за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
Глава шестая, делится со Сью Эллен житейской мудростью и получает в ответ грустную историю ее жизни.
(опять из-за тебя, Никки, песни в голове застревают xD)
Глава шестаяГлава шестая
Поскольку мой испытательный срок наконец подошел к концу, Мелани пошла дальше и соблаговолила отпустить меня на воскресную прогулку - в какой-то поход - в местечко под названием Скалы-Палатки. Вроде так оно зовется. В фургон еще десять-пятнадцать минут буду грузить все необходимые вещи, а я уже весь истомился в ожидании, очень уж хочется поскорее покинуть это проклятое место.
Хотя это будет уже не первый мой выезд за пределы территории центра. На этой неделе я несколько раз выбирался в город на встречи по "12 шагам", а помимо этого ездил вместе с другими в магазины Target and Borders. Разумеется, денег у меня по-прежнему нет, но мелкое воровство - хобби, с которым трудно расстаться. Когда я был с Зельдой, то питались мы исключительно наворованной едой, украденной из супермаркетов, аптек и других магазинов. Мы даже ездили в торговый центр Grove только ради воровства, ходили там из отдела в отдел, унося с собой книги, CD-диски, одежду, компьютерные аксессуары - буквально все, что удавалось стянуть незаметно.
Знаете, это какое-то безумие. Я никогда раньше не думал, что воровство тоже может перерасти в зависимость, однако вот, хоть я и "чист", а обнаружил себя покидающим магазин с книгами в руках и с конфетами, рассованными по моим гребаным карманам. А я ведь даже ничего из этого не хотел, мне это не нужно!
Это невероятно тупо.
Ну очень тупо.
Какая-то часть меня желает позвонить Зельде просто ради того, чтобы поинтересоваться есть ли у нее такая же проблема, но я догадываюсь, что просто ищу удобный повод, чтобы связаться с ней.
А я, блин, и так, начиная с момента пробуждения, целыми днями только тем и занимаюсь, что пытаюсь не думать о ней. Стараюсь отвлечься, занять себя чем-нибудь: бренчу на гитаре, болтаю с друзьями, играю в настольные игры (гребаный "Эрудит"), хожу на занятия. Черт, да на днях я потратил часа два, наблюдая за тем как парень по имени Кевин разгадывает кроссворд из New York Times. Думаю, я ему где-то три правильных ответа подсказал.
Даже сейчас, ожидая момента, когда можно будет забраться в фургон, я не могу спокойно стоять на одном месте и прогуливаюсь туда-сюда. Зажигаю сигарету, включаю старенький плеер - гоняю по кругу песни с альбома "The Rise and Fall of Ziggy Stardust". Дэвид Боуи поет о Человеке со звезды, ждущем на небесах. Вот бы там и правда кто-то был, кто-то, готовый избавить меня от всего этого.
Дэвид Боуи поет:
Если мы подадим сигнал, он может приземлиться.
Внезапно кто-то сильно бьет меня по плечу.
Вытаскиваю один из наушников и оборачиваюсь.
Не очень-то удивляюсь, увидев перед собой Сью Эллен.
Она снова бьет меня по плечу, на сей раз еще сильнее.
Меня это почему-то ужасно смешит.
Говорю ей:
— Ох, леди.
Она снова бьет меня.
— Что ты слушаешь?
Ее голос звучит резко, может, даже слишком уж резко.
Она стаскивает с головы свою бейсбольную кепку и встряхивает волосами, уставившись на меня прищуренными глазами. Она худенькая - изящная - в смысле, хрупкая на вид.
Она ловит мой взгляд.
— Эй... Ник...
На этот раз мне удается увернуться от ее удара.
— Черт, дамочка, полегче... Дэвид Боуи. Я слушаю "Ziggy Stardust". Знаешь этот альбом?
Ее зеленые глаза каким-то образом то ли светлеют, то ли что-то вспыхивает во взгляде.
— Ты серьезно? — Спрашивает она, слегка приоткрыв рот от удивления. — Это мой самый любимый альбом!
Я смеюсь.
— Отличный выбор. Не думал, что вы там, на Юге, сильно интересуетесь Дэвидом Боуи.
Она улыбается, убирает прядки волос за уши.
— Ага, ты еще много чего обо мне не знаешь.
Я собираюсь было ответить, но тут руку пронзает жгучая, острая боль, и я инстинктивно отбрасываю в сторону окурок сигареты, о которой совсем позабыл, громко при этом матерясь.
Сью Эллен заливается смехом. Натягивает на лицо кепку так, что я больше не вижу ее глаз.
— Прости, — извиняется она, голос звучит приглушенно, — я не хотела тебя обидеть. Я сегодня с пяти утра на ногах, писала это глупое прощальное письмо и все еще немного на взводе, понимаешь? Тебя тоже заставляли его писать?
