за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
А это маааленький кусочек нашей со стотыщ обикиновской модерн!АУ, где у героев хорошо (ну, на данный момент), кроме снов.
Котенка, если кому это важно, зовут Рей.
Драббл, 800~ слов, повседневно-романтико-ангст, PG-13. Больше мне на память, чем для чего-либо еще.
И мы уйдём, чтобы вновь повториться
Обманчиво-безмятежный вечер.
Они втроем валяются на ковре, наслаждаясь мгновениями ничегонеделания. Он, еще один он и она. У нее рыжеватая шерсть, хорошо сочетающаяся по цвету с бородкой Бена, и столько энтузиазма, что хватило бы на десяток котят. Она скачет от одного человека к другому, слабо хватает их за пальцы, никогда не прикусывая до крови, а затем отбегает и выглядывает из-за кресел, всем своим видом давая понять: «Вы в опасности, на вас идет охота. Я большой и страшный хищник». Бен и Энакин устали смеяться, наблюдая за ее маневрами, но и удержаться тоже не могут, а из-за того, что смеясь, они смотрят друг на друга, приступы веселья затягиваются. Ты еще красивее, когда улыбаешься. — синхронно думают они.
— Знаешь, — говорит Бен, после того, как доблестно выдерживает очередную кошачью атаку, — я вчера видел, как наше котячло играло с твоей цепочкой, пока ты спал.
Увидел, проснувшись от кошмара, и еще долго смотрел на тебя в темноте. Может, стоило проявить эгоистичность и разбудить. Мне было жутко.
— Правда? Как бы не стащила! — Энакин машинально касается цепочки, виднеющейся из-под черной футболки. Простого серебряного кольца, висящего на ней, сейчас не видно, но они оба знают, что оно там, где ему и полагается быть. Рядом с сердцем.
— Вот именно! Следи тщательнее за символом нашей любви.
Насчет собственного символа Бен не беспокоится. Он консервативен и носит кольцо на пальце, так что у котенка нет ни единого шанса отобрать его.
Бен ждет, что Энакин продолжит их разговор в полушутливом тоне, но он вдруг хмурит брови.
— Мне что-то странное вчера снилось.
— Что?
— Как будто про огонь что-то, — неуверенно отвечает Энакин.
Атмосфера в комнате неуловимо меняется. Они по-прежнему наблюдают за резвящимся котенком, но глядят словно сквозь него.
— Про огонь? — переспрашивает Бен. — Ну и ну. Мне тоже.
— Я в том сне почти не мог дышать, — в их доме тепло, а Энакин все равно зябко поводит плечами, — потому что воздух был очень горячий. И, кажется, у меня волосы горели.
Бен придвигается ближе и проводит рукой по его густым темным волосам, которые совершенно точно никогда не были тронуты огнем. Вот она, реальность, что понятно и без проверок, но ему все равно нужно удостовериться лично. Мир иногда кажется зыбким миражом, и это один из тех самых случаев.
— А я в своем сне просто стоял и смотрел на что-то, — говорит Бен. — Или на кого-то. Не помню подробностей. Помню, что чувствовал такое отчаяние, какого никогда в жизни не испытывал (во всяком случае, в этой жизни). Я даже проснулся из-за этого. Хорошо, что тебя не разбудил, пока ворочался.
— Ничего себе. Это все очень странно.
Слабо сказано.
Бен подозревает, что мог бы, сосредоточившись, вспомнить больше, что-то кроме огня и непереносимого чувства отчаяния, однако, его совсем не тянет этим заниматься.
— Да уж. Может быть, это что-то вроде… — неуверенно начинает он. — Не знаю. Воспоминаний из другого мира. Где есть другой я и другой ты тоже. Не смейся.
Энакин выглядит так, как будто еще очень долго не захочет смеяться.
— Не буду. Похоже, дела у них там паршиво идут, не над чем смеяться, — говорит он, видимо, поверив в высказанную гипотезу.
— Может, они еще справятся, — хочет подбодрить его Бен. — И другой я спасет тебя. Если мы там вместе и ты в беде, то я обязательно приду на помощь.
Ложь.
Ему стыдно. За что? — спрашивает он у себя и без труда находит ответ. За фальшь. Она ощущается в каждом слове, придает им издевательский оттенок. Он же только что признался, что стоял и смотрел, не делая ровным счетом ничего. Там, в мире сотканном из огня, уже некому было предлагать спасение.
