Кажется, все худшее позади.
Как и все лучшее.
Леви заставляет себя замедлить шаг и покрепче прижимает к груди горшок с фикусом. При каждом шаге фикус бьет его листьями по щекам. В принципе, Леви согласен с его мнением. Он бы и сам себя с удовольствием изметелил, последовав примеру главного героя Бойцовского клуба, да только не может, это привлечет к нему лишнее внимание. Он и так достаточно подозрителен - весь грязный, на шее след от ожога, на руках содраны ногти, а губа... еще немного, и он прикусит ее до крови. Говорят, что это глупый штамп, когда в романах героиня во время секса до крови закусывает губы. Говорят, что это слишком больно, чтобы быть правдой. Леви мог бы запросто поспорить с этим утверждением, он раз за разом сжимает зубы и не чувствует ничего. Отупляющий эффект шока.
Опасности он не чует тоже, верная интуиция, закаленная в многочисленных уличных стычках и походах "на уборку" (удачный, по мнению Леви, эвфемизм для заказного убийства), пристыженно молчит, как двоечник, вызванный к доске. Несколько раз мимо Леви пробегают люди в полицейской форме. На их лицах мечтами о премиях и похвалах нарисована крайняя степень сосредоточенности. Они так сильно желают справиться со своим сегодняшним заданием, так самозабвенно рыщут страстными взглядами по улице, что не замечают очевидного.
Леви изящно лавирует в людском потоке, вовремя укрываясь за спинами добропорядочных граждан. Когда на тебя ведется охота в городских джунглях, поневоле начинаешь ценить свой маленький рост. Полиция разыскивает опаснейшего помощника опаснейшего киллера, а не напуганного мальчишку с растением под мышкой.
С каждым шагом шансы Леви на долгую и счастливую жизнь возрастают.
Но что такое счастливая жизнь? Ради чего его... компаньон? Возлюбленный? Сожитель? Мистер "гиперзаботливый, но все равно сексуальный", мистер "я не буду трахать тебя, пока тебе не исполнится шестнадцать, и закроем эту тему" остался там? Неужели и правда думает, что Леви сможет как-то приспособиться к обыденной жизни?
Если ты так и продолжишь идти в неправильном направлении, начинай говорить о нем в прошедшем времени
Конечно, Смит уверял, что он выберется и они встретятся в безопасном месте через полчаса. Но Леви дураком не был и сказкам не верил, а в детстве смотрел много драм по телевидению и хорошо изучил их сюжетные законы. В драмах громко плакали, ими было удобно заглушать родительские скандалы за стеной. А если ты тоже присоединялся к плачу, то слезы можно было списать на сочувствие к героям.
Когда кто-то в фильмах объявлял своим спутникам, что осталось подождать совсем немного, еще разок рискнуть жизнью ради блага другого человека, и в следующем кадре все наладится, то его можно было записывать в покойники.
А даже если бы кинематограф не был придуман, Леви все равно увидел бы в глазах Эрвина готовность умереть, когда прощался с ним. Они быстро поцеловались, стукнувшись носами, обменялись взглядами, а потом Леви буквально спустили в трубу вместе с фикусом. Ради их же с фикусом блага. Черт бы побрал всех людей, считающих, что у близких останется какая-то жизнь после их смерти.
Леви пытается представить, что может быть дальше.
Он зачисляется в школу, вновь мастерски исполнив роль бездомного котенка с жалобным взглядом. Он учится прилежно, спит без кошмаров на чистых казенных простынях, лапает в пустых кабинетах самых симпатичных из своих одноклассников, а они сладко стонут и не заикаются о том, что он не дорос до серьезных отношений. Что после? После он вырастает и поступает в колледж, может, даже получает стипендию. Он забывает о своем уличном прошлом, счищает со словарного запаса налет уличного жаргона, начинает хорошо одеваться и подбирать парфюм. По-прежнему таскает на шее зеленую подвеску и держит на подоконнике фикус. Когда-нибудь, став совершеннолетним и найдя работу, заодно отыскивает и могилу своего спасителя. Приходит туда ранней осенью. Снимает перчатки и кладет руки на могильную плиту. Абстрагируясь от реальности, ледяной безучастности камня, воображает, что обнимает Смита. Затем касается плиты губами, забыв про свою обычную брезгливость. Покончив с этой пародией на поцелуй, замечает, что губы предательски дрожат. Тихим голосом обещает Эрвину, что обязательно будет приходить сюда чаще, рассказывать, как идут дела. Обещает, что очистит могилу от разросшейся травы и сорняков, а рядом посадит фикус - да-да, тот самый. Уходя, обводит выгравированные буквы кончиками пальцами, до "р" дотрагивается несколько раз подряд. Бросает на ходу: "Тебе же нравилось, когда я растягивал твое имя, изображал из себя кота?"