Я покачал головой, но тут же вспомнил, что она меня сейчас не видит.
— Эм, нет, не писал. Ты о чем вообще? Что за прощальное письмо?
Она слегка приподнимает кепку, глаза выглядывают из-под козырька.
— Ой, знаешь, такое "классное" утреннее развлечение, отлично подходит для воскресенья. Моя наставница хочет, чтобы я написала прощальное письмо для всех своих друзей и близких, которые не заступились за меня или вообще отказались мне верить, когда я попала в беду. Мой папа вообще вел себя так, словно это я во всем сама виновата. Он даже смотреть на меня не мог. Так вот, я должна в письме распрощаться со всеми этими людьми, включая папу, парня, и практически всех моих школьных приятелей. Ради своего же блага, я должна перестать с ними общаться. Ты знаешь Эми, мою наставницу?
Я слегка киваю.
— Ну вот, она говорит, что я должна в полной мере прочувствовать горе из-за всего случившегося, а иначе никогда не смогу двигаться дальше. Ну, ты знаешь о чем я. Хотя, честно говоря, я не понимаю каким образом мне должно стать легче от постоянных мыслей обо всем этом дерьме.
— Ага, до меня тоже не доходит. Они тут все время талдычат про всю эту хуйню от Элизабет Кюблер-Росс, той докторши, которая придумала пять стадий горя или типа того. Отрицание, гнев, торг, депрессия и, гм, принятие, вроде так. Суть этой идеи в том, что для того, чтобы справиться с любой душевной травмой, надо пройти полный цикл и только тогда сможешь двигаться дальше.
Я ловлю себя на том, что вытворяю нечто странное со своими руками - перебарщиваю с жестикуляцией, веду себя словно политик на какой-то треклятой пресс-конференции. И не могу остановиться.
— Проблема в том, что большинство из нас застряли на одной из стадий. По крайней мере, Мелани мне так говорит. Она считает, что наркоманы обычно не могут справиться с отрицанием, то есть, гм, на первой же стадии останавливаются. Выходит, мы не позволяем себе ничего прочувствовать, потому что все время под кайфом. Тебе знакомо это состояние, когда хочется все послать на хуй?
Сью Эллен садится прямо на гравий, сквозь дырки в джинсах виднеются ее коленки.
— Да, конечно, — отвечает она. — Но я-то не наркоманка, так что со мной не так?
Она уставилась на что-то в отдалении или просто глядит в пустоту. Раскачивается туда-сюда, вцепившись обеими руками в кисточки на ее шерстяном вязаном шарфе.
— Стоп, что? — я опускаюсь на землю рядом с ней, сажусь достаточно близко, чтобы слышать шепот ее тела при каждом движении - тик-так, словно какой-то проклятый метроном.
— Погоди, так ты не наркоманка?
Она так крепко сжимает зубы, что чуть ниже щеки выступает кость.
Она топает сапогом по земле, от гравия поднимает пыль и висит в воздухе серебристой дымкой, покуда ветер, дуновение которого я даже не ощущаю, не рассеивает ее окончательно.
Лицо Сью Эллен багровеет.
— Нет. — цедит она сквозь крепко сжатые зубы. — Нет, не наркоманка. Не понимаю почему людям так трудно в это поверить. Я не из-за зависимости сюда попала. Я не сама себя во все это втянула. Все намного сложнее. Когда мама сюда позвонила, то ей наобещали, что здесь мне смогут помочь даже если я не алкоголичка и не наркоша, а теперь они никак не желают от меня отъебаться. Их послушать, так все вокруг алкоголики и у всех созависимые отношения и каждый первый одержим сексом, а вдобавок к этому страдает от пищевого расстройства. Полная херня!
Внезапно я понимаю, что смотрю в землю, когда отвечаю ей, избегая встречаться с ней взглядом. В ушах громко стучит.
— Ого, круто. В смысле, я согласен, что в этом-то главная проблема всех реабилитационных центров. Они считают, что мы, ну, пациенты, все одинаковые. Но это ложь. То есть, это же очевидно. Мы все по-разному справляемся со своими проблемами, да и проблемы у нас тоже разные. А у местных специалистов на все один ответ. По сути, они хотят, чтобы мы делали то, что они нам велят и никогда не задавали вопросов. Бля, это же смехотворно. Уж мне ты можешь поверить, я в семи разных реабилитационных клиниках успел побывать. Чтобы выжить в таких местах как это, надо научиться отсеивать девяносто пять процентов чуши, которой тут кормят, и сосредоточиться на пяти процентах полезных идей. Потому что да, по большей части, их разглагольствования - херня полная. У всех наставников раздутое эго и они тупо упиваются властью. К тому же, большинство их них сами раньше страдали от какой-либо зависимости, так что они не особо здоровее нас. Они настаивают на том, что у тебя есть какая-то зависимость, потому что не умеют мыслить самостоятельно, от отрыве от всех их гребаных учебников, целевых исследований и бла-бла-бла. Это даже хорошо, что они не могут разобраться с твоими проблемами. Значит, ты сложнее, чем цифры на какой-нибудь сраной диаграмме с кружочками.