Энакин сжимает его руку, ту, что с кольцом.
Сжимает живой рукой… Какой она еще может у него быть, черт возьми?!
Бен тоже вцепляется в его руку. Из-за того, что Энакин разделяет его страх, он возвращается с новой силой. Лучше бы он посмеялся и сказал, что у Бена по случаю кризиса среднего возраста разыгралось воображение.
— Я тебя люблю. Очень сильно, — говорит Энакин и это немного помогает. Любовь служит константой в размывающейся реальности.
— А я тебя, — отвечает ему Бен тихо. — Думаю, я имею право говорить и от лица других версий себя. Утверждаю, они тоже тебя очень любят.
Произнеся это, он замирает на секунду. Игра «правда или ложь» с подсознанием. На этот раз фальши нет.
Энакин вытягивает из-под футболки цепочку, подносит кольцо к губам. Бен проделывает то же самое с кольцом на своей руке, а затем мягко целует пальцы Энакина. Здесь и сейчас — все в порядке, мы вместе — транслируют они каждым своим движением.
Эти действия и эти слова все равно что оберег от бед - бед, которые принадлежат не им.
Легко сказать, не им.
Страх, отчаяние, ненависть… и любовь. Насколько же сильными должны быть эмоции, чтобы даже их отголоски, слабое эхо, различимое только во сне, все равно влияли на их настоящую жизнь.
Страх, отчаяние, любовь. Любовь, переплавленная в ненависть, но не исчезнувшая до конца. И бесконечная тоска по чему-то, что было навсегда утрачено.
«Мы недостаточно сильно ценим то, что имеем», — думает Бен, обнимая Энакина за плечи.
Он знает наперед, что общий сон навестит их снова.
Котенка, если кому это важно, зовут Рей.
Драббл, 800~ слов, повседневно-романтико-ангст, PG-13. Больше мне на память, чем для чего-либо еще.
И мы уйдём, чтобы вновь повториться
Обманчиво-безмятежный вечер.
Они втроем валяются на ковре, наслаждаясь мгновениями ничегонеделания. Он, еще один он и она. У нее рыжеватая шерсть, хорошо сочетающаяся по цвету с бородкой Бена, и столько энтузиазма, что хватило бы на десяток котят. Она скачет от одного человека к другому, слабо хватает их за пальцы, никогда не прикусывая до крови, а затем отбегает и выглядывает из-за кресел, всем своим видом давая понять: «Вы в опасности, на вас идет охота. Я большой и страшный хищник». Бен и Энакин устали смеяться, наблюдая за ее маневрами, но и удержаться тоже не могут, а из-за того, что смеясь, они смотрят друг на друга, приступы веселья затягиваются. Ты еще красивее, когда улыбаешься. — синхронно думают они.
— Знаешь, — говорит Бен, после того, как доблестно выдерживает очередную кошачью атаку, — я вчера видел, как наше котячло играло с твоей цепочкой, пока ты спал.
Увидел, проснувшись от кошмара, и еще долго смотрел на тебя в темноте. Может, стоило проявить эгоистичность и разбудить. Мне было жутко.
— Правда? Как бы не стащила! — Энакин машинально касается цепочки, виднеющейся из-под черной футболки. Простого серебряного кольца, висящего на ней, сейчас не видно, но они оба знают, что оно там, где ему и полагается быть. Рядом с сердцем.
— Вот именно! Следи тщательнее за символом нашей любви.
Насчет собственного символа Бен не беспокоится. Он консервативен и носит кольцо на пальце, так что у котенка нет ни единого шанса отобрать его.
Бен ждет, что Энакин продолжит их разговор в полушутливом тоне, но он вдруг хмурит брови.
— Мне что-то странное вчера снилось.
— Что?
— Как будто про огонь что-то, — неуверенно отвечает Энакин.
Атмосфера в комнате неуловимо меняется. Они по-прежнему наблюдают за резвящимся котенком, но глядят словно сквозь него.
— Про огонь? — переспрашивает Бен. — Ну и ну. Мне тоже.
— Я в том сне почти не мог дышать, — в их доме тепло, а Энакин все равно зябко поводит плечами, — потому что воздух был очень горячий. И, кажется, у меня волосы горели.
Бен придвигается ближе и проводит рукой по его густым темным волосам, которые совершенно точно никогда не были тронуты огнем. Вот она, реальность, что понятно и без проверок, но ему все равно нужно удостовериться лично. Мир иногда кажется зыбким миражом, и это один из тех самых случаев.
