[мистер Уайт]

Посовещавшись с редактором, мы решили, что теперь я буду постить новые главы в "сыром" виде, а до ума все доведем уже потом, постепенно и без спешки.
Думаю, так будет лучше, в первый раз книгу стоит прочитать побыстрее, пока нас тут всех прет
Так что следующие несколько частей получите оч быстро. Сегодня держите 13-тую.

UPD. Отредачено.

Tweak: Growing Up on Methamphetamines

День пятьдесят шестой

День пятьдесят шестой

Спенсер одолжил мне денег и теперь ожидает, что я помогу ему с офисным переездом. Это раздражает. Однако отказать ему я не могу. Я составил резюме и разослал его в местные кофейни и другие подобные заведения, но никто особо не заинтересовался. Я и составляю-то их наверняка неправильно. Никогда не умел производить впечатление профессионала. К тому же, трудно объяснить большие перерывы между работами.

Помимо дорожного велосипеда, у меня есть еще один, старая развалюха, который раньше принадлежал маме. Я езжу на нем по округе, хотя все еще ужасно слаб. Мне трудно смотреть людям в глаза. Чувствую себя так, словно вся моя жизнь для них как на ладони, и им достаточно один раз на меня посмотреть, чтобы понять, что со мной творится.

Спенсер заезжает за мной около часа дня. Уже почти май, на улице очень жарко. Пока я проделываю путь из квартиры до его машины, футболка уже прилипает к спине от пота, а длинные волосы успевают растрепаться и спутаться.

Мы едем на восток, в Таузанд-Окс, где находится небольшая киностудия, принадлежащая Спенсеру. Он закрывает ее, намереваясь сосредоточиться исключительно на своих ужастиках. Я задаю ему массу вопросов про реабилитацию и "12 шагов", стараясь слушать как можно внимательнее. Мы сходимся во мнении, что мне надо позвонить отцу и мачехе — просто чтобы они знали, что я в безопасности. Я нервничаю из-за предстоящего звонка. Мне стыдно, но помимо этого я еще и злюсь. Я ведь сам могу решать, как мне распоряжаться своей жизнью, разве нет?

Это я и говорю Спенсеру.

— Получается, ты думаешь, что можешь просто покончить с собой, а никому не должно быть до этого дела? — интересуется он. — По-твоему, твои поступки никак влияют на других людей, особенно на тех, кто тебя любит?

— Нет, я понимаю, что это бы на них повлияло. Я просто...

Я смотрю на стены каньона, на высохшую землю, из трещин в которой прорастают колючие кустарники со спутанными ершистыми побегами, на кактусы. Морской воздух сменяется жарким, душным ветром пустыни, когда мы взбираемся на Санта Моника Маунтинс и двигаемся в сторону долины по Кенен-Дьюм-роуд.

— Ты просто хочешь иметь возможность творить, что вздумается и когда вздумается. Вот и все. — Спенсер улыбается. — Если собираешься убить себя, тогда можешь просто прыгнуть в эти кусты и кататься там, пока не нацепляешь кучу мелких порезов по всему телу и не истечешь кровью. Отвечаю, это будет куда интереснее, чем если ты снова возьмешься за старое. И тогда никому из нас не придется волноваться, что ты можешь вломиться в дом, угнать машину или кого-нибудь сбить на дороге.

Я киваю.

— Нет, я понимаю...

— В смысле, понимаешь? Что именно?

— Что браться за старое мне не стоит.

— Определенно не стоит. Ты уже получил максимум возможного удовольствия от мета, героина и чего там еще. Теперь, если будешь употреблять, будет только хуже. Но есть и другой путь. Я ведь тоже через это проходил, приятель. Был точно таким же, как ты. Но теперь я люблю свою жизнь, брат. Просто обожаю.

Он усмехается, обнажая крупные зубы, и ускоряется на повороте, петляя по горной тропе. Похоже, он правда верит в то, что говорит.

— Но как же мне этого добиться? — спрашиваю я. — Как мне начать любить свою жизнь?