Я кидаю на нее быстрый взгляд и наши глаза тут же встречаются. В смысле, она сидит, уставившись прямо на меня.
— Знаешь, — говорит она мне, — ты очень мудро рассуждаешь. Ты наркоман?
Я машинально киваю.
— Ага, из-за этого сюда и попал. Я более-менее подхожу под известные им модели поведения. Эм, а что с тобой приключилось? Расскажешь мне? Я пойму, если не захочешь.
Он запрокидывает голову, так что не могу не смотреть на ее шею, тянущуюся к ясному голубому холодному небу.
— Забавно. — Произносит он внезапно отстраненным голосом. — Раньше я ни с кем не могла поговорить о случившемся. Друзья со мной не общались. Отец не желал слушать. Все вокруг делали вид, что это я во всем виновата. Всем хотелось, чтобы я заткнулась и не обсуждала эту тему. Видимо, в конце концов, я так и сделала. Заткнулась. Заставила себя молчать. Но с тех пор, как я приехала сюда, окружающие люди только об этом и спрашивают. Каждый наставник и психолог желают, чтобы я рассказывала им эту историю снова и снова. Честно говоря, я не понимаю, каким это образом бесконечное пережевывание дерьма может кому-то помочь. Разве нам тут не должны помогать двигаться вперед? Вместо того, чтобы вынуждать упиваться жалостью к себе из-за прошлой хуйни? Но, к черту, если ты хочешь услышать эту историю - окей, я тебе расскажу. Все равно в ней нет ничего интересного.
Должен признать, что в этот момент (хоть это и совершенно ебануто) я внезапно почувствовал, что у меня, гм, встал.И несмотря на то, что если бы мне сейчас пришлось подняться на ноги, то я оказался бы в весьма неловком положении, возбуждение для меня было сродни чуду. С тех пор, как я отправился на детоксикацию, у меня никаких подвижек в этом направлении не было. Думаю, часть меня пришла к выводу, что после отношений с Зельдой, никто другой меня привлекать уже не будет. В смысле, в Зельде ведь было все, что мне только может понравиться в женщине, она полностью удовлетворяла каждый аспект моего сексуального профиля. Спросите чертову Мелани, она подтвердит.
Истоки этой проблемы надо искать в детстве, она напрямую связана с отъездом матери, произошедшим, когда я был совсем маленьким и с моим стремлением во что бы то ни стало (вся эта фрейдистская хуйня, ну вы знаете) вытащить ее из нездоровых отношений с отчимом.
Зельда забралась глубоко мне под кожу.
Тем не менее, ощущать внезапный порыв влечения к другой девушке довольно-таки приятно. Может я и правда смогу разлюбить Зельду. Все, что мне нужно, это девушка типа Сью Эллен, которая поможет мне забыть о ней. Элементарно же. Понятия не имею, почему мне это раньше в голову не приходило. Может Сью Эллен и есть то гребаное чудо, на которое я все надеюсь.
Так что я внимательно слушаю ее историю. Она пересказывает ее быстро, словно стремится разобраться с этим до того, как поймет, что именно говорит.
Эту историю я уже слышал раньше. В смысле, миллион девушек ее поведать могут.
Сью Эллен ходила в школу в Калифорнии (точнее, в колледж), изучала искусство. Иллюстратором стать собиралась.
Проблемы начались в разгар учебного года, когда она была на втором курсе. Она жила в небольшом доме за пределами студенческого городка вместе с еще несколькими девушками. Ну, и ее подружки стали постоянно устраивать вечеринки, так что она была вынуждена все время находиться в окружении бухих людей.
Ситуация вышла из-под контроля.
Сью Эллен не объяснила мне, что именно случилось, просто сказала, что постоянно чувствовала себя раздраженной и одинокой. Друзья от нее отвернулись. А она и раньше-то не была особо популярной. Поэтому в итоге осталась в полной изоляции. Ей представлялось, что в колледже все сосредоточены на учебе, что другие студенты будут увлеченно обсуждать новые идеи и полученные знания. А вместо этого попала в какой-то балаган. Ей это совсем не нравилось. И с каждым днем ей все больше и больше казалось, что проблема в ней самой. Что это она - ошибка, она - неудачница.
Она совсем замкнулась в себе.
Перевелась в местную школу искусств, в Чарльстоне. Стала жить одна. Начала покуривать травку и пристрастилась к алкоголю. Соглашалась на свидания с каждым, кто уделял ей хоть каплю внимания. Маялась от безделья, стремилась к саморазрушению, прогуливала уроки.