Само собой, он выполняет все данные обещания.
Забегая дальше в будущее - приходит на могилу и с кем-то, кому позволяет по ночам наматывать на палец черный шнурок старой подвески, кому честно отвечает на вопрос: "Откуда у тебя она?".
Как Леви ни старается, он может разглядеть лицо этого счастливца.
Такого человека не может существовать.
По подбородку Леви стекает струйка крови - он достигает успеха в борьбе с губой, пока представляет свое нереальное будущее. Будущее фальшиво насквозь. Никто не возьмет в школу зареванного мальчика с улицы, а уличные повадки останутся с ним навсегда. Эрвина, если его убьют сегодня, скорее всего, бросят в общую могилу или кремируют, представители власти не привыкли оплачивать памятники для наемных убийц. И никто. Никогда. Не сможет заменить Эрвина для Леви. Не сможет, и точка, пусть она обронена под весом юношеского максимализма.
Леви сплевывает кровь на мостовую, едва не попав на ботинки важного господина с газетой "Таймс" в руках, резко разворачивается и ускоряет шаг, вскоре переходя на бег. Фикус избивает его с новой силой, но Леви совершенно не волнует, останутся ли на лице следы от действий разъяренного растения. Он боится опоздать. В жизни никуда не опаздывал, было бы особенно обидно начать с упущенной возможности спасения любимого человека. Есть еще вариант, что они с Эрвином просто разминутся и выйдет такая несусветная глупость, что на свободе останется он, а не Леви, но эту версию Леви отметает в сторону, как трусливое самооправдание для бездействия.
Прохожие мелькают перед его глазами чередой неуместных препятствий. Леви прыгает по чужим ногам, и вслед ему несутся проклятья. Он не слушает и почти не смотрит по сторонам. Ни один полицейский не поверит, что юный помощник киллера добровольно рванет обратно к месту преступления.
Леви бежит, сам не до конца веря в то, что поступает настолько безрассудно, и не веря в то, что от него Эрвину будет какая-то польза. Леви представляет тела Бонни и Клайда, нафаршированные пулями. У такого будущего тоже есть плюсы. Ему больше не придется представлять всякие ужасы.
Когда он, перейдя на бесшумную кошачью походку, ныряет в темноту подземной парковки, рассудив, что других путей отхода у Эрвина все равно не осталось, то появляется как раз к драматической развязке. Эрвин лежит на сером полу. Пятно крови под ним намекает на то, что Леви все же опоздал. Или нет. Нет, человек нависающий над Эрвином, переговаривается с ним, сверкая самодовольной улыбкой. Нил - мерзкий тип, но хоть и глотает ЛСД партиями, вовсю пользуясь служебным положением, не поехал крышей настолько, чтобы вести разговоры с трупами.
Эрвин учил, что когда огнестрельного оружия под рукой не оказывается, нужно пускать в ход любые подручные материалы, выбирая те, что могут, как минимум, нанести черепно-мозговую травму. Леви взвешивает горшок с фикусом, прежде чем превращает его в метательный снаряд. Эрвин очень любит это растение, и все же жизнь и Леви он должен любить чуточку больше. Такой уж неудачный день, без жертв не обойтись. Будь Леви сентиментальнее, то попрощался бы с растением.
Фикус попадает Нилу точно в затылок, осыпает осколками горшка, комьями грязи и листьями.
