за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Так, чтобы у нас не было долгих пауз, держите пока 12 часть приключений Никки без редактуры) (и готовьтесь к довольно длинному периоду "Никки без наркотиков").
UPD. Теперь отредактировано.
Tweak: Growing Up on Methamphetamines
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
День тридцать второйДень тридцать второй
Процесс детоксикации я переживаю, лежа на полу в квартире. Спенсер считает, что в больницу меня отправлять не нужно. По его мнению, я, ну, типа как должен положиться на Высшие Силы, которые помогут мне через все это пройти. Я совсем ослаб, весь дрожу, страдаю от тошноты и не могу нормально спать. Пытаюсь смотреть фильмы, взятые напрокат, но никак не получается сосредоточиться на сюжете. Все, что я могу делать, это валяться в постели, дрожать, пялиться в потолок и удерживаться от попыток содрать с себя всю кожу. Такой ужасной ломки у меня еще никогда не было.
Я совсем один. Никаких лекарств, ничего, что могло бы облегчить страдания. Спенсер и программа "двенадцать шагов" — вот все, что у меня осталось. Я знаю, что должен поддерживать связь со Спенсером. Должен его во всем слушаться. Это мой единственный шанс. Если Спенсер говорит, что Бог поможет мне пережить детоксикацию, значит, надо ему поверить. Я в полном отчаянии. Из-за всего, что недавно произошло, меня переполняют стыд и страх. Спенсер — единственный на всем белом свете, кому я могу доверять. Я уже пробовал обходиться без него и без программы реабилитации — ничего не вышло. Я все еще не могу толком поверить в Бога, но слишком измучен, чтобы сопротивляться. Именно эта тема и была моим камнем преткновения в программе "12 шагов". Там вечно рассуждали о Боге и Высших Силах. У меня никак не получалось продвинуться дальше третьего шага: "Мы приняли решение препоручить нашу волю и наши жизни заботам Бога, как мы его понимали." Это смахивало на какую-то религиозную секту. Но теперь я просто не в состоянии критиковать данный тезис. Я должен ходить на собрания. Должен работать над "шагами" под руководством Спенсера.
Во всех реабилитационных клиниках где мне довелось побывать, твердили, что я смогу вести трезвую жизнь, только если буду активным участником программы "12 шагов". Придется убедить себя, что так оно и есть.
Все еще будучи в процессе детоксикации, я посещаю вместе со Спенсером несколько собраний, но не в состоянии сосредоточиться на происходящем и не могу ничего услышать. Чувствую себя так, словно кто-то прошелся внутри моей головы с пылесосом и высосал весь мозг. Удалил любые признаки волнения или радости, оставив меня наедине с всепоглощающим чувством безнадежности. Окружающий мир кажется тусклым, унылым, угнетающим.
А сам я так ослаб и поблек. Я разглядываю в зеркале свои впалые щеки и огрубевшую кожу - шелушащуюся, серую, почти как у рептилий.
Ноги жилистые, покрытые синяками.
Я лежу, уставившись в потолок. Лежу так примерно до двух часов дня, пока не начинает звонить телефон. На экране высвечивается номер Спенсера.
— Алло...
— Как дела, братишка?
Голос у него раздражающе жизнерадостный.
— Чувак, я умираю.
— Вон как. Знаешь, а сегодня такая отличная погода.
— Разве?
У меня в квартире все шторы на окнах задернуты, тут темно и пусто.
— Ага. Как насчет прокатиться на великах?
— Ты серьезно?
— Да, чувак. Я теряю форму, так что пора нам снова начинать кататься.
— Да я еле хожу.
Он смеется.
— Брось, чувак, будем ехать медленно.
— Слушай, я правда не знаю, ну...
— Ник, я уже еду к тебе.
— Что?
— Ты все верно услышал. Буду через двадцать минут.
— Эм... Ладно.
— Встретимся снизу.
Я вешаю трубку, поднимаюсь с кровати и тут же ощущаю сильное головокружение. Как будто сейчас в обморок грохнусь. Выругавшись, я бреду к комоду. В нижнем ящике валяется старая одежда, припасенная для поездок на велосипеде. Я бросил эту одежду там в полной уверенности, что больше она мне не понадобится. Когда я ночевал в машине возле Пресидио, то видел, как проезжают по лесной дороге группки велосипедистов. В те моменты сложновато было поверить, что я тоже занимался подобным, даже участвовал в спринтах, проводя по пять-шесть часов верхом на велосипеде. Я глядел на велосипедистов и убеждал себя, что гораздо счастливее здесь, в машине, под кайфом. Да вот только я имел некоторое представление о том, насколько хорошую жизнь обеспечивает участие в программе "12 шагов". Помнил, как ехал на велосипеде вместе со Спенсером через Марина, пока солнце восходило над голливудскими холмами. Помнил, как он говорил мне, насколько сильно любит свою жизнь, и в тот момент сам был с ним вполне солидарен.