В конце концов, когда она приехала домой к родителям на Рождество, то поняла, что больше не может всего этого выносить.
Она хотела исчезнуть.
Хотела, что все вокруг исчезло.
Она лежала в кровати. Бесшумно. Выжидая.
В тот момент ей казалось, что жизнь не стоит того, чтобы продолжать за нее бороться.
— Я всегда стараюсь взвешивать все плюсы и минусы, — объясняет она, подтянув колени к груди. — И на тот момент минусов намного больше набралось.
Так что она принялась планировать как именно покончит с собой. Всерьез приготовилась расстаться с жизнью.
Но ее мама что-то заподозрила, она волновалась за дочь.
— Она всю свою чертову жизнь в отрицании живет, — говорит мне Сью Эллен, — но тут уж даже она не могла не заметить, что со мной творится.
Мама Сью Эллен смогла убедить ее обратиться к врачу. А врач в свою очередь заявил, что ей необходимо долгосрочное лечение. Сперва Сью Эллен и ее мама отринули эту идею, но дела у Сью Эллен шли все хуже и хуже. Ей никакие другие варианты и идеи в голову не приходили. Она была в отчаянии. У нее ничего не осталось. И в конце концов, она согласилась. Сказала "да" врачам, сказала "да" матери, решила дать жизни еще один шанс. Ей подумалось, что хуже-то все равно уже не будет.
Две недели спустя она села на самолет, летящий рейсом до Феникса. И вот теперь она здесь - раскачивается туда-сюда сидя рядом со мной на камнях.
Девчонка из Чарльстона, из Южной Каролины.
Я вспомнил кое-что, что однажды написал о Зельде: пару строчек из короткого рассказа, который никому не показывал. Я написал, что моей главной сексуальной фантазией, связанной с ней является та, где я просто обнимаю ее, пока она плачет. Я хотел быть рядом с ней в этот момент.
Но сейчас у меня не осталось ничего кроме моих слов.
Они, конечно, бессмысленны, но я все равно их произношу.
— Мне очень жаль, — говорю я, — Бля... Люди такие мудаки, верно? А мы с тобой слишком уж чувствительные, у нас как будто все ощущения в разы острее, чем у нормальных людей. Понимаешь, что я имею в виду?
Она кивает, крепко прижав колени к груди.
— И, слушай, — говорю я ей, — стыдиться тут нечего. Я не хочу тебе мозг взорвать или типа того, но когда я был моложе, то зарабатывал проституцией... понимаешь? И я ни с кем не могу об этом поговорить, черт возьми. Потому что я проституцией не ради денег занимался. То есть, да, конечно, я был нищим и спал в парке, так что деваться было особо некуда. Но, знаешь, все равно, в первую очередь я делал это не ради денег, а потому что хотел почувствовать, что чего-то да стою. Типа если найдутся парни, которые захотят со мной спать и даже будут готовы платить за то, то может быть, я почувствую себя красивым или уверенность в себе появится. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло. Я только сильнее себя возненавидел. К тому же, меня избили и изнасиловали. После этого я очнулся в отделении скорой помощи. И мне все время было страшно, понимаешь, чертовски страшно.
Голос внезапно срывается.
Я громко сглатываю.
— Блин, извини. — Говорю я ей. — Не хотел на тебя все это вываливать. Я просто пытаюсь сказать, что, хоть это и прозвучит банально, ты не одна. И еще я должен сказать, что правда верю в здешние методики лечения. И, ну, я просто очень рад, что ты сюда попала. И, гм, я очень рад нашему знакомству. Я чувствую, что между нами существует связь. А теперь мне на самом деле пора бы заткнуться. Рановато делать такие громкие заявления. Я не совсем понимаю о чем вообще говорю.
Слава Богу, Сью Эллен смеется.
Громко сморкается. Вытирает слезы тыльной стороной ладони.
— Не извиняйся, — отвечает она, — я это ценю. Честно.
Она снова смеется.
— В смысле, спасибо тебе. Я, эм, тоже рада, что ты здесь. Правда.
Теперь моя очередь смеяться.
— Ладно, хватит об этом, — говорю я ей. — Давай поговорим о чем-нибудь более приятном?
— Ага. — Соглашается она. — Давай о приятном.
Она поднимается с земли, оборачивается и смотрит на меня.
— Пойдем? — Спрашивает она.
Я киваю.
Наши глаза встречаются.
Я говорю себе, что она - именно то, чего я хочу. В смысле, я уверен, что это отличная идея.
У нас все получится.
Вместе мы точно справимся.
И все будет хорошо.
