кроме того, насилие порождает насилие.
Что же тогда остается? Я слышал множество историй успеха, рассказанных людьми, которые отправляли своих детей в самые разные лечебные центры - со стационарным лечением, амбулаторным, на месячный курс лечения, какой предлагается в Олхоффе, Святой Хелене, Сьерра-Тусон, Хазельдене и сотнях других центров; трехмесячный курс на свежем воздухе; шестимесячный курс лечения, какие есть в Олхоффе, Хазельдене и других лечебных центрах, разбросанных по всей стране; и годичные программы лечения для учеников старшей школы или тех, кто только недавно ее закончил.
Долгосрочное пребывание в общежитиях для завязавших наркозависимых, таких как Дом Герберта, пошло на пользу многим наркоманам. Это изменило - и даже можно сказать, что спасло - их жизни. Единственно верного простого ответа не существует, поскольку никто не знает, что поможет в каждом конкретном случае. Трудно получить полезную рекомендацию даже от профессионалов, но я бы советовал не прекращать поисков. Я бы советовал прислушиваться к разным мнениям. Я бы говорил с врачами, психологами, наставниками - как в школе, так и за ее пределами - предварительно убедившись, что у них есть опыт работы с алкоголиками и наркозависимыми. Я бы тщательно обдумывал их рекомендации, но при этом не забывал о том, что это не точная наука и каждый ребенок и каждая семья уникальны.
Почти во всех случаях, труднее всего родителям решиться отправить ребенка на реабилитацию против его (или ее) воли. Мать одного из школьных приятелей Ника призналась, что она наняла мужчин, чтобы те похитили ее семнадцатилетнего сына, употреблявшего и продававшего мет. Обученные специалисты схватили его и, заковав в наручники, отправили на трехмесячную реабилитационную программу на свежем воздухе.
После этого она проплакала три дня.
Завершив курс лечения, ее сын однажды сорвался, но теперь говорит, что ее вмешательство спасло ему жизнь. Я слышал подобные истории и на собраниях АА, когда ходил туда вместе с Ником. Завязавшие наркоманы вспоминали, как родители организовывали для них интервенции или силком отправляли на лечение.
— Тогда я их ненавидел. Теперь понимаю, что они спасли мне жизнь.
Про неудачи я тоже слышал.
— Я пытался, но мой сын умер.
Когда речь идет о зависимости, положительного результата никто не гарантирует. Статистика практически бессмысленна. Вы никак не можете узнать, входит ли ваш ребенок в число 9 или 17, или 40, или 50 (сюда можно подставить любую цифру) процентов счастливчиков, которые поправились.
Но в то же время, цифры статистики могут подействовать отрезвляюще. Они напоминают нам о том, что мы столкнулись с суровым противником и предостерегают нас от излишнего оптимизма. Иногда, когда у Ника случался срыв, я винил его наставников, психологов, реабилитационные центры и, конечно, себя. Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, что лечение - непрерывный процесс. Да, у него случались рецидивы, но реабилитационные клиники разрывали цикл употребления наркотиков. Не будь их, Ник мог бы умереть. А так у него есть шанс.
Что подводит нас к еще одному вопросу. Да, я бы помог ребенку отправиться в другую реабилитационную клинику после срыва. Не уверен только, сколько раз был бы готов это делать. Один? Два? Десять? Не знаю. Некоторые эксперты со мной не согласятся. Они порекомендуют не помогать вовсе. Они считают, что наркозависимые сами должны заниматься своим лечением. Может, такой вариант, и правда, подходит некоторым детям. К сожалению, тут не угадаешь.
Я выучил и еще несколько уроков. Реабилитационные клиники не идеальны, но они - лучшее из того, на что мы можем рассчитывать. Медикаменты могут помочь наркозависимым, но реабилитационных клиник они не заменят, как и работы над собой. Употребляющему наркоману я могу посоветовать только отправиться в клинику. Я бы не стал оплачивать их счета, не стал вызволять из тюрьмы, если только они не собираются отправиться оттуда прямиком в рехаб, даже не стал бы вносить за них залог, не решал бы их проблем с долгами и никогда не дал бы никому из них наличных. В 1986 году, Нэнси Рейган, запустившая анти-наркотическую кампанию "Просто скажи "Нет", заявила:
— Это не та тема, где можно сохранить нейтралитет. Безразличие - не вариант... Ради спасения наших детей, я призываю каждого из вас проявить настойчивость и твердость в борьбе против наркотиков".
