за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Четыре истории под одной обложкой это, конечно, здорово, боли додают всем и сразу.
обиквайОби-Ван сделал паузу и с тоской посмотрел на дворик кантины.
- А может, сначала поедим? - он усмехнулся. - Я все ещё вспоминаю тот пирог.
Куай-Гон рассмеялся. Вот тот падаван, которого он знал. Тот же мальчишка. Теперь они могли
начать всё сначала…
Оби-Ван ещё не знал, что в тот день джедайский крейсер забрал его с Набу, как выяснилось,
на последнее задание с Куай-Гоном. И все же оба понимали, что совсем скоро Куай-Гон будет рекомендовать его для испытаний. Оби-Ван знал, что готов к испытаниям, но ещё не был готов расстаться со своим Учителем. Он хотел быть независимым, но ему не хотелось терять такого замечательного покровителя, как Куай-Гон. Его держало не осознание этого факта, а
преданность. Дружба. Любовь. Они разговаривали во время этого перелета больше, чем когда-либо прежде.
Время от времени тень печали пробегала по лицу Куай-Гона, и Оби-Ван знал, что он вспоминал Тал, которую очень любил. Taл была убита во время задания на Новом Апсолоне, несмотря на все их усилия найти и спасти её. Пилот переключил освещение в ночной режим, но Куай-Гон и Оби-Ван не двигались. Они продолжали сидеть в креслах, не желая идти спать. Им было хорошо даже молчать друг с другом, как и всегда. В тёмной тишине, Оби-Ван задал вопрос, который обдумывал вот уже много месяцев:
- Учитель, вы можете сказать, чего мне не хватает? Над чем мне ещё нужно работать?
Он не мог ясно видеть лицо Куай-Гона.
- Ты имеешь в виду свои недостатки, падаван?
- Да. Вы сказали мне, что я слишком много волнуюсь, и я попытался это исправить.
- А-а, ты имеешь в виду, что теперь слишком много волнуешься о том, что волнуешься? - в голосе Куай-Гона звучала насмешка. Он дразнил Оби-Вана.
- Еще я иногда слишком строг с живыми существами и знаю об этом. Иногда я слишком самоуверен.
- Это верно, Оби-Ван, но это не недостаток, - ответил Куай-Гон уже серьёзно. - Я видел, как ты работал. Я вижу то, чего ты можешь достигнуть.
- Тогда каков мой недостаток? - спросил Оби-Ван.
Куай-Гон молчал так долго, что Оби-Ван подумал, что учитель уснул. Потом его голос послышался из темноты, мягкий и глубокий:
- Ты будешь великим рыцарем-джедаем, Оби-Ван Кеноби. Я слышу это в каждом твоем вздохе, в каждом ударе твоего сердца. Я буду гордиться тем, что был твоим Учителем. Если у тебя и есть недостаток, так это твоя слишком сильная привязанность ко мне.
обикинОби-Ван так и не понял смысл слов Куай-Гона. Он хотел переспросить его после окончания
той миссии. Оби-Ван всё время ломал голову над этими словами: забывал их, вспоминал снова, отгонял прочь только для того, чтобы они вновь появились в его мыслях.
И теперь они преследовали его постоянно.
Началась Война Клонов. Галактика трещала по швам, и Республика была готова расколоться на
части. Оказалось, что бывший джедай, граф Дуку, возглавил армии Сепаратистов. Много джедаев отдали свои жизни на Геонозисе шестью месяцами ранее. Отголоски той трагедии до сих пор звучали в Храме, заставляя каждого волноваться о своих товарищах. Видения джедаев стали туманными и нечеткими из-за горя, которое оно испытывали. Они сознавали это, но видения все еще не обрели прежней ясности. Над Храмом джедаев как будто был опущен темный занавес.
И что-то изменилось в Энакине Скайуокере, что-то очень тревожащее Оби-Вана. И теперь эта
тревога не давала ему покоя: не из-за любви ли к Куай-Гону он стал сквозь пальцы смотреть
на ошибки Энакина?
Беспокойство за Энакина, тупой ужас, будивший его временами по ночам, теперь уже подкреплялся другим страхом: сознанием того, что уже поздно что-либо менять.
Его учитель не мог предвидеть всего, что будет. Однако он верно указал на самое уязвимое место Оби-Вана. Оби-Ван открыл своё сердце Энакину из-за уверенности Куай-Гона в том, что Энакин избранный. Не слишком ли много он на себя взял? Не пропустил ли он того, что не следовало пропускать?
"Любовь никогда не ослепляла Куай-Гона. Но она ослепила меня".