(опять из-за тебя, Никки, песни в голове застревают xD)
Мы все проебываемся
Глава шестаяГлава шестая
Поскольку мой испытательный срок наконец подошел к концу, Мелани пошла дальше и соблаговолила отпустить меня на воскресную прогулку - в какой-то поход - в местечко под названием Скалы-Палатки. Вроде так оно зовется. В фургон еще десять-пятнадцать минут буду грузить все необходимые вещи, а я уже весь истомился в ожидании, очень уж хочется поскорее покинуть это проклятое место.
Хотя это будет уже не первый мой выезд за пределы территории центра. На этой неделе я несколько раз выбирался в город на встречи по "12 шагам", а помимо этого ездил вместе с другими в магазины Target and Borders. Разумеется, денег у меня по-прежнему нет, но мелкое воровство - хобби, с которым трудно расстаться. Когда я был с Зельдой, то питались мы исключительно наворованной едой, украденной из супермаркетов, аптек и других магазинов. Мы даже ездили в торговый центр Grove только ради воровства, ходили там из отдела в отдел, унося с собой книги, CD-диски, одежду, компьютерные аксессуары - буквально все, что удавалось стянуть незаметно.
Знаете, это какое-то безумие. Я никогда раньше не думал, что воровство тоже может перерасти в зависимость, однако вот, хоть я и "чист", а обнаружил себя покидающим магазин с книгами в руках и с конфетами, рассованными по моим гребаным карманам. А я ведь даже ничего из этого не хотел, мне это не нужно!
Это невероятно тупо.
Ну очень тупо.
Какая-то часть меня желает позвонить Зельде просто ради того, чтобы поинтересоваться есть ли у нее такая же проблема, но я догадываюсь, что просто ищу удобный повод, чтобы связаться с ней.
А я, блин, и так, начиная с момента пробуждения, целыми днями только тем и занимаюсь, что пытаюсь не думать о ней. Стараюсь отвлечься, занять себя чем-нибудь: бренчу на гитаре, болтаю с друзьями, играю в настольные игры (гребаный "Эрудит"), хожу на занятия. Черт, да на днях я потратил часа два, наблюдая за тем как парень по имени Кевин разгадывает кроссворд из New York Times. Думаю, я ему где-то три правильных ответа подсказал.
Даже сейчас, ожидая момента, когда можно будет забраться в фургон, я не могу спокойно стоять на одном месте и прогуливаюсь туда-сюда. Зажигаю сигарету, включаю старенький плеер - гоняю по кругу песни с альбома "The Rise and Fall of Ziggy Stardust". Дэвид Боуи поет о Человеке со звезды, ждущем на небесах. Вот бы там и правда кто-то был, кто-то, готовый избавить меня от всего этого.
Дэвид Боуи поет:
Если мы подадим сигнал, он может приземлиться.
Внезапно кто-то сильно бьет меня по плечу.
Вытаскиваю один из наушников и оборачиваюсь.
Не очень-то удивляюсь, увидев перед собой Сью Эллен.
Она снова бьет меня по плечу, на сей раз еще сильнее.
Меня это почему-то ужасно смешит.
Говорю ей:
— Ох, леди.
Она снова бьет меня.
— Что ты слушаешь?
Ее голос звучит резко, может, даже слишком уж резко.
Она стаскивает с головы свою бейсбольную кепку и встряхивает волосами, уставившись на меня прищуренными глазами. Она худенькая - изящная - в смысле, хрупкая на вид.
Она ловит мой взгляд.
— Эй... Ник...
На этот раз мне удается увернуться от ее удара.
— Черт, дамочка, полегче... Дэвид Боуи. Я слушаю "Ziggy Stardust". Знаешь этот альбом?
Ее зеленые глаза каким-то образом то ли светлеют, то ли что-то вспыхивает во взгляде.
— Ты серьезно? — Спрашивает она, слегка приоткрыв рот от удивления. — Это мой самый любимый альбом!
Я смеюсь.
— Отличный выбор. Не думал, что вы там, на Юге, сильно интересуетесь Дэвидом Боуи.
Она улыбается, убирает прядки волос за уши.
— Ага, ты еще много чего обо мне не знаешь.
Я собираюсь было ответить, но тут руку пронзает жгучая, острая боль, и я инстинктивно отбрасываю в сторону окурок сигареты, о которой совсем позабыл, громко при этом матерясь.
Сью Эллен заливается смехом. Натягивает на лицо кепку так, что я больше не вижу ее глаз.
— Прости, — извиняется она, голос звучит приглушенно, — я не хотела тебя обидеть. Я сегодня с пяти утра на ногах, писала это глупое прощальное письмо и все еще немного на взводе, понимаешь? Тебя тоже заставляли его писать?
Я покачал головой, но тут же вспомнил, что она меня сейчас не видит.
— Эм, нет, не писал. Ты о чем вообще? Что за прощальное письмо?
