за жизнью - смерть; за смертью - снова жизнь. за миром - серость; за серостью - снова мир
А вот и эпилог книги. Немного попозже соберу ее в один файл и залью на Яндекс.Диск, а пока пойду залью что-нибудь алкогольное в себя, по случаю завершения этого труда. Никки ето любовь 
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
Сейчас октябрь 2011… прошло три с лишним года с тех пор, как мы с Джастином жили в квартире в Восточном Голливуде. Прошло три года, и каким-то чудом мне удавалось все это время оставаться в завязке, а Джастин, что тоже довольно безумно, почти закончил юридический факультет.
Ну, не знаю, может, дело не только в чуде. Я и сам проделал серьезную работу, учился любить и принимать себя — строил жизнь, за которую действительно хотелось бы бороться. Пытался и пытался и еще раз пытался. Держался. Не сдавался. Боролся. Сражался за жизнь, которой живу сейчас. Именно этим я занимаюсь… сражаюсь за нее. Каждый день я принимаю различные прописанные мне лекарства. Каждый день бегаю с Талулой и Реттом, моим щенком бладхаундом, по каньонам, окружающим Лос-Анджелес. Каждый день занимаюсь писательством и по кирпичику выстраиваю свою жизнь. Каждый день я оплачиваю счета, убираюсь в квартире, ужинаю и пытаюсь заснуть. Каждый день я остаюсь «чист». Я путешествую по стране, обсуждая с учениками старших классов наркозависимость и реабилитацию. Хожу на сеансы к др. Купер. Веду колонку о процессе реабилитации в онлайн-издании www.thefix.com/ Я не пью. Не принимаю наркотики. И так каждый день. И это никогда не закончится. Наркозависимость для меня — пожизненный процесс. И как бы я ни любил свою нынешнюю жизнь, никому такого не пожелаю. Быть наркозависимым отстойно. Когда я прихожу в школу и разговариваю с детьми, то всегда говорю им, что хотя со стороны может показаться, что я пережил все невзгоды и достиг успеха, на самом деле это не так. Я ежедневно страдаю из-за решений, принятых в прошлом, из-за зависимости, которой позволил выйти из-под контроля. С одиннадцати до двадцати шести лет я тратил время понапрасну, пытаясь придумать, как бы постоянно жить под кайфом. Я никак не желал смириться с тем фактом, что алкоголизм — это смертный приговор, нет, даже хуже, чем смертный приговор. Хуже, потому что алкоголь манипулировал мной, делая безумным и дезоориентированным и меняя химию моего мозга, нанося ему непоправимый вред.
Я так долго пытался повесить вину за свою зависимость на семью или детство, или депрессию или биполярное расстройство, но это все было не более, чем ложью. Мне потребовалось очень много времени, чтобы выяснить, что же именно со мной не так.
Знаете, если одна ученая — какая-то леди из Сан-Франциско — которая смогла вывести целую популяцию мух-наркоманов. Точнее, мух, которые являются наркоманами/алкоголиками. Насколько я понял, эта ученая создала пар с примесью кокаина, который мухи могли вдохнуть, пролетев по одному из туннелей в своей клетке. И она, эта ученая, обнаружила, что в то время, как большая часть мух будет летать в этот туннель только изредка, чтобы напиться или словить кайф, небольшой процент мух будет наведываться в туннель снова и снова — забыв про еду и воду — вовлекаясь в цикл, который кажется пугающе-человечным. Напившись или обкурившись, они некоторое время полетают по клетке, потом с полетами у них начнутся проблемы, они отрубятся минут на двадцать-тридцать, а затем все повторится по новой.
И таким образом, изучая и препарируя этих особенных мух, с наибольшей склонностью к зависимости, ученая действительно смогла найти несколько генов, связанных с алкоголизмом, а затем начала скрещивать этих избранных мух, чтобы получить в итоге целый выводок алкоголиков/наркоманов от мира мух.
На самом деле, эти мухи столь сильно зависимы, что даже когда туннель, ведущий к наркотикам, заменяли металлической панелью, по которой пускали электрические разряды, мухи все равно ползли по ней, стремясь к излюбленному наркотику. Они, конечно, оказывались оглушенными, но это их не останавливало.
Важно принять во внимание то, что мухи без зависимости только ступали одной лапкой на электролизированную поверхность и сразу же ее отдергивали, и никогда больше туда не возвращались.