Нил не падает - сильный натренированный парень, надо отдать ему должное. Леви и отдает. Когда Нил поворачивается к нему, то встречается взглядом с дулом пистолета, который Леви успевает выхватить из кармана смитовского пальто. Леви стреляет ему в лоб, а затем делает контрольный выстрел в сердце. Его частая ошибка, общепринят иной порядок действий, но, как Леви объяснял Эрвину, ему так надежнее, в наличии сердца у их клиентов он сомневается чаще, чем в наличии мозгов.
Звук выстрела мог бы привлечь к ним нежелательных свидетелей, хорошо, что люди их профессии не обходятся без глушителей на оружии.
— Леви, — говорит Эрвин, когда его верный помощник присаживается на корточки рядом с ним, проводив Нила в последний путь отнюдь не дружеским пинком в колено. — Я же просил тебя уйти.
— Хреново просил. Я прекрасно знаю, что ты без меня пропадешь. На руку свою посмотри!
Эрвин не смотрит, зато Леви смотрит очень внимательно. Правая рука изогнута под неестественным углом, и кровь сочится именно из нее, перекрашивая рукав порванного темно-рыжего пальто.
— Пуля внутри? — с беспокойством спрашивает Леви. В медицине он не понимает ровным счетом ничего.
— Нет, только задела. — Морщась при каждом движении, Эрвин пытается сесть. Леви хватает его за здоровую руку, помогая удерживать равновесие. Толку от него немного, большая разница в весе и росте дает о себе знает.
— Ты идти-то хоть сможешь? Про бег спрашивать не стану. Не представляю, как мы уйдем от полиции, ты выглядишь, как самый подозрительный человек в этом районе, и твоя рука явно сломана, а вокруг дома выставлен кордон...
— Оцепление снято. Нил сам же и снял, мечтал со мной лично разобраться, один на один.
— И напал со спины, верно? — Леви бросает в сторону поверженного врага еще один уничтожающий взгляд.
— Угадал, — невесело улыбается Эрвин.
— Мудак убогий. Зато нам одной проблемой меньше. Если поспешим, то, может, и выберемся отсюда. — Леви собирается встать на ноги, но в следующее мгновение передумывает и хватает Эрвина за отвороты пальто. — Один раз ты меня чуть не обманул, давай теперь по-серьезному. Ты сегодня не умрешь. Договорились?
Детский договор, не все в мире зависит от их желаний, но Леви нужно услышать слова утешения, он ощущает себя натянутой струной, которая порвется раньше, чем издаст приличествующий случаю звук. Эрвин хорошо изучил его, поэтому отвечает мягко, тоном учителя младших классов:
— Конечно. Ты меня спас, после такого я не имею права умирать.
— До этого тоже не имел! А когда все это дерьмо закончится, ты просто обязан будешь заняться со мной сексом, никаких больше проволочек! Сволочь, — шипит Леви, и каким-то образом ему удается придать оскорблению оттенок искренней заботы.
Он едва не прокололся по-крупному, с языка готово было сорваться не "сексом", а "любовью". Нет, рано, до этих слов он доберется куда позже. Когда удостоверится, что все нормально и будущее способно соответствовать его представлениям о нем. Будущее в их руках, рук у них сейчас три на двоих. Ставки выше, чем шансы на успех, но и шансы не на нуле.
Эрвин делает вид, что не страдает от боли, когда встает рядом с Леви. К его светлым волосам и глазам подходит болезненная бледность, и раз уж у Леви, считающего себя самым уравновешенным подростком в округе, сердце екает, когда Эрвин смотрит прямо на него, то судьба, эта непоследовательная ПМС-ная стерва, обязана быть на их стороне.
Ночь - самое коварное время, когда становится настолько тихо, что волей-неволей приходится ближе знакомиться с собственными мыслями. Со страхами и подавляемыми желаниями, с раздутыми силой комплексов неудачами и непреднамеренно преуменьшенными победами. Достойны упоминания также и воспоминания. Ближе к ночи в вашей голове собираются худшие из них, чтобы еще раз напомнить, как глупы и неосмотрительны вы были в прошлом. Копаться в себе в темное время суток - опасное занятие, сулящее немалое количество неприятных открытий.