Я просто не умею сражаться с трудностями, сохраняя при этом веру в лучшее. Но может быть, однажды, при поддержке Спенсера, я тоже заполучу ее — эту прекрасную жизнь. Путь, похоже, предстоит долгий, но что еще мне остается делать?
Я снимаю одежду. Пахнет от меня ужасно.
Надеваю велосипедные шорты и футболку.
Чувствую себя голым, словно меня на всеобщее обозрение выставили. Стесняюсь своего бледного отощавшего тела. Все мышцы сдулись, и поэтому я стараюсь не смотреться в зеркало, прислоненное к стене. Мой "Raleigh" стоит в углу. Это дорожный велосипед стоимостью в пятьсот баксов, я самостоятельно скопил деньги и приобрел его. Первое дело, которое у меня получилось довести до конца.
Я немного подкачиваю шины, потея и задыхаясь от напряжения. Эта затея точно добром не кончится.
Но я все равно надеваю какие-то носки и велосипедную обувь, а также наполняю водой пластиковую бутылку. Спенсер звонит с улицы, и я спускаюсь к нему. Он сидит за рулем "Шевроле Блейзер" своей жены, но уже в полном велосипедном облачении.
— Хорошо выглядишь, — говорит он.
— Ага, конечно.
Выглянуло солнце, небо голубое и безоблачное, идеальное.
— Здесь так тепло.
— Это точно. — Соглашается он.
Я сажусь на велосипед и начинаю крутить педали, двигаясь вверх по улице. Все тело напрягается, мышцы болят, мне плохеет. Я собираюсь сказать Спенсеру, что дальше не смогу, но тут он догоняет меня на своем велике и улыбается, так что я решаю продержаться еще немного.
Все это кажется таким чуждым: рулить, чувствовать сидение велосипеда, крутить педали, приподниматься в седле. Чуждым — и в то же время знакомые.
— Боже, — произношу я шепотом. — Если ты есть, то мне нужна твоя помощь. Пожалуйста. Я знаю, что это ты вернул меня в Л. А. и помог очиститься от наркотиков. А теперь помоги проехать на этом велосипеде еще чуть-чуть.
Мы ускоряемся, и ветер обдувает мое потное тело, а Спенсер спрашивает:
— Как ощущения?
А я начинаю плакать. Я закрываю глаза, слезы ползут по щекам, а я сижу, выпрямившись, отпустив руль, и просто медленно дрейфую вот так вниз по Калифорния-стрит, прямиком к невозмутимому, мерно пульсирующему океану.
— Я уже и забыл, как это, — выдавливаю я.
— Нет, не забыл, иначе не вернулся бы.
— Уже слишком поздно? Я не смогу стать прежним?
— Ты еще и превзойдешь прежнего себя.
— Но...
— Слушай, давай составим список.
— Что?
— Список.
Мы поворачиваем налево, к скалам Санта Моники, где пальмы гнутся вперед из-за сильных порывов ветров, несущихся с берега. Дорога здесь разбитая, и я торможу, чтобы не наехать на крышку канализационного люка. Дышать трудно.
— Ты пока просто обмозгуй, — продолжает Спенсер. — Я в тебя верю. Мы составим список, где перечислим все, чего ты хочешь от жизни, окей? Ничего особо серьезного, просто продумаем перечень вещей, которых тебе не хватает для счастья. Перенеси их на бумагу, запиши. Ровно через год, начиная с сегодняшнего дня, всего через год, если ты будешь следовать, по мере возможностей, заветам программы, то получишь все, что хочешь, и даже больше. Твоя жизнь необъяснимым образом изменится. Воспринимай это как эксперимент. Дай себе срок и посмотри, что из этого выйдет.
— Но, — возражаю я, — у меня уже был год.
— А ты в этот раз действительно приложи все свои усилия. Ты должен вцепиться в возможность следовать духовным принципам программы, как говорится, с тем же энтузиазмом, с каким утопающий хватается за спасательный круг. У тебя просто нет другого выбора, приятель.
— Я знаю. Знаю, что нет.
— Тогда что тебе терять?
— Похоже, что нечего.
— Похоже?
— Точно нечего.