— Посвяти всего себя программе. Делай то же, что и я: ходи на собрания, работай над "шагами", помогай другим алкоголикам и наркоманам, чтобы не было времени думать только о себе.

— Но я все это уже пробовал.

— Да ты что?

— Вроде бы.

Он улыбается, и я вижу свое отражение в его солнцезащитных очках.

— Разве ты работал над "шагами"? Разве был готов посвятить этому всю свою жизнь?

— Типа того.

— А надо без "типа".

Отпиваю кофе, который купил мне Спенсер.

В студии мы пакуем все вещи в коробки. В основном это удлинители и всякая электроника: компьютеры, камеры, все такое. Еще есть пара больших столов и шкафов. Я устал и задолбался, но все равно рад, что есть возможность хоть чем-то заняться. К тому же, Спенсер для меня уже так много сделал. Наверное, я вроде как пытаюсь вернуть ему долг.

Когда мы приезжаем к нему, его жена, Мишель, готовит для нас всех обед. У них есть маленькая дочка по имени Люси. Ей четыре года, у нее короткие черные волосы и большие зеленые глаза. Еще у нее круглое личико, и она прячется от меня, когда я сажусь за стол. Мы едим пасту и салат. Мишель не особо со мной разговаривает, но все равно добра ко мне. Не задает много вопросов. Просто оставляет меня в покое. В основном они со Спенсером обсуждают бизнес и говорят про дела в садике, а Люси продолжает от меня прятаться. Знаете, это так странно — находиться рядом с ней. Это напоминает мне о времени, проведенном вместе с Джаспером и Дейзи. Подростком я очень хотел о них заботиться, помогать, учить всякому. Время от времени между нами устанавливалась очень тесная связь. Я помню, как в старших классах возвращался домой и забивал на домашку, потому что хотел просто проводить время с ними. Я любил присматривать за ними по вечерам или гулять с ними по саду. Возможно, в каком-то смысле я скучал по собственному детству, и так мне казалось, что вместе с ними я проживаю его еще раз. Или же, что куда важнее, я хотел дать им то детство, которого у меня в свое время не было.

Не то чтобы мое детство прошло ужасно, ничего подобного. Просто я рано повзрослел.

Помню, как ходил с отцом в кино на "Жестокую игру", когда мне было лет девять. Это история про британского солдата, который влюбляется в транссексуала. Папа вообще меня всюду с собой брал. На концерты, на вечеринки, куда угодно. Где все напивались и ловили кайф. Я воображал, что тоже уже взрослый, и это было очень волнующе, но из-за этого я пропустил период детских невинных игр и много чего еще, что бывает в жизни у большинства детей.

А еще было очень странно наблюдать за тем, как папа встречается с разными женщинами.

Помнится, однажды я проснулся утром и как обычно побежал в комнату к папе. Я забрался под одеяло, поближе к нему, но его привычный запах был испорчен другим — смесью из парфюма, пота и неизвестно чего еще. Возле меня кто-то захихикал. Рядом с нами в постели лежала обнаженная женщина.

Тогда был конец восьмидесятых, по Сан-Франциско как раз распространялась эпидемия СПИДа. Я боялся, что папа может заразиться, потому что знал, что он занимается сексом. С помощью презерватива и морковки он показал мне, как предохраняется. В тот день я пошел в школу (а учился я тогда в первом классе) и во время "покажи и расскажи" поделился приобретенными знаниями с другими учениками. А учитель отправил меня к директору. Отец любил пересказывать эту историю своим друзьям, как будто это было что-то ужасно забавное.

Вдобавок ко всему, моя мама переехала в Л.А., когда мне было всего пять, и я навещал ее только по праздникам и на летних каникулах. Когда я приезжал к ней, мама все время была занята на работе, в редакции журнала, а вот отчим сидел дома после того, как потерял должность ТВ-продюсера. Большую часть дня он был занят и что-то писал, а я в это время смотрел всякие телепередачи и фильмы. Иногда мы вместе выбирались по делам или играли в бейсбол, баскетбол или футбол. Он всегда пытался поучать меня. Не просто давал советы во время игры, так, чтобы мы оба получали удовольствие от происходящего. Нет, он постоянно критиковал меня, указывал, как мне надо стоять, что сделать, чтобы ударить посильнее, и так далее.