Счастливы те, кто избегают экзекуции, засыпая не в одиночестве.
Но далеко не все готовы это счастье признать, как законную часть своей жизни.
Жан, например, предпочитает делать вид, что он просто по доброте душевной уступает капризам Марко, когда забирается с ним под одно одеяло. Марко поддерживает его в этой иллюзии. Говорит, что с Жаном ему намного спокойнее, а то кошмары про титанов замучили, представляется, как твари проникают в учебный лагерь и пожирают курсантов одного за другим.
— Появись здесь титаны, я бы все равно тебя смог спасти, — горделивым шепотом отвечает Жан. Марко, конечно, не его прекрасная дама, но он очень милый, и защищать его хочется, честно, хочется.
А когда не спится, то можно считать веснушки у него на плечах.
Жан с удовольствием представляет, как все будет после окончания обучения, когда они, умные и практические люди, не чета самоубийцам вроде Эрена, переедут жить в столицу и все равно останутся вместе. Станут гулять по городу в красивой форме, а ночами снова будут дремать в обнимку, и Марко, со всеми своими веснушками, расположение большинства из которых до поры до времени остается неопределенным, будет принадлежать ему одному.
Он защитил бы Марко от опасностей, но никакие опасности им и не могут угрожать. Особенно Марко. Жан в шутку замечает, что и титаны поддались бы силе его очарования. Марко краснеет и смеется. Марко бесшумно спит у него под боком, и дурные мысли обходят их стороной, отступая в темноту. Темнота умеет ждать.
Леви все еще делает вид, что ночные посиделки в кабинете Эрвина ничего не значат. Ему нравится, что в любой момент можно прийти в этот просторный, по меркам парня из подземного города, роскошный кабинет, усесться на колени к своему командиру и заставить его забыть обо всех важных делах и срочных отчетах. Это его командир, а он сам все еще свободен и волен в любой момент вернуться за границы, установленные правилами субординации.
Каждый раз, когда Леви поворачивает ручку на двери командирского кабинета, в его голове мелькает мысль, что сегодня его точно отчитают и выставят вон.
Всякий раз, когда он усаживается на край стола, по привычке закинув ногу на ногу, и ловит во взгляде Смита вполне естественное и часто осуществляемое желание немедля нагнуть его над казенным столом, то одерживает победу над этой мыслью.
Вы можете забрать человека с улицы, но вам не вытравить...
Нет, упрямо повторяет он себе, я свободен. От ошибок прошлого и тех, что могут быть сделаны в настоящем. Эрвин сравнивает его повадки с кошачьими. Леви ничего не отвечает, раскачивая двумя пальцами подвеску на его шее. Зеленый камень переливается при свете свечей. Когда они остаются одни за закрытыми дверями, каждый предмет кажется красивее и реальнее, чем днем. Лучшие результаты на службе он показывает днем, но в реальности своей нынешней жизни убеждается только тогда, когда приходит к Смиту.
Хорошо, когда есть с кем молчать. Когда есть тот, кто назовет тебя котом, и это не будет звучать глупо или странно, а покажется обращением более верным, чем твое настоящее имя. Тот, при ком не стыдно заплакать, вспомнив о погибших близких. Есть огромная пропасть между уровнями доверия "я с ним трахаюсь" и "я могу себе позволить расплакаться в его присутствии".
Леви, конечно же, свободен и волен в любой момент свести их отношения на "нет" ... Но он хочет, чтобы его удержали. Так ли это плохо?
Правильных решений не существует, он повторяет это себе, а затем закрывает глаза и прижимается щекой к груди Эрвина. Чужое сердце пропускает удар, прежде чем входит в привычный мерный ритм. Это все пустяки. Всего лишь надежный способ примириться с сегодняшним днем.
Армин и Эрен знакомы столько лет, что привычка говорить друг другу правду въелась в их кожу. Может, это случилось в тот момент, когда они, еще в пору городской счастливой жизни, вычитав в книге обряд кровной дружбы, кололи себе пальцы иголками и прикладывали один к другому, смешивая кровь. Микаса их кровным другом так и не стала, обозвав обряд "посвящением в дураки". Армин и Эрен не слишком расстроились. Им не всегда даже нужно было говорить, чтобы уловить настроение друг друга. Когда Армин начинал дрожать ночью, Эрен немедля заключал его в объятия. Ему не требовалось объяснять, что именно испугало Арлерта. У них было общее прошлое, настоящее, будущее. Спать вместе для них тоже было делом естественным. Куда неуютнее они чувствовали себя, оказываясь на большом расстоянии друг от друга.