Она слегка приподнимает кепку, глаза выглядывают из-под козырька.
— Ой, знаешь, такое "классное" утреннее развлечение, отлично подходит для воскресенья. Моя наставница хочет, чтобы я написала прощальное письмо для всех своих друзей и близких, которые не заступились за меня или вообще отказались мне верить, когда я попала в беду. Мой папа вообще вел себя так, словно это я во всем сама виновата. Он даже смотреть на меня не мог. Так вот, я должна в письме распрощаться со всеми этими людьми, включая папу, парня, и практически всех моих школьных приятелей. Ради своего же блага, я должна перестать с ними общаться. Ты знаешь Эми, мою наставницу?
Я слегка киваю.
— Ну вот, она говорит, что я должна в полной мере прочувствовать горе из-за всего случившегося, а иначе никогда не смогу двигаться дальше. Ну, ты знаешь о чем я. Хотя, честно говоря, я не понимаю каким образом мне должно стать легче от постоянных мыслей обо всем этом дерьме.
— Ага, до меня тоже не доходит. Они тут все время талдычат про всю эту хуйню от Элизабет Кюблер-Росс, той докторши, которая придумала пять стадий горя или типа того. Отрицание, гнев, торг, депрессия и, гм, принятие, вроде так. Суть этой идеи в том, что для того, чтобы справиться с любой душевной травмой, надо пройти полный цикл и только тогда сможешь двигаться дальше.
Я ловлю себя на том, что вытворяю нечто странное со своими руками - перебарщиваю с жестикуляцией, веду себя словно политик на какой-то треклятой пресс-конференции. И не могу остановиться.
— Проблема в том, что большинство из нас застряли на одной из стадий. По крайней мере, Мелани мне так говорит. Она считает, что наркоманы обычно не могут справиться с отрицанием, то есть, гм, на первой же стадии останавливаются. Выходит, мы не позволяем себе ничего прочувствовать, потому что все время под кайфом. Тебе знакомо это состояние, когда хочется все послать на хуй?
Сью Эллен садится прямо на гравий, сквозь дырки в джинсах виднеются ее коленки.
— Да, конечно, — отвечает она. — Но я-то не наркоманка, так что со мной не так?
Она уставилась на что-то в отдалении или просто глядит в пустоту. Раскачивается туда-сюда, вцепившись обеими руками в кисточки на ее шерстяном вязаном шарфе.
— Стоп, что? — я опускаюсь на землю рядом с ней, сажусь достаточно близко, чтобы слышать шепот ее тела при каждом движении - тик-так, словно какой-то проклятый метроном.
— Погоди, так ты не наркоманка?
Она так крепко сжимает зубы, что чуть ниже щеки выступает кость.
Она топает сапогом по земле, от гравия поднимает пыль и висит в воздухе серебристой дымкой, покуда ветер, дуновение которого я даже не ощущаю, не рассеивает ее окончательно.
Лицо Сью Эллен багровеет.
— Нет. — цедит она сквозь крепко сжатые зубы. — Нет, не наркоманка. Не понимаю почему людям так трудно в это поверить. Я не из-за зависимости сюда попала. Я не сама себя во все это втянула. Все намного сложнее. Когда мама сюда позвонила, то ей наобещали, что здесь мне смогут помочь даже если я не алкоголичка и не наркоша, а теперь они никак не желают от меня отъебаться. Их послушать, так все вокруг алкоголики и у всех созависимые отношения и каждый первый одержим сексом, а вдобавок к этому страдает от пищевого расстройства. Полная херня!
Внезапно я понимаю, что смотрю в землю, когда отвечаю ей, избегая встречаться с ней взглядом. В ушах громко стучит.
— Ого, круто. В смысле, я согласен, что в этом-то главная проблема всех реабилитационных центров. Они считают, что мы, ну, пациенты, все одинаковые. Но это ложь. То есть, это же очевидно. Мы все по-разному справляемся со своими проблемами, да и проблемы у нас тоже разные. А у местных специалистов на все один ответ. По сути, они хотят, чтобы мы делали то, что они нам велят и никогда не задавали вопросов. Бля, это же смехотворно. Уж мне ты можешь поверить, я в семи разных реабилитационных клиниках успел побывать. Чтобы выжить в таких местах как это, надо научиться отсеивать девяносто пять процентов чуши, которой тут кормят, и сосредоточиться на пяти процентах полезных идей. Потому что да, по большей части, их разглагольствования - херня полная. У всех наставников раздутое эго и они тупо упиваются властью. К тому же, большинство их них сами раньше страдали от какой-либо зависимости, так что они не особо здоровее нас. Они настаивают на том, что у тебя есть какая-то зависимость, потому что не умеют мыслить самостоятельно, от отрыве от всех их гребаных учебников, целевых исследований и бла-бла-бла. Это даже хорошо, что они не могут разобраться с твоими проблемами. Значит, ты сложнее, чем цифры на какой-нибудь сраной диаграмме с кружочками.