Я не знаю ни одного взрослого человека, который говорил бы что-то хорошее о тяжелых наркотиках вроде мета. Нам бы стоило яснее осознать, в каком сложном мире живут и взрослеют наши дети, и оказывать им любую посильную помощь. Люди говорили Нику:
— Ну, просто брось и все.
Я понял, что сделать это не так-то просто.
Люди советовали мне "отпустить" ситуацию, потому что повлиять на нее я все равно никак не мог.
— Выкинь это из головы.
У меня не получалось. Я потратил уйму сил, чтобы научиться эмоциональной отстраненности, ведь тревога никому не помогает - ни зависимому, ни другим членам семьи, ни себе самому - когда превращается в одержимость.
И вот мой совет: делайте все возможное - ходите к психологу, на собрания АА или Ал-Анон - чтобы сдерживать себя. И будьте к себе терпеливы. Дайте себе право на ошибки. Не злитесь на себя, вместо этого постарайтесь еще больше окружить любовью и заботой вашего супруга или партнера. Не скрывайте от него/нее ничего. Как часто повторяют на собраниях АА, вы грязны настолько, насколько же и ваши тайны. Искренность не решает проблему, но приносит облегчение. Делясь своей историей с другими, мы лучше понимаем, с чем имеем дело. Не только наркоманы, но и члены их семей нуждаются в постоянных напоминаниях и поддержке. Также бывает полезно почитать о других похожих историях. Или перенести собственную историю на бумагу, как это было в моем случае. Как я уже говорил, писал я с отчаянностью. Я писал по ночам и порой засиживался до утра. Будь я художником, как Карен, то рисовал бы картины обо всем, что со мной происходило. Она так и поступала. А я писал.
Я больше не зациклен на Нике. Может, в будущем ситуация еще изменится, но по крайней мере, в данный момент я понял и принял его решение жить собственной жизнью. Конечно, я всегда буду надеяться, что он продолжит оставаться в завязке. Я надеюсь, что мы продолжим укреплять наши отношения, но это возможно только и пока он остается "чист".
Куда же исчезла моя тревога? У меня есть мысленный образ-ответ. Художник Чак Клоуз однажды заявил:
— Целая картина меня ошеломляет.
Он научился разбивать изображение на сетку с уймой маленьких послушных кусочков. Заполняя квадрат за квадратом, он создает завораживающие картины во всю стену.
Я тоже был ошеломлен целой картиной, но научился держать свою постоянную тревогу за Ника в рамках одного-двух квадратиков в сетке, где она была бы видна, если бы Клоуз рисовал картину о моей жизни.
Я смотрю на эти квадраты время от времени. И в эти моменты я ощущаю целый спектр различных эмоций, но они не захватывают контроль надо мной.
Порой я все еще беспокоюсь о будущем, но куда реже, чем раньше.
Я предпочитаю жить сегодняшним днем.
Это может показаться упрощением, но на самом деле данная концепция так же глубока, как и любая другая. Я все еще переживаю, что будет с Ником через пять лет, через десять, как и о том, что ждет в будущем Джаспера и Дейзи, но стараюсь держаться за настоящее.
Настоящее.
Сейчас июнь.
День рождения Дейзи. Ей исполняется десять лет. Целых десять! Кроме того, сегодня выпускной - Дейзи переходит в пятый класс, Джаспер - в седьмой. На этот раз они исполняют песню "
I Believe in Love", только текст изменили (при поддержке учителей).
За музыкальное сопровождение отвечают "The World Beat Band".
— Четвертый класс был дверью, — распевает Дейзи с друзьями, — а знания были ключом к ней. Фиеста была фантастической. Мы пели в унисон. Беззаботное время в любимой стране. Четвертый класс позади, теперь мы стали пятиклассниками. Я верю в музыку. Я верю в любовь...
После них встают ученики из класса Джаспера и поют свою версию:
— Шестой класс был чертовски трудным, поездка на остров Энджел нас немного испугала. Древний Египет, Китай, греческие философы. И нет ни одного слова, рифмующегося с Месопотамией. Я верю в музыку. Я верю в любовь...
Вечером наш обычный еженедельный ужин у Дона с Нэнси превращается в празднование выпускного детей, дней рождений Нэнси и Дейзи и моего личного юбилея. Прошел ровно год с тех пор, как у меня случилось мозговое кровоизлияние.