Тодд рассказывал мне разные истории о своем детстве, юности и обо всем крутом, что совершил. Например, однажды он забросил в корзину решающий мяч аккурат перед финальным звонком. А в другой раз он убедил двух лесбиянок заняться с ним сексом, заявив, что у него есть целый пакет кокаина, хотя на самом деле это был всего лишь чистящий порошок.

Вообще он рассказывал мне кучу историй о женщинах, которых трахал. Я сидел рядом с ним в его серебристом бьюике и глядел в окно, стараясь не встречаться с ним взглядом. Помню, как разглядывал его руки, глядел на мощные пальцы с кровоточащими ранками. Ссадины у него были на каждом пальце. Он жевал жвачку Никоретте, а зубы у него уже тогда были желтоватые и обесцвеченные. Изо рта у него воняло. Думаю, он пугал меня до чертиков.

Когда родились Джаспер и Дейзи, я в некотором роде впал в детство, но в то же время старался оберегать их. Я хотел воспитать их иначе, чем воспитывали меня. Но, разумеется, когда я пристрастился к наркотикам, все пошло прахом. Я чувствую комок в горле, когда думаю о том, что сам разрушил отношения с Джаспером и Дейзи.

Я смотрю на Люси, и у меня сразу появляется смутное желание стать частью ее жизни.

— Люси, — говорит Мишель, пытаясь звучать... строго? — Ты должна съесть макароны, иначе останешься без десерта. Я не шучу.

— Ну мааааам, — хнычет она своим тоненьким высоким голосом.

— Макароны вкусные, — говорю я.

Девочка умолкает и просто смотрит, смотрит, смотрит на меня.

— Правда... Я это к тому, что они могут тебе понравиться.

Она трясет головой. Глаза у неё в этот момент огромные, как плошки. Возможно, она собирается разреветься, я не уверен.

— Ладно, тогда давай я съем.

Я наклоняюсь к ее тарелке и утаскиваю оттуда немного макарон.

— Мммммм, — тяну я. — Ничего вкуснее в жизни не пробовал. Сейчас сам все съем, а тебе ничего не достанется.

— Маааааам! — восклицает Люси. — Это же мое!

— Ох, ну так и быть. Держи... — я отдаю ей тарелку, она хватает ее и тут же принимается за еду.

— Спасибо, — благодарит Мишель.

— Пустяки. У меня есть маленькие брат и сестра, а еще двоюродных полным-полно.

— Если что, мы постоянно ищем для нее нянь.

— Ага, — подтверждает Спенсер. — Но только таких, которые умеют в завязке оставаться.

Он шутливо отвешивает мне легкий подзатыльник, и я утыкаюсь взглядом в свою тарелку.

— Спенсер, веди себя прилично, — говорит Мишель, целуя его в щеку. — Вообще кто нам действительно нужен, так это секретарь, который работал бы в моем салоне несколько дней в неделю. Как думаешь, ты мог бы этим заняться?

— Да, — отвечаю я, воспрянув духом. — Мне нужна работа.

— Это уж точно, — произносит Спенсер.

— Мне стоит обсудить это с партнером по бизнесу, но вообще такой вариант бы нас всех устроил.

— Ага. Только... вы не думайте, что обязаны меня нанимать, ничего подобного.

— Я так и не думаю. Позвони в салон завтра.

Люси болтает со мной, пока я убираю тарелки со стола. Говорит, сколько ей лет, что ей нравятся лошади, всякое такое. Я еще немного дурачусь с ней, шучу и изображаю смешные голоса. Мишель продолжает повторять, что я не обязан мыть посуду, но я все равно мою.

Спенсер везет меня домой.