Мы катим вниз по велосипедной дорожке, и я разглядываю бегунов, роллеров и велосипедистов, занимающихся своими делами. Мужчины и женщины прогуливаются с собаками или держа друг друга за руки. Компания мальчишек играет на самодельных барабанах, сидя на жестком песке.
— Итак, чего ты хочешь?
— Эм... Даже не знаю.
— Ну же, подумай.
— Ладно, ладно. Хочу снова стать здоровым. Чтобы я мог ездить на велике так же, как раньше.
— А как насчет машины?
— Да, машина бы не помешала.
— И работа?
— Конечно, мне бы хотелось стать успешным писателем.
— Что еще?
— Отношения. Хочу нормальных отношений.
— Правильно.
— Хочу, чтобы у меня были друзья и... ну, хочу, чтобы родные меня простили.
— Запиши все это, парень. Уверяю тебя, либо ты получишь именно то, что хочешь, либо поймешь, что тебе досталось нечто несоизмеримо большее.
— Ничего не выйдет.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, выбор за тобой.
— Я тебе верю.
— В таком случае...
Мы молча едем вокруг Марина. Я смотрю на катера, покачивающиеся на воде в гавани, и молюсь. Просто продолжаю молиться. Спенсер меня постоянно обгоняет, но я стараюсь как могу. Мы делаем круг и едем обратно. Спенсер рассказывает мне о последнем фильме, который продюссировал. Там были проблемы с режиссером и с актерами, но сейчас монтаж идет полным ходом. Он спрашивает, не хочу ли я завтра съездить вместе с ним в студию звукозаписи. Я соглашаюсь. Еще он говорит, что собирается закрыть свою корпоративную видеокомпанию — снова будет работать из дома. Хочет, чтобы на следующей неделе (или около того) я помог ему с офисным переездом. На это я тоже подписываюсь.
Добравшись до моего дома, мы переодеваемся, и он отвозит меня за продуктами.
— Спасибо тебе, — благодарю я.
— Эй, чувак, помогая тебе, я и самому себе помогаю. Не забывай об этом.
Я обнимаю его на прощание, а затем иду наверх.
Пишу список, о котором мы разговаривали. Пока пишу, думаю о том, что мне ни за что на свете всего этого не получить. Никаких шансов.
UPD. Теперь отредактировано.
Tweak: Growing Up on Methamphetamines
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
День тридцать второйДень тридцать второй
Процесс детоксикации я переживаю, лежа на полу в квартире. Спенсер считает, что в больницу меня отправлять не нужно. По его мнению, я, ну, типа как должен положиться на Высшие Силы, которые помогут мне через все это пройти. Я совсем ослаб, весь дрожу, страдаю от тошноты и не могу нормально спать. Пытаюсь смотреть фильмы, взятые напрокат, но никак не получается сосредоточиться на сюжете. Все, что я могу делать, это валяться в постели, дрожать, пялиться в потолок и удерживаться от попыток содрать с себя всю кожу. Такой ужасной ломки у меня еще никогда не было.
Я совсем один. Никаких лекарств, ничего, что могло бы облегчить страдания. Спенсер и программа "двенадцать шагов" — вот все, что у меня осталось. Я знаю, что должен поддерживать связь со Спенсером. Должен его во всем слушаться. Это мой единственный шанс. Если Спенсер говорит, что Бог поможет мне пережить детоксикацию, значит, надо ему поверить. Я в полном отчаянии. Из-за всего, что недавно произошло, меня переполняют стыд и страх. Спенсер — единственный на всем белом свете, кому я могу доверять. Я уже пробовал обходиться без него и без программы реабилитации — ничего не вышло. Я все еще не могу толком поверить в Бога, но слишком измучен, чтобы сопротивляться. Именно эта тема и была моим камнем преткновения в программе "12 шагов". Там вечно рассуждали о Боге и Высших Силах. У меня никак не получалось продвинуться дальше третьего шага: "Мы приняли решение препоручить нашу волю и наши жизни заботам Бога, как мы его понимали." Это смахивало на какую-то религиозную секту. Но теперь я просто не в состоянии критиковать данный тезис. Я должен ходить на собрания. Должен работать над "шагами" под руководством Спенсера.
Во всех реабилитационных клиниках где мне довелось побывать, твердили, что я смогу вести трезвую жизнь, только если буду активным участником программы "12 шагов". Придется убедить себя, что так оно и есть.