Дети сидят за кухонным столом, играют с Нэнси в китайские шашки. Она проигрывает и не может с этим смириться.
— Это нечестно, — раздраженно произносит она, когда Джаспер побеждает.
Джаспер, Дейзи и их кузен вытаскивают старую тележку для перевозки фортепиано с привязанной к ней длинной веревкой. Они по очереди катаются на ней словно на водных лыжах. Рассекают по гостиной.
Нэнси на кухне бросает горсть мелко нарезанного лука-шалота в кастрюлю с топленым маслом. Когда кусочки лука становятся хрустящими и коричневатыми, то она добавляет в кастрюлю красный винный соус. Помешав лук, она оставляет его на медленном огне и выходит на крыльцо. Взглянув на деревья она издает забавный птичий клич. Вороны и сойки слетаются к ней, чтобы угоститься крекерами.
Дон возвращается из сада, где он поливал растения. Он носит с собой карманный радиоприемник с наушниками.
Дети несутся на кухню, преследуемые стаей гавкающих собак, среди которых есть и Брут. Он плетется позади всех.
Нэнси приготовила баранью ногу с соусом из уксуса и лука-шалота, белой фасолью с капустой, свежим тимьяном и чесноком. Брат Карен режет мясо и раскладывает по тарелкам. На десерт у нас лимонный пирог с бледно-розовой и голубой глазурью, украшенный съедобными фигурками обезьянок, слонов и медведей, держащих свечки. Его приготовила сестра Карен.
Мы поем "С днем рождения тебя!" Нэнси и Дейзи, и они задувают свечки.
Вскоре после этого Джаспер, сидящий рядом со мной, замечает:
— Не верится, что уже лето наступило.
Лето. Серфинг в Санта-Круз. Мы здесь вместе с нашими дорогими друзьями, плещемся весь день в бухте на Плежэ Пойнт. Волны сегодня маленькие, поэтому большинство местных любителей хардкора остались дома. Зато эти шелковистые, ласковые волны идеально подходят для детей. Вода чистая и теплая.
Сидя на своей доске в ожидании следующей волны, я выбираю этот момент, чтобы разглядеть "сетку" в своей голове и добраться до квадратиков с мыслями о Нике. Мы с ним столько раз бывали здесь вместе.
Когда мы едем домой по побережью, музыку выбирает Джаспер. Как и старший брат в его возрасте, Джаспер больше всего любит песни Бека, и он протягивает мне диск с альбомом "Midnite Vultures". Машина вся в песке, и мы сами в песке, и в соли, и через открытые окна мы вдыхаем запах моря и Бек поет - а мы с Джаспером ему подпеваем. Дейзи жалуется, просит, чтобы мы убавили звук.
Я смотрю на голубые океанские волны, со всей силой ощущая присутствие Ника.
По возвращению домой, Джаспер садится на крыльцо рядом с Дейзи и утешает ее. Она расстроилась из-за видео о глобальном потеплении.
— Мне кажется, что меня зажали в угол и ко мне медленно приближается огромный монстр и я хочу остановить его, но не могу, — говорит она.
Она в слезах.
— Хотела бы я взлететь в небо и зашить дыры в озоновом слое.
И, как будто одной проблемы было мало, она еще и услышала краем уха о том, что Плутон больше не считается планетой.
— Бедный маленький карлик, — вздыхая Дейзи, утирая слезы.
Но вскоре она забывает про свою печаль из-за Земли и Плутона, когда Джаспер предлагает разыграть по ролям придуманную ими пьесу под названием "Злая королева".
Я работаю в своем офисе, когда на почту приходит емейл от девушки Ника. Она прислала несколько фотографий из их недавней поездки.
Ник с отросшими волосами, в солнечных очках, с кепкой на голове, в футболке и расклешенных брюках. Он стоит у реки. Прямо перед гейзером в Национальном парке Йеллоустон. Он улыбается - улыбка искренняя.
Утром сад окутан туманом. Карен встает рано, чтобы отвезти Дейзи на тренировку по плаванию. Джаспер наверху играет на гитаре. Я звоню Нику и говорю: "Привет". Мы немного болтаем. Его голос звучит... звучит, как голос Ника, моего сына, вернувшегося обратно.
Что будет дальше? Поживем-увидим.
Он говорит:
— Передай Карен, Джасперу и Дейзи, что я их люблю.
И прощается.