Я кидаю на нее быстрый взгляд и наши глаза тут же встречаются. В смысле, она сидит, уставившись прямо на меня.
— Знаешь, — говорит она мне, — ты очень мудро рассуждаешь. Ты наркоман?
Я машинально киваю.
— Ага, из-за этого сюда и попал. Я более-менее подхожу под известные им модели поведения. Эм, а что с тобой приключилось? Расскажешь мне? Я пойму, если не захочешь.
Он запрокидывает голову, так что не могу не смотреть на ее шею, тянущуюся к ясному голубому холодному небу.
— Забавно. — Произносит он внезапно отстраненным голосом. — Раньше я ни с кем не могла поговорить о случившемся. Друзья со мной не общались. Отец не желал слушать. Все вокруг делали вид, что это я во всем виновата. Всем хотелось, чтобы я заткнулась и не обсуждала эту тему. Видимо, в конце концов, я так и сделала. Заткнулась. Заставила себя молчать. Но с тех пор, как я приехала сюда, окружающие люди только об этом и спрашивают. Каждый наставник и психолог желают, чтобы я рассказывала им эту историю снова и снова. Честно говоря, я не понимаю, каким это образом бесконечное пережевывание дерьма может кому-то помочь. Разве нам тут не должны помогать двигаться вперед? Вместо того, чтобы вынуждать упиваться жалостью к себе из-за прошлой хуйни? Но, к черту, если ты хочешь услышать эту историю - окей, я тебе расскажу. Все равно в ней нет ничего интересного.
Должен признать, что в этот момент (хоть это и совершенно ебануто) я внезапно почувствовал, что у меня, гм, встал.И несмотря на то, что если бы мне сейчас пришлось подняться на ноги, то я оказался бы в весьма неловком положении, возбуждение для меня было сродни чуду. С тех пор, как я отправился на детоксикацию, у меня никаких подвижек в этом направлении не было. Думаю, часть меня пришла к выводу, что после отношений с Зельдой, никто другой меня привлекать уже не будет. В смысле, в Зельде ведь было все, что мне только может понравиться в женщине, она полностью удовлетворяла каждый аспект моего сексуального профиля. Спросите чертову Мелани, она подтвердит.
Истоки этой проблемы надо искать в детстве, она напрямую связана с отъездом матери, произошедшим, когда я был совсем маленьким и с моим стремлением во что бы то ни стало (вся эта фрейдистская хуйня, ну вы знаете) вытащить ее из нездоровых отношений с отчимом.
Зельда забралась глубоко мне под кожу.
Тем не менее, ощущать внезапный порыв влечения к другой девушке довольно-таки приятно. Может я и правда смогу разлюбить Зельду. Все, что мне нужно, это девушка типа Сью Эллен, которая поможет мне забыть о ней. Элементарно же. Понятия не имею, почему мне это раньше в голову не приходило. Может Сью Эллен и есть то гребаное чудо, на которое я все надеюсь.
Так что я внимательно слушаю ее историю. Она пересказывает ее быстро, словно стремится разобраться с этим до того, как поймет, что именно говорит.
Эту историю я уже слышал раньше. В смысле, миллион девушек ее поведать могут.
Сью Эллен ходила в школу в Калифорнии (точнее, в колледж), изучала искусство. Иллюстратором стать собиралась.
Проблемы начались в разгар учебного года, когда она была на втором курсе. Она жила в небольшом доме за пределами студенческого городка вместе с еще несколькими девушками. Ну, и ее подружки стали постоянно устраивать вечеринки, так что она была вынуждена все время находиться в окружении бухих людей.
Ситуация вышла из-под контроля.
Сью Эллен не объяснила мне, что именно случилось, просто сказала, что постоянно чувствовала себя раздраженной и одинокой. Друзья от нее отвернулись. А она и раньше-то не была особо популярной. Поэтому в итоге осталась в полной изоляции. Ей представлялось, что в колледже все сосредоточены на учебе, что другие студенты будут увлеченно обсуждать новые идеи и полученные знания. А вместо этого попала в какой-то балаган. Ей это совсем не нравилось. И с каждым днем ей все больше и больше казалось, что проблема в ней самой. Что это она - ошибка, она - неудачница.
Она совсем замкнулась в себе.
Перевелась в местную школу искусств, в Чарльстоне. Стала жить одна. Начала покуривать травку и пристрастилась к алкоголю. Соглашалась на свидания с каждым, кто уделял ей хоть каплю внимания. Маялась от безделья, стремилась к саморазрушению, прогуливала уроки.