Теперь между ним и Энакином лежала слишком глубокая пропасть - и это в то самое время, когда ему нужно быть к падавану ближе, чем когда-либо. Чувства подсказывали Оби-Вану, что Энакин сильно изменился со времени сражения на Геонозисе. Он знал, что Энакин побывал на Татуине. Он знал, что мать Энакина мертва. Он знал, что между Энакином и несравненным сенатором Падме Амидалой возникла запретная связь.
Он ощущал, что некоторые изменения были к лучшему, некоторые нет. Как будто Энакин стал более твёрд. И более скрытен. Одно Оби-Ван видел ясно: Энакин больше не ребёнок, он стал мужчиной.
Какими бы ни были эти изменения, они не принесли Энакину утешения. Оби-Ван чувствовал беспокойство своего падавана, его нетерпение. Он видел, что Энакин больше не чувствовал прежнего умиротворения, оставаясь в Храме. Он всегда желал быть в движении, находиться где-то далеко отсюда.
Оби-Ван стоял в дверях Комнаты Карт Храма и наблюдал за Энакином. Эта комната была местом, куда Энакин приходил, когда в его мыслях не было порядка. По какой-то причине его падаван успокаивался, когда перед ним возникали десятки голограмм вращающихся планет, а разные голоса произносили детальные их описания: география, язык, правительство, обычаи. Из хаоса голосов Энакин выделял один голос, потом другой, потом ещё, пока не начинал слышать отчетливо каждый голос среди общего гомона.
Оби-Ван видел, что Энакин очень уж пристрастился к этой игре. Голограммы кружились вокруг его головы как рой сердитых насекомых. Для Оби-Вана голоса сливались, путались. Он не мог себе представить, что кто-то находит во всём этом покой. Пока он смотрел, Энакин поднял палец и добавил ещё одну планету в общий хоровод.
- Энакин.
Энакин не обернулся, как сделало бы большинство существ. Вместо этого он поднял руку. Одна за другой голограммы планет исчезли, голоса стихали, пока не замолчал последний - Оби-Ван отметил, что рассказывал он о драгоценных металлах на Набу. Энакин встал и
повернулся. Оби-Ван видел, что Энакин никак не привыкнет к своей новой искусственной руке.
Он неловко прижимал эту руку ближе к телу. Это разрывало Оби-Вану сердце.
обиквайОби-Ван сделал паузу и с тоской посмотрел на дворик кантины.
- А может, сначала поедим? - он усмехнулся. - Я все ещё вспоминаю тот пирог.
Куай-Гон рассмеялся. Вот тот падаван, которого он знал. Тот же мальчишка. Теперь они могли
начать всё сначала…
Оби-Ван ещё не знал, что в тот день джедайский крейсер забрал его с Набу, как выяснилось,
на последнее задание с Куай-Гоном. И все же оба понимали, что совсем скоро Куай-Гон будет рекомендовать его для испытаний. Оби-Ван знал, что готов к испытаниям, но ещё не был готов расстаться со своим Учителем. Он хотел быть независимым, но ему не хотелось терять такого замечательного покровителя, как Куай-Гон. Его держало не осознание этого факта, а
преданность. Дружба. Любовь. Они разговаривали во время этого перелета больше, чем когда-либо прежде.
Время от времени тень печали пробегала по лицу Куай-Гона, и Оби-Ван знал, что он вспоминал Тал, которую очень любил. Taл была убита во время задания на Новом Апсолоне, несмотря на все их усилия найти и спасти её. Пилот переключил освещение в ночной режим, но Куай-Гон и Оби-Ван не двигались. Они продолжали сидеть в креслах, не желая идти спать. Им было хорошо даже молчать друг с другом, как и всегда. В тёмной тишине, Оби-Ван задал вопрос, который обдумывал вот уже много месяцев:
- Учитель, вы можете сказать, чего мне не хватает? Над чем мне ещё нужно работать?
Он не мог ясно видеть лицо Куай-Гона.
- Ты имеешь в виду свои недостатки, падаван?
- Да. Вы сказали мне, что я слишком много волнуюсь, и я попытался это исправить.
- А-а, ты имеешь в виду, что теперь слишком много волнуешься о том, что волнуешься? - в голосе Куай-Гона звучала насмешка. Он дразнил Оби-Вана.
- Еще я иногда слишком строг с живыми существами и знаю об этом. Иногда я слишком самоуверен.
- Это верно, Оби-Ван, но это не недостаток, - ответил Куай-Гон уже серьёзно. - Я видел, как ты работал. Я вижу то, чего ты можешь достигнуть.