— А я в своем сне просто стоял и смотрел на что-то, — говорит Бен. — Или на кого-то. Не помню подробностей. Помню, что чувствовал такое отчаяние, какого никогда в жизни не испытывал (во всяком случае, в этой жизни). Я даже проснулся из-за этого. Хорошо, что тебя не разбудил, пока ворочался.
— Ничего себе. Это все очень странно.
Слабо сказано.
Бен подозревает, что мог бы, сосредоточившись, вспомнить больше, что-то кроме огня и непереносимого чувства отчаяния, однако, его совсем не тянет этим заниматься.
— Да уж. Может быть, это что-то вроде… — неуверенно начинает он. — Не знаю. Воспоминаний из другого мира. Где есть другой я и другой ты тоже. Не смейся.
Энакин выглядит так, как будто еще очень долго не захочет смеяться.
— Не буду. Похоже, дела у них там паршиво идут, не над чем смеяться, — говорит он, видимо, поверив в высказанную гипотезу.
— Может, они еще справятся, — хочет подбодрить его Бен. — И другой я спасет тебя. Если мы там вместе и ты в беде, то я обязательно приду на помощь.
Ложь.
Ему стыдно. За что? — спрашивает он у себя и без труда находит ответ. За фальшь. Она ощущается в каждом слове, придает им издевательский оттенок. Он же только что признался, что стоял и смотрел, не делая ровным счетом ничего. Там, в мире сотканном из огня, уже некому было предлагать спасение.
Энакин сжимает его руку, ту, что с кольцом.
Сжимает живой рукой… Какой она еще может у него быть, черт возьми?!
Бен тоже вцепляется в его руку. Из-за того, что Энакин разделяет его страх, он возвращается с новой силой. Лучше бы он посмеялся и сказал, что у Бена по случаю кризиса среднего возраста разыгралось воображение.
— Я тебя люблю. Очень сильно, — говорит Энакин и это немного помогает. Любовь служит константой в размывающейся реальности.
— А я тебя, — отвечает ему Бен тихо. — Думаю, я имею право говорить и от лица других версий себя. Утверждаю, они тоже тебя очень любят.
Произнеся это, он замирает на секунду. Игра «правда или ложь» с подсознанием. На этот раз фальши нет.
Энакин вытягивает из-под футболки цепочку, подносит кольцо к губам. Бен проделывает то же самое с кольцом на своей руке, а затем мягко целует пальцы Энакина. Здесь и сейчас — все в порядке, мы вместе — транслируют они каждым своим движением.
Эти действия и эти слова все равно что оберег от бед - бед, которые принадлежат не им.
Легко сказать, не им.
Страх, отчаяние, ненависть… и любовь. Насколько же сильными должны быть эмоции, чтобы даже их отголоски, слабое эхо, различимое только во сне, все равно влияли на их настоящую жизнь.
Страх, отчаяние, любовь. Любовь, переплавленная в ненависть, но не исчезнувшая до конца. И бесконечная тоска по чему-то, что было навсегда утрачено.
«Мы недостаточно сильно ценим то, что имеем», — думает Бен, обнимая Энакина за плечи.
Он знает наперед, что общий сон навестит их снова.
@темы: эники-беники, Эстер, «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?»
ты понимаешь.... я не видела ни разу третьего эпизода..... в свое время меня только на полтора хватило..... и когда на след неделе я его посмотрю..... божечки
*смотрит мультсериал "Атака клонов" и скорбно молчит*
и когда на след неделе я его посмотрю..... божечки
ооооо, сочувствую. Возьми что-нибудь покрече перед просмотром, потому что будет БОЛЬНО.
господи, там ещё и сериал есть))))))))))))ооооо, сочувствую. Возьми что-нибудь покрече перед просмотром, потому что будет БОЛЬНО.
спасибо, думаю да, на трезвую голову смотреть - это не жалеть себя))))))))))))) Поору потом в тебя, если выживу))))))))
ШЕСТЬ СЕЗОНОВ. ПО 20 СЕРИЙ.спасибо, думаю да, на трезвую голову смотреть - это не жалеть себя))))))))))))) Поору потом в тебя, если выживу))))))))
Да, поори, буду только рад. Лил со мной пресиквелы пересматривать не хочет, приходится страдать одному xD