— Все, что у меня в жизни есть, — говорит он, проезжая на желтый свет по бульвару Линкольн, — все, что у меня есть, появилось благодаря "12 шагам". Жена, дочка, карьера, дом — абсолютно все. До тех пор, пока для меня на первом месте стоит процесс реабилитации, я в выигрыше. Даже если происходит что-то плохое, я всегда держусь за советы из программы, и в конечном итоге все складывается к лучшему.

— Разве это не просто какая-то банальная хренота из "Полианны"?

— Мой опыт говорит об обратном. Это как в притче про отца, чей сын сломал ногу. Жители деревни наперебой говорили: "Твой сын сломал ногу, вот не повезло". Но отец отвечал: "Может, не повезло, а может, и наоборот, как знать?". Вскоре началась война, и все юноши деревни отправились на фронт. Случилась ужасная битва, и почти все погибли — за исключением сына того человека, ведь со сломанной ногой он не мог идти в бой. И жители деревни начали говорить: "Вот же повезло тебе, сын не смог сражаться и остался в живых". А отец опять отвечал: "Может, повезло, а может, и нет, как знать?"

Спенсер явно вознамеривается привести еще несколько примеров.

— Да, да, — перебиваю я, — я понял уже.

— Я просто хочу сказать, — продолжает он, — что сейчас твой срыв кажется ужасным событием, но когда-нибудь потом ты можешь оглянуться назад и осознать, что так было нужно. Под Господним небом случайностей не бывает.

— Супер, вот только я не верю в Бога.

— Как же тогда, по-твоему, ты сюда добрался? Что тебя вытащило из Сан-Франциско?

С этими словами он уезжает.

Я поднимаюсь наверх и пытаюсь заснуть, но в итоге засиживаюсь допоздна за фильмом, который взял напрокат.

Утром я проезжаю на велосипеде до Ранчо Палос Вердес. Может, все еще пытаюсь найти ответ на его вопрос.

@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», шаламэ мое шаламэ, никки сын метамфетамина

Comments

[Panda13]

Зачла сразу две )
Вот не понять мне, конечно, как же можно было сорваться, прекрасно зная перспективы, пережив их уже не раз, и все равно снова макнуться туда? И видно же, что ему не совсем наплевать на себя, что хочется быть и здоровым, и красивым, и семью...
кстати, у Ника же нет детей?

[мистер Уайт]

Panda13, нет, у них только собаки) И думаю, что это мудрое решение, учитывая, его прошлое и наследственность. Неизвестно что бы могло вырасти.

Вот не понять мне, конечно, как же можно было сорваться, прекрасно зная перспективы, пережив их уже не раз, и все равно снова макнуться туда?

а вот про это в следующей части немного будет) Он говорит, что со временем ужасы быстро забываются, а вот по кайфу и наркотическим приключениям начинаешь скучать. Своеобразная форма амнезии.

[Альфреда Малина]

мистер Уайт, спасибо

[мистер Уайт]

Alfimalina,

[Panda13]

мистер Уайт, с одной стороны, да, страшновато. А с другой - жаль. Думаю, из него как раз получился бы хороший отец.
Как такое можно забыть и помнить лишь кайф? Нипанимаю...

[мистер Уайт]

Panda13,

с одной стороны, да, страшновато. А с другой - жаль. Думаю, из него как раз получился бы хороший отец.

ну да, детей он явно любит х) Может, еще заведут или из приюта возьмут, кто знает.

Как такое можно забыть и помнить лишь кайф? Нипанимаю...

я тоже не до конца понимаю, но видимо это по той же схеме как в авбьюзивных отношениях. Кажется, что все не так уж плохо, даже если бьют и издеваются, то все равно же любят. А тут даже если все тело болит и портишь отношения с окружающими, зато же кайф и "приключения" :/

[Panda13]

мистер Уайт, в абьюзивных отношениях, знаю по опыту, плохое накапливается. И после того, как достигнут предел, наоборот, уже не помнишь, что были и просветы, когда "все равно же любят". Тут, наверное, Ник пока еще не достиг своего предела. Очень глубокая у него нора все-таки. Долго до дна добирается.

[мистер Уайт]

Panda13, да, видимо так :/ с самим собой бороться труднее всего.