Мухи-наркоманы, точно так же, как и люди, пойдут на что угодно ради очередной дозы — даже когда это желание вступает в прямое противоречие с инстинктом выживания и самосохранения. Другими словами, однажды став зависимым, остаешься им — начав употреблять часто — и не имеет значения человек ты или муха с большим задом, важна для тебя будет только погоня за дозой. Мы пойдем на что угодно, лишь бы получить еще. Это становится нашим смыслом жизни. И это не рациональное решение, не связанное с моралью. Это заложено в наших ДНК. И да, это может так и продремать всю жизнь. Или же пробудиться, как это случилось со мной — вы знаете, в тот момент, когда двенадцатилетний я начал курить травку каждый день. Суть в том, что все дело в наркотиках — ну, в наркотиках и в моем гребаном генетическом коде. Смешно думать о том, как долго я отказывался признавать этот простой факт. И, честно говоря, я даже не знаю, почему с ним спорил. Может, мне было стыдно признавать, что это наркотики полностью разрушили мою жизнь. Круче было воображать, что проблема возникла из-за моего ебанутого детства или стремного отчима, или маминого отъезда и тд. И хотя я уверен, что начал принимать наркотики отчасти из-за всего вышеперечисленного, моя настоящая зависимость ни с чем из этого не связана. Потому что, разумеется, у многих людей было трудное детство, но не все они становятся наркоманами — даже среди тех, кто пробовал наркотики. Я от таких отличался только хреновым генетическим кодом, таким же, как у моих новых маленьких мушиных друзей. Всю остальную работу сделали наркотики. Наркотики изменили меня. Изменили химию моего мозга, исказили мое восприятие себя и своего прошлого.
Помню, когда мне было восемнадцать лет и я впервые попробовал мет, то у меня появилось это чувство, мол, вау, в первый раз за всю мою жизнь я по-настоящему счастлив. И я верил в это. Черт возьми, я верил в это большую часть своей жизни. Верил, что до мета никогда не был счастлив — и в то, что без него никогда не буду счастлив снова. Но это была ложь. Ложь, которую внушали мне наркотики. Ложь, с помощью которой наркотики манипулировали мной и меняли химию моего мозга. И, да, подобно мухам, я научился ползать по электролизированной поверхности за новой дозой. Звучит жалко, я знаю. Стоит мне напиться или принять наркотик, как начинается превращение. Я превращаюсь в человека, превращающегося в муху. Мной и мухами движет одно и то же, слепой, неутолимый голод.
Есть одна сцена в фильме Кроненберга — ну, знаете, в «Мухе» — когда Джефф Голдблюм (находящийся в процессе трансформации) говорит Джине Дэвис: «я — насекомое, которое видело сон о том, что оно является мужчиной и радовалось этому. Но теперь сон окончен… и насекомое пробудилось». И, да, чем больше наркотиков я принимал — и чем дольше этим занимался — тем сильнее напоминал муху — и тем труднее было вернуть себе человеческий облик. И я знаю, что не у всех получается вернуться. Я просто хотел бы намного раньше узнать, чем на самом деле является алкоголизм — генетической мутацией, психическим заболеванием, бороться с которым предстоит всю жизнь. Может быть, тогда я бы раньше распознал симптомы собственного алкоголизма, до того, как он взял контроль над моей жизнью. Возможно, тогда я не потратил бы зря все эти годы, живя как муха. Просто это такая потеря. Единственное, что меня с ней примиряет, так это мысль о том, что теперь я могу поделиться своим опытом и знаниями, помочь (надеюсь) другим наркоманам.
Не то, чтобы я не был благодарен за свою нынешнюю жизнь. Это не так. Благодарен. Просто я хочу сказать, что понапрасну потратил столько времени. И что в этом нет ничего модного или сексуального. Это не круто и не здорово. Что по-настоящему здорово, так это забота о своей семье. Очень круто, когда у твоей семьи есть дом и медицинская страховка, когда ты в состоянии платить по счетам. Модно быть хорошим отцом, хорошим мужем, хорошим хозяином для своей собаки, блин. Вот что меня волнует в нынешнее время. Вот что имеет значение. Я буду посвящать всего себя этому. И у меня все получится. Потому что я не смогу снова проебаться. И не проебусь. Я не должен вновь падать на дно. Никто из нас не должен. Не все мы падаем. Мы не упадем. Я завязал с наркотиками. И это мои последние воспоминания о процессе выздоровления. Вот так, у меня больше не осталось историй про наркотики, которые можно было бы рассказать. Но я собираюсь продолжить заниматься писательством. На самом деле, я в настоящее время работаю над книгой и даже пишу сценарий для ТВ. И хотя он не про наркотики… там определенно будет куча крови и секса и насилия… Так что я надеюсь, что вы продолжите следить за моим творчеством. Как поет Марк Болан:
В глубине моего сердца есть дом, способный вместить всех вас
Ну ладно, круто, спасибо еще раз…
Скоро увидимся…
Н.