Все еще будучи в процессе детоксикации, я посещаю вместе со Спенсером несколько собраний, но не в состоянии сосредоточиться на происходящем и не могу ничего услышать. Чувствую себя так, словно кто-то прошелся внутри моей головы с пылесосом и высосал весь мозг. Удалил любые признаки волнения или радости, оставив меня наедине с всепоглощающим чувством безнадежности. Окружающий мир кажется тусклым, унылым, угнетающим.
А сам я так ослаб и поблек. Я разглядываю в зеркале свои впалые щеки и огрубевшую кожу - шелушащуюся, серую, почти как у рептилий.
Ноги жилистые, покрытые синяками.
Я лежу, уставившись в потолок. Лежу так примерно до двух часов дня, пока не начинает звонить телефон. На экране высвечивается номер Спенсера.
— Алло...
— Как дела, братишка?
Голос у него раздражающе жизнерадостный.
— Чувак, я умираю.
— Вон как. Знаешь, а сегодня такая отличная погода.
— Разве?
У меня в квартире все шторы на окнах задернуты, тут темно и пусто.
— Ага. Как насчет прокатиться на великах?
— Ты серьезно?
— Да, чувак. Я теряю форму, так что пора нам снова начинать кататься.
— Да я еле хожу.
Он смеется.
— Брось, чувак, будем ехать медленно.
— Слушай, я правда не знаю, ну...
— Ник, я уже еду к тебе.
— Что?
— Ты все верно услышал. Буду через двадцать минут.
— Эм... Ладно.
— Встретимся снизу.
Я вешаю трубку, поднимаюсь с кровати и тут же ощущаю сильное головокружение. Как будто сейчас в обморок грохнусь. Выругавшись, я бреду к комоду. В нижнем ящике валяется старая одежда, припасенная для поездок на велосипеде. Я бросил эту одежду там в полной уверенности, что больше она мне не понадобится. Когда я ночевал в машине возле Пресидио, то видел, как проезжают по лесной дороге группки велосипедистов. В те моменты сложновато было поверить, что я тоже занимался подобным, даже участвовал в спринтах, проводя по пять-шесть часов верхом на велосипеде. Я глядел на велосипедистов и убеждал себя, что гораздо счастливее здесь, в машине, под кайфом. Да вот только я имел некоторое представление о том, насколько хорошую жизнь обеспечивает участие в программе "12 шагов". Помнил, как ехал на велосипеде вместе со Спенсером через Марина, пока солнце восходило над голливудскими холмами. Помнил, как он говорил мне, насколько сильно любит свою жизнь, и в тот момент сам был с ним вполне солидарен.
Я просто не умею сражаться с трудностями, сохраняя при этом веру в лучшее. Но может быть, однажды, при поддержке Спенсера, я тоже заполучу ее — эту прекрасную жизнь. Путь, похоже, предстоит долгий, но что еще мне остается делать?
Я снимаю одежду. Пахнет от меня ужасно.
Надеваю велосипедные шорты и футболку.
Чувствую себя голым, словно меня на всеобщее обозрение выставили. Стесняюсь своего бледного отощавшего тела. Все мышцы сдулись, и поэтому я стараюсь не смотреться в зеркало, прислоненное к стене. Мой "Raleigh" стоит в углу. Это дорожный велосипед стоимостью в пятьсот баксов, я самостоятельно скопил деньги и приобрел его. Первое дело, которое у меня получилось довести до конца.
Я немного подкачиваю шины, потея и задыхаясь от напряжения. Эта затея точно добром не кончится.
Но я все равно надеваю какие-то носки и велосипедную обувь, а также наполняю водой пластиковую бутылку. Спенсер звонит с улицы, и я спускаюсь к нему. Он сидит за рулем "Шевроле Блейзер" своей жены, но уже в полном велосипедном облачении.
— Хорошо выглядишь, — говорит он.
— Ага, конечно.
Выглянуло солнце, небо голубое и безоблачное, идеальное.
— Здесь так тепло.
— Это точно. — Соглашается он.
Я сажусь на велосипед и начинаю крутить педали, двигаясь вверх по улице. Все тело напрягается, мышцы болят, мне плохеет. Я собираюсь сказать Спенсеру, что дальше не смогу, но тут он догоняет меня на своем велике и улыбается, так что я решаю продержаться еще немного.
Все это кажется таким чуждым: рулить, чувствовать сидение велосипеда, крутить педали, приподниматься в седле. Чуждым — и в то же время знакомые.
— Боже, — произношу я шепотом. — Если ты есть, то мне нужна твоя помощь. Пожалуйста. Я знаю, что это ты вернул меня в Л. А. и помог очиститься от наркотиков. А теперь помоги проехать на этом велосипеде еще чуть-чуть.