В конце концов, когда она приехала домой к родителям на Рождество, то поняла, что больше не может всего этого выносить.
Она хотела исчезнуть.
Хотела, что все вокруг исчезло.
Она лежала в кровати. Бесшумно. Выжидая.
В тот момент ей казалось, что жизнь не стоит того, чтобы продолжать за нее бороться.
— Я всегда стараюсь взвешивать все плюсы и минусы, — объясняет она, подтянув колени к груди. — И на тот момент минусов намного больше набралось.
Так что она принялась планировать как именно покончит с собой. Всерьез приготовилась расстаться с жизнью.
Но ее мама что-то заподозрила, она волновалась за дочь.
— Она всю свою чертову жизнь в отрицании живет, — говорит мне Сью Эллен, — но тут уж даже она не могла не заметить, что со мной творится.
Мама Сью Эллен смогла убедить ее обратиться к врачу. А врач в свою очередь заявил, что ей необходимо долгосрочное лечение. Сперва Сью Эллен и ее мама отринули эту идею, но дела у Сью Эллен шли все хуже и хуже. Ей никакие другие варианты и идеи в голову не приходили. Она была в отчаянии. У нее ничего не осталось. И в конце концов, она согласилась. Сказала "да" врачам, сказала "да" матери, решила дать жизни еще один шанс. Ей подумалось, что хуже-то все равно уже не будет.
Две недели спустя она села на самолет, летящий рейсом до Феникса. И вот теперь она здесь - раскачивается туда-сюда сидя рядом со мной на камнях.
Девчонка из Чарльстона, из Южной Каролины.
Я вспомнил кое-что, что однажды написал о Зельде: пару строчек из короткого рассказа, который никому не показывал. Я написал, что моей главной сексуальной фантазией, связанной с ней является та, где я просто обнимаю ее, пока она плачет. Я хотел быть рядом с ней в этот момент.
Но сейчас у меня не осталось ничего кроме моих слов.
Они, конечно, бессмысленны, но я все равно их произношу.
— Мне очень жаль, — говорю я, — Бля... Люди такие мудаки, верно? А мы с тобой слишком уж чувствительные, у нас как будто все ощущения в разы острее, чем у нормальных людей. Понимаешь, что я имею в виду?
Она кивает, крепко прижав колени к груди.
— И, слушай, — говорю я ей, — стыдиться тут нечего. Я не хочу тебе мозг взорвать или типа того, но когда я был моложе, то зарабатывал проституцией... понимаешь? И я ни с кем не могу об этом поговорить, черт возьми. Потому что я проституцией не ради денег занимался. То есть, да, конечно, я был нищим и спал в парке, так что деваться было особо некуда. Но, знаешь, все равно, в первую очередь я делал это не ради денег, а потому что хотел почувствовать, что чего-то да стою. Типа если найдутся парни, которые захотят со мной спать и даже будут готовы платить за то, то может быть, я почувствую себя красивым или уверенность в себе появится. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло. Я только сильнее себя возненавидел. К тому же, меня избили и изнасиловали. После этого я очнулся в отделении скорой помощи. И мне все время было страшно, понимаешь, чертовски страшно.
Голос внезапно срывается.
Я громко сглатываю.
— Блин, извини. — Говорю я ей. — Не хотел на тебя все это вываливать. Я просто пытаюсь сказать, что, хоть это и прозвучит банально, ты не одна. И еще я должен сказать, что правда верю в здешние методики лечения. И, ну, я просто очень рад, что ты сюда попала. И, гм, я очень рад нашему знакомству. Я чувствую, что между нами существует связь. А теперь мне на самом деле пора бы заткнуться. Рановато делать такие громкие заявления. Я не совсем понимаю о чем вообще говорю.
Слава Богу, Сью Эллен смеется.
Громко сморкается. Вытирает слезы тыльной стороной ладони.
— Не извиняйся, — отвечает она, — я это ценю. Честно.
Она снова смеется.
— В смысле, спасибо тебе. Я, эм, тоже рада, что ты здесь. Правда.
Теперь моя очередь смеяться.
— Ладно, хватит об этом, — говорю я ей. — Давай поговорим о чем-нибудь более приятном?
— Ага. — Соглашается она. — Давай о приятном.
Она поднимается с земли, оборачивается и смотрит на меня.
— Пойдем? — Спрашивает она.
Я киваю.
Наши глаза встречаются.
Я говорю себе, что она - именно то, чего я хочу. В смысле, я уверен, что это отличная идея.
У нас все получится.
Вместе мы точно справимся.
И все будет хорошо.
@темы: Музыка странного сна (с), «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина, Проебы Никки
-
-
08.02.2019 в 21:50-
-
08.02.2019 в 22:11-
-
08.02.2019 в 22:54-
-
08.02.2019 в 23:48-
-
09.02.2019 в 00:07