Мы все проебываемся
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
Сейчас октябрь 2011… прошло три с лишним года с тех пор, как мы с Джастином жили в квартире в Восточном Голливуде. Прошло три года, и каким-то чудом мне удавалось все это время оставаться в завязке, а Джастин, что тоже довольно безумно, почти закончил юридический факультет.
Ну, не знаю, может, дело не только в чуде. Я и сам проделал серьезную работу, учился любить и принимать себя — строил жизнь, за которую действительно хотелось бы бороться. Пытался и пытался и еще раз пытался. Держался. Не сдавался. Боролся. Сражался за жизнь, которой живу сейчас. Именно этим я занимаюсь… сражаюсь за нее. Каждый день я принимаю различные прописанные мне лекарства. Каждый день бегаю с Талулой и Реттом, моим щенком бладхаундом, по каньонам, окружающим Лос-Анджелес. Каждый день занимаюсь писательством и по кирпичику выстраиваю свою жизнь. Каждый день я оплачиваю счета, убираюсь в квартире, ужинаю и пытаюсь заснуть. Каждый день я остаюсь «чист». Я путешествую по стране, обсуждая с учениками старших классов наркозависимость и реабилитацию. Хожу на сеансы к др. Купер. Веду колонку о процессе реабилитации в онлайн-издании www.thefix.com/ Я не пью. Не принимаю наркотики. И так каждый день. И это никогда не закончится. Наркозависимость для меня — пожизненный процесс. И как бы я ни любил свою нынешнюю жизнь, никому такого не пожелаю. Быть наркозависимым отстойно. Когда я прихожу в школу и разговариваю с детьми, то всегда говорю им, что хотя со стороны может показаться, что я пережил все невзгоды и достиг успеха, на самом деле это не так. Я ежедневно страдаю из-за решений, принятых в прошлом, из-за зависимости, которой позволил выйти из-под контроля. С одиннадцати до двадцати шести лет я тратил время понапрасну, пытаясь придумать, как бы постоянно жить под кайфом. Я никак не желал смириться с тем фактом, что алкоголизм — это смертный приговор, нет, даже хуже, чем смертный приговор. Хуже, потому что алкоголь манипулировал мной, делая безумным и дезоориентированным и меняя химию моего мозга, нанося ему непоправимый вред.
Я так долго пытался повесить вину за свою зависимость на семью или детство, или депрессию или биполярное расстройство, но это все было не более, чем ложью. Мне потребовалось очень много времени, чтобы выяснить, что же именно со мной не так.
Знаете, если одна ученая — какая-то леди из Сан-Франциско — которая смогла вывести целую популяцию мух-наркоманов. Точнее, мух, которые являются наркоманами/алкоголиками. Насколько я понял, эта ученая создала пар с примесью кокаина, который мухи могли вдохнуть, пролетев по одному из туннелей в своей клетке. И она, эта ученая, обнаружила, что в то время, как большая часть мух будет летать в этот туннель только изредка, чтобы напиться или словить кайф, небольшой процент мух будет наведываться в туннель снова и снова — забыв про еду и воду — вовлекаясь в цикл, который кажется пугающе-человечным. Напившись или обкурившись, они некоторое время полетают по клетке, потом с полетами у них начнутся проблемы, они отрубятся минут на двадцать-тридцать, а затем все повторится по новой.
И таким образом, изучая и препарируя этих особенных мух, с наибольшей склонностью к зависимости, ученая действительно смогла найти несколько генов, связанных с алкоголизмом, а затем начала скрещивать этих избранных мух, чтобы получить в итоге целый выводок алкоголиков/наркоманов от мира мух.
На самом деле, эти мухи столь сильно зависимы, что даже когда туннель, ведущий к наркотикам, заменяли металлической панелью, по которой пускали электрические разряды, мухи все равно ползли по ней, стремясь к излюбленному наркотику. Они, конечно, оказывались оглушенными, но это их не останавливало.
Важно принять во внимание то, что мухи без зависимости только ступали одной лапкой на электролизированную поверхность и сразу же ее отдергивали, и никогда больше туда не возвращались.