Мы ускоряемся, и ветер обдувает мое потное тело, а Спенсер спрашивает:
— Как ощущения?
А я начинаю плакать. Я закрываю глаза, слезы ползут по щекам, а я сижу, выпрямившись, отпустив руль, и просто медленно дрейфую вот так вниз по Калифорния-стрит, прямиком к невозмутимому, мерно пульсирующему океану.
— Я уже и забыл, как это, — выдавливаю я.
— Нет, не забыл, иначе не вернулся бы.
— Уже слишком поздно? Я не смогу стать прежним?
— Ты еще и превзойдешь прежнего себя.
— Но...
— Слушай, давай составим список.
— Что?
— Список.
Мы поворачиваем налево, к скалам Санта Моники, где пальмы гнутся вперед из-за сильных порывов ветров, несущихся с берега. Дорога здесь разбитая, и я торможу, чтобы не наехать на крышку канализационного люка. Дышать трудно.
— Ты пока просто обмозгуй, — продолжает Спенсер. — Я в тебя верю. Мы составим список, где перечислим все, чего ты хочешь от жизни, окей? Ничего особо серьезного, просто продумаем перечень вещей, которых тебе не хватает для счастья. Перенеси их на бумагу, запиши. Ровно через год, начиная с сегодняшнего дня, всего через год, если ты будешь следовать, по мере возможностей, заветам программы, то получишь все, что хочешь, и даже больше. Твоя жизнь необъяснимым образом изменится. Воспринимай это как эксперимент. Дай себе срок и посмотри, что из этого выйдет.
— Но, — возражаю я, — у меня уже был год.
— А ты в этот раз действительно приложи все свои усилия. Ты должен вцепиться в возможность следовать духовным принципам программы, как говорится, с тем же энтузиазмом, с каким утопающий хватается за спасательный круг. У тебя просто нет другого выбора, приятель.
— Я знаю. Знаю, что нет.
— Тогда что тебе терять?
— Похоже, что нечего.
— Похоже?
— Точно нечего.
Мы катим вниз по велосипедной дорожке, и я разглядываю бегунов, роллеров и велосипедистов, занимающихся своими делами. Мужчины и женщины прогуливаются с собаками или держа друг друга за руки. Компания мальчишек играет на самодельных барабанах, сидя на жестком песке.
— Итак, чего ты хочешь?
— Эм... Даже не знаю.
— Ну же, подумай.
— Ладно, ладно. Хочу снова стать здоровым. Чтобы я мог ездить на велике так же, как раньше.
— А как насчет машины?
— Да, машина бы не помешала.
— И работа?
— Конечно, мне бы хотелось стать успешным писателем.
— Что еще?
— Отношения. Хочу нормальных отношений.
— Правильно.
— Хочу, чтобы у меня были друзья и... ну, хочу, чтобы родные меня простили.
— Запиши все это, парень. Уверяю тебя, либо ты получишь именно то, что хочешь, либо поймешь, что тебе досталось нечто несоизмеримо большее.
— Ничего не выйдет.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, выбор за тобой.
— Я тебе верю.
— В таком случае...
Мы молча едем вокруг Марина. Я смотрю на катера, покачивающиеся на воде в гавани, и молюсь. Просто продолжаю молиться. Спенсер меня постоянно обгоняет, но я стараюсь как могу. Мы делаем круг и едем обратно. Спенсер рассказывает мне о последнем фильме, который продюссировал. Там были проблемы с режиссером и с актерами, но сейчас монтаж идет полным ходом. Он спрашивает, не хочу ли я завтра съездить вместе с ним в студию звукозаписи. Я соглашаюсь. Еще он говорит, что собирается закрыть свою корпоративную видеокомпанию — снова будет работать из дома. Хочет, чтобы на следующей неделе (или около того) я помог ему с офисным переездом. На это я тоже подписываюсь.
Добравшись до моего дома, мы переодеваемся, и он отвозит меня за продуктами.
— Спасибо тебе, — благодарю я.
— Эй, чувак, помогая тебе, я и самому себе помогаю. Не забывай об этом.
Я обнимаю его на прощание, а затем иду наверх.
Пишу список, о котором мы разговаривали. Пока пишу, думаю о том, что мне ни за что на свете всего этого не получить. Никаких шансов.
@темы: Эстер, «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», шаламэ мое шаламэ, никки сын метамфетамина
-
-
08.10.2018 в 20:54-
-
08.10.2018 в 21:04и пока что бесполезным, все равно сорвется еще эпичнее, чем в прошлый раз.