за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Страна радости
Когда Кинг пишет что-то с таким названием, сразу ясно, что это сарказм.
Его последние книги продолжают сохранять тенденции печали и ностальгии.
Маленькая грустная история о парке аттракционов, убитой девушке, умирающем мальчике и молодом парне, которому только что разбили сердце. В основном, она именно об этом. О первой любви, которая чаще всего бывает глупой, безответной и невероятно сильной, чем и запоминается на всю оставшуюся жизнь.
Очень хорошо и гармонично. Кинг не юлит и не делает вид, что несчастная любовь это нечто возвышенное или прекрасное. Нет, именно что, со стороны выглядит жалобно, а изнутри ощущения крайне неприятные и с частыми приступами темных желаний, вроде желания придушить того, кто тебя отверг.
Та осень так и осталась самой прекрасной в моей жизни. Я могу это повторить и сорок лет спустя. И никогда больше я не чувствовал себя таким несчастным. Это я тоже могу повторить. Люди думают, что первая любовь – сплошная романтика и нет ничего романтичнее первого разрыва. Сотни песен сложили о том, как какому-то дураку разбили сердце. Вот только в первый раз сердце разбивается больнее всего, и заживает медленнее, и шрам остается самый заметный. И что в этом романтичного?
*
Когда тебе двадцать один, жизнь – дорожная карта. Где-то в двадцать пять у тебя зарождаются подозрения, что ты держишь ее вверх ногами, но полностью ты убеждаешься в этом только в сорок. А уж к шестидесяти, можете мне поверить, ты окончательно теряешь представление о том, где что находится.
*
Когда дело касается прошлого, каждый из нас писатель.
*
Можно спорить о том, от какой строчки в поп-музыке сильнее всего бросает в дрожь, но для меня это ранние «Битлз», точнее, Джон Леннон, поющий «я предпочту увидеть тебя мертвой, детка, чем с другим мужчиной». Я мог бы сказать, что никогда не испытывал подобного по отношению к Уэнди после нашего разрыва, но это была бы ложь. Постоянно я об этом не думал, но случалось ли мне после нашего разрыва желать ей зла? Да. Иной раз долгими бессонными ночами я думал, что она заслуживала, чтобы с ней случилось что-то плохое, действительно плохое, за то, как она обошлась со мной. Такие мысли пугали меня, но иногда я так думал.
*
Обошлось даже без последнего телефонного звонка, со слезами и обвинениями. Я не стал звонить, следуя совету Тома Кеннеди (мы до него еще доберемся), и, возможно, поступил правильно. Не исключено, что Уэнди ждала моего звонка, даже хотела, чтобы я позвонил. Если так, я ее разочаровал.
Надеюсь, что разочаровал. Столько лет спустя, когда мои нервные лихорадки и бред остались в далеком прошлом, я по-прежнему надеюсь, что разочаровал.
Любовь оставляет шрамы.
*
Меня переполняла грусть. Боль. И еще многое другое, но я не хотел, чтобы они это видели. Отчасти потому, что меня так воспитали: показывать другим людям свои чувства – верх неприличия. Но по большей части потому, что меня напугала глубина и сила собственной ревности. Я не хотел, чтобы они даже гадали о том, кто этот живой червь (Господи, да он из самого Дартмута и принадлежит, наверное, к лучшему студенческому братству, а на выпускной родители подарили ему «мустанг»). Но и ревность, пожалуй, была не самым худшим. Самым худшим стало ужасающее осознание – закравшееся в мою душу в тот вечер, – что меня решительно и окончательно отвергли в первый раз в моей жизни. Она вычеркнула меня из своей жизни, а я представить себе не мог, как вычеркнуть ее из моей.
*
Отпускать всегда нелегко. Даже когда держишь что-то шипастое. А может, именно тогда — особенно трудно.