— А когда... ты рядом, совсем близко, я чувствую, что... мы справимся. Ты, может, и не говоришь и не делаешь ничего, но я-то знаю, что ты всегда на моей стороне, даже когда я совершаю ужасную глупость, — так объясняет Эрен.
— Например, когда ты хочешь показать мне, какой крутой, а вместо этого влетаешь носом в дерево? — шепчет ему на ухо Армин.
— Вроде того. Или когда ты выбираешь самого огромного и жуткого парня для своей следующей лекции о пользе книг, а потом тебя приходится спасать от его кулаков.
— Такие парни сами ко мне липнут, это потому, что я слабый.
— Нет, потому что ты красивый.
— Красивый? — Армин краснеет.
— Красивее всех на свете.
Сколько бы раз ни повторялся подобный разговор, реакция Армина на комплименты остается неизменной, и Эрен удивлен тем, что им обоим это ни капли не надоедает. Щеки Армина пунцовеют, а сам Эрен переполняется чувством глубокого удовлетворения. Он счастливо вздыхает, получив очередное подтверждение тому, что все еще нужен, важен, что в их мире, подчиняющемся хаосу, он всегда может найти тихий уголок на двоих и развести костерок постоянства.
— Спасибо. Я тебя люблю, — произносит Армин. В его "люблю" дружба давно смешалась с влюбленностью. В детстве "люблю" говорить было куда проще, тогда он был уверен в ответе. С приходом влюбленности "люблю" стало звучать чуть вопросительно и содержало в себе "а ты все еще меня любишь?"
— И я тебя люблю, — тут же отвечает Эрен.
Ненадолго это успокаивает их обоих, и они целуются, скрепляя узы взаимной поддержки. Их могут лишить дома, семьи и каждый день разлучать на тренировках, выматывая до полного изнеможения, но после этого они все равно окажутся вместе, и как бы хорошо им ни было в компании других, в конце концов все сведется к "ох, пора прощаться, как я хочу поскорее увидеть его, мне о стольких вещах нужно ему рассказать".
Жан спит беспокойно, перекатываясь с боку на бок и норовя уронить на пол подушку, а вслед за ней упасть самому, но Марко, спящий чутко и просыпающийся от каждого резкого толчка, успевает вовремя придерживать его за локоть, свободной рукой вцепляясь в ускользающее одеяло. "Это кто еще кого защищает", — посмеивается Марко про себя.
Леви, успевший набегаться за день, проваливается в сон быстро, задремывая прямо на коленях у Эрвина, и тот старается не двигаться и как можно тише шелестеть страницами, чтобы не потревожить его сон. Когда кипа бумаг перед ним редеет, он с все той же осторожностью поднимает Леви на руки, чтобы отнести на угловой диван. Оказавшись на диване, Леви громко вздыхает и сворачивается в клубок. Эрвин улыбается, глядя на него и думая о том, как бы Леви разозлился на себя, узнай он, каким милым и беззащитным кажется, когда засыпает.
Армин любит класть голову Эрену на плечо, и его светлые пушистые волосы, так похожие на ворох солнечных лучей, норовят попасть Эрену в нос и рот. Эрен подозревает, что волосы - самая злая часть Армина, но никогда не говорит об этом вслух, стоически перенося их нападения.
Каждый из них готов терпеть тысячу подобных мелких неудобств ради возможности засыпать рядом с тем, кого они успели охарактеризовать словом "лучший".
Все становится чуть проще, когда в мире есть человек, которого ты можешь обнять перед сном.
Все становится чуть проще, когда тебе хотя бы есть о ком перед сном подумать.
@темы: Эстер, Shingeki no Kyojin, Нет, ты не знаешь, что делаешь для меня. (с), «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?»