- Тогда каков мой недостаток? - спросил Оби-Ван.
Куай-Гон молчал так долго, что Оби-Ван подумал, что учитель уснул. Потом его голос послышался из темноты, мягкий и глубокий:
- Ты будешь великим рыцарем-джедаем, Оби-Ван Кеноби. Я слышу это в каждом твоем вздохе, в каждом ударе твоего сердца. Я буду гордиться тем, что был твоим Учителем. Если у тебя и есть недостаток, так это твоя слишком сильная привязанность ко мне.
обикинОби-Ван так и не понял смысл слов Куай-Гона. Он хотел переспросить его после окончания
той миссии. Оби-Ван всё время ломал голову над этими словами: забывал их, вспоминал снова, отгонял прочь только для того, чтобы они вновь появились в его мыслях.
И теперь они преследовали его постоянно.
Началась Война Клонов. Галактика трещала по швам, и Республика была готова расколоться на
части. Оказалось, что бывший джедай, граф Дуку, возглавил армии Сепаратистов. Много джедаев отдали свои жизни на Геонозисе шестью месяцами ранее. Отголоски той трагедии до сих пор звучали в Храме, заставляя каждого волноваться о своих товарищах. Видения джедаев стали туманными и нечеткими из-за горя, которое оно испытывали. Они сознавали это, но видения все еще не обрели прежней ясности. Над Храмом джедаев как будто был опущен темный занавес.
И что-то изменилось в Энакине Скайуокере, что-то очень тревожащее Оби-Вана. И теперь эта
тревога не давала ему покоя: не из-за любви ли к Куай-Гону он стал сквозь пальцы смотреть
на ошибки Энакина?
Беспокойство за Энакина, тупой ужас, будивший его временами по ночам, теперь уже подкреплялся другим страхом: сознанием того, что уже поздно что-либо менять.
Его учитель не мог предвидеть всего, что будет. Однако он верно указал на самое уязвимое место Оби-Вана. Оби-Ван открыл своё сердце Энакину из-за уверенности Куай-Гона в том, что Энакин избранный. Не слишком ли много он на себя взял? Не пропустил ли он того, что не следовало пропускать?
"Любовь никогда не ослепляла Куай-Гона. Но она ослепила меня".
Теперь между ним и Энакином лежала слишком глубокая пропасть - и это в то самое время, когда ему нужно быть к падавану ближе, чем когда-либо. Чувства подсказывали Оби-Вану, что Энакин сильно изменился со времени сражения на Геонозисе. Он знал, что Энакин побывал на Татуине. Он знал, что мать Энакина мертва. Он знал, что между Энакином и несравненным сенатором Падме Амидалой возникла запретная связь.
Он ощущал, что некоторые изменения были к лучшему, некоторые нет. Как будто Энакин стал более твёрд. И более скрытен. Одно Оби-Ван видел ясно: Энакин больше не ребёнок, он стал мужчиной.
Какими бы ни были эти изменения, они не принесли Энакину утешения. Оби-Ван чувствовал беспокойство своего падавана, его нетерпение. Он видел, что Энакин больше не чувствовал прежнего умиротворения, оставаясь в Храме. Он всегда желал быть в движении, находиться где-то далеко отсюда.
Оби-Ван стоял в дверях Комнаты Карт Храма и наблюдал за Энакином. Эта комната была местом, куда Энакин приходил, когда в его мыслях не было порядка. По какой-то причине его падаван успокаивался, когда перед ним возникали десятки голограмм вращающихся планет, а разные голоса произносили детальные их описания: география, язык, правительство, обычаи. Из хаоса голосов Энакин выделял один голос, потом другой, потом ещё, пока не начинал слышать отчетливо каждый голос среди общего гомона.
Оби-Ван видел, что Энакин очень уж пристрастился к этой игре. Голограммы кружились вокруг его головы как рой сердитых насекомых. Для Оби-Вана голоса сливались, путались. Он не мог себе представить, что кто-то находит во всём этом покой. Пока он смотрел, Энакин поднял палец и добавил ещё одну планету в общий хоровод.
- Энакин.
Энакин не обернулся, как сделало бы большинство существ. Вместо этого он поднял руку. Одна за другой голограммы планет исчезли, голоса стихали, пока не замолчал последний - Оби-Ван отметил, что рассказывал он о драгоценных металлах на Набу. Энакин встал и
повернулся. Оби-Ван видел, что Энакин никак не привыкнет к своей новой искусственной руке.
Он неловко прижимал эту руку ближе к телу. Это разрывало Оби-Вану сердце.