Мухи-наркоманы, точно так же, как и люди, пойдут на что угодно ради очередной дозы — даже когда это желание вступает в прямое противоречие с инстинктом выживания и самосохранения. Другими словами, однажды став зависимым, остаешься им — начав употреблять часто — и не имеет значения человек ты или муха с большим задом, важна для тебя будет только погоня за дозой. Мы пойдем на что угодно, лишь бы получить еще. Это становится нашим смыслом жизни. И это не рациональное решение, не связанное с моралью. Это заложено в наших ДНК. И да, это может так и продремать всю жизнь. Или же пробудиться, как это случилось со мной — вы знаете, в тот момент, когда двенадцатилетний я начал курить травку каждый день. Суть в том, что все дело в наркотиках — ну, в наркотиках и в моем гребаном генетическом коде. Смешно думать о том, как долго я отказывался признавать этот простой факт. И, честно говоря, я даже не знаю, почему с ним спорил. Может, мне было стыдно признавать, что это наркотики полностью разрушили мою жизнь. Круче было воображать, что проблема возникла из-за моего ебанутого детства или стремного отчима, или маминого отъезда и тд. И хотя я уверен, что начал принимать наркотики отчасти из-за всего вышеперечисленного, моя настоящая зависимость ни с чем из этого не связана. Потому что, разумеется, у многих людей было трудное детство, но не все они становятся наркоманами — даже среди тех, кто пробовал наркотики. Я от таких отличался только хреновым генетическим кодом, таким же, как у моих новых маленьких мушиных друзей. Всю остальную работу сделали наркотики. Наркотики изменили меня. Изменили химию моего мозга, исказили мое восприятие себя и своего прошлого.
Помню, когда мне было восемнадцать лет и я впервые попробовал мет, то у меня появилось это чувство, мол, вау, в первый раз за всю мою жизнь я по-настоящему счастлив. И я верил в это. Черт возьми, я верил в это большую часть своей жизни. Верил, что до мета никогда не был счастлив — и в то, что без него никогда не буду счастлив снова. Но это была ложь. Ложь, которую внушали мне наркотики. Ложь, с помощью которой наркотики манипулировали мной и меняли химию моего мозга. И, да, подобно мухам, я научился ползать по электролизированной поверхности за новой дозой. Звучит жалко, я знаю. Стоит мне напиться или принять наркотик, как начинается превращение. Я превращаюсь в человека, превращающегося в муху. Мной и мухами движет одно и то же, слепой, неутолимый голод.
Есть одна сцена в фильме Кроненберга — ну, знаете, в «Мухе» — когда Джефф Голдблюм (находящийся в процессе трансформации) говорит Джине Дэвис: «я — насекомое, которое видело сон о том, что оно является мужчиной и радовалось этому. Но теперь сон окончен… и насекомое пробудилось». И, да, чем больше наркотиков я принимал — и чем дольше этим занимался — тем сильнее напоминал муху — и тем труднее было вернуть себе человеческий облик. И я знаю, что не у всех получается вернуться. Я просто хотел бы намного раньше узнать, чем на самом деле является алкоголизм — генетической мутацией, психическим заболеванием, бороться с которым предстоит всю жизнь. Может быть, тогда я бы раньше распознал симптомы собственного алкоголизма, до того, как он взял контроль над моей жизнью. Возможно, тогда я не потратил бы зря все эти годы, живя как муха. Просто это такая потеря. Единственное, что меня с ней примиряет, так это мысль о том, что теперь я могу поделиться своим опытом и знаниями, помочь (надеюсь) другим наркоманам.
Не то, чтобы я не был благодарен за свою нынешнюю жизнь. Это не так. Благодарен. Просто я хочу сказать, что понапрасну потратил столько времени. И что в этом нет ничего модного или сексуального. Это не круто и не здорово. Что по-настоящему здорово, так это забота о своей семье. Очень круто, когда у твоей семьи есть дом и медицинская страховка, когда ты в состоянии платить по счетам. Модно быть хорошим отцом, хорошим мужем, хорошим хозяином для своей собаки, блин. Вот что меня волнует в нынешнее время. Вот что имеет значение. Я буду посвящать всего себя этому. И у меня все получится. Потому что я не смогу снова проебаться. И не проебусь. Я не должен вновь падать на дно. Никто из нас не должен. Не все мы падаем. Мы не упадем. Я завязал с наркотиками. И это мои последние воспоминания о процессе выздоровления. Вот так, у меня больше не осталось историй про наркотики, которые можно было бы рассказать. Но я собираюсь продолжить заниматься писательством. На самом деле, я в настоящее время работаю над книгой и даже пишу сценарий для ТВ. И хотя он не про наркотики… там определенно будет куча крови и секса и насилия… Так что я надеюсь, что вы продолжите следить за моим творчеством. Как поет Марк Болан:
В глубине моего сердца есть дом, способный вместить всех вас
Ну ладно, круто, спасибо еще раз…
Скоро увидимся…
Н.
@темы: «Неужели вы считаете, что ваш лепет может заинтересовать лесоруба из Бад-Айблинга?», никки сын метамфетамина
-
-
21.10.2019 в 14:12-
-
21.10.2019 в 14:34-
-
21.10.2019 в 18:39-
-
21.10.2019 в 19:22А Ник ужасный везунчик, многие бы еще на половине его приключений умерли
-
-
22.10.2019 в 01:25-
-
22.10.2019 в 09:24